Но я думаю, что вы, так же как и я, пришли к заключению, что эта проблема практически неразрешима. В любом случае мы не сможем это проверить. Даже если Кевин позволит...
Я взволнованно перебила его:
– Нам нет нужды выкапывать ее. Должны остаться записи, списки, составленные, когда дом перевозили.
– Гм, это разумно, Энн.
– И я подумала, что эти записи должны быть у вас, если они являлись частью имущества мисс Марион. Вы были ее законным опекуном...
– Нет, нет. Правовыми вопросами занимался начинающий адвокат, назначенный судом, – младший партнер фирмы, которая представляет интересы семьи Карновски в этом штате. В действительности она не слишком загружала его работой ввиду невысоких доходов.
– Но эти бумаги имеют прямое отношение к дому, – возразила я. – Разве они не необходимы для потенциального покупателя как подтверждение происхождения собственности?
– Очень возможно. Но я стремился не держать у себя никаких документов. Думаю, что можно спросить у того самого юриста – Джека... Джона Буркхардта. Я не знаю, какие доводы мне привести, чтобы оправдать свое любопытство по прошествии такого длительного времени.
– Логично, чтобы это сделал Кевин, – сказала Би. – Он единственный, кто может законно сделать запрос.
– Я не думаю, что нам следует впутывать его в это дело, – воспротивилась я.
– Но он интересуется Этельфледой, – возразила Би. – Он ничуть не встревожился, когда я вчера задавала ему вопросы...
Отец Стивен резко опустил руку на стол. Жест был так красноречив, а мука, исказившая его лицо, так выразительна, что Би оборвала свою речь, и мы обе посмотрели на него с удивлением.
– Этого делать нельзя, неужели вы не видите? – воскликнул он. – Беспечность Кевина, по моему мнению, наиболее тревожный симптом. Меня не покидает ощущение, что мы имеем дело с чем-то крайне неустойчивым, похожим на тяжелый камень, едва удерживающий равновесие. Кажется, что камень стоит на месте, но достаточно малейшего касания, чтобы он опрокинулся.
Чуть поколебавшись, я спросила:
– Вы видите что-то в Кевине, чего мы не уловили?
– Я ничем не могу подтвердить это, чтобы убедить вас. Я могу сослаться только на свои предчувствия. Но я имею многолетний опыт в таких вопросах, хотя никогда не сталкивался со случаями подлинной одержимости...
– Одержимости! – воскликнула Би. – Вы, наверное, шутите.
Пастор вздохнул:
– Я запутался, я вовсе не это имел в виду. Мой язык подвел меня. Дайте мне сосредоточиться. Мы должны рассмотреть все возможности.
– Я не могу, – возразила я. – Я уже напрягала свое воображение, пока не закружилась голова от перегрузки.
– Он изменился, – сказал отец Стивен. – Разве не так?
Я не ответила, но через мгновение он добавил, как бы отвечая на полученную реплику:
– Я ничего не могу утверждать. Я далек от уверенности в своей правоте. У нас недостаточно информации, чтобы защищать любую из точек зрения.
– Именно, – подтвердила я. – А что вы думаете об Этельфледе? Информацию о ней мы могли бы добыть.
Отец Стивен пожал плечами:
– Почему бы мне не навести справки? Я могу сказать Джеку, что нынешние владельцы дома интересуются его историей.
– Святой отец, мы не можем заставлять вас лгать из-за нас, – сказала Би.
– Это не ложь, это правда. Возможно, не вся правда, но это мои проблемы. Поиски могут оказаться напрасными. Относящиеся к нашему делу документы могли быть переданы мистеру и миссис Блэклок при оформлении покупки. Я не знаком с этой процедурой.
– Было бы очень хорошо, если бы вы попытались, – настаивала я. Пусть Би и отец Стивен волнуются за свою совесть. Лично я одобряю ложь во спасение. Что за мир окружал бы нас, если бы каждый все время говорил одну только правду?
– Я охотно возьмусь за это. Но я должен предупредить вас обеих, что, по моему мнению, вы на ложном пути. Особенно вы, Би. Вы не должны впадать в материалистические заблуждения. Мне нет нужды ссылаться на Священное писание...
– «Тогда пусть прах вернется в землю, где он был, а душа вернется к богу, создавшему ее», – пробормотала Би. – Я согласна, святой отец, что не имеет значения, где находятся останки Этельфледы. Все эти теории, глупые игрушки Роджера – ничто не поможет мне в моих намерениях.
– Существует ритуал...
– Нет, отче, только не заклинание.
Отец Стивен поморщился:
– Я тоже не люблю этого слова. Этот обряд заставит меня почувствовать себя настырным и тщетным в своих потугах идиотом из книги, бывшей довольно популярной несколько лет назад. Это трусливая уловка и западня не только для духовенства, но и для каждого адепта христианской веры. Однако это принятый и официально признанный церковью обряд. Почему вы противитесь ему?
Потупив глаза и нервно комкая мягкий воротник платья, Би быстро сказала:
– Я не могу разрешить ничего подобного без согласия моей сестры и ее мужа. Ведь я только гость в этом доме. И даже если бы я решилась побеспокоить их и прервать их поездку, они бы никогда не согласились.
– Это, несомненно, встревожит их, – согласился отец Стивен, криво улыбаясь. – Но что дает вам основание предполагать, что они не согласятся?
– Вы не знаете мужа моей сестры, – ответила Би.
Я не была знакома с этим джентльменом, но знала ее точку зрения. У меня было чувство, что если я когда-нибудь познакомлюсь с мистером Блэклоком, то я увижу в нем пожилой вариант Кевина – очаровательного, доброго, упрямого, скептичного. Нет, такой человек не будет присылать ответную телеграмму: «Приступайте к изгнанию нечистой силы». Он отменит свое путешествие, вылетит домой и учтиво, но решительно выселит сумасшедших, которые попытаются рассказать ему о ночных похождениях его сына.
– Это трудно, – сказал в задумчивости отец Стивен. – Но я чувствую, что вы не до конца со мной откровенны. Какова все-таки действительная причина того, что вы отклоняете мое предложение?
Би некоторое время сидела, опустив голову. Когда она заговорила, голос ее был настолько тих, что мне стоило немалых усилий расслышать ее.
– Это означает выгнать его из дома, в темноту, уничтожить.
– Да, – кивнул отец Стивен. – Боюсь, что так.
– Нет, послушайте меня, пожалуйста. Есть ли предел прощению и милосердию божьему? – Даже я знала ответ на этот вопрос. Би не стала ждать ответа отца Стивена. Она пылко продолжала: – Тогда можем ли мы быть немилосердными и не спасти его душу? Если мы...
– Довольно. – Голос отца Стивена не был громким, но его суровый тон был столь же повелителен, как и крик. – Опомнитесь, Би. Вы встаете на опасную дорогу. Да, я восхищаюсь вашим сострадающим сердцем. Но вы совершаете недозволенное.
– Вы думаете, это зло? – спросила Би.
– Зло существует.
Би сильно сжала руки и изобразила муку в глазах, показывая, как неприятно ей расходиться во мнении со своим другом, но сила ее убежденности подавляла гораздо более слабые колебания. Как долго продолжался бы их спор и каков мог бы быть исход, я никогда не узнаю. Их прервал сильный стук в дверь.
– Роджер, – сказал отец Стивен. – Я знаю, что так стучит только он. Би, в действительности у нас нет разногласий. Я прошу вас, не делайте ничего сгоряча. Эти дела...
Роджер устал стучать, ожидая ответа. Он толкнул дверь и она раскрылась.
– И вы тоже здесь! – воскликнул он, сверкнув глазами на Би.
– Входите, Роджер, – сказал отец Стивен.
– Я уже вошел. Что вы говорили обо мне?
– Как обычно: хулили, оскорбляли и насмехались, – сказал отец Стивен.
– Нет. Серьезно, – настаивал Роджер.
– Мы не пришли к согласию относительно того, что предпринять, если это вас интересует, – произнесла Би.
– Изгонять духов? – На ее испуганный взгляд он ответил усмешкой. – Если взять нынешнее состояние так называемой литературы по данному вопросу, то анахронистские взгляды Стива о добре и зле имеют логическое основание. Почему бы не попытаться? Это глупо, но безвредно.
– Почему вы так уверены в этом? – спросил отец Стивен.
– Вам хотелось бы поверить в духов тьмы, не так ли? Это позволило бы вам уйти от неудобного вопроса – если Бог всемогущ и воплощает в себе добро, почему он приносит столько боли миру? Очнитесь, Стив. Нет такой вещи, как дух зла. По крайней мере, нет ничего такого, чем можно было бы управлять одним набором бессмысленных символов.
– А что вы скажете о Борли Ректори? Об Элен Пуаре? О случае Иллфорта?
Эти имена были для меня все равно что греческие: я впервые их слышала, но Роджер откинулся в кресле с улыбкой, показывающей, что он вошел в привычную колею.
– Классические случаи истерии, особенно последние два. Что же касается призрака Борли...
Би встала.
– Если все это сведется к болтовне о призраках, я ухожу.
– Вы не хотите посмотреть мои фотографии? – спросил Роджер.
– Да?..
– Я хочу, – сказала я.
Роджер подождал, пока Би снова займет свое место, затем радостно сообщил:
– На самом деле они не стоят того, чтобы на них смотреть. Я получил то, что ожидал, то есть ничего.
Он показал серию расплывчатых снимков маленького помещения в склепе, где находилась латунная плита Этельфледы. Они были сделаны с помощью нового приспособления – фотокамеры, скользящей по фиксированному отрезку кривой, автоматически производя спуск через определенные интервалы времени. Другая камера, действующая при задевании привода к спусковому механизму, не сработала ни разу.
Я изучила один из снимков. Он был сделан под углом, позволяющим увидеть латунную плиту Этельфледы и соседний камень.
– Это странно, – сказала я. – Я думала, что плита плотно прилегает к полу. А эта линия между плитой и камнем напоминает щель – пространство в дюйм шириной.
Роджер небрежно взглянул на фотографию:
– Это только тень. Я говорил, что склеп не является источником явления.
– Тогда что?
– Дайте срок, моя дорогая. Подождите, пока я закончу свои исследования.
Он надеялся, что кто-нибудь попытается узнать о деталях. Но никто этого не сделал. Вскоре после этого мы разошлись. Только отец Стивен сказал:
– Пожалуйста, Би, держите меня в курсе дел. Я готов действовать по первому вашему слову.
Солнце было высоко, когда мы вышли из дома. Роджер отказался от места в машине, заявив, что он предпочитает собственный автомобиль, и поедет за нами следом.
– Жаль, что он не сделает это, – сказала Би, когда мы подошли к «мерседесу».
– Что? Не поведет машину?
– Нет, нет. Я говорю о его позиции. Для него это только интеллектуальная игра. Он не принимает это всерьез.
– Временами я тоже чувствую это, – призналась я. – Мое отношение к этому колеблется от крайней заинтересованности до полного скептицизма. И сейчас меня волнует вопрос, как добиться стабильности.
Би не стала меня переубеждать, как хотелось бы мне.
По отсутствующему нахмуренному выражению ее лица я поняла, что она думает о чем-то другом.
Как и отец Стивен, я беспокоилась за нее. Не только потому, что она персонифицировала странный феномен, тревожащий дом, но и потому, что в ней нарастала симпатия, к нему. У нее не было своих детей. Можно или нельзя было объяснить этим поведение Би, но оно не давало ключа к принятию ответных мер. Она не откроется мне. Она не считается со мной, потому что я неверующая.
Когда мы вернулись домой, Би отправилась наверх переодеться, а я – в это трудно поверить, но это правда – стояла перед большим зеркалом в холле и внимательно рассматривала себя, укладывая свои волосы множеством различных способов. Би застала меня за этим занятием, спустившись вниз. После этого она пошла в свою комнату, быстро собрала ножницы, расчески и полотенца и сделала мне стрижку.
Когда она срезала девять десятых моих волос, я с трудом узнала себя. Мое лицо выглядело огромным и до неприличия открытым. Би даже не спросила, есть ли у меня косметические средства; было очевидно, что нет. У нее была целая коллекция бутылочек, коробочек, щеточек, которые она вывалила на туалетный столик.
– Они выбросили это на распродажу, – объяснила она, роясь в куче. – Я никогда не могу устоять в таком случае перед покупкой, даже если цвета не идут мне. Мы здесь наверняка что-нибудь подберем.
Я чувствовала себя, как Сикстинская капелла с голой штукатуркой, перед тем как Микеланджело приступил к работе. Я должна сказать, что в обоих случаях результатом явилось произведение искусства. Когда я снова надела очки, мое лицо показалось мне незнакомым, но оно выглядело прекрасно.
Я восхищалась собой и благодарила Би. Потом пошла в свою комнату и стала восхищаться собой еще больше. Затем я переоделась в единственный находящийся в моем распоряжении комплект одежды, который был достоин моего лица, – ситцевую юбку и белую блузку с глубоким вырезом. Приняв позу перед зеркалом, я задумалась, что подумает Кевин обо мне, обновленной. Заметит ли он? Засмеется ли? От внезапного приступа стыдливости я снова переоделась в джинсы. Я хотела стереть и косметику, но остановилась, поняв, что очень огорчу Би. Я чувствовала себя смешной.
Кевин не явился на обед, что заставило меня почувствовать себя еще более смешной. Зато приехал Роджер. Разговор был банален и скучен. Никто из них не затронул тему, которая интересовала меня больше всего. После окончания обеда Би прогнала меня из кухни, заявив, что предпочитает убираться в одиночку. Роджер, заговорщически подмигнув и дернув головой, отвел меня в сторону.
– Что она собирается делать сейчас? – спросил он, когда мы вышли из комнаты. – Она не сказала мне. Почему она сердится?
– Она считает, что вы воспринимаете все слишком легкомысленно, – ответила я.
– Легкомысленно? Бог мой, я трачу все свое время на это. Послушайте, Энн, вы, кажется, не воспринимаете всерьез весь этот сверхъестественный вздор, который движет ею и Стивом. Можно поговорить с вами? Мне нужен отражающий экран.
В чем он в действительности нуждался, так это в мистере Ватсоне, следующем за ним повсюду и издающем восхищенные звуки: «Поразительно, мой дорогой Роджер». Мне предлагалась эта роль раньше. Возможно, я зря отклонила ее.
– Я попробую, – согласилась я. – Но ничего гарантировать не могу.
– О, господи, девушка. Я не прошу вас выйти за меня замуж, – сказал с нетерпением Роджер. – Идемте.
– Куда?
– В склеп. – Он испытующе посмотрел на меня. – Если вы не трусите.
– Ха, ха, – хохотнула я. – Меня уже пытались одурачить прошлой ночью. Там, внизу, нет ничего, чего можно было бы бояться.
Это то, о чем я все время твержу.
Я убедила себя, что мое настроение прошлым вечером было вызвано временным недомоганием, теперь преодоленным. Когда мы шли по мрачному подземелью, я не испытывала ничего, кроме боязни замкнутого пространна. Роджер принес мощный электрический светильник, превосходящий обычный электрический фонарь и заметно усиливающий свет от основных осветительных приборов. Я думала, что он собирался в помещение, в котором находилась латунная плита Этельфледы. Вместо этого он открыл дверь в соседнее помещение.
– Заметьте, что это отделение сравнительно новое, – начал он, освещая правую стену с несущими арками. – Первоначально это и соседнее помещение составляли одно целое. Согласны? Мы также пришли к общему мнению, что оно служило склепом под часовней в пятнадцатом веке. В действительности эта часть дома еще старше. Норманнские каменщики, которые сделали ее...
Я стала уставать, слушая эту лекцию.
– Одна тысяча шестьдесят шестой год, – сказала я. – Вильгельм Завоеватель.
– Не преувеличивайте. Скажем, год тысяча сотый, судя, по этим стенам. Я искал саксонские камни, которые упомянуты в книге, но не смог найти их. Я предполагаю, что эта часть фундамента ремонтировалась. Но они наверняка здесь. Это доказывает, что здесь было строение. Возможно, дом, возможно, церковь. В тысячном году, а может быть, и раньше.
– Ну и что?
Роджер бросил на меня неодобрительный взгляд:
– Ватсон никогда не говорил: «Ну и что?»
Я уверена, что именно мое легкомысленное поведение побудило его продолжить свою речь:
– Знаете ли вы, что Уорикшир, в котором находился прежде дом, был одной из последних частей Англии, взятой под контроль римлян? Она была заросшей лесами и редко заселена. Земля была слишком плотной для древних крестьян. Два знаменитых римских пути пересекали территорию с севера на юг, но поселений было немного.
После того как ушли римляне, вторглись саксы, приблизительно в пятом веке.
– Затем пришли датчане, затем норманны, – сказала я с нетерпением. – Куда вы клоните, Роджер?
– Я предполагаю, что саксонское строение было церковью, а не домом, – выпалил Роджер. – Использовать камень вместо дерева или вместо мазанки в то время, когда даже фортификационные сооружения делались главным образом из утрамбованной земли...
– Вы хотите сказать, что гипотетический норманнский хозяин имения разрушил церковь и построил свой дом на ее фундаменте? Я сомневаюсь в этом, Роджер. Как и все прочие кровавые завоеватели средних веков, норманны были образцовыми христианами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Я взволнованно перебила его:
– Нам нет нужды выкапывать ее. Должны остаться записи, списки, составленные, когда дом перевозили.
– Гм, это разумно, Энн.
– И я подумала, что эти записи должны быть у вас, если они являлись частью имущества мисс Марион. Вы были ее законным опекуном...
– Нет, нет. Правовыми вопросами занимался начинающий адвокат, назначенный судом, – младший партнер фирмы, которая представляет интересы семьи Карновски в этом штате. В действительности она не слишком загружала его работой ввиду невысоких доходов.
– Но эти бумаги имеют прямое отношение к дому, – возразила я. – Разве они не необходимы для потенциального покупателя как подтверждение происхождения собственности?
– Очень возможно. Но я стремился не держать у себя никаких документов. Думаю, что можно спросить у того самого юриста – Джека... Джона Буркхардта. Я не знаю, какие доводы мне привести, чтобы оправдать свое любопытство по прошествии такого длительного времени.
– Логично, чтобы это сделал Кевин, – сказала Би. – Он единственный, кто может законно сделать запрос.
– Я не думаю, что нам следует впутывать его в это дело, – воспротивилась я.
– Но он интересуется Этельфледой, – возразила Би. – Он ничуть не встревожился, когда я вчера задавала ему вопросы...
Отец Стивен резко опустил руку на стол. Жест был так красноречив, а мука, исказившая его лицо, так выразительна, что Би оборвала свою речь, и мы обе посмотрели на него с удивлением.
– Этого делать нельзя, неужели вы не видите? – воскликнул он. – Беспечность Кевина, по моему мнению, наиболее тревожный симптом. Меня не покидает ощущение, что мы имеем дело с чем-то крайне неустойчивым, похожим на тяжелый камень, едва удерживающий равновесие. Кажется, что камень стоит на месте, но достаточно малейшего касания, чтобы он опрокинулся.
Чуть поколебавшись, я спросила:
– Вы видите что-то в Кевине, чего мы не уловили?
– Я ничем не могу подтвердить это, чтобы убедить вас. Я могу сослаться только на свои предчувствия. Но я имею многолетний опыт в таких вопросах, хотя никогда не сталкивался со случаями подлинной одержимости...
– Одержимости! – воскликнула Би. – Вы, наверное, шутите.
Пастор вздохнул:
– Я запутался, я вовсе не это имел в виду. Мой язык подвел меня. Дайте мне сосредоточиться. Мы должны рассмотреть все возможности.
– Я не могу, – возразила я. – Я уже напрягала свое воображение, пока не закружилась голова от перегрузки.
– Он изменился, – сказал отец Стивен. – Разве не так?
Я не ответила, но через мгновение он добавил, как бы отвечая на полученную реплику:
– Я ничего не могу утверждать. Я далек от уверенности в своей правоте. У нас недостаточно информации, чтобы защищать любую из точек зрения.
– Именно, – подтвердила я. – А что вы думаете об Этельфледе? Информацию о ней мы могли бы добыть.
Отец Стивен пожал плечами:
– Почему бы мне не навести справки? Я могу сказать Джеку, что нынешние владельцы дома интересуются его историей.
– Святой отец, мы не можем заставлять вас лгать из-за нас, – сказала Би.
– Это не ложь, это правда. Возможно, не вся правда, но это мои проблемы. Поиски могут оказаться напрасными. Относящиеся к нашему делу документы могли быть переданы мистеру и миссис Блэклок при оформлении покупки. Я не знаком с этой процедурой.
– Было бы очень хорошо, если бы вы попытались, – настаивала я. Пусть Би и отец Стивен волнуются за свою совесть. Лично я одобряю ложь во спасение. Что за мир окружал бы нас, если бы каждый все время говорил одну только правду?
– Я охотно возьмусь за это. Но я должен предупредить вас обеих, что, по моему мнению, вы на ложном пути. Особенно вы, Би. Вы не должны впадать в материалистические заблуждения. Мне нет нужды ссылаться на Священное писание...
– «Тогда пусть прах вернется в землю, где он был, а душа вернется к богу, создавшему ее», – пробормотала Би. – Я согласна, святой отец, что не имеет значения, где находятся останки Этельфледы. Все эти теории, глупые игрушки Роджера – ничто не поможет мне в моих намерениях.
– Существует ритуал...
– Нет, отче, только не заклинание.
Отец Стивен поморщился:
– Я тоже не люблю этого слова. Этот обряд заставит меня почувствовать себя настырным и тщетным в своих потугах идиотом из книги, бывшей довольно популярной несколько лет назад. Это трусливая уловка и западня не только для духовенства, но и для каждого адепта христианской веры. Однако это принятый и официально признанный церковью обряд. Почему вы противитесь ему?
Потупив глаза и нервно комкая мягкий воротник платья, Би быстро сказала:
– Я не могу разрешить ничего подобного без согласия моей сестры и ее мужа. Ведь я только гость в этом доме. И даже если бы я решилась побеспокоить их и прервать их поездку, они бы никогда не согласились.
– Это, несомненно, встревожит их, – согласился отец Стивен, криво улыбаясь. – Но что дает вам основание предполагать, что они не согласятся?
– Вы не знаете мужа моей сестры, – ответила Би.
Я не была знакома с этим джентльменом, но знала ее точку зрения. У меня было чувство, что если я когда-нибудь познакомлюсь с мистером Блэклоком, то я увижу в нем пожилой вариант Кевина – очаровательного, доброго, упрямого, скептичного. Нет, такой человек не будет присылать ответную телеграмму: «Приступайте к изгнанию нечистой силы». Он отменит свое путешествие, вылетит домой и учтиво, но решительно выселит сумасшедших, которые попытаются рассказать ему о ночных похождениях его сына.
– Это трудно, – сказал в задумчивости отец Стивен. – Но я чувствую, что вы не до конца со мной откровенны. Какова все-таки действительная причина того, что вы отклоняете мое предложение?
Би некоторое время сидела, опустив голову. Когда она заговорила, голос ее был настолько тих, что мне стоило немалых усилий расслышать ее.
– Это означает выгнать его из дома, в темноту, уничтожить.
– Да, – кивнул отец Стивен. – Боюсь, что так.
– Нет, послушайте меня, пожалуйста. Есть ли предел прощению и милосердию божьему? – Даже я знала ответ на этот вопрос. Би не стала ждать ответа отца Стивена. Она пылко продолжала: – Тогда можем ли мы быть немилосердными и не спасти его душу? Если мы...
– Довольно. – Голос отца Стивена не был громким, но его суровый тон был столь же повелителен, как и крик. – Опомнитесь, Би. Вы встаете на опасную дорогу. Да, я восхищаюсь вашим сострадающим сердцем. Но вы совершаете недозволенное.
– Вы думаете, это зло? – спросила Би.
– Зло существует.
Би сильно сжала руки и изобразила муку в глазах, показывая, как неприятно ей расходиться во мнении со своим другом, но сила ее убежденности подавляла гораздо более слабые колебания. Как долго продолжался бы их спор и каков мог бы быть исход, я никогда не узнаю. Их прервал сильный стук в дверь.
– Роджер, – сказал отец Стивен. – Я знаю, что так стучит только он. Би, в действительности у нас нет разногласий. Я прошу вас, не делайте ничего сгоряча. Эти дела...
Роджер устал стучать, ожидая ответа. Он толкнул дверь и она раскрылась.
– И вы тоже здесь! – воскликнул он, сверкнув глазами на Би.
– Входите, Роджер, – сказал отец Стивен.
– Я уже вошел. Что вы говорили обо мне?
– Как обычно: хулили, оскорбляли и насмехались, – сказал отец Стивен.
– Нет. Серьезно, – настаивал Роджер.
– Мы не пришли к согласию относительно того, что предпринять, если это вас интересует, – произнесла Би.
– Изгонять духов? – На ее испуганный взгляд он ответил усмешкой. – Если взять нынешнее состояние так называемой литературы по данному вопросу, то анахронистские взгляды Стива о добре и зле имеют логическое основание. Почему бы не попытаться? Это глупо, но безвредно.
– Почему вы так уверены в этом? – спросил отец Стивен.
– Вам хотелось бы поверить в духов тьмы, не так ли? Это позволило бы вам уйти от неудобного вопроса – если Бог всемогущ и воплощает в себе добро, почему он приносит столько боли миру? Очнитесь, Стив. Нет такой вещи, как дух зла. По крайней мере, нет ничего такого, чем можно было бы управлять одним набором бессмысленных символов.
– А что вы скажете о Борли Ректори? Об Элен Пуаре? О случае Иллфорта?
Эти имена были для меня все равно что греческие: я впервые их слышала, но Роджер откинулся в кресле с улыбкой, показывающей, что он вошел в привычную колею.
– Классические случаи истерии, особенно последние два. Что же касается призрака Борли...
Би встала.
– Если все это сведется к болтовне о призраках, я ухожу.
– Вы не хотите посмотреть мои фотографии? – спросил Роджер.
– Да?..
– Я хочу, – сказала я.
Роджер подождал, пока Би снова займет свое место, затем радостно сообщил:
– На самом деле они не стоят того, чтобы на них смотреть. Я получил то, что ожидал, то есть ничего.
Он показал серию расплывчатых снимков маленького помещения в склепе, где находилась латунная плита Этельфледы. Они были сделаны с помощью нового приспособления – фотокамеры, скользящей по фиксированному отрезку кривой, автоматически производя спуск через определенные интервалы времени. Другая камера, действующая при задевании привода к спусковому механизму, не сработала ни разу.
Я изучила один из снимков. Он был сделан под углом, позволяющим увидеть латунную плиту Этельфледы и соседний камень.
– Это странно, – сказала я. – Я думала, что плита плотно прилегает к полу. А эта линия между плитой и камнем напоминает щель – пространство в дюйм шириной.
Роджер небрежно взглянул на фотографию:
– Это только тень. Я говорил, что склеп не является источником явления.
– Тогда что?
– Дайте срок, моя дорогая. Подождите, пока я закончу свои исследования.
Он надеялся, что кто-нибудь попытается узнать о деталях. Но никто этого не сделал. Вскоре после этого мы разошлись. Только отец Стивен сказал:
– Пожалуйста, Би, держите меня в курсе дел. Я готов действовать по первому вашему слову.
Солнце было высоко, когда мы вышли из дома. Роджер отказался от места в машине, заявив, что он предпочитает собственный автомобиль, и поедет за нами следом.
– Жаль, что он не сделает это, – сказала Би, когда мы подошли к «мерседесу».
– Что? Не поведет машину?
– Нет, нет. Я говорю о его позиции. Для него это только интеллектуальная игра. Он не принимает это всерьез.
– Временами я тоже чувствую это, – призналась я. – Мое отношение к этому колеблется от крайней заинтересованности до полного скептицизма. И сейчас меня волнует вопрос, как добиться стабильности.
Би не стала меня переубеждать, как хотелось бы мне.
По отсутствующему нахмуренному выражению ее лица я поняла, что она думает о чем-то другом.
Как и отец Стивен, я беспокоилась за нее. Не только потому, что она персонифицировала странный феномен, тревожащий дом, но и потому, что в ней нарастала симпатия, к нему. У нее не было своих детей. Можно или нельзя было объяснить этим поведение Би, но оно не давало ключа к принятию ответных мер. Она не откроется мне. Она не считается со мной, потому что я неверующая.
Когда мы вернулись домой, Би отправилась наверх переодеться, а я – в это трудно поверить, но это правда – стояла перед большим зеркалом в холле и внимательно рассматривала себя, укладывая свои волосы множеством различных способов. Би застала меня за этим занятием, спустившись вниз. После этого она пошла в свою комнату, быстро собрала ножницы, расчески и полотенца и сделала мне стрижку.
Когда она срезала девять десятых моих волос, я с трудом узнала себя. Мое лицо выглядело огромным и до неприличия открытым. Би даже не спросила, есть ли у меня косметические средства; было очевидно, что нет. У нее была целая коллекция бутылочек, коробочек, щеточек, которые она вывалила на туалетный столик.
– Они выбросили это на распродажу, – объяснила она, роясь в куче. – Я никогда не могу устоять в таком случае перед покупкой, даже если цвета не идут мне. Мы здесь наверняка что-нибудь подберем.
Я чувствовала себя, как Сикстинская капелла с голой штукатуркой, перед тем как Микеланджело приступил к работе. Я должна сказать, что в обоих случаях результатом явилось произведение искусства. Когда я снова надела очки, мое лицо показалось мне незнакомым, но оно выглядело прекрасно.
Я восхищалась собой и благодарила Би. Потом пошла в свою комнату и стала восхищаться собой еще больше. Затем я переоделась в единственный находящийся в моем распоряжении комплект одежды, который был достоин моего лица, – ситцевую юбку и белую блузку с глубоким вырезом. Приняв позу перед зеркалом, я задумалась, что подумает Кевин обо мне, обновленной. Заметит ли он? Засмеется ли? От внезапного приступа стыдливости я снова переоделась в джинсы. Я хотела стереть и косметику, но остановилась, поняв, что очень огорчу Би. Я чувствовала себя смешной.
Кевин не явился на обед, что заставило меня почувствовать себя еще более смешной. Зато приехал Роджер. Разговор был банален и скучен. Никто из них не затронул тему, которая интересовала меня больше всего. После окончания обеда Би прогнала меня из кухни, заявив, что предпочитает убираться в одиночку. Роджер, заговорщически подмигнув и дернув головой, отвел меня в сторону.
– Что она собирается делать сейчас? – спросил он, когда мы вышли из комнаты. – Она не сказала мне. Почему она сердится?
– Она считает, что вы воспринимаете все слишком легкомысленно, – ответила я.
– Легкомысленно? Бог мой, я трачу все свое время на это. Послушайте, Энн, вы, кажется, не воспринимаете всерьез весь этот сверхъестественный вздор, который движет ею и Стивом. Можно поговорить с вами? Мне нужен отражающий экран.
В чем он в действительности нуждался, так это в мистере Ватсоне, следующем за ним повсюду и издающем восхищенные звуки: «Поразительно, мой дорогой Роджер». Мне предлагалась эта роль раньше. Возможно, я зря отклонила ее.
– Я попробую, – согласилась я. – Но ничего гарантировать не могу.
– О, господи, девушка. Я не прошу вас выйти за меня замуж, – сказал с нетерпением Роджер. – Идемте.
– Куда?
– В склеп. – Он испытующе посмотрел на меня. – Если вы не трусите.
– Ха, ха, – хохотнула я. – Меня уже пытались одурачить прошлой ночью. Там, внизу, нет ничего, чего можно было бы бояться.
Это то, о чем я все время твержу.
Я убедила себя, что мое настроение прошлым вечером было вызвано временным недомоганием, теперь преодоленным. Когда мы шли по мрачному подземелью, я не испытывала ничего, кроме боязни замкнутого пространна. Роджер принес мощный электрический светильник, превосходящий обычный электрический фонарь и заметно усиливающий свет от основных осветительных приборов. Я думала, что он собирался в помещение, в котором находилась латунная плита Этельфледы. Вместо этого он открыл дверь в соседнее помещение.
– Заметьте, что это отделение сравнительно новое, – начал он, освещая правую стену с несущими арками. – Первоначально это и соседнее помещение составляли одно целое. Согласны? Мы также пришли к общему мнению, что оно служило склепом под часовней в пятнадцатом веке. В действительности эта часть дома еще старше. Норманнские каменщики, которые сделали ее...
Я стала уставать, слушая эту лекцию.
– Одна тысяча шестьдесят шестой год, – сказала я. – Вильгельм Завоеватель.
– Не преувеличивайте. Скажем, год тысяча сотый, судя, по этим стенам. Я искал саксонские камни, которые упомянуты в книге, но не смог найти их. Я предполагаю, что эта часть фундамента ремонтировалась. Но они наверняка здесь. Это доказывает, что здесь было строение. Возможно, дом, возможно, церковь. В тысячном году, а может быть, и раньше.
– Ну и что?
Роджер бросил на меня неодобрительный взгляд:
– Ватсон никогда не говорил: «Ну и что?»
Я уверена, что именно мое легкомысленное поведение побудило его продолжить свою речь:
– Знаете ли вы, что Уорикшир, в котором находился прежде дом, был одной из последних частей Англии, взятой под контроль римлян? Она была заросшей лесами и редко заселена. Земля была слишком плотной для древних крестьян. Два знаменитых римских пути пересекали территорию с севера на юг, но поселений было немного.
После того как ушли римляне, вторглись саксы, приблизительно в пятом веке.
– Затем пришли датчане, затем норманны, – сказала я с нетерпением. – Куда вы клоните, Роджер?
– Я предполагаю, что саксонское строение было церковью, а не домом, – выпалил Роджер. – Использовать камень вместо дерева или вместо мазанки в то время, когда даже фортификационные сооружения делались главным образом из утрамбованной земли...
– Вы хотите сказать, что гипотетический норманнский хозяин имения разрушил церковь и построил свой дом на ее фундаменте? Я сомневаюсь в этом, Роджер. Как и все прочие кровавые завоеватели средних веков, норманны были образцовыми христианами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29