Она не раз падала по дороге, но явно не намерена была отказываться от намеченной цели.Подойдя к статуе, Анджа остановилась. Дыхание вырывалось у нее из груди судорожными толчками. На миг она подняла взгляд на возвышающуюся над ними гигантскую фигуру.Левый кулак статуи был сжат, а неподвижный взгляд устремлен поверх голов людей на туманы Грани. Казалось, будто в ней меньше Жизни, чем в деревьях в лесу. И все же статуя осознавала их присутствие. Джорам чувствовал это — и чувствовал терзавшую ее чудовищную боль.Мальчик совершенно выбился из сил и не мог уже ни плакать, ни сопротивляться. Анджа бросила его к ногам статуи, и он замер там, скорчившись, дрожа и закрывая голову руками.— Джорам, — сказала Анджа, — это — твой отец.Мальчик изо всех сил зажмурился. Он не в силах был пошевелиться или сказать хоть слово. Все, что он мог сейчас, — это лежать.Но капля воды, упавшая ему на шею, заставила Джорама вздрогнуть. Мальчик оторвал голову от песка и медленно поднял взгляд. И увидел высоко вверху каменные глаза статуи. Они смотрели на царство Смерти, чей долгожданный покой оставался недосягаем. На мальчика упала еще одна капля. И Джорам с рыданием уткнулся лицом в ладони. У него разрывалось сердце.И так они плакали — мальчик и высящаяся над ним статуя. ГЛАВА ДЕВЯТАЯРИТУАЛ — Я была дочерью одного из самых знатных семейств Мерилона. Он… твой отец… он был домашним каталистом.Джорам сидел на стуле — они уже вернулись в их хижины — и слушал Анджу. Но ее голос доносился до мальчика словно бы откуда-то издалека, пробиваясь через пелену ужаса — как слезы статуи.— Я была дочерью одного из самых знатных семейств Мерилона, — повторила Анджа, расчесывая волосы Джорама. — Твой отец был домашним каталистом. Он тоже происходил из благородной семьи. Мой отец не потерпел бы, чтобы с нами жил каталист вроде отца Толбана, который и сам мало чем отличается от полевых магов. Мне было шестнадцать лет. Твоему отцу как раз исполнилось тридцать.Анджа вздохнула, и ее пальцы на миг перестали дергать спутанные волосы Джорама. Мальчик, сидевший у стола, взглянул на ее отражение в оконном стекле и заметил, что на губах матери играет легкая улыбка. Она словно прислушивалась к какой-то неслышимой музыке. Подняв руку, Анджа пригладила собственные грязные, нечесаные волосы.— Какие же прекрасные вещи мы с ним создавали! — негромко произнесла она и мечтательно улыбнулась. — Мама всегда говорила, что у меня сильный дар Жизни. По вечерам мы с твоим отцом наполняли сумерки радугами и чудными видениями, чтобы порадовать наше семейство, и на глаза тех, кто это видел, наворачивались слезы восхищения. И твой отец говорил правду — нет ничего удивительного в том, что мы, способные создавать такую красоту, влюбились друг в друга.Пальцы, запущенные в волосы Джорама, напряглись, острые ногти впились в кожу, и Джорам почувствовал, как по шее у него ползет липкая струйка крови.— Мы отправились к каталистам за разрешением на брак. Они прибегли к Предвидению и сказали: «Нет». Они сказали, что мы не произведем на свет живого потомка!Запустив пальцы в спутанные черные волосы, Анджа раздирала колтуны ногтями, напоминающими когти. Джорам вцепился в край стола. Он даже рад был физической боли, ибо она помогала заглушить боль душевную.— Не произведем живого потомка! Ха! Лжецы! Глянуть только! — Анджа обняла Джорама за шею, яростно и жадно. — Ты ведь со мной, радость моя! Ты доказал, что все они — лжецы!Она прижала голову мальчика к своей груди и принялась раскачиваться, напевая про себя: «Лжецы, лжецы» — и поглаживая шелковистые кудри сына.— Да, сердце мое, у меня есть ты, — пробормотала Анджа, уставившись на огонь. Она даже опустила руки. — У меня есть ты. Они не сумели нас остановить. Даже когда они приказали твоему отцу покинуть наш дом и вернуться в собор, они не сумели разлучить нас. Он вернулся ко мне той же ночью, после их мерзкого Предвидения. Мы тайно встретились в саду, там, где вместе сотворили столько прекрасного. У него был план. Нам нужно было произвести на свет живого ребенка и доказать всему свету, что каталисты лгут. И тогда они были бы вынуждены дать нам дозволение на брак. Понимаешь?Для церемонии, что создала бы ребенка в моем чреве, нам нужен был каталист. Но нам не удалось его найти. Трусы! Все, к кому только ни обращался твой отец, отказывали ему, потому что боялись навлечь на себя гнев епископа. А потом стало известно, что его отсылают работать в поля, обычным полевым каталистом. — Анджа фыркнула. — Его! Человека со столь тонкой и прекрасной душой собрались превратить в примитивный инструмент! Ведь полевые каталисты не намного лучше крестьян, рожденных для этой участи. И это означало, что мы никогда больше не увидимся. Тому, кто тащился по грязи полей, никогда уже не бродить по зачарованным улицам Мерилона!Анджа стиснула руки. Она сидела, сгорбившись, и не отрывала взгляда от пламени. Джорам не мог на нее смотреть — у него все внутри скручивалось от гнева и странного, почти приятного ощущения боли, которого он не понимал. Потому мальчик стал смотреть в окно, на невозмутимую, одинокую луну.— Мы были в отчаянии. А потом, однажды ночью, твой отец сказал, что знает способ — древний, запретный способ, — который поможет нам произвести на свет ребенка. Он описал мне этот древний способ. — Анджа вздохнула. — Мне сделалось дурно. Этот способ был таким… животным. Как я могла на это пойти? Как он мог? Но что нам еще оставалось? Я знала, что умру, если нас разлучат. Мы тайком выбрались…Теперь Анджа говорила так тихо, что Джорам едва разбирал слова.— Я мало что помню о той ночи, когда ты был зачат. Он… твой отец… дал мне отвар каких-то красных цветов… Мне казалось, будто душа моя покинула тело, и тело осталось ему, чтобы он сделал с ним все, что нужно. Я помню… словно во сне… прикосновения его рук… ужасную, обжигающую боль… наслаждение… Но нас предали. Каталисты следили за нами. Я слышала, как он вскрикнул. Потом я сама пробудилась с криком и обнаружила, что они стоят вокруг и смотрят на наш позор. Они забрали его и увели в Купель, на суд. Меня тоже забрали в Купель. У них там есть специальное место «для таких, как я» — так они сказали. — Анджа горько улыбнулась, глядя в огонь. — Нас куда больше, чем ты мог бы подумать, лапочка моя. Я надеялась увидеть его, но Купель огромна и ужасна. Я увидела его лишь во время наказания.Ты радость моя, уже подрос у меня в чреве, когда они отволокли меня в Приграничье и поставили на белом, раскаленном песке. Они заставили меня стоять там и смотреть, как они вершат свое гнусное дело!Анджа вскочила и, остановившись за спиной у Джорама, схватила его за плечо так, что ногти впились в тело.— Магов, нарушивших закон, отсылают за Грань! — яростно прошептала она. — Такова их кара за прегрешения. «Живой да не будет предан Смерти» — так гласит катехизис. Маг входит в туман, в ничто, и там исчезает. Ха!Анджа плюнула в огонь.— Да разве это кара — по сравнению с превращением в живой камень?! Это же немыслимо: терпеть бесконечное существование, терзаясь от истачивающих тебя ветра, воды и памяти о том времени, когда ты был живым!Взгляд Анджи был устремлен в ночь; глаза ее вполне могли бы быть каменными, если судить по тому, что им довелось повидать. Джорам смотрел на луну.— Они поставили его на песок, на отмеченное место. На нем были позорные одежды, и двое Исполняющих крепко удерживали его своими темными чарами, так что он не мог даже пошевелиться. Я слыхала, будто большинство каталистов принимали свою судьбу спокойно. Некоторые даже приветствовали ее, ибо их убедили, будто они — великие грешники. Некоторые — но не твой отец. Мы не сделали ничего плохого. — Рука на плече Джорама сжалась еще сильнее. — Мы просто любили друг друга!Несколько долгих минут Анджа не могла произнести ни слова и лишь тяжело дышала. Она вынуждала себя вновь переживать тот чудовищный момент, упиваясь своей болью и осознанием того, что делит эту боль с мальчиком.— В конце концов, — негромко, хрипло произнесла она, — твой отец закричал, бросая им вызов. Они попытались сделать вид, будто ничего не слышат, но я видела их лица. Его слова попали в цель. Епископ Ванье — чтоб земля разверзлась у него под ногами! — приказал начать преобразование.Чтобы произвести подобное изменение, требуется двадцать пять каталистов. Ванье призвал их из всех районов Тимхаллана, чтобы все они видели, как наказано наше великое преступление — грех любви! Они окружили твоего отца, и в этот круг вошел их собственный Дуук-тсарит, колдун, который работал на каталистов и взамен получал от них столько Жизни, сколько ему требовалось для его омерзительных деяний! С его появлением те двое Исполняющих поклонились и удалились, а твой отец остался в круге, наедине с тем, кого именуют Палачом. Колдун подал знак. Каталисты взялись за руки. Каждый открыл канал для Палача, давая ему неимоверную силу.Колдун приступил к делу. Наказание было медленным и мучительным. Взмахнув руками, Палач указал на ноги твоего отца. Я не видела его тела под длинной рясой, но поняла по выражению его лица, что он почувствовал начало преобразования. Его ступни превратились в камень. Ледяной холод медленно полз по его ногам вверх — по паху, по животу, по груди и рукам. И все равно твой отец продолжал говорить им все, что он о них думает, — и говорил до тех пор, пока у него не окаменел живот. И даже тогда, когда голос изменил ему, я видела, как шевелятся его губы. И в последний миг, последним усилием, он сжал руку в кулак, прежде чем превратиться в камень. Конечно, они могли это изменить. Но предпочли оставить этот знак последнего, отчаянного вызова как назидание прочим.Джорам накрыл руку матери своей и подумал, что они оставили еще и выражение лица статуи. Настоящий памятник ненависти, горечи и гневу.Голос Анджи вновь упал до шепота.— Я видела его последний вздох. А потом он больше не мог уже дышать, как дышат нормальные люди. Но искра жизни до сих пор теплится в нем. И это — ужаснейшая часть наказания, которое измыслили эти изверги. Думай о нем, золотце, если кто-то сделает тебе больно. Думай о нем, если тебе захочется заплакать, и ты поймешь, что твои слезы мелочны и позорны по сравнению с его слезами. Думай о нем, о мертвом, который живет.Джорам думал о нем.Он думал о своем отце каждый вечер, когда Анджа, расчесывая ему волосы, рассказывала эту историю, и каждый вечер, когда он укладывался спать, слова «мертвый, который живет» доносились к нему из темноты. Он думал об этом каждый вечер, потому что Анджа вновь и вновь рассказывала ему эту историю, вечер за вечером, перебирая его волосы пальцами.Как некоторые пьют вино, чтобы приглушить боль, причиняемую жизнью, так и слова Анджи превратились в горькое вино, которое она пила вместе с Джорамом. Только это вино не облегчало боли. Эти слова были порождены безумием и сами рождали лишь новую боль. Наконец-то Джорам понял Отличие — или, по крайней мере, он думал, что понял. Теперь он наконец-то смог понять боль и ненависть матери и разделить их.Он по-прежнему наблюдал днем за играми других детей, но теперь в его взгляде не было зависти. В нем появилось презрение, совсем как у матери. Джорам, проводивший дни напролет в тихой хижине, начал играть сам с собой. Он был луной в темном небе. Он смотрел на смертных, копошащихся внизу, словно жуки. Те иногда задирали головы и глядели на его холодное, сияющее величие и великолепие, но не могли его коснуться.Так шли дни. А по вечерам, причесывая сына, Анджа вновь рассказывала свою историю.С тех пор, даже если Джорам и плакал, он никогда не допускал, чтобы кто-то увидел его слезы. ГЛАВА ДЕСЯТАЯИГРА Джораму было семь лет, когда началась темная, тайная часть его обучения.Как-то вечером, после ужина, Анджа провела рукой по густым, спутанным волосам сына. Джорам напрягся. Это всегда служило началом историй, а он одвременно и жаждал их слышать, и страшился этого. Но на сей раз, вопреки обыкновению, Анджа не стала его расчесывать. Мальчик озадаченно взглянул на мать.Анджа смотрела на Джорама, рассеянно поглаживая его волосы. Джорам понял, что она о чем-то задумалась и теперь мысленно вертит эту идею и так, и сяк как Прон-альбан мог бы вертеть драгоценный камень выискивая, нет ли в нем скрытого изъяна. В конце концов Анджа пришла к какому-то решению и сжала губы.Она ухватила Джорама за руку и усадила рядом с собою на пол.— Что случилось, Анджа? — встревожено спросил Джорам. — Что мы будем делать? Разве ты не собираешься рассказать мне про моего отца?— Потом, попозже, — твердо сказала Анджа. — Сейчас мы будем играть в одну игру.Джорам взглянул на мать настороженно и удивленно. На его памяти Анджа никогда ни во что не играла, и ему почему-то не верилось, чтобы она начала делать это сейчас. Анджа попыталась успокаивающе улыбнуться мальчику, но от ее странных, безумных усмешек Джораму лишь еще сильнее становилось не по себе. И все же мальчик смотрел на нее с жадным нетерпением. Хотя казалось, что она намеревается причинить ему боль, Джорам, словно человек, упорно трогающий языком больной зуб, никак не мог удержаться и раз за разом прикасался к болящему сердцу — ради мрачного удовлетворения, дабы убедиться, что боль все еще тут.Анджа запустила руку в поясную сумочку и извлекла из нее небольшой гладкий камешек. Она подбросила камешек в воздух и при помощи своей магии заставила воздух проглотить его. Когда камешек исчез, Анджа взглянула на Джорама с торжеством. Джорама это неприкрытое торжество озадачило. В конце концов, в подобном исчезновении камешка не было ничего чудесного. Подобное умение было совершенно обычным, будничным делом даже среди полевых магов. Вот если бы она показала ему что-нибудь из тех чудес, про которые рассказывала, тех, которые они творили в Мерилоне…— Ну ладно, милый, — сказала Анджа, протянув руку и достав камешек из воздуха, — раз это тебя не впечатлило, попробуй сам.Джорам нахмурился, и его темные изящные брови сошлись на переносице. Ну вот. Вот и боль. Здравствуй, больной зуб.— Ты же знаешь, что я не могу, — угрюмо сказал он.— Возьми камешек, золотце, — весело сказала Анджа и протянула его мальчику.Но Джорам не увидел в глазах матери ни смеха, ни веселья — лишь решимость, целеустремленность да странный, жутковатый блеск.— Сделай так, чтобы воздух поглотил его, — приказала Анджа.Продолжая хмуриться, мальчик раздраженно вздохнул и подбросил камешек. Тот упал на пол у его ног.Воцарилась тишина. Ее нарушал лишь стук камешка, катившегося по деревянному полу. Когда этот звук стих, Джорам краем глаза взглянул на мать.— Почему я не могу заставить его исчезнуть? — негромко, но настойчиво спросил он. — Почему я не такой, как все? Даже каталист, и тот может делать такие простые вещи…Анджа фыркнула:— Подумаешь! Когда-нибудь это и для тебя будет простой вещью.Она погладила упругие черные кудри, обрамляющие лицо Джорама.— Не волнуйся. Такое случается с детьми из знатных семейств — что магия дается им с запозданием.Но Джорама ее объяснение не удовлетворило. Произнося эти слова, Анджа смотрела ему не в глаза, а на волосы. Рассердившись, Джорам увернулся от ее прикосновения.— Когда же у меня получится? — не отступал он.Мальчик заметил, как мать поджала губы, и приготовился встретить вспышку гнева. Но затем рука Анджи безвольно легла на колени, а взгляд устремился куда-то вдаль.— Скоро, — сказала она, рассеянно улыбаясь. — Нет, не докучай мне вопросами. Лучше дай руку.Джорам заколебался и взглянул на мать, прикидывая, стоит ли сейчас спорить. Потом, решив, что это добром не закончится, протянул руку. Анджа взяла ее и принялась внимательно разглядывать.— Пальцы длинные и тонкие, — пробормотала она, словно размышляя вслух. — Быстрые и гибкие. Хорошо. Очень хорошо.Анджа заставила камешек подняться с пола в воздух и поместила его на раскрытую ладонь мальчика.— Джорам, — негромко произнесла она, — я собираюсь научить тебя, как сделать так, чтобы камешек исчезал. Я собираюсь показать тебе магию — но это тайная магия. Ты никогда не должен никого этому учить и не должен допускать, чтобы кто-нибудь заметил, как ты это делаешь, — или нас обоих отправят за Грань. Ты меня понимаешь, сердце мое?— Да — недоверчиво отозвался Джорам, распахнув глаза. Страх и подозрение вдруг сменились неистовой жаждой знания.— Когда я в первый раз подбросила камешек в воздух, я на самом деле не делала так, чтобы воздух его поглотил. Я только изобразила это — точно так же, как изобразила, будто достала его обратно. Вот, смотри. Следи внимательно. Видишь, я подбрасываю камешек в воздух. Он исчезает. Верно? Ты ведь это видел? А теперь смотри сюда! Камень по-прежнему здесь! У меня в руке!— Не понимаю, — пробормотал Джорам. Им снова овладела подозрительность.— Я обманула твое зрение. Смотри. Я делаю вид, будто подбрасываю камень в воздух, и твои глаза следуют за этим движением руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46