А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Васильковской ул. и пр.
В последние дни перед уходом из Киева поляки взорвали склады снарядов в разных концах города. Взрывы продолжались несколько часов. Жильцов в домах, находившихся возле складов, сгоняли в подвалы, чтобы избежать человеческих жертв. Этого удалось достигнуть, жертв действительно было немного, но зато Киев в четвертый раз остался без стекол в окнах.
В день ухода поляков из Киева у дома типографии Кульженко, на Караваевской 5, стала собираться толпа. Всем было известно, что во дворе дома имеется польский продовольственный склад с большим количеством разнообразных и редких в Киеве продуктов. Было также известно, что поляки не могут вывезти этот склад, как и другие склады. Около одиннадцати утра толпа бросилась в атаку на склад. Польская охрана отогнала ее выстрелами в воздух. И тут нашему покровителю, директору типографии Кульженко, пришла в голову удачная мысль: пусть польская охрана начнет продажу продуктов из склада желающим. Польские солдаты охотно согласились: все равно защитить склад — 5-6 человек против тысячной толпы, и притом голодной толпы, — они не могли, но выдвинули свои условия: продажа идет на царские деньги или иностранную валюту («керенки» уже «не шли»), на золотые Николаевские пятерки и десятки, на драгоценности — золотые часы, кольца, броши, серьги.
И вот тогда наша группа в 5 человек ворвалась в склад: за царскую сторублевку (последняя из наследства, завещанного нам бабушкой) и за дешевое золотое кольцо с сомнительной ценности камешком, мы получили трехпудовый мешок белой муки, двухпудовый мешок риса, мешок сахарного песку и жестяную банку с 10 кг копченого топленого свиного сала. Польская армия продавала продукты «себе в убыток». Мы с трудом перетащили свою добычу в квартиру и долго с умилением смотрели на нее. Она обеспечила нам существование в течение двух месяцев. От какао и сгущенного молока мы героически отказались.
Польская охрана продавала продукты до тех пор, пока у людей были деньги или ценные вещи. Но наконец они оказались исчерпанными. А толпа все росла и росла. И тогда польские солдаты, понимая, что даже выстрелами им не удастся сдержать толпу, как-то незаметно исчезли, заперев склад. Толпа сломала железные двери, ворвалась в склад и растащила продукты. Не обошлось без человеческих жертв — несколько человек были избиты и искалечены.
Директор типографии улыбался: «Если бы не мысль о продаже продуктов, — сказал он, — то вы, хлопцы, ничего бы не получили. Толпа стерла бы вас в порошок».
Вечером польские войска очистили Киев. Они отступали, отмечая свой путь грабежами, побоями, пожарами. Крестьяне, усвоившие привычку стрелять в спину любой отступающей армии, стреляли в спину и полякам. Польские войска поджигали села и местечки на своем пути. Проходя через леса, поляки устраивали огненные завесы, чтобы задержать продвижение Красной армии. В местечках и селах грабеж и избиение евреев производились и польскими войсками, и украинскими крестьянами.
Обо всем этом мы узнали позже из киевских газет, а пока были заняты подготовкой к приходу советской власти. Красная армия вошла в Киев 12 июня 1920 г., на следующий день после ухода поляков. Немедленно началась организация советской власти — административного и хозяйственного аппарата. Снова как из рога изобилия посыпались декреты, приказы за приказами. На здании университета было вывешено предупреждение:
«Мы ушли не надолго, мы вернулись навсегда!»
Вспоминая сейчас, шестьдесят лет спустя, эти трудные и кровавые годы гражданской войны, с их бесчисленными жертвами, когда несколько режимов в погоне за властью усердно резали и избивали сторонников своих врагов, я иногда задаю себе вопрос: как я и мои конотопские друзья уцелели, могли уцелеть в это время?.. Повидимому, нашим спасителем был наш друг и доброжелатель директор типографии Кульженко, умный, осторожный и доброжелательный украинец лет пятидесяти, который умел ладить со всеми сменяющимися режимами.
При советской власти в Киеве он был в чести как рабочий, председатель Киевского, а потом, кажется, и Всеукраинского союза типографских рабочих, хотя членом коммунистической партии он не был.
При Раде и петлюровцах он подчеркивал свое украинское происхождение, свою украинскую национальность, хотя сторонником самостийности Украины он никогда не был.
При добровольцах? Но разве он не был много лет директором типографии Кульженко, в которой печатался «Киевлянин», и разве В.В.Шульгин много лет не знал и не уважал его?
Он спасал нас, группу конотопских студентов, помогал нам уклоняться от военных и всякого рода трудовых мобилизации, без которых ни один из быстро сменявшихся режимов не мог обойтись.
Каждый режим считал своим законным правом мобилизовать на свою защиту и поддержку под угрозой расстрела любого человека, способного носить оружие. А так как на Украине власть сменилась 12 раз, то при каждой смене власти мобилизованный должен был отвечать перед новой пришедшей властью, как он смел повиноваться декрету о мобилизации, изданному уже сбежавшей властью, и поднять оружие против только что пришедшей в Киев власти.
Прослужив в порядке мобилизации 12 раз в армиях сменявшихся режимов, мобилизованный, понятно, становился подозрительным и опасным элементом для окончательно победившей в конце концов советской власти. Вуз для него был бы закрыт, на работу его бы не приняли, жить в большом городе не разрешили бы…
Но за что обыватель -интеллигент должен был сражаться и умирать? За Раду и Петлюру? Но хотя, например, мы все были украинцами по происхождению, у нас не было никакой тяги к созданию самостийной Украины. Об этом мечтала лишь сравнительно небольшая прослойка «национально-сознательной украинской интеллигенции», которая желала стать административным костяком и элитой самостийного украинского государства. Практический лозунг Петлюры «Бей большевиков! Это жиды и москали (кацапы)!» — не увлекал нас.
За восстановление монархического строя в России, который стал «потонувшим миром» в феврале 1917г.? Но практический лозунг добровольцев «Бей жидов, спасай Россию!» также был неприемлем для нас.
За советскую власть? Но даже первое знакомство с ее носителями — солдатами армии Муравьева — Пятакова, взявшей в феврале 1918 г. Киев, наполнило наши души сомнениями. Лозунг «Режь буржуя и грабь у него награбленное» также был чужд нам.
Интеллигенция, в особенности молодежь, и я в том числе, смотрели в те апокалиптические годы на рождающуюся Новую Россию как на царство труда, социальной справедливости, свободы и равенства. Поэма Александра Блока «Двенадцать» была очень верным и точным показателем подобных настроений:
Мировой пожар в крови, Господи, благослови!
С этим жертвенным ощущением молодежь ждала Новой России:
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня…
Россия, Россия, Россия,
Мессия грядущего дня!
(Андрей Белый)
Лицо будущей России стало более ясно лишь в 30-е годы нашего столетия, в годы возникновения «культа личности» Сталина. Блоку, великому провидцу и поэту, оно стало яснее раньше. Об этом мне говорили в Петрограде в 20-х гг. и ближайшие родные Александра Блока, и Евгений Замятин, и Осип Мандельштам, и близкие друзья Блока, которым он посвящал свои лучшие стихотворения, и Андрей Белый, сказавший мне, что он перестал верить в «Мессию грядущего дня» после перехода к «мирному советскому строительству».
Но и в годы гражданской войны кровь, убийства, разрушения, грабежи страшили многих, для которых заповеди «не убий» и «не укради» сохранили свою силу и не позволили стать в ряды «Двенадцати».
Киевскому обывателю, мирное житие и настроения которого в годы гражданской войны я старался возможно более точно изобразить в своих воспоминаниях, жить в эти годы было не только не легко, но даже опасно. Никто не мог сказать, будет ли он жить вообще и сколько жить? Сегодня? Завтра? Неделю? Месяц? Год?
Каждый киевский обыватель может повторить об этих тяжелых годах слова П.Г. Тычины:
И Белый, и Блок, и Есенин, и Клюев:
Россия, Россия, Россия моя!…
Стоит сторастерзанный Киев
И двести раз распятый я.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ

Советская власть на Украине
После бегства поляков из Киева мы окончательно стали советскими гражданами, а Украина — советской страной.
«Геологические перевороты» исторических эпох и общественных формаций внезапно окончились. Киев, бывший в течение трех лет одним из фокусов европейской политики, разорившийся, обнищавший за эти три года, зажил не столько спокойной, сколько монотонной и мелочной жизнью большой провинции. Настроения бесперспективности, подчиненности ходу событий, покорности судьбе овладели киевлянами. Кто хотел и мог, тот ушел с петлюровцами, добровольцами и поляками. Кто остался, должен был принять жизнь такой, какой она сложилась к середине 1920 года.
А это значило принять советскую действительность и попробовать ужиться с ней, то есть работать у большевиков, тем более, что гражданская война кончилась и можно было надеяться на выполнение обещаний о пролетарской демократии, свободе слова и печати и всем прочем, что было обещано Лениным и большевиками еще летом 1917 г., до октябрьского переворота. Инерция этих обещаний еще жила в сознании обывателя-интеллигента. Будничная обыденность расстрелов и казней, к которым киевляне привыкли в течение 3 лет, должна была смениться обыденностью трудовых будней. Молодежь — я сужу и по нашей студенческой
компании конотопчан и по знакомым студентам университета и Политехникума — еще не разуверилась в обещаниях большевиков преобразовать Россию в страну свободы и социализма.
Гражданская война решительно шла к концу. В сентябре-октябре 1920 года при содействии армии Махно, с которым был заключен договор о совместных военных операциях, был разгромлен Врангель. Но уже в ноябре 1920 г. Махно был объявлен вне закона, организации анархистов в Петрограде и Москве арестованы, схваченные на Украине командиры и советники Махно расстреляны. С Польшей были начаты в Риге в октябре 1920 г. переговоры о мире, которые закончились заключением мирного договора 18 марта 1921г. 16 марта 1921 г. был заключен англо-советский договор о признании Англией СССР «де-факто». Интервенция кончилась. Большевики сохранили власть в своих руках.
Но мировая революция, которую так прокламировали и ждали большевики в 1917-1920 гг., не состоялась. Поражение Красной армии под Варшавой не позволило протянуть советскую «руку помощи» польским и германским рабочим. «Чудо на Висле» было поражением русской революции в Центральной и Восточной Европе. Конгресс угнетенных национальностей Востока, спешно созванный в октябре 1920 г. в Баку после закрытия Второго конгресса Коминтерна, не дал немедленных практических результатов и остался воззванием о революции к будущему. Коммунистическое государство, победившее в России, осталось в капиталистическом окружении. Страны Запада и Востока не последовали за Россией.
В университетских кругах в Киеве, к которым теперь причислялся и я, в 1920 г. поняли это достаточно ясно: мировая, или по крайней мере европейская революция не удалась.
Но и в самой России, на территории бывшей Российской империи, победа коммунистической революции оказалась внешней.
Система коммунизма была окончательно утверждена на IX съезде партии большевиков 29 марта — 4 апреля 1920 г., то есть уже после разгрома Деникина, Колчака и Петлюры. Как известно, она сводилась к беспощадным реквизициям продовольствия в деревне, к строгому распределению пайков по категориям населения в городах, к полной «социализации» производства и труда, к запутанному и сложному распределению промтоваров, к полному запрещению частной торговли. В политическом отношении система коммунизма вылилась в монополию власти коммунистической партии и в установление осадного положения в стране, в усилении власти и террора ЧК.
Все это казалось твердо установленным на долгие времена, крепким и прочным. Киевские газеты «Коммунист», «Известия», «Висти» и др. усиленно рекламировали в 1920 году незыблемость этой системы. И вдруг 28 февраля 1921 г., как гром, грянуло известие о восстании Балтийского флота в Кронштадте. Кронштадтские матросы, которых везде и всюду в стране, в том числе и на Украине, величали «красой и гордостью революции», внезапно взбунтовались и потребовали «обновления революции», а именно: избрания советов тайным голосованием, свободы слова и печати для всех революционных партий и группировок, свободы профессиональных объединений, то есть независимости профсоюзов от государства, освобождения арестованных революционеров, отмены монополии официальной пропаганды.
Такова была политическая программа кронштадтцев. Экономическая программа была не менее выразительна: прекращение реквизиций в деревне, свобода заниматься ремеслом, ликвидация заготовительных отрядов, которые конфисковывали у «мешочников» продукты, вывозимые ими из деревни, то есть свободы торговли.
Кронштадтское восстание, как говорили приезжие из Петрограда, было поддержано голодными забастовками рабочих в Петрограде и в других городах. Весна
и лето 1921 г. были ознаменованы многочисленными крестьянскими восстаниями: как выяснилось позже, свыше 50 восстаний в одной европейской России. Самое крупное из них вспыхнуло под Тамбовом под руководством эсера Антонова.
В первые дни марта, с началом военных операций против кронштадтских мятежников, мы узнали о созыве Х съезда коммунистической партии, который состоялся 8-16 марта 1921 г. Съезд утвердил предложения Ленина о «Новой экономической политике» — НЭПе: отмена реквизиций в деревне и замена их продналогом с крестьянских хозяйств, свобода торговли и занятий промыслами.
Экономические требования кронштадтцев были удовлетворены. НЭП был частичным возвращением к капитализму в том ограниченном, урезанном виде, в каком его хотели сохранить в 1917 году меньшевики и эсеры.
Кронштадтское восстание было подавлено Тухачевским 17-18 марта в день памяти Парижской Коммуны 1871 г. НЭП позволил успокоить голодных рабочих и восставших крестьян. В тот же день, 18 марта 1921 г., был подавлен коммунистический путч в Берлине. Поражение берлинского путча означало провал тактики наступления революции, проводимой Коминтерном. Германские рабочие были против коммунистической революции «по русскому образцу».
Но ни одно из политических требований кронштадтцев не было удовлетворено. Кронштадтский мятеж и сложившаяся в коммунистической партии группировка «рабочей оппозиции» (во главе со Шляпниковым, Мясниковым и Александрой Коллонтай) лишь напомнили стране о тех революционных лозунгах и обещаниях Ленина, которые провозглашались, когда большевики во главе с Лениным поднимали на октябрьский переворот и рабочий класс, и крестьянские массы, и армию, и революционную интеллигенцию.
Х съезд партии был крупнейшим переломом в развитии коммунистической революции в России. Он осу-
дал политические требования «рабочей оппозиции», совпадавшие с политической программой кронштадтцев, и признал программу «рабочей оппозиции» анархо-синдикалистским уклоном", поддержка которой несовместима с пребыванием в партии. Это был важный шаг в борьбе с «инакомыслием» не только вне большевистской партии, но и внутри ее. Х съезд похоронил многообещающие лозунги большевиков 1917 года о свободе слова и печати и вместе с ними и советскую пролетарскую демократию. Он положил начало диктатуре партии над пролетариатом, диктатуре «генеральной линии» партии над свободой мысли и критики со стороны отдельных членов партии. Опорой этой диктатуры стала Красная армия и ЧК.
Резолюции Х съезда партии по политическим вопросам были началом перехода к тому режиму, который впоследствии, получил название тоталитаризма, т.е. полное господство «партии-государства» над производственной, политической, идеологической и интеллектуальной жизнью страны.
В кругах киевской интеллигенции, в особенности среди историков Киевского Университета, НЭП и резолюции Х съезда партии были оценены как Термидор коммунистической революции, предпринятый большевиками, схожий с Термидором французской буржуазной революции XVIII века, с подавлением левеллеров и диггеров и установлением протектората (диктатуры) Кромвеля в английской буржуазной революции XYII в.
В Киевском Университете изучение истории французской буржуазной революции XVIII в. стояло на очень высоком уровне. Там десятки лет читали курсы на эту тему профессора Н.М. Петров, В.И. Лучицкий, П.Д. Ардашев. В.И. Лучицкий вместе с петербургскими историками конца XIX— начала XX века Н.И. Кареевым и М.М. Ковалевским был одним из основателей «русской школы» историков французской революции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47