Тому ничто не угрожало; напротив, он - как, вероятно, никогда еще в жизни - находился в полной безопасности. С учетом обстоятельств Карклин умер бы на месте, но пальцем не тронул этого болвана, прочно зомбированного средством массовой информации. Последний тряхнул газетой, перевернул страницу, и Карклин - по воле обстоятельств - прочитал сообщение, которое мигом лишило его остатков душевного равновесия. Разноцветные буквы обещали всем - кто успеет любителям оттяга и свежих приколов уникальный шанс развлечься на Вечерах Открытых Дверей, который организует клуб "Начинка", до недавнего времени державшийся в тени. Члены клуба, обычно не склонные себя афишировать, решились все-таки явиться людям и показать им незнакомую, удивительную ипостась реальности. В клубе мог состоять любой, кто считал себя отличным от других двуногих оригинальным внутренним наполнением. Реклама гарантировала сногсшибательное разнообразие людских начинок, скандальные признания, а также - умеренные цены, улетного ди-джея, бесплатное пиво и ломом подпоясанную охрану. Рядом с Карклиным освободилось место; он в глубокой задумчивости сел, не обращая внимания на престарелое сумчатое, что встрепенулось. Объявление было размещено будто специально для него, и предусмотрительный Карклин, разумеется, рассмотрел этот вариант в первую голову. Маловероятно. Если его каким-то чудом вычислили...тогда взяли бы сразу, с поличным или без поличного. Но так вот, подсунуть подсадного с нужной газеткой, в надежде спровоцировать... нет, органы правопорядка не способны столь тонко и эффективно оперировать вероятностью. Он мог не заметить рекламы. Пусть за ним следили, пусть пасли от самого дома, пусть обложили непосредственно в автобусе - рекламу он мог не заметить. И все же, если это ловушка - что делать? Выпрыгнуть из автобуса? Бессмысленно. В том случае, если он прав, за ними обязательно следует одна или две машины сопровождения. Ему не скрыться. Значит, нужно вести себя так, будто ничего не произошло. Раз его не трогают, значит, ничего конкретного против него у них нет. Карклин украдкой взглянул в сторону рабочего - тот сидел, смотря прямо перед собой, и с точностью определить, сыщик он или нет, никак не удавалось. "Я птица редкая, - подумал Карклин, - но стоит ли так паниковать? Я уже готов вообразить, что небесные светила сошли с орбит и начали вращаться вокруг моей особы".
В конце концов он сошел на шестой или седьмой по счету остановке, и никто из лиц, возбудивших его подозрение, следом не вышел. Карклин огляделся по сторонам: не было видно и недружественных автомобилей. Местность выглядела по-фабричному пустынной. Карклин, отчасти успокоенный, пошел через пустырь, густо заросший высокой травой. Выйдя к какой-то магистрали, он, дабы уберечься на сегодня от соблазна, остановил такси. Работал радиоприемник, и Карклин вторично впитал информацию о клубе "Начинка". Когда машина притормозила на перекрестке, он получил возможность оценить яркий, свеженаклеенный плакат на ту же тему, и это окончательно развеяло его опасения. В заговоре, как ни крути, не мог участвовать весь мир. Карклин попросил шофера высадить его возле ближайшего светофора, расплатился, пересел в трамвай, следовавший на окраину. Сердцу не прикажешь. Известно, что вздумай до печенок добропорядочный гражданин попробовать убийство, он может смело отправиться куда-нибудь подальше от дома и там, в глухом подъезде, замочить ударом палки или кирпича первого, кто подвернется. И дальше жить до конца своих дней со спокойным сердцем. Убийцу никто не найдет.
Знал об этом и Карклин. Конечно, не совсем то, конечно, не лотерейный барабан, но кушать-то хочется.
6
Мир, как справедливо рассудил Карклин, против него не ополчался. Против него ополчился Зачесов, поставивший мир под ружье, и эту его способность Карклин недооценил.
Возможности Зачесова были, конечно, не беспредельны, но достаточно широки, чтобы оклеить афишами рекламные щиты и тумбы, мобилизовать периодическую печать, привлечь к участию в операции телевидение и радиовещание - тем более, что вся требуемая помощь сводилась к заурядной рекламе, делу привычному и родному. Сам Зачесов, естественно, не заплатил ни копейки; спонсорами стали несколько не самых бедных людей, которым сыщик в то или иное время оказал серьезную услугу. В их число входил и хозяин того самого кафе близ Таврического сада, о котором шла речь на секретном совещании. Правда, этот предприниматель чувствовал себя обязанным не лично Зачесову, а его подручному, заведшему о кафе разговор. Обязан он был вот чем: сей подручный, посетив однажды кафе, скроил озабоченную физиономию и предупредил владельца о неизбежных в самом близком будущем неприятностях, связанных с финансовой деятельностью "твоего гадючника, который давно уж у всех и каждого - кость в горле, гангрена на теле" - так выразился доброжелательный опер. Хозяин кафе немедленно попросил у гостя защиты от грозного катаклизма, каковую ему сквозь зубы обещали, потребовав в ответ ходить на цирлах и выползать из будки по первому свистку. Вот как бывает пробил час, и свисток прозвучал.
Вообще, благодарность держателя этой таверны не знала границ. Он даже предложил усилить оперативную группу личной гвардией, от чего великодушно отказались. Тогда хозяин, отчасти посвященный в суть происходящего, привел подвизавшихся у него профессиональных лицедеев, представил их Зачесову и рекомендовал использовать для разогрева публики. "Ведь вы же не предполагаете, что к нам придут настоящие психи, - пояснил он свои действия. - Я имею в виду тех, кто будет считать, что у него потроха не как у всех. Так эти ребята и станут на время, с вашего позволения, истинными членами "клуба". Не пожалеете - гарантирую высокую жизненную правду! "
Зачесов одобрительно кивнул.
Владелец кафе, помявшись, осведомился, сколько Вечеров Открытых Дверей планируется провести. "Хоть до пенсии сидите! - тут же спохватился он, прижимая к груди руки. - Я могу даже вывеску сменить. "Начинка" - не так уж плохо звучит. Но для конкретики, в целях общей определенности и государственной пользы хотелось бы знать приблизительно..."
Ему ответили, что ответа на свой вопрос он не получит. Это служебная тайна. Возможно, одного Вечера окажется достаточно. Возможно, и двадцать один не принесет результата. Кое-кто из сотрудников уже рассчитывал в душе на бесконечную хмельную засаду, на долгие сытные бдения. К Шарапову, сидевшему у стойки коммерческого ресторана с чашечкой кофе, они относились примерно так же, как Карклин - к Раскольникову.
В действительности Зачесов рассчитывал добиться желаемого со второго или третьего раза. Он полагал, что в первый Вечер злоумышленник либо не появится вообще, либо придет с первично разведывательными целями. Убедившись, что опасности нет, он не станет откладывать и нанесет удар.
Опять же, понятно, если он не бог - в своем злокозненном понимании. И не сатана.
Только бы пожаловал.
Зачесов был почти наверняка уверен, что знает нелюдя в лицо.
7
Весь первый Вечер Карклин просидел напротив кафе, находясь за рулем иномарки неброского окраса, которой пользовался довольно неохотно - как правило, в рабочих разъездах. Он барабанил пальцами по бедрам, укрытым полами нового - приобретенного взамен ущербного - пальто, и не уставал поражаться публике, что валом валила в свалившийся с неба клуб. Несколько раз он готов был покинуть машину и присоединиться к посетителям, но в последний миг сдерживал себя и оставался придирчивым, чутким к малейшей фальши наблюдателем. Карклин нацепил темные очки, замотал шарфом нижнюю часть лица, но это не спасло его от неизбежного занесения в список субъектов, подлежащих проверке. В этот список, стараниями Зачесова, попадал каждый, кто был замечен близ кафе, не говоря уже о гостях. Таким образом, фамилия Карклина очень скоро оказалась среди прочих, назначенных в разработку, и то, что это так и не иначе, Карклин сообразил слишком поздно. Сделанного не вернешь, оставалось уповать на милость безликого провидения. Он расслабился и попытался угадать, кто же из входящих в заветный подвальчик является на деле искомым "человеком-шаром". Пустоши мерещились Карклину в каждом втором, от чего у него развилось обильное слюновыделение. Но он, согласный выделить что угодно, лишь бы не угодить впросак, продолжал сидеть неподвижно. "Свежие приколы, - эти два слова внутренний ветер гонял по его черепной коробке, как обрывки рекламной газеты. - Парочка свежих приколов".
Тем временем Зачесов, сидевший за столиком внутри, в темном углу, тоже весьма и весьма удивлялся - и не меньше Карклина, а гораздо больше. Наивная простота хозяина кафе, который в коммерческой сфере уж никак не считал себя ребенком и думал, будто знает изнанку жизни очень хорошо, теперь была очевидна всякому: нужда в фиктивных членах клуба отпала почти сразу. Стоило конферансье пригласить на уютную сцену представителей нестандартных внутренних миров, как туда тотчас полезли десятки желающих, каждый из которых рвался к микрофону, желая сию секунду поделиться с аудиторией откровением. Много их объявилось, невероятных: личности с пустотами, каких сыскалось немало, встречались снисходительными улыбками - как и к жалким посредственностям, чьим содержимым был, скажем, клубнично-ананасовый наполнитель, к ним относились пренебрежительно, свысока. То ли дело персоны, носящие в себе мистический поливалентный радикал класса R, или - на матрешечный манер - десять собственных эманаций, понижающихся в качестве от высшей к низшей, сокровенной. Высокий мужчина, воплощение жизненных драм, заявил, что вся его телесная оболочка представляет собой контейнер для секретного сообщения с инопланетной космической станции, расшифровать которое смогут лишь после его смерти, прибегнув к вскрытию, которого он, однако, заблаговременно составленным завещанием не допустит. То же самое, утверждал этот письмоноша, относится и ко всем другим телесным оболочкам, включая вообще любые известные материальные предметы. Еще одна сухопарая дама с постным лицом призналась, что имеет в себе тайное имя Бога, которое Он открыл только ей, а больше никому не открывал и не откроет. Это имя претворилось в Слово, которое, в свою очередь, обратилось в камень - на этом-то камне и воздвигнет себе новый храм очередная эпоха. Наступит конец. Стоит ее чреву распахнуться... Женщина простерла руки, собираясь совершить нечто страшное; конферансье поспешно вытолкал ее за кулисы, а после, вернувшись, вытер пот со лба и предложил членам клуба занять на время свои места и посмотреть фирменную развлекательную программу. С визгом вышел кордебалет.
Зачесов цедил сквозь соломинку гадкий коктейль, исподлобья наблюдая за взрывами глупых хлопушек и змейками серпантина; чешуйки конфетти между тем уже усыпали его пиджак, подобно декоративной перхоти. Ручаться он не мог, но чувствовал звериным чувством, что нынешнее бдение закончится ничем: монстр не появится. То же чутье говорило ему, что добыча затаилась поблизости, и главное сейчас - не спугнуть.
На сцене размахивали ногами, читали скетчи, обливались шампанским; потом учинили стриптиз.
Карклин сосредоточенно прислушивался к отзвукам недоступного разгула. Правая рука его находилась в кармане, где мерно сжимала и разжимала отполированное дерево. Карклин ждал, когда кафе закроется, и все разойдутся по домам. Но веселье продолжалось далеко за полночь, и ему пришлось отогнать машину в соседний переулок, чтобы не мозолить глаза. Сам Карклин, выйдя наружу, скрылся в ближайшем подъезде, откуда открывался хороший вид на скороспелый клуб. В два часа пополуночи погасли огни, и он напрягся, всматриваясь в темноту. Он предполагал увидеть пару-другую черных теней, что выскользнут из кафе последними, с сознанием добросовестно исполненного долга. Правильное предположение, напрасное ожидание: в кафе имелся запасной выход. Выждав еще немного, Карклин вернулся за руль, завел мотор и медленно проехал мимо погребка. На ходу он отметил броский призыв посетить кафе снова и снова - тем более завтра, ибо именно, и только завтра в клубе проводится прикольный карнавал, пришедших без костюма просят не расстраиваться: наряды и, как всегда, пиво - за счет заведения.
8
С карнавальными костюмами возникли проблемы. Оперативная группа, с головы до ног заваленная "висяками" и "глухарями", не озаботилась экипировкой и в зале угодила в затруднительное положение. Оставаться, в чем пришли, сыщикам было никак нельзя: сразу раскусят. На их счастье - или на беду - в клубе запланировали и другое развлечение: веселое переодевание всех желающих в одежду противоположного пола. Поэтому детективы, проклиная все на свете, нарядились в легкомысленные блузки, юбки и платья. Зачесов, чувствуя себя ответственным за унижение коллег, пошел дальше и попросил себе пышный парик. Правда, исходя из оперативной целесообразности, он предпочел платью обтягивающие лосины, в которых его способность к стремительному перемещению, прыжкам и броскам оставалась прежней. Накрасив губы, Зачесов стал похож на совершенного гомосека. Этим он ввел в неожиданный соблазн вчерашнего субъекта, хранившего в себе космическое послание - судя по поведению носителя, письмо могло оказаться весьма нескромным, а его отправителями - те еще ребята. Но Зачесов встретил повесу таким взглядом, что тот мгновенно отвалил, в чем сыщик немедленно раскаялся: как знать - может быть, ловелас искусно притворяется? может, они караулят именно его?
Сегодня утром он отловил-таки штатного психолога, который вечно где-то пропадал, изображая занятость; между тем, нужен он был не так чтобы очень, не больше рукава в известном месте... Зачесов кратко, в офицерском стиле, посвятил его во все перипетии операции, а тот загнул свое "проекция-интроекция". "Ваш псих, - втолковывал вспотевший очкарик, типичный проектант. Ох... Ладно, побоку термины. Ну, как вам проще объяснить? Человек говорит: все - твари. Это означает, что тварь - он. Вы понимаете? Напротив, люди типа "я тварь" знают, что твари - вокруг них: интроекция. Вот, например, ваш любопытный экземпляр... который считает себя - себя! не прочих! - посланцем иного разума. Наука утверждает, что в данном случае именно прочие..."
- Пошел ты на ..., - сказал ему Зачесов и треснул дверью.
"Мы до такого еще не доросли", - оправдывался он перед собой, возвращаясь в "убойный отдел".
С камнем на сердце Зачесов впился в очередную соломинку. Он трижды булькнул, и в зал сошел Мистер Икс.
При виде новой фигуры сыщик потянулся к горлу, намереваясь поправить узел галстука, что было условным сигналом, но вспомнил, что галстука на нем нет. Тогда, поскольку он сразу разгадал, кто маска, Зачесов принялся теребить кружевной воротничок. Глаза его сощурились, уголки губ приподнялись, с трудом удерживаясь от торжествующего шипения: "маска, я тебя знаю". Маска величественно - без спутников, одна - плыла меж столиков, и к ней уже спешил немой от почтительного восторга халдей. Мистер Икс занял предложенное ему место в центре зала, принял меню. Мужеподобная дамочка в парике негромко щелкнула пальцами, и к ней подбежал администратор. Зачесов шепнул ему несколько слов; после каждого из которых вожак халдейской стаи кивал. Мистеру Иксу принесли бокал с манговым соком и сложное пирожное. Икс кусил пирожное, не снимая цилиндра, и украдкой оглянулся. Он тоже обратил внимание на извращенца в женской одежде, не сводившего с него глаз, и тоже мог запросто сказать маске, что знает ее. "Ну что ж, - решил Карклин, - ты сам это выбрал". Он закурил сигару и, на время предоставив соглядатая себе самому, приступил к изучению общества. Карклин быстро понял, что прибыл по верному адресу. Гости погребка разительно отличались от серой толпы, в которой ему обычно приходилось работать. Что удивительно - полно детворы, невзирая на поздний час. Значит, и детишки непростые, с изюминкой, и то же относится к их папам и мамам, толстосумам. "Да, за вечер не управиться, пронеслось в голове у Карклина. - Придется зайти не раз и не два. А значит, предстоит изменение внешности. Дома не поймут - ну, это дело десятое". Он уставился на толстяка, утверждавшего, что состоит из мыслей, и про себя искренне похвалил противника: достойный ход, похвальная прозорливость, но вместе с тем - медвежья услуга всем этим самородкам, кем бы они ни были. "Может, взорвать всех чохом? - подумал Карклин. - Нет, что за глупость. Так он никогда не разберется, кто есть кто. Ловкость, умелый отбор и чуточку везения. Что ему до всех? Ему нужен один-единственный, чтобы убедиться, и очень возможно, что им окажется..."
- Фанты! - объявил конферансье.
Карклину принесли на золотом подносе розовый фант. Зачесов, следивший за раздачей, довольно улыбнулся:
1 2 3 4