А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Казалось, новая жизнь приносит одни только радости – изумительная природа, великолепный город, чудесные люди. Я все ждал: когда появится женское имя? И дождался. Молодую женщину звали Ниной. Она была разведена, растила ребенка – Ренат был в восторге. Мы честно предупредили его: сомнительно, чтобы он когда-нибудь стал отцом, а он мечтал о детях, и вот такая удача! Ни одной тревожной нотки не проскальзывало в этих письмах, полных счастья и самых светлых надежд. Ни одного упоминания о родителях, о семье, о родном ауле. Я сам с трудом верил, что есть что-то общее между этим энергичным молодым человеком и той молчаливой девушкой в глухом длинном платье, которая робко, опустив глаза, входила в дверь моего кабинета.
В последнем письме Ренат писал, что они с Ниной обо всем договорились, назначили день свадьбы. И как я догадываюсь сами эти волнующие приготовления разбудили в его душе представления, усвоенные с раннего детства. Что за свадьба, на которой не присутствуют родные жениха и невесты? Что хорошего может ожидать семью, если ее не напутствуют добрым словом родители?
Короче, Ренат решил еще раз попытаться восстановить отношения с родителями. Не думаю, что Нина отпустила его с легким сердцем. Но что она могла поделать?
В Благовещенск Ренат больше не вернулся. Из аула он приехал в Москву, явился ко мне и потребовал, чтобы ему «немедленно вернули женский пол».
Ничего не осталось от наших контактов, от налаженного с огромным трудом взаимопонимания. Все рухнуло без следа. Я чувствовал, что ни одно мое слово не проникает сквозь бронированную стенку, воздвигнутую в сознании моего пациента. В ответ на все уговоры Ренат, с какой-то однообразной, бесцветной интонацией, повторял одно и тоже: «Я должен снова стать женщиной, иначе мне не жить». Единственное, чего мне удалось добиться – пациент мой согласился на госпитализацию. Я надеялся, что покой, лечение, общение с доброжелательными людьми – врачи и весь персонал очень тепло относились к Ренату и искренне за него переживали, – вернут ему способность здраво рассуждать.
Но и это оказалось впустую. Никакими средствами не удавалось вывести Рената из депрессии. Он плакал, отказывался от еды. Временами мне вдруг казалось, что глаза оживают, какие-то слова проникают через железный заслон. Но нет – снова слышал я то же монотонное бормотание: «Я хочу домой, сделайте меня опять женщиной».
Приехал отец с двумя старшими детьми – братом и сестрой. Они думали, что превращение уже свершилось, и цель их визита была – увезти под конвоем домой того, кого они по-прежнему считали девушкой. Кажется, никогда в жизни я не старался так кого-либо переубедить. Мы показывали фотографии, видеозаписи, читали письма пациентов – ну, хоть бы в одном сдвинуть этих людей: заставить их понять, что так бывает. Но их реакция ясно показывала, что никакие слова до них не доходят.
– Верните нашу дочь, нашу сестру. Вы не имели права так с ней поступать, даже если глупая девчонка просила вас об этом!
– Но это невозможно!
– Сможете, если захотите. Если сумели сделать ее мужчиной, значит, в ваших силах превратить ее обратно в женщину.
– Но Ренат никогда не был женщиной, поверьте! Мы провели все исследования, вот результаты – у него самый настоящий мужской организм!
– Мы ничего не понимаем в ваших бумагах. Без всяких анализов можно отличить девочку от мальчика! Пожалуйста, не тяните, нельзя больше откладывать свадьбу!
Родные Рената вовсе не были глупыми или тупыми людьми. В своем привычном информационно-ситуационном поле они были способны и ориентироваться, и осмысливать происходящее, и четко принимать решения. Но случившееся в их семье – в точном смысле слова – у них в голове не умещалось. И они защищались от этих непосильных для их разума фактов, выдвигая против них частокол надежных, апробированных понятий. Большинство из нас ведет себя именно так, сталкиваясь с принципиально новыми явлениями, и это помогает нам сохранять необходимое равновесие. Но сколько бы я не сочувствовал этим людям, Рената надо было спасть. Я даже стал преувеличивать опасность кастрации, намекал, что это вмешательство может стоить ему жизни. Нашел, чем пугать! «Пусть лучше умрет, зато о семье никто не станет говорить плохо!» – твердо сказал отец.
Самое ужасное, что точно так же думал и сам Ренат. Когда я попытался взять чуть более жесткий тон, сказал, что не могу взять на душу такой страшный грех, искалечить здорового человека, – он здесь же, в отделении, на глазах у всех попытался покончить с собой.
Как следовало мне поступить? Больной ясно, яснее не бывает выражал свою волю. Я, пытался его переубедить, исчерпал все мыслимые доводы, не скрыл ни одного из тех трагических последствий, которые неминуемо его ожидали. Хуже всего было то, что родные Рената не оставили мне никакой возможности маневра. Часто в подобных ситуациях моим главным союзником становится время. Здесь меня, что называется, загнали в угол. Отец ясно дал мне понять, что наша больница – не единственное место, где его дочери могут оказать необходимую помощь. Я знал, кто, как и в каких условиях делал женщинам аборты, когда они были запрещены законом. Совсем незадолго перед появлением Рената в клинику поступил больной, которому за очень большие деньги какой-то народный умелец пришил половой член – неестественно длинный (за это, собственно, и было заплачено, мастер работал по принципу: сколько сантиметров, такова и такса), но просто до смешного не способный функционировать. Я не сомневался: если мы проявим принципиальность, отчаявшаяся семья кинется на поиски такого же коновала. Не отпускать Рената с ними? Но его психическое состояние было вовсе не таким, чтобы я мог насильно удерживать его в больнице.
Разговоры о праве каждого человека свободно распоряжаться своей жизнью хорошо вести за каким-нибудь «круглым столом», желательно перед телекамерой. Но что делает любой нормальный человек, став случайным свидетелем самоубийства? Пускается в глубокомысленные рассуждения о свободе воли? Нет, первым делом он звонит на «скорую». Мне же в нагнетавшейся с каждым днем драме была отведена несравненно более ответственная роль – не пассивного свидетеля, а прямого соучастника.
Если бы еще не с такой убийственной ясностью представлял я себе, что ожидает Рената через год, через десять! Этот страшный путь физической, психической, духовной деградации. Подписывая документы, разрешающие вторичную смену пола, я своими руками превращал молодого, здорового человека в инвалида, в убогое, лишенное всех человеческих радостей существо.
И я вынужден был на этой пойти. Состояние Рената день ото дня все ухудшалось, он категорически отказывался жить, если требование его не будет выполнено.
Дальнейшая судьба Рената мне неизвестна. Нашлось ли для него хоть какое-то место в жизни? Сумел ли он адаптироваться к роли, не предусмотренной в человеческом общежитии – существа среднего рода, бесполого? Остался ли нужен своей семье, когда все надежды, связанные с замужеством, разрушились?..

Как молоды мы были…

Включаю «видик», на экране возникают первые кадры. Съемка неважная, звука нет. Мы работали узкопленочной кинокамерой, в условиях больницы не было возможности установить правильное освещение, а при переносе на видеокассету появились и новые дефекты. Но Бог ты мой, какой фурор производил этот наш сугубо дилетантский фильм, когда мы показывали его на конференциях, на съездах врачей, на курсах усовершенствования! Зал вставал, гремели аплодисменты, адресованные не столько нам – действующим лицам фильма и одновременно его создателям, – сколько самой медицинской науке, сделавшей возможным невозможное. Шутка ли сказать, люди, от рождения прозябавшие под гнетом ошибочно установленного пола, возвращаются к нормальной, полнокровной жизни!
Проходят на экране знакомые лица. Вот Алеша – «ряженый», таким действительно он выглядел при поступлении в клинику, невольно вызывая в памяти все кинокомедии с переодетыми в женщин мужчинами, нелепый, нескладный, в каком-то безразмерном балахоне, с подложенной грудью. А вот он же – мускулистый атлет, в плечах косая сажень, гордая постановка головы, счастливая улыбка. Ка же мы не замечали, какое у него красивое одухотворенное лицо, какую оно излучает силу и вместе с тем необычайную доброту! Вот наш несчастный Ренат – на вокзале, уезжает в Благовещенск. Мы все тогда собрались на платформе, уверенные, что провожаем его в новую жизнь. Он тоже улыбается, светло, радостно, энергично вспрыгивает на вагонную ступеньку. Нет, лучше не вспоминать…
А вот еще один человек, оставивший огромный след в моей жизни. Ваня-Таня, под таким именем он проходит во всех моих записях. Этот как раз и мальчиком выглядел на редкость симпатичным – правда, пробыл он им всего до 18 лет, когда гладкая кожа, нежный овал лица, мягкость и некоторая расплывчатость черт не создают еще диссонанса с мужской прической, костюмом, повадками. Не сталкивался Ваня, по возрасту, и с сексуальными проблемами – а ему была уготована крайне печальная участь, поскольку мужская половая жизнь была ему от природы заказана…
Никакой половой раздвоенности Ваня никогда не ощущал. Рос здоровым, жизнерадостным мальчишкой. Среди его документов был даже военный билет, и если бы не госпитализация, то где-то вскоре он должен был уйти в армию. Правда, при постановке на учет в военкомате Ваня все же допустил небольшую хитрость. На беседы ходил он сам, а на медкомиссию попросил сходить друга, внешне на него похожего: знал, что половые органы у него устроены «как-то не так» и не то что даже стеснялся этого, а скорее боялся, что врачи по этой причине выдадут ему белый билет. А он очень хотел стать солдатом, и именно танкистом, так что когда его уловка удалась и его действительно приписали к танковым частям, считал себя довольным всем на свете. Но тут организм преподнес ему еще один неожиданный сюрприз: появилась грудь. Она и раньше-то была не по-мужски выпуклой, но это скрадывалось особенностями телосложения. А перед самой армией железы стали так быстро увеличиваться, что хоть бюстгальтер заводи!
Ваня стал бегать по врачам – искать хирурга, который удалил бы ему это безобразие. И в конце концов попал к нам.
Если отталкиваться от генетического пола, то у этого пациента он и в самом деле был однозначно мужским. То же самое можно сказать и по поводу гонадного пола, с единственным уточнением, касающимся нетипичного, неправильного расположения половых желез. Но на следующем этапе формирования признаков пола произошла авария, и процесс маскулинизации «не пошел». По уже известному нам биологическому закону, начал выстраиваться женский фенотип, хотя и он не мог восторжествовать полностью. Как и во многих других случаях, причудливая смесь мужских и женских признаков отражена в самом медицинском термине, обозначающем эту разновидность гермафродитизма: тестикулярная феминизация – то есть женское развитие на чисто мужской основе.
Почему Ваню сочли в момент рождения мальчиком? Мне очень трудно это понять. Обычно всех родившихся с этим пороком без всяких сомнений записывают девочками, и по крайней мере в детстве никаких неудобств ни им, ни их семье это не причиняет. Беспокойства начинаются уже во взрослой жизни, когда изъяны в строении половых органов осложняют сексуальную близость, а главное – когда выявляется невозможность иметь детей. Но далеко не каждый из таких мужчин, проходящих свой жизненный путь под знаком женского пола, обращается в связи с этим к врачу. Я не раз бывал свидетелем того, как тестикулярная феминизация выявлялась у больных случайно, попутно, при проведении обследований, вызванных совсем другими заболеваниями, никакого касательства не имеющими к деликатной сфере пола. Это заставляет меня предположить, что среди нам живет достаточно большое число гермафродитов этой категории, которых не тяготят проблемы, связанные с двуполостью, – либо они эти свои трудности по-другому объясняют и приписывают их действию других факторов.
Вадим Павлович Эфраимсон, о котором я уже говорил как о сильнейшем из российских генетиков, был убежден, что тестикулярной феминизацией страдала знаменитейшая английская королева Елизавета. В доказательство он ссылался на ее портреты, на редкостную для женщины силу характера, но самым показательным казался ему известный эпизод, когда Елизавета велела казнить своего любовника, причем не отставного, а действующего, к которому, надо полагать, она была привязана. В пылу спора он ее оскорбил, произнеся загадочные слова: «Вы, Ваше Величество, так же кривы душой, как и телом». Конечно, замечание обидное, но не настолько же, чтобы лишать дерзкого жизни! Такое радикальное решение, уверял меня Эфраимсон, могло быть подсказано не задетой гордостью, а именно опасением, что любовник, если уж он вышел «за рамки», разгласит ее секрет, известный только тем, кто видел Ее Величество без одежды…
По злой иронии судьбы отец Вани относился к тому распространенному типу мужчин, для которых настоящий ребенок – это сын, наследник, продолжатель рода, а девочки хороши, только как бесплатное приложение к нему. Детей у них в семье было чуть ли не четверо, и все только потому, что и в первый, и во все следующие разы на свет появлялись дочки. Наконец, родился Ваня! Отец ликовал, и чем старше становился мальчик, тем значительнее делалось для главы семьи сознание, что у него есть сын, он воспитывает сына. Можете представить себе состояние этого человека, когда мы вынуждены были сказать ему, что Ване показано изменить пол! Он в буквальном смысле слова не давал нам работать, грозил жаловаться прокурору – «отнимают единственного сына!» И если бы решение в самом деле зависело от него одного, наверняка одним глубоко несчастным человеком на свете было бы больше.
Но тут исход конфликта зависел от Вани, а он как раз поверил нам безоговорочно. Конечно, ему было очень тяжело, он плакал, как ни противно это было его мальчишеской натуре, – трудно сказать, отчего больше: от страха ли перед отцом, от крушения привычного самоимиджа или от мысли, что никогда не сможет стать танкистом… Но стать женщиной согласился без колебаний.
Смонтированные «встык» кадры – Ваня, каким он был, и он же, преобразившийся в Татьяну, – ошеломляют. Но киноряд не передает ощущение времени, а именно стремительность перемены оказалась просто фантастической. Едва начались регулярные инъекции женских гормонов, как стало заметно, что перед нами появляется другой человек. А четыре месяца спустя трансформация перешла черту полной неузнаваемости.
Есть характерные штрихи поведения, связанные с полом, которые наши пациенты отрабатывают в себе сознательно. У них обостряется зрение. Они начинают замечать то, что никогда раньше у них в голове не фиксировалось. Прическа сразу видно, какая: мужская или женская. Но есть еще и специфические жесты, когда он или она поправляют волосы. Кроме очевидных различий между рубашкой и блузкой, пиджаком и жакетом, есть у каждого пола и характерный рисунок движений: как надевают эти вещи, как снимают, как поправляют завернувшийся лацкан или манжет.
В фильме есть трогательные кадры – медсестра учит Тоню (вчерашнего Толю) накладывать макияж. Руки у Тони небольшие, изящные, но кажутся грубыми и неуклюжими – так неловко держат они эти крошечные кисточки, такие странные пассы совершают, накладывая тон и пудру на сосредоточенное, напряженное лицо. Так же беспомощен, помню, был Женя в обращении с бритвой, когда я заставил его отказаться от изуверской привычки выщипывать волосы на лице, и так же старательно учился.
Еще одна пара рук на экране, выдающих всепоглощающий азарт ученичества – Валя, так, помнится, стали звать этого новоявленного молодого человека, учится играть в домино. Не в смысле освоения правил, их он знал и раньше, учение заключается в выработке у себя мужской пластики – в посадке, в том, как руки удерживают кости, как со звучным хлопком впечатывают их в стол… И поразительной отчетливостью вспомнился мне сейчас день, когда мы снимали этот бесхитростный эпизод. Валя – кстати, тоже лыжница – была при поступлении, как и положено, помещена в женское отделение, но ей там было явно тяжело, она ни с кем не контактировала, появилось даже подозрение – не развивается ли у нашей пациентки депрессия? Поскольку дело все равно шло к перемене пола, мы махнули рукой на формальности, и Валю перевели на другой этаж – к мужчинам. Предварительно мы сходили с ним (да, теперь так и надо было говорить: с ним) в магазин мужской одежды, в парикмахерскую, где над его головой славно потрудился старый опытный мастер. И когда вечером того же дня я заглянул в мужское отделение, Валю было не узнать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65