Ленайна кивнула.— С кем сегодня?— С Генри Фостером.— Опять? — сказала Фанни с удивленно нахмуренным выражением, не идущим к ее круглому, как луна, добродушному лицу. — Неужели ты до сих пор все с Генри Фостером? — укорила она огорченно.Отцы и матери, братья и сестры. Но были еще и мужья, жены, возлюбленные. Было еще единобрачие и романтическая любовь.— Впрочем, вам эти слова, вероятно, ничего не говорят, — сказал Мустафа Монд.— «Ничего», — помотали головами студенты.Семья, единобрачие, любовная романтика. Повсюду исключительность и замкнутость, сосредоточенность влечения на одном предмете; порыв и энергия направлены в узкое русло.— А ведь каждый принадлежит всем остальным, — привел Мустафа гипнопедическую пословицу.Студенты кивнули в знак полного согласия с утверждением, которое от шестидесяти двух с лишним тысяч повторений в сумраке спальни сделалось не просто справедливым, а стало истиной бесспорной, самоочевидной и не требующей доказательств.— Но, — возразила Ленайна, — я с Генри всего месяца четыре.— Всего четыре месяца! Ничего себе! И вдобавок, — обвиняюще ткнула Фанни пальцем, — все это время, кроме Генри, ты ни с кем. Ведь ни с кем же?Ленайна залилась румянцем. Но в глазах и в голосе ее осталась непокорность.— Да, ни с кем, — огрызнулась она. — И не знаю, с какой такой стати я должна еще с кем-то.— Она, видите ли, не знает, с какой стати, — повторила Фанни, обращаясь словно к незримому слушателю, иставшему за плечом у Ленайны, но тут же переменила тон. — Ну кроме шуток, — сказала она, — ну прошу тебя, веди ты себя осторожней. Нельзя же так долго все с одним да с одним — это ужасно неприлично. Уж пусть бы тебе было сорок или тридцать пять — тогда бы простительнее. Но в твоем-то возрасте, Ленайна! Нет, это никуда не годится. И ты же знаешь, как решительно наш Директор против всего чрезмерно пылкого и затянувшегося. Четыре месяца все с Генри Фостером и ни с кем кроме — да узнай Директор, он был бы вне себя…— Представьте себе воду в трубе под напором — Студенты представили себе такую трубу. — Пробейте в металле отверстие, — продолжал Главноуправитель. — Какой ударит фонтан! Если же проделать не одно отверстие, а двадцать, получим два десятка слабых струекТо же и с эмоциями. «Моя детка. Моя крохотка!.. Мама!» — Безумие чувств заразительно. — «Любимый, единственный мой, дорогой и бесценный…»Материнство, единобрачие, романтика любви. Ввысь бьет фонтан; неистово ярится пенная струя. У чувства одна узенькая отдушина. Мой любимый. Моя детка. Немудрено, что эти горемыки, люди дофордовских времен, были безумны, порочны и несчастны. Мир, окружавший их, не позволял жить беспечально, не давал им быть здоровыми, добродетельными, счастливыми. Материнство и влюбленность, на каждом шагу запрет (а рефлекс повиновения запрету не сформирован), соблазн и одинокое потом раскаяние, всевозможные болезни, нескончаемая боль, отгораживающая от людей, шаткое будущее, нищета — все это обрекало их на сильные переживания. А при сильных переживаниях — притом в одиночестве, в безнадежной разобщенности и обособленности — какая уж могла быть речь о стабильности?— Разумеется, необязательно отказываться от Генри совсем. Чередуй его с другими, вот и все. Ведь он же не только с тобой?— Не только, — сказала Ленайна.— Ну разумеется. Уж Генри Фостер не нарушит правил жизни, он всегда корректен и порядочен. А подумай о Директоре. Ведь как неукоснительно Директор соблюдает этикет.Ленайна кивнула:— Да, он сегодня потрепал меня по ягодицам.— Ну вот видишь, — торжествующе сказала Фанни. — Вот тебе пример того, как строжайше он держится приличий.— Стабильность, — подчеркнул Главноуправитель, — устойчивость, прочность. Без стабильного общества немыслима цивилизация. А стабильное общество немыслимо без стабильного члена общества. — Голос Мустафы звучал как труба, в груди у слушателей теплело и ширилось.Машина вертится, работает и должна вертеться непрерывно и вечно. Остановка означает смерть. Копошился прежде на земной коре миллиард обитателей. Завертелись шестерни машин. И через сто пятьдесят лет стало два миллиарда. Остановите машины. Через сто пятьдесят не лет, а недель население земли сократится вполовину. Один миллиард умрет с голоду.Машины должны работать без перебоев, но они требуют ухода. Их должны обслуживать люди — такие же надежные, стабильные, как шестеренки и колеса, люди здоровые духом и телом, послушные, постоянно довольные.А горемыкам, восклицавшим: «Моя детка, моя мама, мой любимый и единственный», стонавшим: «Мой грех, мой грозный Бог», кричавшим от боли, бредившим в лихорадке, оплакивавшим нищету и старость, — по плечу ли тем несчастным обслуживание машин? А если не будет обслуживания?.. Трупы миллиарда людей непросто было бы зарыть или сжечь.— И в конце концов, — мягко уговаривала Фанни, — разве это тягостно, мучительно — иметь еще одного-двух в дополнение к Генри? Ведь не тяжело тебе, а значит, обязательно надо разнообразить мужчин…— Стабильность, — подчеркнул опять Главноуправитель, — стабильность. Первооснова и краеугольный камень. Стабильность. Для достижения ее — все это. — Широким жестом он охватил громадные здания Центра, парк и детей, бегающих нагишом или укромно играющих и кустах.Ленайна покачала головой, сказала в раздумье:— Что-то в последнее время не тянет меня к разнообразию. А разве у тебя, Фанни, не бывает временами, что не хочется разнообразить?Фанни кивнула сочувственно и понимающе.— Но надо прилагать старания, — наставительно сказала она, — надо жить по правилам. Что ни говори, а каждый принадлежит всем остальным.— Да, каждый принадлежит всем остальным, — повторила медленно Ленайна и, вздохнув, помолчала. Затем, взяв руку подруги, слегка сжала в своей: — Ты абсолютно права, Фанни. Ты всегда права. Я приложу старания.Поток, задержанный преградой, взбухает и переливается, позыв обращается в порыв, в страсть, даже в помешательство; сила потока множится на высоту и прочность препятствия. Когда же преграды нет, поток стекает плавно по назначенному руслу в тихое море благоденствия.— Зародыш голоден, и день-деньской питает его кровезаменителем насос, давая свои восемьсот оборотов в минуту. Заплакал раскупоренный младенец, и тут же подошла няня с бутылочкой млечно-секреторного продукта.Эмоция таится в промежутке между позывом и его удовлетворением. Сократи этот промежуток, устрани все прежние ненужные препятствия.— Счастливцы вы! — воскликнул Главноуправитель. — На вас не жалели трудов, чтобы сделать вашу жизнь в эмоциональном отношении легкой, оградить вас, насколько возможно, от эмоций и переживаний вообще.— Форд в своем «форде» — и в мире покой, — продекламировал вполголоса Директор.— Ленайна Краун? — застегнув брюки на молнию, отозвался Генри Фостер. — О, это девушка великолепная. Донельзя пневматична. Удивляюсь, как это ты не отведал ее до сих пор.— Я и сам удивляюсь, — сказал помощник Предопределителя. — Непременно отведаю. При первой же возможности.Со своего раздевального места в ряду напротив Бернард услышал этот разговор и побледнел.— Признаться, — сказала Ленайна, — мне и самой это чуточку прискучивать начинает, каждый день Генри да Генри. — Она натянула левый чулок. — Ты Бернарда Маркса знаешь? — спросила она слишком уж нарочитонебрежным тоном.— Ты хочешь с Бернардом? — вскинулась Фанни.— А что? Бернард ведь альфа-плюсовик. К тому же он приглашает меня слетать с ним в дикарский заповедник — в индейскую резервацию. А я всегда хотела побывать у дикарей.— Но у Бернарда дурная репутация!— А мне что за дело до его репутации?— Говорят, он гольфа не любит.— Говорят, говорят, — передразнила Ленайна.— И потом он большую часть времени проводит нелюдимо, один, — с сильнейшим отвращением сказала Фанни.— Ну, со мной-то он не будет один. И вообще, отчего все к нему так по-свински относятся? По-моему, он милый. — Она улыбнулась, вспомнив, как до смешного робок он был в разговоре. Почти испуган, как будто она Главноуправитель мира, а он дельта-минусовик из машинной обслуги.— Поройтесь-ка в памяти, — сказал Мустафа Монд. — Наталкивались ли вы хоть раз на непреодолимые препятстнпя?Студенты ответили молчанием, означавшим, что нет, не наталкивались.— А приходилось ли кому-нибудь из вас долгое время пребывать в этом промежутке между позывом и его удовлетворением?— У меня… — начал один из юнцов и замялся.— Говорите же, — сказал Директор. — Его Фордейтество ждет.— Мне однажды пришлось чуть не месяц ожидать, пока девушка согласилась.— И, соответственно, желание усилилось?— До невыносимости!— Вот именно, до невыносимости, — сказал Главноуправитель. — Наши предки были так глупы и близоруки, что когда явились первые преобразователи и указали путь избавления от этих невыносимых эмоций, то их не желали слушать.«Точно речь о бараньей котлете, — скрипнул зубами Бернард. — Не отведал, отведаю. Как будто она кусок мяса. Низводят ее до уровня бифштекса… Она сказала мне, что подумает, что даст до пятницы ответ. О господи Форде. Подойти бы да в физиономию им со всего размаха, да еще раз, да еще».— Я тебе настоятельно ее рекомендую, — говорил между тем Генри Фостер приятелю.— Взять хоть эктогенез. Пфицнер и Кавагучи разработали весь этот внетелесный метод размножения. Но правительства и во внимание его не приняли. Мешало нечто, именовавшееся христианством. Женщин и дальше заставляли быть живородящими.— Он же страшненький! — сказала Фанни— А мне нравится, как он выглядит— И такого маленького роста, — поморщилась Фанни. (Низкорослость —типичный мерзкий признак низших каст.)— А по моему, он милый, — сказала Ленайна — Его так и хочется погладить. Ну, как котеночка. Фанни брезгливо сказала:— Говорят, когда он еще был в бутыли, кто-то ошибся, подумал, он гамма, и влил ему спирту в кровезаменитель. Оттого он и щуплый вышел.— Вздор какой! — возмутилась Ленайна.— В Англии запретили даже обучение во сне. Было тогда нечто, именовавшееся либерализмом. Парламент (известно ли вам это старинное понятие?) принял закон против гипнопедии. Сохранились архивы парламентских актов. Записи речей о свободе британского подданного. О праве быть неудачником и горемыкой. Неприкаянным, неприспособленным к жизни.— Да что ты, дружище, я буду только рад. Милости прошу. — Генри Фостер похлопал друга по плечу — Ведь каждый принадлежит всем остальным.«По сотне повторений три раза в неделю в течение четырех лет, — презрительно подумал Бернард; он был специалист-гипнопед. — Шестьдесят две тысячи четыреста повторений — и готова истина. Идиоты!»— Или взять систему каст. Постоянно предлагалась, и постоянно отвергалась. Мешало нечто, именовавшееся демократией. Как будто равенство людей заходит дальше физико-химического равенства.— А я все равно полечу с ним, — сказала Ленайна.«Ненавижу, ненавижу, — кипел внутренне Бернард. — Но их двое, они рослые, они сильные».— Девятилетняя война началась в 141-м году эры Форда.— Все равно, даже если бы ему и правда влили тогда спирту в кровезаменитель.— Фосген, хлорпикрин, йодуксусный этил, дифенилцианарсин, слезоточивый газ, иприт. Не говоря уже о синильной кислоте.— А никто не подливал, неправда, и не верю.— Вообразите гул четырнадцати тысяч самолетов, налетающих широким фронтом. Сами же разрывы бомб, начиненных сибирской язвой, звучали на Курфюрстендамм и в восьмом парижском округе не громче бумажной хлопушки.— А потому что хочу побывать в диком заповеднике.— СН3С6Н2(NO2)3 + Н(СО)2, и что же в сумме? Большая воронка, груда щебня, куски мяса, комки слизи, нога в солдатском башмаке летит по воздуху и — шлеп! — приземляется среди ярко красных гераней, так пышно цветших в то лето.Ты неисправима, Ленайна, — остается лишь махнуть рукой.— Русский способ заражать водоснабжение был особенно остроумен.Повернувшись друг к дружке спиной, Фанни и Ленайна продолжали одеваться уже молча.— Девятилетняя война, Великий экономический крах. Выбор был лишь между всемирной властью и полным разрушением. Между стабильностью и…— Фанни Краун тоже девушка приятная, — сказал помощник Предопределителя.В Питомнике уже отдолбили основы кастового самосознания, голоса теперь готовили будущего потребителя промышленных товаров. «Я так люблю летать, — шептали голоса, — я так люблю летать, так люблю носить все новое, так люблю…»— Конечно, сибирская язва покончила с либерализмом, но все же нельзя было строить общество на принуждении.— Но Ленайна гораздо пневматичней. Гораздо, гораздо.— А старая одежда — бяка, — продолжалось неутомимое нашептывание. —Старье мы выбрасываем. Овчинки не стоят починки. Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое чинить, лучше…— Править надо умом, а не кнутом. Не кулаками действовать, а на мозги воздействовать. Чтоб заднице не больно, а привольно. Есть у нас опыт: потребление уже однажды обращали в повинность.— Вот я и готова, — сказала Ленайна, но Фанни попрежнему молчала, не глядела. — Ну Фанни, милая, давай помиримся.Каждого мужчину, женщину, ребенка обязали ежегодно потреблять столько-то. Для процветания промышленности. А вызвали этим единственно лишь…— Чем старое чинить, лучше новое купить. Прорехи зашивать — беднеть и горевать; прорехи зашивать — беднеть и…— Не сегодня-завтра, — раздельно и мрачно произнесла Фанни, — твое поведение доведет тебя до беды.— …гражданское неповиновение в широчайшем масштабе. Движение за отказ от потребления. За возврат и природе— Я так люблю летать, я так люблю летать.— За возврат к культуре. Даже к культуре, да да. Ведь сидя за книгой, много не потребишь.— Ну, как я выгляжу? — спросила Ленайна. На ней был ацетатный жакет бутылочного цвета, с зеленой вискозной опушкой на воротнике и рукавах.— Уложили восемьсот сторонников простой жизни на Голдерс-Грин, скосили пулеметами.— Чем старое чинить, лучше новое купить; чем старое чинить, лучше новое купитьЗеленые плисовые шорты и белые, вискозной шерсти чулочки до колен— Затем устроили Мор книгочеев: переморили горчичным газом в читальне Британского музея две тысячи человек.Бело-зеленый жокейский картузик с затеняющим глаза козырьком. Туфли на Ленайне ярко зеленые, отлакированные.— В конце концов, — продолжал Мустафа Монд, — Главноуправители поняли, что насилием немногого добьешься. Хоть и медленней, но несравнимо верней другой способ — способ эктогенеза, формирования рефлексов и гипнопедии.А вокруг талии — широкий, из зеленого искусственного сафьяна, отделанный серебром пояс патронташ, набитый уставным комплектом противозачаточных средств (ибо Ленайна не была неплодой).— Применили наконец открытия Пфицнера и Кавагучи Широко развернута была агитация против живородящего размножения.— Прелестно, — воскликнула Фанни в восторге, она не умела долго противиться чарам Ленайны — А какой дивный мальтузианский пояс! Мальтузианский пояс — от имени Мальтуса (То маса Роберта, 1766-1834), английского экономиста и священника, основоположника мальтузианства — реакционной буржуазной теории, утверждавшей, что в силу биологических особенностей людей население имеет тенденцию увеличиваться в геометрической прогрессии, тогда как средства существования могут возрастать лишь в арифметической прогрессии. Поэтому соответствие численности населения и количества средств существования должно регулироваться войнами, голодом, эпидемиями и т. д

— И одновременно начат поход против Прошлого, закрыты музеи, взорваны исторические памятники (большинство из них, слава Форду, и без того уже сравняла с землей Девятилетняя война), изъяты книги, выпущенные до 150-го года э. Ф.— Обязательно и себе такой достану, — сказала Фанни — Были, например, сооружения, именовавшиеся пирамидами.— Мой старый чернолаковый наплечный патронташ…— И был некто, именовавшийся Шекспиром. Вас, конечно, не обременяли всеми этими наименованиями.— Просто стыдно надевать мой чернолаковый.— Таковы преимущества подлинно научного образования— Овчинки не стоят починки, овчинки не стоят…— Дату выпуска первой модели "Т" господом нашим Фордом…— Я уже чуть не три месяца его ношу.— …избрали начальной датой Новой эры.— Чем старое чинить, лучше новое купить, чем старое…— Как я уже упоминал, было тогда нечто, именовавшееся христианством.— Лучше новое купить.— Мораль и философия недопотребления…— Люблю новое носить, люблю новое носить, люблю…— …была существенно необходима во времена недопроизводства, но в век машин, в эпоху, когда люди научились связывать свободный азот воздуха, недопотребление стало прямым преступлением против общества.— Мне его Генри Фостер подарил.— У всех крестов спилили верх — преобразовали в знаки Т. Было тогда некое понятие, именовавшееся Богом.— Это настоящий искусственный сафьян.— Теперь у нас Мировое Государство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24