А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


В конце концов, может он потратить шесть месяцев на тщательную подготовку, а потом исчезнуть? Будут у него эти шесть месяцев?
Размышляя таким образом, Генри оказался на одной из аллей позади домов, выходивших своим фасадом на 2-ю улицу. Возле одного из них он наткнулся на мусорный бак, стоявший прямо под пожарной лестницей. Он сдвинул этот большой железный ящик и надел резиновые перчатки. На него никто не обращал внимания. Вспрыгнув на бак, он ухватился одной рукой за нижнюю перекладину лестницы и потянул ее вниз. Еще раз оглянувшись, Генри начал карабкаться вверх. Сигнализация в здании отсутствовала. Здание было старое, с деревянными оконными переплетами. Кредитной карточкой он отжал замок и через секунду оказался внутри. Лифт работал. Чарон поднялся в нем на последний этаж. В этот воскресный день все кабинеты пустовали, всюду было темно. Чарон отправился на поиски лестницы. Дверь на крышу оказалась запертой. После нескольких ударов замок поддался. Чарон выбрался на крышу и огляделся. Ветви деревьев закрывали практически всю автомобильную стоянку Верховного Суда. Но его это не беспокоило. Ему не раз приходилось стрелять и сквозь более толстые ветви, и сквозь кроны деревьев, да и на гораздо большее расстояние. Здание Суда находилось примерно в ста ярдах от него, а Капитолий – в пятистах. Соседние дома по высоте не отличались от этого. Вдоль края крыши шел бордюр высотой около полутора футов – отличное укрытие.
Полминуты спустя Чарон закрыл за собой дверь и запер ее на замок. Путь назад он проделал в обратной последовательности – по лестнице вниз, через окно кабинета на пожарную лестницу, затем по ней на мусорный бак. Через минуту и девять секунд после того, как за ним закрылась дверь на крышу, Чарон уже быстрым шагом шел в направлении авеню Конституции.
* * *
Джек Йоук внимательно вчитывался в текст своей статьи об убийстве на кольцевой в пятницу. Пролистывая на дисплее экран за экраном, он проверял каждое слово, каждую запятую.
В основу всей истории он положил версию полицейского лейтенанта из участка в округе Монтгомери о том, как какой-то раздосадованный лихач в минуту гнева подстрелил Уолтера П. Харрингтона только за то, что тот с садистским упорством все время ехал по скоростной полосе со скоростью пятьдесят пять миль в час. Йоук, конечно, приукрасил кое-что для «Пост», но суть была именно в этом. Новых обстоятельств не выявлено. Пулю, попавшую в Харрингтона, так и не нашли. Свидетели убийства так и не объявились. Вдова охвачена горем. Похороны состоялись в понедельник.
Не для печати полиция Монтгомери признала, что вряд ли убийство будет раскрыто, если только убийца не надерется и не проболтается сам. Эту информацию Джек Йоук передал редактору, так что у истории продолжения не будет.
Отправляя готовый материал электронной почтой, Йоук заметил Оттмара Мергенталера, пробиравшегося сквозь кучку репортеров к своей стеклянной будочке. Мергенталер помахал ему рукой.
– Привет, Джек, занят сейчас?
– Ничего срочного.
– Сегодня состоится пресс-конференция с этим колумбийским наркокоролем, хочешь пойти со мной?
– Конечно.
– Тогда хватай диктофон и вперед.
– Лакомый кусочек, как тебе удалось об этом узнать? – уже в машине спросил его Джек.
Мергенталер усмехнулся.
– Я знаком с адвокатом, который представляет Альдану. Его зовут Танос Лиаракос. Я знаю его уже давно. Всегда защищает бандитов и торговцев наркотиками. Только они могут позволить себе нанять его. Частенько снимал с крючка тех, кому светило по максимуму, и все еще при деле. Короче, он позвонил и сказал, что Альдана потребовал созвать пресс-конференцию в камере с участием телевидения, но я могу тоже прийти, если захочу.
– И что он собирается сказать?
– Лиаракос не знает. Он категорически против того, чтобы Альдана выступал перед прессой, но клиент настаивал.
– Это его слова, что пресса создает предвзятое мнение, препятствует проведению честного разбирательства?
– Да. Похоже, Альдана не из тех, кто слушается своих адвокатов, сколько бы они ни стоили.
– А его империя действительно стоит четыре миллиарда долларов?
– Черт его знает. Думаю, даже сам Альдана этого не знает.
Четыре миллиарда! Сколько же это… Четыре тысячи миллионов? Этого невозможно даже представить. Конечно, правительство может сорить и не такими суммами, но чтобы один человек… Четыре миллиарда – это больше, чем валовый национальный продукт иной страны. За эти деньги можно купить Арканзас, целый штат, в собственность. Можно нанять всех проституток в Северной и Южной Америке, устроить из них гарем и держать их в собственном штате на Миссисипи. А если это не понравится фэбээровцам, можно нанять всех адвокатов в Вашингтоне и Нью-Йорке и устроить тарарам во всех судах Америки.
– Это много денег, – пробормотал Джек.
– Слишком много.
– Это чертовщина какая-то, Отт, – хмыкнул Джек. – Так не бывает, не болтай зря.
У тюрьмы собралась толпа. Репортеры и фотографы сгрудились у входа. Протиснувшись вперед, Йоук и Мергенталер увидели дежурного сержанта, который вел перепалку с оператором телевидения. Камеры работали.
– Вы не можете выгнать нас, мы – пресса.
– Меня не колышет, кто вы. Сюда пройдут только те, кто есть в списке. – Он придавил листок бумаги негнущимся пальцем к столу перед собой. – Тебя в этом списке нет. А теперь убирайся отсюда, иначе и для тебя здесь найдется камера. И выключи ты этот проклятый свет.
– Это Америка!
– Ты еще не понял? Вон!
– Мергенталер, «Вашингтон пост». – Репортер сунул свое аккредитационное удостоверение сержанту, который сверился со списком. В это время оператор вновь попытался возмутиться.
– Ваше имя есть в списке, через ту дверь, пожалуйста.
– Со мной еще один парень из «Пост».
Йоук показал свое удостоверение, сержант махнул ему рукой, и опять повернулся ко все еще бормотавшему оператору.
– Нет, нет, нет, что тут непонятного!
Двое полицейских обыскали их на предмет оружия, а третий проверил диктофон Мергенталера. Затем их провели по коридору, темные стены которого, когда-то зеленого цвета, были покрыты толстым, десятилетней давности, слоем грязи. Они поднялись по слабо освещенной лестнице, миновали еще один контрольный пост, прошли через металлические двери, раздвинувшиеся, едва они к ним приблизились, и тут же закрывшиеся позади них, мимо переполненных камер. Заключенные гоготали и выкрикивали им вслед непристойности.
Репортеров провели еще через одни металлические двери, и они оказались в комнате, где группа телевидения уже устанавливала свет и две телекамеры. Рядом с дверью, в которую они вошли, было еще несколько железных дверей. Одна оказалась чуть приоткрыта, и Йоук заглянул внутрь. За дверью располагались четыре зарешеченные камеры, стены которых были обиты эластичными матами, – камеры для психов. По-видимому, полицейские не собирались держать Альдану в общей камере с обычными заключенными.
Йоук узнал телекомментатора; они не были знакомы. Тот кивнул Мергенталеру и углубился в книгу, в это время одна из женщин накладывала ему грим. Она расчесала ему волосы и побрызгала спрэем. Один из техников проверял микрофоны. За всем этим безучастно наблюдал полицейский.
Мергенталер выбрал место, с которого открывался хороший обзор, но так, чтобы не попасть в камеру. Йоук прислонился к стене позади него.
Время шло. Пять минут, десять.
Кто-то кашлянул, но в основном все молчали. Ждали.
Что за человек этот Альдана? Йоук попытался нарисовать его портрет исходя из того, что знал о нем. Головорез, решил он. Переполненный ненавистью латиноамериканский ублюдок, Адольфа Гитлера считает пророком, который знал, как добиться победы и править миром в грядущем хаосе. Звучит как название популярной книжки по самообразованию. Интересно, подумал Йоук, была ли в жизни Чано Альданы хоть одна большая книга.
В двери появился темноволосый симпатичный мужчина в сером костюме. Он прищурился от яркого света, а затем поприветствовал телекомментатора и Мергенталера.
– Мой клиент появится с минуты на минуту. Правила такие. Он сделает заявление, затем пять минут на вопросы для телевидения и пять минут – Мергенталеру.
– Я против присутствия Мергенталера во время съемок, – сказал комментатор.
– Когда вы покажете свое интервью? – спросил Танос Лиаракос.
– Возможно, сегодня вечером и завтра с утра.
– Я не вижу никаких проблем, – адвокат нахмурился. – Он не будет отнимать у вас пальму первенства. А вы можете снимать, когда он будет задавать вопросы, если хотите, конечно.
Нет. Телевидение не собирается это делать. Ни при каких обстоятельствах компания не может допустить, чтобы Мергенталер перед камерой задавал более проницательные вопросы, чем их человек.
– Шоу-бизнес, – шепнул Мергенталер на ухо Йоуку. А затем уже громче, обращаясь к Лиаракосу, – мистер Лиаракос, знаете ли вы, что хочет сказать Альдана?
– Нет.
– Он с вами этого не обсуждал?
– Нет.
– Это вы посоветовали вашему клиенту провести пресс-конференцию?
– Без комментариев.
– Если обвинение потребует, чтобы суд запретил прения, вы будете оспаривать это?
– Я не думал об этом.
– Возможен ли в Вашингтоне беспристрастный суд над Альданой?
– Я не думаю, что он может рассчитывать на беспристрастный суд где-нибудь в Соединенных Штатах.
– Как долго нам еще ждать? – вмешался представитель телевидения.
– У меня один вопрос, мистер Лиаракос, – вмешался Йоук. – Джек Йоук из «Пост».
– Он с тобой, Отт?
– Да.
– О'кей. Валяйте.
– Вы удовлетворены тем, что ваш клиент обеспечил оплату вашего гонорара, который, как известно, очень высок, из денег, не имеющих отношения к преступному бизнесу?
Лиаракос нахмурился.
– Без комментариев, – сказал он решительно и скрылся за дверью.
Телекомментатор широко улыбнулся Йоуку. На губах Мергенталера тоже промелькнула улыбка.
Время тянулось медленно. Комментатор поглядывал на часы.
Через семь минут дверь отворилась и появились два полицейских в форме, а следом – два судебных маршала. Лиаракос шел следом, за ним – человек среднего роста латиноамериканской наружности с аккуратными усами. Позади шли остальные полицейские и судебные чиновники, но внимание Йоука привлек именно этот человек.
Как только он расположился на стуле, вспыхнул свет, и Йоук разглядел его получше. Это был упитанный человек с полными щеками, которые через несколько лет превратятся в обвислые брыли. Он напоминал банкира средних лет, особенно не утруждавшего себя еще со школьных времен. Одет он был в брюки и белую рубашку с короткими рукавами, без галстука. Он щурился на яркий свет и осторожно оглядывался вокруг, пока техник прилаживал ему на рубашку микрофон.
Как только техник закончил, оператор помахал одному из маршалов рукой, чтобы тот ушел из поля зрения камеры, и комментатор начал.
– Насколько я знаю, вы готовы сделать заявление, сеньор Альдана.
Альдана смотрел прямо в камеру.
– Я Чано Альдана, – начал он с заметным испанским акцентом. – Я ваш самый страшный кошмар наяву. Я – те безликие голодающие массы, которым вы отказали в пище. Я – раб, которого, закованным в цепи, вы принесли на беспощадный алтарь ростовщичества. Я – болезнь, которую вы не хотите лечить. Я – нищий, которого вы прогнали с праздника. Мне вручен ключ от преисподней. И Я открыл ее.
Несколько секунд комментатор стоял, разинув рот, ничего не понимая.
– Сеньор Альдана, вы признаете себя виновным в том, в чем вас обвиняют?
– Это вы виновны, не Я!
– Вы возглавляете Медельинский картель?
– Я бизнесмен третьего мира.
Хотя стало ясно, что это и есть весь ответ, комментатор, без особой надежды, продолжал.
– Вы занимаетесь контрабандой кокаина?
– Я никогда не занимался контрабандой кокаина.
– Ваше заявление дает понять, что люди, которые работают на вас, поднимут волну насилия, если вас не освободят. Это ли вы имели в виду?
– Я имел в виду то, что сказал. И только. Люди, которым известна Моя репутация, скажут вам, что я человек слова.
Подошла очередь Мергенталера спрашивать. Представители телевидения погасили свои лампы.
– Что вы имели в виду, говоря «мне вручен ключ от преисподней»?
– Я Тот, кто низвергнут с небес. Я Тот, которого вы не пустили на пир. Мне вручен ключ от преисподней и Я открыл ее.
– Всего лишь один прямой ответ – вы имеете или не имеете отношение к контрабанде кокаина?
– Я никогда не занимался контрабандой кокаина.
– Действительно ли ваша организация оценивается в четыре миллиарда долларов?
– Я богатый человек, но не знаю, насколько богат.
– Хоть один прямой ответ.
Глаза Альданы сузились, губы скривились в презрительной усмешке. Его взгляд задержался на журналисте. Альдана поднялся со стула. Он не сводил глаз с журналиста до тех пор, пока маршалы не вывели его из комнаты и за ним не закрылась дверь.
– Да он сумасшедший, как клоп диванный, – сказал Йоук уже в машине.
Оттмар Мергенталер неподвижно сидел за рулем, зажав ключ зажигания в ладони.
– Жаль, что этого не видел Джеральдо Ривера.
– Он не напугал тебя своим диким взглядом, а?
– Да, ты прав, – ответил Мергенталер.
Мергенталер внимательно осмотрел ключ и аккуратно вставил его в замок зажигания.
– Он больной, и у него целая армия наемных убийц, которые уже лишили жизни сотни политиков, судей и полицейских в Колумбии. Они взрывали самолеты, магазины и редакции газет. Они убили дюжину журналистов, которые отказывались молчать. Их не волнует, кого они убивают. Их это действительно не волнует.
Мергенталер завел двигатель и включил передачу.
– Да, Джек, этот парень меня напугал.
Глава 5

Любовь американца к закону и порядку прямо пропорциональна тому, в какой степени он ощущает угрозу своей безопасности и благосостоянию. Когда ощущение опасности исчезает, то же самое происходит и с его готовностью быть подконтрольным.
Американцы – самая бесконтрольная нация в мире. Средний американец за всю свою жизнь едва ли, разве что случайно, сталкивается с блюстителем закона. Исключение составляет вездесущая дорожная полиция со своими требованиями соблюдать установленную, иногда до смешного медленную, скорость движения, что сами американцы считают просто необходимым, но, как правило, всегда нарушают. Многие законопослушные граждане ни разу в жизни не разговаривали с полицейским. А подавляющее большинство не испытывает унижения от общения с полицейским, исполняющим свои обязанности.
Американские улицы не знают, что такое военные патрули. Тайная полиция не прослушивает телефонные разговоры, не перлюстрирует письма, не заставляет соседей стучать друг на друга. Ни одного американца не привлекли к ответственности за поношения в адрес правительства или Президента, за оскорбительные письма редакторам и политикам.
Американец уверен, что, независимо от его психического или эмоционального состояния, власти не посмеют его побеспокоить до тех пор, пока своим поведением он не нарушит запрет на насилие. В таком случае его ожидает относительно краткосрочное пребывание в камере, где у него появится возможность обдумать те неверные шаги, которые он совершил на своем жизненном пути.
Никакой расстрельной команды. Никакой политической тюрьмы. Никакого Гулага. Даже если он сойдет с ума, никто его не запихнет за это в сумасшедший дом. В Америке право каждого не любить своего соседа защищается как нигде в мире.
Несмотря на постоянный приток иммигрантов из раздираемых войнами и сочащихся ненавистью уголков Земли, Америка установила личную свободу граждан. Суды ревностно лелеют ее, возможно, неумышленно, но действуя решительно и твердо, опираясь на часто декларируемое и в значительной степени сомнительное предположение, что от всякой несправедливости должно быть средство защиты. Защиты не в будущей жизни, а здесь, в Америке. Сейчас! Никогда за всю трагическую и кровавую историю человечества подобная радикальная и алогичная концепция не принималась так обыденно и не воплощалась в жизнь таким огромным количеством, казалось бы, вполне рационально мыслящих людей.
Таким образом общественный строй остается невредимым. Все социальные группы, независимо от их величины, пребывают в спокойной уверенности, что их жалобы будут услышаны. Каждый услышит. Газеты прольют море чернил, праздный просто посочувствует и пожертвует средства, политики будут ораторствовать, а судьи – создавать те самые средства защиты.
А Америка будет жить дальше.

Джек Йоук вчитывался в слова на экране, покусывая ноготь. Это была Америка, какой он ее видел, восхитительно безумная и прагматичная. Американцы хотят справедливости, но не слишком много. Они хотят порядка, но не слишком много. Они хотят законности, но не слишком много. И вот в этом средоточии свободного духа появляется Чано Альдана со своими четырьмя миллиардами долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60