А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Да, положение у мистера Фогга было, как говорится, пиковое. За все время плавания он не нашел в себе смелости предстать перед тетушкой Каролиной, а когда все же решился это сделать, судьба в образе Перси Грезля стала на его пути. Дни летели, сегодняшний день был последним. Если счастье ему и на сей раз не улыбнется, всему конец.
Так размышляя, мистер Фогг и тетушка Каролина смотрели друг на друга.
«Спрошу-ка его, кто он такой и чего, собственно, ему надо, – подумала вдруг тетушка. – Вид у него внушающий доверие, может, он годится в какие-нибудь министры?..» Она поманила рукой, и мистер Фогг поспешно подался вперед.
Но не успел он сделать и двух шагов, как снова затрубили фанфары и все собравшиеся в зале хлынули к подмосткам.
– Что случилось? – испуганно спросила тетушка у Перси, увидев у своих ног толпу королей, графинь, рыцарей и тому подобных особ, уставившихся прямо на нее.
– Право, не знаю, – многозначительно ответил Перси. – Кажется, дон Хосе собирается произнести речь.
Так оно и было в действительности. Дон Хосе, преисполненный важности, поднялся на подмостки и стал лицом к тетушке. В то же время с другой стороны просеменили мелкими шажками одиннадцать жриц и образовали позади него полукруг. Узкое, тесно облегающее трико, одна штанина красная, другая – желтая, короткий камзол в обтяжку, присобранный на боках, хорошо подчеркивали их пышные формы. Этот пикантный костюм дополнялся беретом с зеленой кокардой, кокетливо сдвинутым немного набок. Полукруг жриц заключал на левом фланге лорд Бронгхэм в роли лорда Нельсона, на правом – профессор Швабе в простой, но изящной походной форме маршала Геринга.
Бурные рукоплескания приветствовали эту живую картину.
Постепенно зал затих. Дон Хосе возвел глаза к небу и начал свою речь такими словами:
– Уважаемые друзья! Вы все уже знаете, недалек тот миг, когда нос нашего корабля коснется экватора. Мы собрались, чтобы отпраздновать это знаменательное событие. Наша прекрасная «Алькантара» удостоена присутствия мисс Паржизек из Глубочеп. Вот она сидит перед вами. Прежде чем я продолжу свою речь, прошу вас ее приветствовать.
Все присутствующие почтительно склонились, и в тишине было слышно, как перья шляп трех мушкетеров подмели паркет.
– Итак, дорогие друзья, почему, собственно, мы чествуем мисс Паржизек? Потому, что эта благородная женщина приближается к своим владениям, к острову Бимхо, чтобы взять в свои руки кормило правления и проявить на деле свои выдающиеся организаторские способности. Мы с нетерпением ждем этой минуты, а с нами и весь цивилизованный мир. Пусть трепещут в страхе правительства варварских стран, чьи корыстные руки тянутся к нашим культурным и иным сокровищам. Пусть дрожат они, ибо мисс Паржизек с помощью божией и нашей уничтожит их дьявольские козни. Друзья! – в этом месте голос дона Хосе дрогнул от волнения. – Только несколько минут отделяют нас от этого торжественного события. Трижды пропоют пароходные сирены, и мы увидим, что остров Бимхо показался на горизонте. Я спрашиваю вас: не использовать ли оставшиеся краткие минуты на то, чтобы узнать из уст мисс Паржизек, какими богом внушенными принципами она намерена руководствоваться в своих действиях? Не целесообразнее ли всего будет выслушать с глубоким вниманием тронную речь королевы острова Бимхо, Каролины I?..
Взоры всех присутствующих обратились к тетушке, лицо которой побледнело. Волнение, овладевшее ею, было так велико, что вишни и птички на ее шляпе заколыхались.
«Боже мой! – проносилось в ее голове, и она почувствовала, как на глазах выступает предательская влага. – Разве я этого заслуживаю? Ведь я самая обыкновенная женщина! Меня хвалят и чествуют… а я, пожалуй… и управлять то не сумею…»
Так подумала тетушка Каролина и в то же время ощутила в себе прилив новых сил. Сознание, что все эти добрые люди ждут ее слова, что она может решать судьбы, так сказать, мировой цивилизации, наполняло гордостью и отвагой тетушкино сердце.
Она поправила завитки на висках, поспешно утерла платочком нос и, пожалев о том, что не успеет его напудрить, поднялась со своего трона.
* * *
Человек, который большую часть своего времени проводит запертым в шкафу, как правило, не бывает в слишком хорошем расположении духа. Он думает только о печальных вещах, сравнивает свое жилище с жилищем других, более счастливых людей, вспоминает свое беззаботное детство, отца, старушку мать и прекрасные минуты, проведенные с ними в бедном, но любимом родном домике.
Да, так чувствует себя обычно человек, просидевший долгое время в шкафу. Никто поэтому не мог бы поставить Франтику в вину, что он поступает подобным же образом.
Разделявшего с ним одиночество Билля Пимпота, или мисс Пимпот, не назовешь приятным сожителем. Разговор его в большинстве случаев сводился к выбору способа отправить Франтика на тот свет при первой же его попытке улизнуть и выдать тайну своего тюремщика. Настроение мистера Пимпота несколько улучшалось лишь в те минуты, когда содержимое водочных бутылок, которые он время от времени вытаскивал из объемистого чемодана, перекачивалось в его бездонную утробу, а в густо намазанных помадой фирмы Рашель губах появлялась гаванская сигара.
Одна из таких счастливых минут выдалась сегодня утром, в девять часов, когда тетушка Каролина, склонившись над королевским одеянием, раздумывала, следует ли одевать его на бал.
В это время мистер Пимпот рассматривал в своей каюте костюм пажа.
– Вот что приходится напяливать на себя, сынок, – проговорил он и закурил сигару. – Побуду часок-другой пажом мисс Паржизек. Что ты скажешь на это? Х-м-м!
На последнем междометии мистер Пимпот сделал ударение, в голосе его было слышно удовлетворение. Очевидно, он считал свое положение не только смешным, но и сулящим некоторые выгоды. Мистер Пимпот задумался, допил остатки джина и прибавил:
– Жизнь – довольно сложная штука, Франтик, запомни это! Возьми хотя бы 'мою историю. Выступал я тяжеловесом в вольной борьбе, перевозил контрабандой виски, работал детективом на дядюшку Сэма и Джона Буля, а теперь полюбуйся на меня… Как по-твоему, что меня ждет завтра? Не знаешь? Сдаешься? Ну так вот, завтра я стану министром цивилизации, и мисс Паржизек будет отваливать мне тысячу долларов ежемесячно. Что ты на это скажешь?
Франтик, который все это слушал только краем уха и печально смотрел на клочок голубого неба за окном, при последних словах встрепенулся. Он допускал, что тетушка Каролина может иметь своих министров, и это его даже не слишком удивляло. Но, представив себе, как этот обманщик, негодяй, пьяница и, кто знает, может быть, даже бандит и убийца вымогает у тетушки такие огромные деньги, он просто взбесился.
– Вы врете, сэр! – заорал он, выйдя из себя.
Мистер Пимпот побагровел и вскочил со стула, сжимая кулаки. Постояв с минуту и подумав, он снова дел.
– Я мог бы разорвать тебя пополам, сынок, – сказал он со вздохом. – К сожалению, приходится сдерживаться – я будущий министр цивилизации. Но когда мы приедем на остров Бимхо, я засажу тебя в тюрьму, и ты будешь сидеть там, пока не поумнеешь.
Мистер Пимпот замолчал, глубоко затянулся ароматичной сигарой и добавил, придя снова в хорошее расположение духа:
– Я тоже сиживал в тюрьме, дитя мое. И, как видишь, это пошло мне на пользу. Держу пари, и из тебя когда-нибудь выйдет министр… Способные министры – редкая вещь! Мисс Паржизек привалило счастье, что она встретила меня! И как раз вовремя. Сегодня в полдень причаливаем.
– Мы приедем сегодня на остров Бимхо? – выдавил из себя Франтик, и сердце его сжалось.
– Ты угадал, – кивнул мистер Пимпот. Скинув с себя халат, кряхтя и охая, он начал натягивать на свои мускулистые ляжки узкие пажеские штаны. – И уже завтра примемся ощипывать мисс Паржизек; скоро от нее останутся рожки да ножки, ого-го!
Тут мистер Пимпот отвернулся и начал засовывать ногу в другую штанину. Он стоял теперь на одной ноге, тело его с трудом сохраняло равновесие. Франтик мгновенно оценил положение и кинулся к дверям. Казалось, уже ничто на свете не может помешать ему достигнуть цели. И все же его постигла неудача.
Как раз в этот момент мистер Пимпот потерял равновесие. Он зашатался и, стремясь удержаться на месте, дрыгнул ногой. До сих пор Франтик понятия не имел, каково приходится человеку, когда его лягнет лошадь. Теперь этот пробел в его познаниях был наконец заполнен. Франтик отлетел на другой конец каюты и распластался на полу.
Мистер Пимпот с удивлением оглянулся и сказал добродушно:
– Путаешься только под ногами, Франтик! Марш на место, в шкаф! И живо, у меня нет времени с тобой возиться!
Прежде чем Франтик уяснил себе, что с ним происходит, он уже бился в могучих объятиях мистера Пимпота; вскоре глубокая тьма поглотила его – дверцы шкафа с треском захлопнулись.
– Теперь и взаправду конец, – прошептал мальчик убитым голосом.
Франтик лежал, устремив взор в темноту. Снаружи доносились еще некоторое время брань и пыхтенье мистера Пимпота, облекающегося в пажеские доспехи, затем звуки затихли. Скрипнула дверь, настала абсолютная тишина.
Бог знает, как долго пролежал так Франтик. Все его тело ныло, сердце, которое никогда не ведало горя и печали, начинало сдаваться. Франтик вдруг почувствовал себя всеми, покинутым. У него не оставалось ни единой капли надежды вовремя предупредить тетушку об опасности. Еще с минуту он крепился, а затем, резким движением повернувшись на бок, уткнулся лицом в одеяло и заревел. Франтик плакал беспомощно, по-ребячьи, ему так хотелось попасть домой: пусть все пережитое окажется неправдой, пусть опять будет обычное браницкое утро, полное птичьего щебета, шелеста воды, плещущей о берег, чудесного утреннего света…
Он плакал… И вдруг ему стало стыдно. Глаза его открылись.
Представьте себе, было светло!
Двери шкафа стояли распахнутыми настежь. Верно, мистер Пимпот плохо их захлопнул и, когда Франтик повернулся, они раскрылись. Долго заниматься подобными рассуждениями не было времени. Франтик выскочил с быстротой молнии из шкафа, и сердце его опять заработало по-паржизековски – ровно и четко. Правда, радоваться заранее не следовало, но теперь он не сомневался, что вырвется из своей тюрьмы, пусть даже ему придется перевернуть вверх дном всю «Алькантару».
Двери каюты были заперты. Франтик осмотрелся, взгляд его упал на стул. Затем на окно. Долго он не раздумывал. Схватил стул. Один миг – и оконное стекло со звоном разлетелось вдребезги. Минуту Франтик постоял, прислушиваясь.
Тишина.
Может, все на теплоходе вымерли?
Франтик подбежал к разбитому окну и выглянул наружу. Далеко внизу шумело море. Оно ощетинилось невысокими крутыми волнами и уже не синело, как утром. Воздух был неподвижен, небо – перламутрово-серое, линия горизонта скрылась во мгле. Человек, искушенный в коварстве погоды этой части океана, наверняка бы испугался. Но Франтик ничего не заметил. Он поглядел вверх.
Окно каюты находилось в самом верхнем ряду, прямо под выступом палубы. Если бы ему удалось дотянуться до конца цепи, висящей вон там, в сторонке…
Он заколебался, затем быстро вскочил на низкий подоконник. Высунулся наружу всем телом и уцепился обеими руками за верхнюю часть рамы, чтобы не упасть. И начал осторожно наклоняться в сторону. Пядь за пядью, пока… Гоп! Он оторвался от окна и обеими руками ухватился за цепь! Удалось!
Несколько секунд тело Франтика болталось в воздухе, с ужасом он наблюдал, как далеко под ним с шумом катятся седые волны. У него закружилась голова, пришлось зажмуриться. С минуту он отдыхал. А потом, упираясь тапочками в борт парохода, начал карабкаться вверх. В следующую минуту он стоял на палубе.
Палуба была пуста. «Алькантара» будто и вправду вымерла. Море стало теперь темно-пепельным, солнце скрылось. И хотя раскаленный воздух обжигал лицо, Франтик почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки.
Он задрожал от необъяснимого ужаса. И вдруг ему показалось, будто вдалеке что-то глухо загудело, точно рушились колонны, поддерживающие своды.
«Нужно немедленно найти тетушку, – подумал Франтик и стиснул зубы. – Бегом…»
Но он не двинулся с места. Где-то высоко над ним раздался оглушительный вой пароходной сирены. Сирена завыла второй, третий раз. И вслед затем громко затрубили фанфары. Прямо над его головой. Он поглядел вверх. И от увиденного у него на минуту перехватило дыхание.
В нише большого окна, над листьями пальм и цветущих олеандров, колыхалась шляпа. Соломенная шляпа, нарядно разукрашенная вишнями и птичками. Такая шляпа была только одна в Бранике, одна во всей Праге, в Европе, в целом мире. Он вздрогнул и потянулся к окну…
* * *
Тетушка Каролина царила над сияющими просторами зала.
Рев пароходных сирен и торжественные звуки фанфар, возвестивших, что остров Бимхо появился на горизонте, замолкли. Зал стих в ожидании. Глаза лорда Бронгхэма, Перси Грезля, дона Хосе, профессора Швабе, мисс Пимпот – сотни глаз напряженно и жадно глядели в рот тетушки Каролины.
«Тронная речь… Ах ты боже мой, как же мне ее начать? – промелькнуло в голове у тетушки. – Никто про это ничего не говорил… А мне и невдомек… И почему я, дура этакая, никого не спросила?»
Она зажмурилась. И сейчас же сверкающий зал, короли, князья, принцы, маршалы, кардиналы и придворные дамы – все исчезло. Перед ней был остров, маленький остров, затерянный посреди океана, райское место, жители которого ждут ее и, может быть, ждут с нетерпением. Что я скажу этим черным людям, чтобы они полюбили меня?..
Уста тетушки Каролины разомкнулись. Она придумает что-нибудь ласковое… И первое слово, произнесенное ею, было простое и великое – другого такого нет в целом свете.
– Люди!.. Вот мы и вместе. Приехала я к вам из дальних стран и всю дорогу думала о вас и вашей земле. Я хочу, чтобы вы меня полюбили, верьте мне, я желаю вам добра. Я еще не знаю, как все устроить, но мне хочется, чтобы никто из вас не голодал, чтобы вы имели возможность учить своих детей и не боялись за будущее. И пусть никогда не будет войны – это самое большое зло. Я-то знаю, что это такое. Нас было семеро у отца, а после этих двух войн осталось только трое. Обещаю вам прежде всего добиться, чтобы никогда ни одна война не пришла на нашу землю. А если не будет войн, то все мы разбогатеем и построим себе школы, музеи, больницы, театры, дома с фуксиями на окнах и вообще все, что захотим. Я привезла с собой хороших людей, они помогут мне и полюбят вас так же, как и я. Что мне нужно еще сказать… ага! Картошка и хлеб всегда будут выдаваться бесплатно, да и как же может быть иначе… Вот вроде пока и все…
Тетушка Каролина открыла глаза.
Великолепный зал застыл в молчании.
Отчего все так странно на нее глядят? Почему лорд Бронгхэм побледнел? Не заболел ли у него опять живот? А дон Хосе, профессор Швабе, жрицы… почему они глаза вытаращили? Разве я что плохого сказала?..
Вдруг тишину разорвал пронзительный, ликующий и вместе с тем отчаянный крик:
– Тетушка!!
Тетушка Каролина поглядела на дверь, откуда он донесся.
«Франтик!..» – хотела она позвать, но не успела.
«Алькантару» вдруг сильно тряхнуло, и она накренилась на бок. Что-то огромное, завывающее ворвалось в зал и сразу перемешало все живое и неживое. Франтик увидел, как тяжелая кадка с олеандром взлетела на воздух, разбила окно и исчезла во мгле. Как встали дыбом бакенбарды лорда Бронгхэма, втиснутого между двумя буфетами. Официант тщетно пытался освободить голову из серебряного ведерка для льда, а одиннадцать ожиревших женщин, которые, судя по непристойным трико, были циркачками, сбившись в кучу, умоляли дать им спасательные пояса. Человеческие тела сплелись в огромный клубок, из него торчали во все стороны мечи, рапиры и маршальские жезлы. На самом верху колыхался пустой кринолин.
Все это промелькнуло перед Франтиком в какую-то долю секунды, и затем он уже ничего не видел, потому что огромная волна перекатилась через палубу и смыла его. Он очутился в чернильной тьме, среди бушующих волн, из его легких вылетали последние пузырьки воздуха. Судорожно вцепившись в обломок какого-то бревна, ослепленный, оглушенный, ждал он своей последней минуты.
Темень и ужас происходящего не дали ему возможности заметить тетушку Каролину, которая прошла в трех шагах от него. Она ступала твердо и решительно, волны и буря бессильно разбивались о ее грудь. Тетушка шла в свою каюту. Шла потому, что там, в клетке на стене, висел узник, беспомощная пташка, дрожавшая, наверное, от страха. О Франтике тетушка не думала. Она приняла его за мираж, обман зрения. Откуда бы он вдруг взялся на «Алькантаре»? Нет, это, конечно, ей померещилось. А вот птичка нуждалась в ее помощи.
Итак, тетушка стремилась к Маничку. Если им обоим суждено погибнуть, они погибнут вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40