– Я всегда была сама собой. Какой должна была быть.Больше я ничего не сказал. Мне такая мысль тоже не приходила в голову до тех пор, пока я не присел перед старым хустафой и впервые не задумался о легендах о джихади, песке и траве, которые вполне могли оказаться историей.Я поежился и тут же почувствовал за спиной вес яватмы и волшебника, жившего в ней.
Мы нашли маленькую, почти пустую гостиницу, владелец которой так обрадовался посетителям, что поселил нас в лучшую комнату, которая в общем-то отличалась от остальных только тем, что кровать в ней была длиннее. Мои пятки упирались в конец шаткого сооружения вместо того, чтобы привычно свисать.Дел опустилась на колени на утрамбованный пол и начала распутывать ремни фляг, пристегнутых к седельным сумкам.– Мы не можем здесь задерживаться.– Только одну ночь, – согласился я, ослабляя узел на шнурке одной сандалии. – Еду и воду можно купить сейчас или подождать до утра.– Я все куплю, а ты за это время успеешь помыться, – она поднялась и положила сумы рядом со мной на кровать. – Если допустить, что у тебя есть такое желание.– Судя по твоему тону, оно должно у меня быть.– Совершенно верно, – с улыбкой подтвердила Дел и направилась к закрытой пологом двери.– Куда ты идешь?– Покупать воду и еду в дорогу, я же сказала, – терпеливо объяснила она.– Мы можем пойти вместе.Дел пожала плечами.– А зачем? Когда я вернуть, ты закончишь мыться и я воспользуюсь твоей водой.Вообще-то Дел вела себя подозрительно. Хотя она не хуже меня могла в одиночку купить все, что было нужно, мы предпочитали делать это вместе просто потому что так было легче. Но я решил не докапываться до причины. Может ей хотелось на какое-то время ускользнуть от мужского надзора; с женщинами такое бывает.Особенно когда они тратят деньги.Мне оставалось только пожать плечами.– Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.– И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? – Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:– Что ты с собой сделала?Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.– Я сделала себя другим человеком.Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.– Все? – недоверчиво прошептал я.Дел выгнула почерневшие брови.– Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.– Но… мне нравятся светлые волосы.Она помрачнела.– Это краска, ее можно смыть.– А это? – я коснулся одной смуглой щеки.– Это тоже, – черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. – Я похожа на Южанку?– Нет. У них глаза черные или карие.– Тогда я с Границы.– Ха.– Пусть все так думают.Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось – по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.– Зачем? – спросил я.– Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.– Зачем? – повторил я, чуть прищурившись.– Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?– А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?Она пожала плечами.– Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. – Я задумчиво кивнул.– Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.– О тебе, конечно, тоже будут расспрашивать… но Песчаный Тигр путешествует со светловолосой Северной баской, которая носит меч – и умеет им пользоваться, – Дел запальчиво пыталась меня убедить. – А кого заинтересует пристойная женщина с Границы, которая никогда не держала в руках яватму и поэтому наняла танцора меча для защиты?– И ты думаешь, что это собьет их со следа.– Либо собьет, либо они просто разделятся.– Не выйдет, – отрезал я не раздумывая. – Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.– Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы – или куда там еще придется идти – ловушка сработает.Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.– А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?– Нет, – сухо ответила она. – Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.Я несогласно заворчал.– Лысые женщины меня не возбуждают.Дел задумчиво осмотрела меня.– А вот тебе стоит состричь волосы.– Зачем? – испугался я.– Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.– А ты закрой глаза, – предложил я, – и представь все, что захочешь.Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ. 35 Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло……и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.Я приподнялся на локте.– Что ты делаешь?– Смотрю на свое отражение, – тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. – Ты знаешь, что я сделала? – прошептала она.Я насторожился.– Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.Дел смотрела сквозь меня.– Что я сделала, – повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.– Дел…Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.– Все кончилось, – сказала она. – Ты не понимаешь?– Что кончилось?Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.– Аджани, – прошептала она через пальцы.Я моргнул.– Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.– Мертв, – повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.– Кончилось, – сипло сказала она и смех затих. – Моя песня наконец-то закончена.Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.– Баска…– Я не позволяла себе задуматься об этом, – прошептала она. – Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…– И до сих пор гонятся.– …и не было времени остановиться…– Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.– …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?Я похолодел.– И что же тебе делать теперь? – аиды, что она сейчас скажет?Дел печально улыбнулась.– Заняться собой.Я не сводил с нее глаз.– Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…– Дел…– Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, – она криво улыбнулась. – Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.– Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…Но Дел меня не слушала.– Столько лет, – задумчиво продолжила она, – я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.– За одно утро он забрал все, что у меня было – близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… – она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. – И знаешь, что я сделала?– Спаслась, – тихо сказал я. – А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.– Больше, – прошептала она. – И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему – хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, – она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. – Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.– Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.– Клятвы, – устало повторила она. – Клятвы могут изувечить душу.– Но мы живем клятвами, – возразил я. – Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.Дел посмотрела на меня.– Убедительно, – пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: – Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.– Все кончилось, – сказал я. – Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…– Нет, – вмешалась она, не позволив мне закончить. – Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… – короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. – Понимаешь, я только что – сейчас, в этот момент – поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.– Нет, – тихо сказал я. – Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.– Этот выбор был сделан очень давно.– Был?– Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.Я пожал плечами.– У тебя были причины.– Они меня не оправдывают, – отрезала Дел, – и ты долго пытался мне это объяснить, – она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. – После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?– Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, – сказал я.Дел засмеялась.– И это лучшая свобода.– Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.Она подумала и повернулась ко мне.– Ты придумываешь для меня извинения?Я небрежно пожал плечами.– Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.– Ну да, – буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.
Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.– Зачем? – резко спросила она.– Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.– Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.– Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать – но Дел не торопилась.– Нет, – отрезала она.Я подарил ей возмущенный взгляд.– Значит ты мне не доверяешь.– Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.– Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?– Нет.В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.– Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.– Почему?– Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.– Я повезу его на лошади, – предложила она. – Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.– Ты до него не доберешься, – заметил я.– Ты же должен защищать меня.– А ты мне это когда-нибудь позволяла?Белые зубы сверкнули на запачканном лице.– Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.Я хмыкнул.– Похоже, ты права, – признал я и вскочил на жеребца.
Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Мы нашли маленькую, почти пустую гостиницу, владелец которой так обрадовался посетителям, что поселил нас в лучшую комнату, которая в общем-то отличалась от остальных только тем, что кровать в ней была длиннее. Мои пятки упирались в конец шаткого сооружения вместо того, чтобы привычно свисать.Дел опустилась на колени на утрамбованный пол и начала распутывать ремни фляг, пристегнутых к седельным сумкам.– Мы не можем здесь задерживаться.– Только одну ночь, – согласился я, ослабляя узел на шнурке одной сандалии. – Еду и воду можно купить сейчас или подождать до утра.– Я все куплю, а ты за это время успеешь помыться, – она поднялась и положила сумы рядом со мной на кровать. – Если допустить, что у тебя есть такое желание.– Судя по твоему тону, оно должно у меня быть.– Совершенно верно, – с улыбкой подтвердила Дел и направилась к закрытой пологом двери.– Куда ты идешь?– Покупать воду и еду в дорогу, я же сказала, – терпеливо объяснила она.– Мы можем пойти вместе.Дел пожала плечами.– А зачем? Когда я вернуть, ты закончишь мыться и я воспользуюсь твоей водой.Вообще-то Дел вела себя подозрительно. Хотя она не хуже меня могла в одиночку купить все, что было нужно, мы предпочитали делать это вместе просто потому что так было легче. Но я решил не докапываться до причины. Может ей хотелось на какое-то время ускользнуть от мужского надзора; с женщинами такое бывает.Особенно когда они тратят деньги.Мне оставалось только пожать плечами.– Хорошо. Если ты не найдешь меня здесь, значит я сижу в общей комнате.– И пьешь акиви. Чем же еще ты можешь заниматься? – Дел откинула в сторону драную тряпку, закрывающую вход, и исчезла.Я заявил владельцу гостиницы, что буду мыться, в комнату быстро прикатили бочку, вернее половину бочки, и ведрами залили в нее воду. Воды было немного, но и это было лучше чем ничего. В Русали работало много купален, но в них и сосчитать нельзя сколько тел мылись одной и той же водой. По крайней мере таким способом Дел доставалось то, что осталось от меня, а меня она знала.С мылом хозяин тоже поскупился, но я сумел вымыться сам и оставить для Дел. Потом, влажный и чистый, я появился в общей комнате, заказал акиви и несколько минут наслаждался покоем.Дел в конце концов вернулась, кивнула мне и исчезла в нашей комнате. Я подумал, не пойти ли посмотреть как она моется, но потом решил, что в этом случае Дел рисковала остаться грязной, ввиду того, что иногда случается, когда я вижу ее без одежды, и я не стал мешать. Я налил себе еще акиви.Когда акиви кончился, я забеспокоился и отправился выяснять, что же, в аиды, могло задержать Дел так надолго.Она сидела ко мне спиной, укутавшись в бурнус и накинув на голову капюшон. Я открыл рот, собираясь спросить чем, в аиды, она занимается, когда она испуганно вздрогнула, обернулась и взглянула на меня широко раскрытыми глазами.Потеряв дар речи от изумления, я уставился на нее. Оба мы застыли как статуи.Я видел только голубые глаза. Голубейшие, ярчайшие глаза. Они были теми же знакомыми глазами, того же цвета и чистоты, но все остальное изменилось.Я долго не мог произнести ни звука, но потом умудрился выдавить:– Что ты с собой сделала?Она заговорила медленно и рассудительно, тем тоном, каким убеждают скорее себя, чем окружающих.– Я сделала себя другим человеком.Я наконец-то пошевелился, шагнул к кровати, неуверенно протянул руку и скинул капюшон на плечи.– Все? – недоверчиво прошептал я.Дел выгнула почерневшие брови.– Женщина с черно-белыми волосами привлекала бы даже больше внимания, чем Северная баска.– Но… мне нравятся светлые волосы.Она помрачнела.– Это краска, ее можно смыть.– А это? – я коснулся одной смуглой щеки.– Это тоже, – черноволосая смуглая Дел, сердившаяся на меня, совсем не напоминала обычный более светлый вариант, хотя выражение лица не изменилось. – Я похожа на Южанку?– Нет. У них глаза черные или карие.– Тогда я с Границы.– Ха.– Пусть все так думают.Я внимательно рассматривал ее. Светлые волосы, выжженные солнцем, стали черными. Краска еще не успела высохнуть и гладкие пряди влажно блестели. Контур бровей стал четким, заостряя выражение лица. Дел покрасила даже ресницы. Смуглая кожа была светлее чем у большинства Южан и почти не отличалась от моей, не было только медного оттенка.Я нахмурился, сделал шаг назад, пожевал губу, раздумывая.Странное это было ощущение. Я знал только одну Дел: светловолосую, голубоглазую, выросшую под прохладным солнцем. Она всегда оставалась Северянкой, чужой для Юга и внешностью, и привычками. Теперь все изменилось – по цвету кожи и волос Дел можно было принять за настоящую Южанку. Став похожей на большинство женщин, Дел потеряла свою необычность, привлекавшую глаз любого мужчины, но осталась поразительно красивой, хотя уже другой красотой. Чужой и одновременно знакомой.Сравнивая старую Дел с новой, я понял, что чувствует человек, когда знакомое становится необычным. Дразнящим.Не это ли чувствовал Умир? Не потому ли его так привлекали отличия?И в новом обличье Дел осталась прекрасной. Темная кожа и крашеные волосы не лишили ее чистоты линий, чувства собственного достоинства и физической силы, которые отличали ее от других.Краска была плохой, кожа казалась грязной, но под этой кожей по-прежнему скрывался блеск великолепной стали.– Зачем? – спросил я.– Я Южная женщина… Я с Границы. Я еду в Джулу и для сопровождения наняла охранника.– Зачем? – повторил я, чуть прищурившись.– Потому что никто не ищет такую пару. А ты как думаешь?– А-а. Значит я тоже должен перекрасить волосы?Она пожала плечами.– Не обязательно. Из нас двоих больше внимания обращают на меня. – Я задумчиво кивнул.– Кажется мы уже говорили, что кое-кто на Юге меня знает. Видишь ли, некоторые физические отличия позволяют узнать меня даже тем, кто меня никогда не видел.– О тебе, конечно, тоже будут расспрашивать… но Песчаный Тигр путешествует со светловолосой Северной баской, которая носит меч – и умеет им пользоваться, – Дел запальчиво пыталась меня убедить. – А кого заинтересует пристойная женщина с Границы, которая никогда не держала в руках яватму и поэтому наняла танцора меча для защиты?– И ты думаешь, что это собьет их со следа.– Либо собьет, либо они просто разделятся.– Не выйдет, – отрезал я не раздумывая. – Конечно они будут расспрашивать и о Северной баске… и может быть ее отсутствие их смутит. Но не заставит свернуть.– Пусть не свернуть, но если за то время, пока они будут раздумывать, мы успеем добраться до Джулы – или куда там еще придется идти – ловушка сработает.Я выдавил вялую улыбку, все еще прицениваясь к черноволосой и темнокожей Дел.– А может этим ты решили проверить мой… интерес к тебе?– Нет, – сухо ответила она. – Я не знаю, что женщина должна сделать с собой, чтобы ты потерял к ней интерес. Думаю, даже если бы я была лысой, ты и тогда не остановился бы.Я несогласно заворчал.– Лысые женщины меня не возбуждают.Дел задумчиво осмотрела меня.– А вот тебе стоит состричь волосы.– Зачем? – испугался я.– Чтобы проверить, возбуждают ли меня лысые мужчины.– А ты закрой глаза, – предложил я, – и представь все, что захочешь.Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ. 35 Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло……и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.Я приподнялся на локте.– Что ты делаешь?– Смотрю на свое отражение, – тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. – Ты знаешь, что я сделала? – прошептала она.Я насторожился.– Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.Дел смотрела сквозь меня.– Что я сделала, – повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.– Дел…Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.– Все кончилось, – сказала она. – Ты не понимаешь?– Что кончилось?Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.– Аджани, – прошептала она через пальцы.Я моргнул.– Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.– Мертв, – повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.– Кончилось, – сипло сказала она и смех затих. – Моя песня наконец-то закончена.Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.– Баска…– Я не позволяла себе задуматься об этом, – прошептала она. – Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…– И до сих пор гонятся.– …и не было времени остановиться…– Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.– …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?Я похолодел.– И что же тебе делать теперь? – аиды, что она сейчас скажет?Дел печально улыбнулась.– Заняться собой.Я не сводил с нее глаз.– Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…– Дел…– Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, – она криво улыбнулась. – Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.– Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…Но Дел меня не слушала.– Столько лет, – задумчиво продолжила она, – я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.– За одно утро он забрал все, что у меня было – близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… – она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. – И знаешь, что я сделала?– Спаслась, – тихо сказал я. – А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.– Больше, – прошептала она. – И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему – хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, – она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. – Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.– Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.– Клятвы, – устало повторила она. – Клятвы могут изувечить душу.– Но мы живем клятвами, – возразил я. – Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.Дел посмотрела на меня.– Убедительно, – пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: – Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.– Все кончилось, – сказал я. – Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…– Нет, – вмешалась она, не позволив мне закончить. – Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… – короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. – Понимаешь, я только что – сейчас, в этот момент – поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.– Нет, – тихо сказал я. – Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.– Этот выбор был сделан очень давно.– Был?– Да. Когда ты пошел со мной в Стаал-Уста. Когда, в своей одержимости, я заплатила тобой как монетой, чтобы рассчитаться с вока.Я пожал плечами.– У тебя были причины.– Они меня не оправдывают, – отрезала Дел, – и ты долго пытался мне это объяснить, – она поднялась, начала собирать разбросанные по комнате вещи. – После всего, что ты дал мне, пока я никак не могла закончить свою песню, ты думаешь, что я могла бы оставить тебя?– Теперь ты свободна делать все, что пожелаешь, – сказал я.Дел засмеялась.– И это лучшая свобода.– Которую ты так и не познала бы, не убей ты Аджани.Она подумала и повернулась ко мне.– Ты придумываешь для меня извинения?Я небрежно пожал плечами.– Если б я начал придумывать для тебя извинения, ни на что другое времени у меня бы не хватило.– Ну да, – буркнула Дел, но приняла отговорку с благодарностью. Она, как и я, чувствовала себя неловко, если правда касалась душевных ран.
Неприятности начались когда я посоветовал Дел отдать мне ее меч.– Зачем? – резко спросила она.– Ты же сама говорила: ты приличная женщина с Границы, которая наняла танцора меча, чтобы он проводил ее в Джулу.– Но это не значит, что ты должен нести мою яватму.– Это значит, что нести ее должен кто угодно, только не ты. А кто, в аиды, еще может?Мы стояли у гостиницы рядом с лошадьми. Сумки и фляги висели у седел. Оставалось только сесть и ехать – но Дел не торопилась.– Нет, – отрезала она.Я подарил ей возмущенный взгляд.– Значит ты мне не доверяешь.– Тебе я доверяю. Я не доверяю твоему мечу.– Это МОЙ меч… Ты думаешь я не могу держать его под контролем?– Нет.В ответ я выругался, поддал ногой камень, яростно скрипнул зубами, посмотрел на землю, на лошадей, на горизонт, на все, кроме Дел. И наконец решительно кивнул.– Хорошо. Тогда можешь идти смывать краску.– Почему?– Потому что ты в обнимку с этим мечом будешь привлекать к себе внимание независимо от цвета кожи и волос.– Я повезу его на лошади, – предложила она. – Вот… я заверну его в одеяло и привяжу к седлу… и никто не поймет, что это.Я молча смотрел, как она снимает с кобылы свернутое одеяло, раскладывает его на земле, укладывает в его складки яватму. Она аккуратно подогнула концы, завернула одеяло и привязала сверток к задней луке седла.– Ты до него не доберешься, – заметил я.– Ты же должен защищать меня.– А ты мне это когда-нибудь позволяла?Белые зубы сверкнули на запачканном лице.– Что ж, думаю нам обоим будет чем поучиться.Я хмыкнул.– Похоже, ты права, – признал я и вскочил на жеребца.
Чем ближе подъезжали мы к Южным горам, поднимавшимся за Джулой, тем слабее становилась Пенджа. В песке появились обломки Южного скелета: темные, крошащиеся камни. Мир оживал, мы проезжали мимо тонких, остроконечных деревьев-мечей, росших по соседству растениями, похожими на тигровые клыки. Воздух начал меняться. Едкая вонь пыли и песка Пенджи растворялась в горьком запахе растений и металлическом привкусе пористого дымного камня, тяжелого на вид и легкого в руке. Цвета тоже изменялись. Вместо светлых, кристаллических песков, богатых оттенками желтого, шафранного и серебряного, появлялись глубокие темные переходы коричневого, охрового, темно-золотого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38