Но затем… Впрочем, послушаем рассказ самого М. Таривердиева: «Когда начались съёмки „Иронии судьбы“, мы стали искать певицу. Я пробовал очень многих. Была такая прелестная певица Валя Пономарёва — она пробовалась, ещё кто-то. Это было хорошо, но все же не подходило. Тогда я попросил Раису Александровну Лукину, замечательного музыкального редактора, просто легендарного редактора, найти Пугачёву. А Алла как-то после „Короля-Оленя“ совершенно пропала. И где она? А бог знает где. Все же нашли её. Начали мы с ней работать. Работали много, около месяца. Хотя, казалось бы, поёт всего четыре романса. Вообще, конечно, ей трудно с нами было. Эльдар требует от неё одного, я — другого. Совсем замучили её. На каждую песню было сделано по тридцать дублей. За целый день писали по одному романсу. В итоге она записалась замечательно. Эти её записи не подвержены ни времени, ни моде, ни каким-то другим преходящим вещам. Эти записи уже остались. Записи, которые она делала потом, эстрадные, они оказались подверженными моде, от них уставали, их переставали слушать. А эти остались. И лучше неё никто после этого не спел…»
Алла Пугачёва — 65 — 74
1965
«Робот» (Л. Мерабов — М. Танич).
1966
«Не спорь со мной» (В. Шаинский — О. Гаджикасимов);
«Как бы мне влюбиться» (В. Шаинский — Брянский);
«Иду из кино» (Б. Савельев — И. Кашежева);
«Хожу, вожу» (В. Гамалея — Л. Дербенев);
«Дрозды» (В. Шаинский — С. Островой);
«По грибы» (В. Гамалея — М. Танич);
«Терема» (Б. Вахнюк).
1967
«Король, цветочница и шут» (В. Шаинский);
«Единственный вальс» (А. Пугачёва).
1970
«Дуэт Короля и Анжелы», «Тарантелла», «Баллада Анжелы» (М. Таривердиев — В. Коростылев), из х/ф «Король-Олень»;
«И продолженье следует» (М. Левитин — М. Матусовский), из т/ф «Такая короткая долгая жизнь».
1972
«Или-Или», «Мой городок», «Песенка официантки», «Предчувствия» (Г. Гладков — Ю. Энтин), из т/ф «Стоянка поезда — две минуты»;
«Любовь должна быть доброю» (И. Резник).
1973
Песни из сказки «Дважды два четыре» (В. Шаинский — М. Пляцковский);
«Песенка Рыжехвостенькой», «Все мы делим пополам» (в дуэте с Э. Хилем), «На свете невозможное случается».
1974
«Не забывай, Земля глядит на нас» (А. Монастырев — О. Писаржевская), с Ю. Слободкиным;
«Берёза белая» (В. Шиманский), с Ю. Слободкиным;
«Мы такими же станем», с Ю. Слободкиным;
«А я говорю» (Э. Ханок), с Ю. Слободкиным;
«Не надо ждать» (Р. Мануков — В. Харитонов), с «Весёлыми ребятами»;
«Вишня» (Р. Мануков — А. Прокофьев), с «Весёлыми ребятами»;
«Эльтиген» (Л. Лядова — Владимов), с «Весёлыми ребятами»;
«Загранка» (М. Минков — М. Танич), с «Весёлыми ребятами»;
«Ермолова с Чистых прудов» (Н. Богословский — Дыховичный, М. Слободской);
«Посидим, поокаем» (А. Муромцев — И. Резник);
«Вспоминай меня» (В. Добрынин — В. Тушнова).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТРИУМФ
1975
ФЕВРАЛЬ
В те дни в Министерство культуры СССР пришла телеграмма от их коллег из Болгарии, в которой содержалась одна-единственная просьба: сообщить имя исполнителя, которому предстояло отстаивать честь Советского Союза на ежегодном фестивале эстрадной песни «Золотой Орфей», проводившемся в июне в курортном городе Слынчев Бряг. В советском Минкульте был срочно подготовлен ответ, где сообщалось имя молодого певца из оркестра Константина Орбеляна. Последний был весьма влиятельным человеком в музыкальных кругах страны, в 72-м году уже заседал в жюри «Золотого Орфея» и рассчитывал на этот раз с помощью своего выдвиженца завоевать на конкурсе Большой приз. В Болгарию были высланы фонограммы с песнями в исполнении этого певца и никто не сомневался, что именно он и отправится на конкурс. Как вдруг…
Фонограммы певца только-только достигли берегов Болгарии, как вдруг в Минкульте узнали, что фаворит Орбеляна мужчина «с изъяном»: имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию. А сей грех в пуританском советском обществе карался весьма строго — в уголовном кодексе на этот счёт была статья, грозящая обвиняемому тюремным заключением на несколько лет. Но дело было даже не в уголовном аспекте этой проблемы, а скорее в идеологическом: как только в Минкульте представили, какая свистопляска может подняться в западной печати, если советский певец-гомосексуалист получит одно из призовых мест, тамошним чиновникам стало дурно. Так ведь можно было и карьеры своей лишиться. В итоге кандидатуру неблагонадёжного певца забраковали. И стали искать другого исполнителя.
Когда Алла Пугачёва узнала о ситуации вокруг «Золотого Орфея», она бросилась к Павлу Слободкину. К тому времени их отношения из категории рабочих перетекли в более интимные, поэтому Пугачёва имела все основания просить Слободкина замолвить за неё словечко. Тот оказался рыцарем: ради любимой женщины готов был на многое. Однако его миссия имела мало шансов на успех, поскольку за спиной у Пугачёвой кроме него самого никто не стоял. Даже то, что Пугачёва участвовала в конкурсе эстрады и заняла там третье место, мало кого в Минкульте интересовало. Нужен был сильный протеже. И здесь на горизонте возник все тот же Константин Орбелян. Оказывается, увидев Пугачёву на конкурсе эстрады, он отметил её певческие способности и проникся к ней большой симпатией. Кроме этого, им, видимо, двигало ещё одно желание: он хотел хоть как-то загладить свою вину после прокола с певцом-гомосексуалистом. В итоге за Пугачёву в Минкульте ходатайствовали сразу два влиятельных человека: Орбелян и Слободкин.
По условиям «Золотого Орфея» конкурсанты должны были исполнить три песни: одну родную и две болгарского происхождения. С первой у Пугачёвой проблем не было — ею стала песня молодого композитора Вячеслава Добрынина на стихи Наума Олева «Помоги мне, дождик». С одной из болгарских песен она тоже определилась достаточно скоро — это была композиция «Я люблю тебя, Ленинград» Ангела Заберского в аранжировке Алексея Мажукова. Однако обе песни никак не тянули на звание хитов, способных принести Пугачёвой не то что Гран-при, но даже одно из призовых мест. Нужен был настоящий шлягер, который раскрыл бы все грани таланта молодой певицы. Но где его взять? Поиски длились мучительно долго и могли закончиться ничем, если бы не счастливый случай. Кстати, их в жизни Пугачёвой всегда происходило, на удивление, много, что свидетельствует о несомненном вмешательстве Провидения в судьбу певицы.
АПРЕЛЬ
На дворе стоял то ли конец марта, то ли на начало апреля. В эти же самые дни Эльдар Рязанов работал в павильоне «Мосфильма» над «Иронией судьбы» и снимал эпизоды, где Надя Шевелева в исполнении Барбары Брыльской пела песни голосом Аллы Пугачёвой (голос певицы звучал из магнитофона). Сама Пугачёва тогда репетировала в одном из московских домов культуры с «Весёлыми ребятами». За час до репетиции на полутёмную сцену поднялся незнакомый мужчина, назвал своё имя (причём неразборчиво) и протянул певице ноты, пластинку и листок с зарифмованным подстрочником. При этом он сказал: «Я слышал, вы ищете песню? Посмотрите эту — „Арлекино“. Может, пригодится». И так же быстро, как появился, этот человек ушёл, не оставив после себя никаких координат, кроме неразборчивого имени.
Когда стали подробно разбираться с этим «Арлекино», выяснилось, что это была довольно старенькая песня болгарского автора Эмила Димитрова, с которой он стал победителем «Сопота-64». Текст в ней был не ахти какой, но музыка была вполне пригодной для шлягера. Сначала песню отдали поэту Борису Вахнюку, но его стихотворный вариант не удовлетворил Пугачёву. Тогда за дело взялся Слободкин. С «Весёлыми ребятами» работал молодой поэт Борис Баркас, которому и было дано задание придумать добротный текст, который лёг бы на новую ритмичную основу. Первые строчки родились чуть ли не сразу:
По острым иглам яркого огня…
Бегу, бегу — дороге нет конца…
На основе нового текста Пугачёва придумала и свой сценический образ — грустного клоуна с неустроенной судьбой. Во время работы над песней озарение следовало за озарением. Был придуман знаменитый смех в паузах между куплетами, безвольно болтающиеся в локтях руки и т. д. Короче, при работе над этой песней Пугачёва попала именно в ту стихию, в которой чувствовала себя наиболее комфортно. Это был сплав театра и песни, мимики и жеста. Как будет вспоминать потом сама певица: «В „Арлекино“ прекрасная музыка удивительно сочеталась с прекрасным текстом. Там все было слито воедино — и композиторский замысел, и аранжировка, и слова, — там был простор для приложения всех артистических сил. Кропотливо шла работа над аранжировкой, отрабатывалась пластика, жесты, интонация… Случай случаем, но кроме фортуны есть ещё и каторжная работа артиста. Только это помогает ему понять, чего он хочет, что ищет в себе на сцене. Я старалась создать образ, когда повстречалась со своим „Арлекино“. Нет образа — нет и счастливой встречи с Арлекино. Случай бывает конкретным, а певец без образа неконкретен…»
МАЙ
В середине мая Алла Пугачёва и «Весёлые ребята» отправились в столицу Украины, где в те дни проходил музыкальный фестиваль «Киевская весна». Их выступление там строилось по стандартному сценарию: сначала выступал ансамбль, затем на сцену выходила Пугачёва. Её выступление длилось недолго, поскольку её статус внутри коллектива был ещё невелик: она исполняла свои законные две песни и удалялась. Однако в Киеве ей не позволили спеть даже эти две песни. Устроители фестиваля усмотрели в сценическом поведении Пугачёвой намёк на излишнюю сексуальность и запретили ей появляться на сцене. Вернее, появиться ей разрешили, но с другими песнями. А другие она петь не хотела. Вот и получилось, что она зря прокатилась. Знай запретители Пугачёвой, что до её международного триумфа остаётся каких-то две недели, они наверняка вели бы себя совершенно иначе.
Вернувшись в Москву, Пугачёва стала буквально считать дни до своего отъезда в Болгарию. С неменьшим нетерпением ждал её отъезда и композитор Вячеслав Добрынин, одну из песен которого Пугачёва отобрала для фестивального конкурса. Как вдруг в конце мая случился облом — на горизонте у Пугачёвой появилась другая песня. Вот как об этом вспоминает виновник происшедшего композитор Алексей Мажуков: «Моя песня попала на фестиваль совершенно случайно. Алла пришла ко мне вместе с Павлом Слободкиным и попросила сделать аранжировки к конкурсным песням. Я спросил: „Чьи песни ты будешь петь?“. Она отвечает: „Добрынина“. Я её упрекнул: „А что же тогда за аранжировками ко мне пришла? Вот к нему и иди!“ Алла Борисовна так заинтересованно: „А у вас есть для меня что-то?“ Я предложил „Ты снишься мне“, которая ей сразу понравилась, и она взяла её на конкурс…»
ИЮНЬ
В начале июня в болгарский город Слынчев Бряг, где должен был состояться музыкальный фестиваль «Золотой Орфей», отправилась представительная делегация из Советского Союза. В неё вошли: заместитель начальника Управления музыкальных учреждений Минкульта СССР Владимир Ковалёв (член жюри), композитор Константин Орбелян (член жюри), Лев Лещенко (почётный гость), Алла Пугачёва (участник конкурса). Всех прибывших на фестиваль поселили в гостинице «Сатурн», где также расположился и штаб фестиваля.
Как вспоминают очевидцы, Пугачёва в те дни страшно мандражировала, хотя все, кто был с нею рядом, как могли её успокаивали. Первым это сделал Лещенко. Как вспоминает сама певица: «В гостинице меня встречает Лев Лещенко. Лауреатом „Золотого Орфея“ он уже был. Сейчас приехал как гость. Успокоил меня, сказал, что берет надо мной шефство. И, не откладывая в долгий ящик, сразу же преподал несколько уроков: во-первых, нужно выспаться, чтобы быть в хорошей форме; во-вторых, на репетициях не выкладываться. Просто вполголоса и вполсилы с дирижёром „просмотреть“ партитуру. В-третьих, соперники сильные. „Гран-при“ — нереально. Но за первую или вторую премию поборемся. Он был для меня настоящим другом. Я соблюдала все пункты его строгого предписания…»
Другие члены делегации старались успокоить Пугачёву иными методами. Например, приятель Лещенко попытался было «подъехать» к ней с флиртом, заявившись ночью к ней в номер. Но она его быстренько «отшила». Так и сказала: «Ребята, все мы тут не мужики и бабы, а прежде всего — коллеги!»
Фестиваль стартовал вечером 3 июня в Летнем театре с обязательного конкурса, где участники должны были спеть песню на болгарском языке. Пугачёва исполнила «Я люблю тебя, Ленинград», которую до этого исполнял Бисер Киров. Последний сразу после выступления Пугачёвой лично подошёл к ней и признался, что теперь ему придётся забросить свой оригинал и петь, как она. Но это было мнение пусть авторитетного, но все же одного человека, поскольку на аудиторию в целом (за исключением советских туристов) эта песня большого впечатления не произвела. Да что там болгары: даже наша журналистка Н. Завадская из журнала «Музыкальная жизнь» по поводу этой песни написала следующее: «Честно говоря, на песне несколько сказалось общее увлечение „цыганочкой“ как „обязательной“ краской песни „а-ля рюсс“ (что, впрочем, не мешает ей быть мелодичной и достаточно эффектной). Аранжировка Алексея Мажукова, с лирической цитатой из песни Соловьёва-Седого „Слушай, Ленинград, я тебе спою…“, на мой взгляд, могла бы быть очень хороша, если бы не подчёркивала „цыганский“ элемент. А вот русский перевод, увы, слабоват! Повезло ещё, что, видимо, кроме нас, в него никто и не вслушивался…»
На третий день фестиваля определились возможные претенденты на главные призы. Среди них: англичанин Карл Уэйн, полька Богдана Загурска, гречанка Ксаники Пераки, русская Алла Пугачёва. Эта четвёрка сошлась в решающем раунде конкурсной программы вечером 5 июня. Первым выступил Уэйн, спевший песню Зорницы Поповой «Сколько радости в мире». Как пишет все та же Н. Завадская: «Уэйн выскакивает на сцену с фальцетным криком, словно не в силах сдержать бьющую в нем через край радость. Это так неожиданно и обаятельно, что невольно хочется кричать вместе с ним. Высокий, тонкий, прекрасно владеющий своим телом артист чувствует себя на эстраде как рыба в воде. Он перекидывает микрофон из руки в руку, высоко подбрасывая его в воздух, — все это вполне в образе песни. При этом Уэйн беспредельно музыкален, заразителен. Да. Прекрасный артист. От него можно ожидать многого…»
Следом за англичанином выступала Богдана Загурска, которая спела совсем иную песню — лирическую. Затем настала очередь болгарина Петра Чернева, которого на сцене сменила Алла Пугачёва с песней «Ты снишься мне». И вновь обращусь к воспоминаниям Н. Завадской: «Сегодня она особенно хороша — длинное чёрное платье оттеняет, подчёркивает её хрупкость, женственность. И поэтому так поражает, буквально захлёстывает экспрессия, сила чувства, которым наполняет артистка песню — любовное признание. А потом вдруг на наших глазах элегантная женщина превращается в циркового клоуна — маленького, смешного, несчастного. С деревянными руками, которые, словно на шарнирах, падая, сгибаются в суставах. Пугачёва поёт песню Эмила Димитрова „Арлекино“. Из старой, запетой песни (русский текст Б. Баркаса) она создаёт новеллу. Перед нами проходит жизнь циркового артиста. Смех сквозь слезы. И когда характерный — клоунский — смех вдруг сменяется трагическими интонациями, когда снята маска — сжимается сердце… Мастерство Аллы Пугачёвой в этой песне заставляло меня порой вспоминать знаменитую „Маленькую балерину“ Вертинского.
А зал стонет, именно стонет, аплодируя… (Песню «Арлекино» публика попросит спеть на «бис». — Ф. Р.).
Все вокруг поздравляют нас. «Какая выразительная певица, не просто певица, а синтетическая артистка!» — говорит о Пугачёвой заместитель ректора Софийской консерватории композитор Бенцион Элиезер. «Алла Пугачёва — открытие не только „Золотого Орфея“, но и мировой эстрады». Это слова директора фирмы «Балкантон», композитора Александра Иосифова…»
Кстати, этот концерт транслировался на всю Болгарию (в Советском Союзе его покажут значительно позже, о чем ещё будет идти речь впереди), и одним из его зрителей был 8-летний мальчик Филипп Киркоров. Много позже он будет об этом вспоминать следующим образом: «Я тогда очень болел, и мать повезла меня к Ванге. А та сказала: „Первая женщина, которую увидит ваш сын сейчас, — будет его женой“. Мать обалдела. Какая может быть женщина? Мы живём в доме, кроме мамы, бабушки, другой бабушки и тёти, никаких женщин. Не на родной же бабушке я женюсь. А в этот вечер шёл „Золотой Орфей“. Я проснулся, и первое, что слышу: „Алла Пугачёва, Советский Союз“. Выходит девушка, и я понимаю, что мне она очень нравится…».
После завершения конкурсной программы никто из заинтересованных лиц не уходит домой. Все отправляются в ресторан гостиницы «Сатурн», где заседает жюри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Алла Пугачёва — 65 — 74
1965
«Робот» (Л. Мерабов — М. Танич).
1966
«Не спорь со мной» (В. Шаинский — О. Гаджикасимов);
«Как бы мне влюбиться» (В. Шаинский — Брянский);
«Иду из кино» (Б. Савельев — И. Кашежева);
«Хожу, вожу» (В. Гамалея — Л. Дербенев);
«Дрозды» (В. Шаинский — С. Островой);
«По грибы» (В. Гамалея — М. Танич);
«Терема» (Б. Вахнюк).
1967
«Король, цветочница и шут» (В. Шаинский);
«Единственный вальс» (А. Пугачёва).
1970
«Дуэт Короля и Анжелы», «Тарантелла», «Баллада Анжелы» (М. Таривердиев — В. Коростылев), из х/ф «Король-Олень»;
«И продолженье следует» (М. Левитин — М. Матусовский), из т/ф «Такая короткая долгая жизнь».
1972
«Или-Или», «Мой городок», «Песенка официантки», «Предчувствия» (Г. Гладков — Ю. Энтин), из т/ф «Стоянка поезда — две минуты»;
«Любовь должна быть доброю» (И. Резник).
1973
Песни из сказки «Дважды два четыре» (В. Шаинский — М. Пляцковский);
«Песенка Рыжехвостенькой», «Все мы делим пополам» (в дуэте с Э. Хилем), «На свете невозможное случается».
1974
«Не забывай, Земля глядит на нас» (А. Монастырев — О. Писаржевская), с Ю. Слободкиным;
«Берёза белая» (В. Шиманский), с Ю. Слободкиным;
«Мы такими же станем», с Ю. Слободкиным;
«А я говорю» (Э. Ханок), с Ю. Слободкиным;
«Не надо ждать» (Р. Мануков — В. Харитонов), с «Весёлыми ребятами»;
«Вишня» (Р. Мануков — А. Прокофьев), с «Весёлыми ребятами»;
«Эльтиген» (Л. Лядова — Владимов), с «Весёлыми ребятами»;
«Загранка» (М. Минков — М. Танич), с «Весёлыми ребятами»;
«Ермолова с Чистых прудов» (Н. Богословский — Дыховичный, М. Слободской);
«Посидим, поокаем» (А. Муромцев — И. Резник);
«Вспоминай меня» (В. Добрынин — В. Тушнова).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТРИУМФ
1975
ФЕВРАЛЬ
В те дни в Министерство культуры СССР пришла телеграмма от их коллег из Болгарии, в которой содержалась одна-единственная просьба: сообщить имя исполнителя, которому предстояло отстаивать честь Советского Союза на ежегодном фестивале эстрадной песни «Золотой Орфей», проводившемся в июне в курортном городе Слынчев Бряг. В советском Минкульте был срочно подготовлен ответ, где сообщалось имя молодого певца из оркестра Константина Орбеляна. Последний был весьма влиятельным человеком в музыкальных кругах страны, в 72-м году уже заседал в жюри «Золотого Орфея» и рассчитывал на этот раз с помощью своего выдвиженца завоевать на конкурсе Большой приз. В Болгарию были высланы фонограммы с песнями в исполнении этого певца и никто не сомневался, что именно он и отправится на конкурс. Как вдруг…
Фонограммы певца только-только достигли берегов Болгарии, как вдруг в Минкульте узнали, что фаворит Орбеляна мужчина «с изъяном»: имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию. А сей грех в пуританском советском обществе карался весьма строго — в уголовном кодексе на этот счёт была статья, грозящая обвиняемому тюремным заключением на несколько лет. Но дело было даже не в уголовном аспекте этой проблемы, а скорее в идеологическом: как только в Минкульте представили, какая свистопляска может подняться в западной печати, если советский певец-гомосексуалист получит одно из призовых мест, тамошним чиновникам стало дурно. Так ведь можно было и карьеры своей лишиться. В итоге кандидатуру неблагонадёжного певца забраковали. И стали искать другого исполнителя.
Когда Алла Пугачёва узнала о ситуации вокруг «Золотого Орфея», она бросилась к Павлу Слободкину. К тому времени их отношения из категории рабочих перетекли в более интимные, поэтому Пугачёва имела все основания просить Слободкина замолвить за неё словечко. Тот оказался рыцарем: ради любимой женщины готов был на многое. Однако его миссия имела мало шансов на успех, поскольку за спиной у Пугачёвой кроме него самого никто не стоял. Даже то, что Пугачёва участвовала в конкурсе эстрады и заняла там третье место, мало кого в Минкульте интересовало. Нужен был сильный протеже. И здесь на горизонте возник все тот же Константин Орбелян. Оказывается, увидев Пугачёву на конкурсе эстрады, он отметил её певческие способности и проникся к ней большой симпатией. Кроме этого, им, видимо, двигало ещё одно желание: он хотел хоть как-то загладить свою вину после прокола с певцом-гомосексуалистом. В итоге за Пугачёву в Минкульте ходатайствовали сразу два влиятельных человека: Орбелян и Слободкин.
По условиям «Золотого Орфея» конкурсанты должны были исполнить три песни: одну родную и две болгарского происхождения. С первой у Пугачёвой проблем не было — ею стала песня молодого композитора Вячеслава Добрынина на стихи Наума Олева «Помоги мне, дождик». С одной из болгарских песен она тоже определилась достаточно скоро — это была композиция «Я люблю тебя, Ленинград» Ангела Заберского в аранжировке Алексея Мажукова. Однако обе песни никак не тянули на звание хитов, способных принести Пугачёвой не то что Гран-при, но даже одно из призовых мест. Нужен был настоящий шлягер, который раскрыл бы все грани таланта молодой певицы. Но где его взять? Поиски длились мучительно долго и могли закончиться ничем, если бы не счастливый случай. Кстати, их в жизни Пугачёвой всегда происходило, на удивление, много, что свидетельствует о несомненном вмешательстве Провидения в судьбу певицы.
АПРЕЛЬ
На дворе стоял то ли конец марта, то ли на начало апреля. В эти же самые дни Эльдар Рязанов работал в павильоне «Мосфильма» над «Иронией судьбы» и снимал эпизоды, где Надя Шевелева в исполнении Барбары Брыльской пела песни голосом Аллы Пугачёвой (голос певицы звучал из магнитофона). Сама Пугачёва тогда репетировала в одном из московских домов культуры с «Весёлыми ребятами». За час до репетиции на полутёмную сцену поднялся незнакомый мужчина, назвал своё имя (причём неразборчиво) и протянул певице ноты, пластинку и листок с зарифмованным подстрочником. При этом он сказал: «Я слышал, вы ищете песню? Посмотрите эту — „Арлекино“. Может, пригодится». И так же быстро, как появился, этот человек ушёл, не оставив после себя никаких координат, кроме неразборчивого имени.
Когда стали подробно разбираться с этим «Арлекино», выяснилось, что это была довольно старенькая песня болгарского автора Эмила Димитрова, с которой он стал победителем «Сопота-64». Текст в ней был не ахти какой, но музыка была вполне пригодной для шлягера. Сначала песню отдали поэту Борису Вахнюку, но его стихотворный вариант не удовлетворил Пугачёву. Тогда за дело взялся Слободкин. С «Весёлыми ребятами» работал молодой поэт Борис Баркас, которому и было дано задание придумать добротный текст, который лёг бы на новую ритмичную основу. Первые строчки родились чуть ли не сразу:
По острым иглам яркого огня…
Бегу, бегу — дороге нет конца…
На основе нового текста Пугачёва придумала и свой сценический образ — грустного клоуна с неустроенной судьбой. Во время работы над песней озарение следовало за озарением. Был придуман знаменитый смех в паузах между куплетами, безвольно болтающиеся в локтях руки и т. д. Короче, при работе над этой песней Пугачёва попала именно в ту стихию, в которой чувствовала себя наиболее комфортно. Это был сплав театра и песни, мимики и жеста. Как будет вспоминать потом сама певица: «В „Арлекино“ прекрасная музыка удивительно сочеталась с прекрасным текстом. Там все было слито воедино — и композиторский замысел, и аранжировка, и слова, — там был простор для приложения всех артистических сил. Кропотливо шла работа над аранжировкой, отрабатывалась пластика, жесты, интонация… Случай случаем, но кроме фортуны есть ещё и каторжная работа артиста. Только это помогает ему понять, чего он хочет, что ищет в себе на сцене. Я старалась создать образ, когда повстречалась со своим „Арлекино“. Нет образа — нет и счастливой встречи с Арлекино. Случай бывает конкретным, а певец без образа неконкретен…»
МАЙ
В середине мая Алла Пугачёва и «Весёлые ребята» отправились в столицу Украины, где в те дни проходил музыкальный фестиваль «Киевская весна». Их выступление там строилось по стандартному сценарию: сначала выступал ансамбль, затем на сцену выходила Пугачёва. Её выступление длилось недолго, поскольку её статус внутри коллектива был ещё невелик: она исполняла свои законные две песни и удалялась. Однако в Киеве ей не позволили спеть даже эти две песни. Устроители фестиваля усмотрели в сценическом поведении Пугачёвой намёк на излишнюю сексуальность и запретили ей появляться на сцене. Вернее, появиться ей разрешили, но с другими песнями. А другие она петь не хотела. Вот и получилось, что она зря прокатилась. Знай запретители Пугачёвой, что до её международного триумфа остаётся каких-то две недели, они наверняка вели бы себя совершенно иначе.
Вернувшись в Москву, Пугачёва стала буквально считать дни до своего отъезда в Болгарию. С неменьшим нетерпением ждал её отъезда и композитор Вячеслав Добрынин, одну из песен которого Пугачёва отобрала для фестивального конкурса. Как вдруг в конце мая случился облом — на горизонте у Пугачёвой появилась другая песня. Вот как об этом вспоминает виновник происшедшего композитор Алексей Мажуков: «Моя песня попала на фестиваль совершенно случайно. Алла пришла ко мне вместе с Павлом Слободкиным и попросила сделать аранжировки к конкурсным песням. Я спросил: „Чьи песни ты будешь петь?“. Она отвечает: „Добрынина“. Я её упрекнул: „А что же тогда за аранжировками ко мне пришла? Вот к нему и иди!“ Алла Борисовна так заинтересованно: „А у вас есть для меня что-то?“ Я предложил „Ты снишься мне“, которая ей сразу понравилась, и она взяла её на конкурс…»
ИЮНЬ
В начале июня в болгарский город Слынчев Бряг, где должен был состояться музыкальный фестиваль «Золотой Орфей», отправилась представительная делегация из Советского Союза. В неё вошли: заместитель начальника Управления музыкальных учреждений Минкульта СССР Владимир Ковалёв (член жюри), композитор Константин Орбелян (член жюри), Лев Лещенко (почётный гость), Алла Пугачёва (участник конкурса). Всех прибывших на фестиваль поселили в гостинице «Сатурн», где также расположился и штаб фестиваля.
Как вспоминают очевидцы, Пугачёва в те дни страшно мандражировала, хотя все, кто был с нею рядом, как могли её успокаивали. Первым это сделал Лещенко. Как вспоминает сама певица: «В гостинице меня встречает Лев Лещенко. Лауреатом „Золотого Орфея“ он уже был. Сейчас приехал как гость. Успокоил меня, сказал, что берет надо мной шефство. И, не откладывая в долгий ящик, сразу же преподал несколько уроков: во-первых, нужно выспаться, чтобы быть в хорошей форме; во-вторых, на репетициях не выкладываться. Просто вполголоса и вполсилы с дирижёром „просмотреть“ партитуру. В-третьих, соперники сильные. „Гран-при“ — нереально. Но за первую или вторую премию поборемся. Он был для меня настоящим другом. Я соблюдала все пункты его строгого предписания…»
Другие члены делегации старались успокоить Пугачёву иными методами. Например, приятель Лещенко попытался было «подъехать» к ней с флиртом, заявившись ночью к ней в номер. Но она его быстренько «отшила». Так и сказала: «Ребята, все мы тут не мужики и бабы, а прежде всего — коллеги!»
Фестиваль стартовал вечером 3 июня в Летнем театре с обязательного конкурса, где участники должны были спеть песню на болгарском языке. Пугачёва исполнила «Я люблю тебя, Ленинград», которую до этого исполнял Бисер Киров. Последний сразу после выступления Пугачёвой лично подошёл к ней и признался, что теперь ему придётся забросить свой оригинал и петь, как она. Но это было мнение пусть авторитетного, но все же одного человека, поскольку на аудиторию в целом (за исключением советских туристов) эта песня большого впечатления не произвела. Да что там болгары: даже наша журналистка Н. Завадская из журнала «Музыкальная жизнь» по поводу этой песни написала следующее: «Честно говоря, на песне несколько сказалось общее увлечение „цыганочкой“ как „обязательной“ краской песни „а-ля рюсс“ (что, впрочем, не мешает ей быть мелодичной и достаточно эффектной). Аранжировка Алексея Мажукова, с лирической цитатой из песни Соловьёва-Седого „Слушай, Ленинград, я тебе спою…“, на мой взгляд, могла бы быть очень хороша, если бы не подчёркивала „цыганский“ элемент. А вот русский перевод, увы, слабоват! Повезло ещё, что, видимо, кроме нас, в него никто и не вслушивался…»
На третий день фестиваля определились возможные претенденты на главные призы. Среди них: англичанин Карл Уэйн, полька Богдана Загурска, гречанка Ксаники Пераки, русская Алла Пугачёва. Эта четвёрка сошлась в решающем раунде конкурсной программы вечером 5 июня. Первым выступил Уэйн, спевший песню Зорницы Поповой «Сколько радости в мире». Как пишет все та же Н. Завадская: «Уэйн выскакивает на сцену с фальцетным криком, словно не в силах сдержать бьющую в нем через край радость. Это так неожиданно и обаятельно, что невольно хочется кричать вместе с ним. Высокий, тонкий, прекрасно владеющий своим телом артист чувствует себя на эстраде как рыба в воде. Он перекидывает микрофон из руки в руку, высоко подбрасывая его в воздух, — все это вполне в образе песни. При этом Уэйн беспредельно музыкален, заразителен. Да. Прекрасный артист. От него можно ожидать многого…»
Следом за англичанином выступала Богдана Загурска, которая спела совсем иную песню — лирическую. Затем настала очередь болгарина Петра Чернева, которого на сцене сменила Алла Пугачёва с песней «Ты снишься мне». И вновь обращусь к воспоминаниям Н. Завадской: «Сегодня она особенно хороша — длинное чёрное платье оттеняет, подчёркивает её хрупкость, женственность. И поэтому так поражает, буквально захлёстывает экспрессия, сила чувства, которым наполняет артистка песню — любовное признание. А потом вдруг на наших глазах элегантная женщина превращается в циркового клоуна — маленького, смешного, несчастного. С деревянными руками, которые, словно на шарнирах, падая, сгибаются в суставах. Пугачёва поёт песню Эмила Димитрова „Арлекино“. Из старой, запетой песни (русский текст Б. Баркаса) она создаёт новеллу. Перед нами проходит жизнь циркового артиста. Смех сквозь слезы. И когда характерный — клоунский — смех вдруг сменяется трагическими интонациями, когда снята маска — сжимается сердце… Мастерство Аллы Пугачёвой в этой песне заставляло меня порой вспоминать знаменитую „Маленькую балерину“ Вертинского.
А зал стонет, именно стонет, аплодируя… (Песню «Арлекино» публика попросит спеть на «бис». — Ф. Р.).
Все вокруг поздравляют нас. «Какая выразительная певица, не просто певица, а синтетическая артистка!» — говорит о Пугачёвой заместитель ректора Софийской консерватории композитор Бенцион Элиезер. «Алла Пугачёва — открытие не только „Золотого Орфея“, но и мировой эстрады». Это слова директора фирмы «Балкантон», композитора Александра Иосифова…»
Кстати, этот концерт транслировался на всю Болгарию (в Советском Союзе его покажут значительно позже, о чем ещё будет идти речь впереди), и одним из его зрителей был 8-летний мальчик Филипп Киркоров. Много позже он будет об этом вспоминать следующим образом: «Я тогда очень болел, и мать повезла меня к Ванге. А та сказала: „Первая женщина, которую увидит ваш сын сейчас, — будет его женой“. Мать обалдела. Какая может быть женщина? Мы живём в доме, кроме мамы, бабушки, другой бабушки и тёти, никаких женщин. Не на родной же бабушке я женюсь. А в этот вечер шёл „Золотой Орфей“. Я проснулся, и первое, что слышу: „Алла Пугачёва, Советский Союз“. Выходит девушка, и я понимаю, что мне она очень нравится…».
После завершения конкурсной программы никто из заинтересованных лиц не уходит домой. Все отправляются в ресторан гостиницы «Сатурн», где заседает жюри:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121