в отношениях с женщиной все может быть чистым и возвышенным. Важно любить, остальное – приложится.
Чувства существуют не сами по себе, они питаются жизнью, как дерево питается соками земли. Измельчает жизнь, и любовь останется без пищи, угаснет. И, наоборот, когда чувства крепнут, растут, стыдно быть маленьким человеком.
С особой силой ощущал он это, думая об Ольге.
Чем дальше он был от нее, чем безрадостнее становились мысли, тем увереннее он думал о том, что рано или поздно будет счастлив. И только с Ольгой.
В конце концов он пришел к выводу, что надо ехать туда, где она живет, а там видно будет.
Долго ли собраться в путь двадцатишестилетнему холостяку, у которого почти нет вещей, у которого неуживчивый характер, которому надоело ругаться с редактором из-за каждой запятой?
Ему не привыкать жить в неуютных номерах, самому готовить обеды и стирать белье. Студенческое общежитие научило всему.
Валентин включил чайник, накрыл на стол и сказал себе: «Не ной».

ГЛАВА ВТОРАЯ

Лариса не поспевала за шедшим впереди Олегом. Отстань она, остановись, он не заметит, не обернется. Она тяжело дышала сквозь стиснутые зубы, слабела с каждым шагом и не могла поднять руки, чтобы придерживать муфту. Показалось, что кости стали мягкими и гнутся. Муфта упала. Лариса с трудом выпрямила подкосившиеся ноги.
К горлу подступила тошнота. Лариса, закинув голову назад, старалась не дышать. Олег что-то говорил, она не могла разобрать слов, и оттого, что голос его был тревожным, растерянным, она повеселела. Олик рядом – значит, все хорошо… Все равно, хорошо… хотя и не хорошо. Очень хорошо. Замечательно.
Думать было больно. Она подняла голову и увидела Олега. «До чего нелепо! – промелькнула ясная мысль. – У него ужасное настроение, а тут еще я с глупым обмороком!»
Силы возвращались к ней. Держась за стену и опираясь на руку Олега, она сделала несколько шагов, пошатнулась, но не остановилась. Октябрьский ветер, летящий с реки, продувал улицу, как трубу.
– Какой чудесный ветер, – проговорила Лариса. – Взлететь хочется.
Но что случилось? Наверное, это от волнения, усталости и голода: ведь она не обедала; до летучки отвечала на письма юнкоров, а вот вычитать ответы после машинки не смогла. Строчки прыгали перед глазами. Она сжимала голову руками, терла лоб. После летучки, на которой выступил Максимов, она почувствовала себя еще хуже, хотелось увидеть Олега, а он не появлялся.
Вечером ее вызвал Полуяров, усадил на диван рядом с собой и прямо спросил:
– Что у вас с Олегом творится? Нервные бы какие-то оба.
– Что творится? – обиженно ответила Лариса. – Жениться нам пора.
– В каком смысле пора?
– Во всех смыслах, Павел Павлович.
– Я вот почему об этом заговорил, – осторожно сказал Полуяров. – Что бы там с тобой ни случилось, держи себя в руках, пожалуйста. Привыкай. Сгодится на будущее.
Ларисе было неприятно, что посторонний человек обо всем догадался.
– Вам легко говорить, – жалобно произнесла она, – а я растерялась от разных…
– Зря, – Полуяров помолчал и повторил: – Зря… Ты почему, извини за неподходящее выражение, нюни распустила?
Он был прав, и она промолчала.
Только вечером, когда в редакции уже никого не было, Олег зашел и нетвердым шепотом сообщил.
– Иду к шефу. Уточнять меру наказания. Как и следовало ожидать, Максимов пожаловался куда полагается. Шеф испугался и решил кончить дело побыстрее. Я каяться не намерен.
Она провела ласковыми пальцами по его шевелюре, распутала пряди густых русых волос, прошла с ним до кабинета редактора; оставшись одна, упала на диван и, приложившись щекой к холодной клеенке, разрыдалась. Выплакавшись, она ходила по комнате, думая о том, о чем догадывалась только сама, о чем пока никто не знал.
Когда Олег вышел от Копытова, у него было усталое, безучастное лицо, и она сразу поняла: плохо. А по дороге домой Лариса убедилась, что ее подозрения. оправдались, и от этого зашагала увереннее, тверже.
Дома она надела синий халатик, вытащила из волос шпильки и стала накрывать на стол. Ей очень хотелось походить на жену. Подав Олегу пепельницу, она замерла, прижавшись к его голове. Ей было страшно и весело, она оттягивала удовольствие порадовать любимого своей новостью. Она разлила чай, посмотрела на хмурившегося Олега и, прищурив темно-синие глаза, проговорила испуганно:
– А ведь мне нельзя много пить.
Олег вопросительно посмотрел на нее. Лариса горячими руками взяла его прохладную руку и приложила к поясу халатика, на живот.
– Вот почему.
Кончик папиросы дрогнул, серый пепел упал на брюки. Олег осторожно высвободил руку, хотел стряхнуть пепел, задел сахарницу, она опрокинулась, и белые кристаллики усыпали пол. «Соль к ссоре, – подумала Лариса, – а сахар?»
Олег встал, и сахар заскрипел у него под ногами.
– Давно? – спросил Олег.
– Не знаю, – задумчиво отозвалась Лариса. – Сегодня узнала… догадалась. Да ты не волнуйся, все еще можно исправить.
– Правда? – Олег шагнул, сахар снова заскрипел под ногами, и он на цыпочках отошел назад.
– Все еще можно исправить, – повторила она. – Не поздно. Но только не так…
– Не пойми меня превратно, – пробормотал Олег. – Дело в том, что сейчас…
– Ясно, – Лариса скривила губы, сказала резко: – Я просить тебя ни о чем не буду. Не бойся.
Она не хотела говорить этого, но слова произнеслись будто сами собой. Закрыв глаза, она продолжала:
– Пока никто не знает его отца, – голос стал твердым. Она бережно расправила складки на халатике. – И если отец не хочет нас… – и вдруг, в одно мгновение поверив в то, что может случиться, она прижалась к Олегу и сквозь слезы прошептала: – Нет, не надо бросать нас! Останься, мы без тебя не можем. Ты сегодня не уходи, ты мне сегодня очень нужен. Тяжело мне. Не уйдешь?
– Ты не знаешь моих родителей, – Олег виновато улыбнулся. – Я не предупредил их…
– А я тогда… помнишь… осталась. И маму не предупредила.
– Только не обижайся, – умоляюще произнес Олег, – у меня земли под ногами нет. На работе, сама знаешь, сплошные неприятности, здесь тоже… неожиданность. Все не так просто, как тебе кажется. И потом, может быть… может быть, ничего и нет?
Он долго убеждал ее, что она просто изнервничалась, что надо успокоиться и обсудить случившееся хладнокровно. Она согласилась, хотя и не понимала, что же нужно обсуждать, и тем более хладнокровно. Нет, пусть он уходит, ей надо побыть одной. Надо держать себя в руках.
Лариса проводила Олега, долго, пока не замерзла, стояла на крыльце. Вернувшись в комнату, она случайно взглянула в зеркало. На нее смотрела стройная девочка с испуганными виноватыми глазами. Пышные каштановые волосы волнами падали на узкие, худенькие плечи. Она покраснела, подумав, что девочка стала женщиной, что скоро от ее стройности не останется и следа.
Напевая, Лариса сняла футляр со швейной машины: пока есть время и охота, надо скомбинировать из старых платьев новые – широкие. Она доставала их из шкафа и каждое, рассматривая, подержала в руках. С платьями было связано много воспоминаний. Вот в этом, коричневом, с белым воротником, она защищала в университете диплом; в голубом первый раз ездила в Москву; желтое купила на первую зарплату. Она выросла из них, но они еще послужат своей хозяйке.
Брызнули слезы… Некому пожаловаться. Никто не поймет. В лучшем случае, пожалеет, и только. А то еще пристыдят, осудят. Сказать, что из любви отдалась, – усмехнутся. А другого оправдания нет, и искать его она не будет. Права она.
Лишь бы Олег не струсил, остальное – ерунда. А он любит. В это она всегда верила, особенно в тот момент, когда, вскрикнув, еще крепче обняла его.
Искусанные губы горели. Она выключила свет, забралась под одеяло, зажмурила глаза… Говорят, в пять месяцев можно определить, мальчик будет или девочка. Все равно… Лариса легла поудобнее и, смирившись с тем, что сон не приходит, стала думать обо всем, о чем думалось.
Отца она не помнила, знала лишь по фотографиям и по рассказам матери. Александра Яковлевна всегда вспоминала о нем, как о живом, и дочери казалось, что он просто куда-то уехал и вот-вот снова появится в их квартире.
От Александры Яковлевны, высокой, в меру полной, словно не стареющей женщины, дочь унаследовала прямой характер, большие задумчивые темно-синие глаза да манеру держать голову прямо, чуть откинув назад.
Потеряв мужа, когда ей не было и тридцати лет, Александра Яковлевна осталась одинокой, хотя обладала общительным характером и в пятьдесят лет еще нравилась мужчинам. Она никогда не подчеркивала своего одиночества, но и не считала, что жизнь удалась ей. После смерти мужа она стала работать секретарем на какой-то базе, заочно окончила педагогический институт. Все это далось с трудом.
Как-то, наслушавшись пересудов соседок, Лариса по простоте душевной спросила:
– Мама, а ты почему замуж не выходишь?
Александра Яковлевна нахмурилась, долго молчала и ответила:
– Вырастешь – поймешь. Мы с Алешей так жили, что больше ни о ком ни разу не подумалось.
Учительство отнимало у матери все время: бесконечные стопки тетрадей, конспекты, планы, собрания, заседания, педсоветы, курсы усовершенствования. «Заусовершенствовалась», – невесело шутила Александра Яковлевна. Когда ее перевели на работу в областной отдел народного образования, начались командировки в районы.
Мать не стремилась держать дочь в строгости, но Лариса не злоупотребляла ее доверчивостью.
– Вот тебе мое мнение, – говорила Александра Яковлевна, – поступай, как знаешь, дело твое. Тебе перед собой отвечать.
Она приучила дочь принимать самостоятельные решения, отвечать за них. В доме было правило: вечером Лариса рассказывала матери обо всем, что сделала за день. За проступки Александра Яковлевна наказывала жестоко, каждое наказание дочь запомнила на всю жизнь. Ей было лет двенадцать, когда мать попросила ее отнести в мастерскую туфли. Лариса забыла, вечером спрятала туфли под кровать, а на вопрос матери ответила: – Отнесла, отнесла.
Утром Лариса увидела, что туфли стоят у ее кровати. Мать два дня не разговаривала с дочерью, это было для нее так ужасно, что временами от нервного напряжения кружилась голова. Больше Лариса ни разу не солгала.
Живость характера и общительность не мешали ей быть серьезной и строгой. Долгое время она росла угловатой и нескладной и лишь в десятом классе неожиданно ощутила в теле свободу и легкость, перехватила первые мальчишеские взгляды.
В школе у нее был блокнот, в который она старательно переписывала понравившиеся стихи, афоризмы, цитаты из книг. Сначала она занималась этим лишь потому, что такие блокноты имелись у всех девчат, выписывала без разбора: «Как мало прожито, как много пережито», «Если мужчина решил отдать за женщину жизнь, значит, он недооценил либо жизнь, либо женщину», «Только тот потерянное ищет, кто не может нового найти».
Особенно любила она грустные стихи и песни. Красивые, казавшиеся мудрыми слова будили воображение, сеяли тревогу, были первыми вестниками того, что не все в жизни легко и просто, что нельзя прожить свой век, не испытав тоски и горя. Пока не пришли настоящие беды и радости, их заменяли стихи и изречения. Потом записная книжка стала смешным воспоминанием: отчеканенные афоризмы не выдержали проверки жизнью, она оказалась сложнее, а может быть, и проще, грубее и не любила пышных слов.
Лариса много думала о любви. Она равнодушно смотрела на бойких хорошеньких мальчиков, из-за которых рыдали и ссорились школьные красавицы, а мечтала о каком-то необыкновенном чувстве, которое зовет на подвиг. Лариса не вздыхала над фотографиями местных и столичных теноров, подобно некоторым подружкам, но часто просыпалась, разбуженная одним и тем же сном – она спасает кого-то, потому что любит.
С детства в характере Ларисы появилась вера в то, что дружба и взаимная помощь делают людей стойкими В борьбе с недостатками и несправедливостью. Она водилась с мальчишками, на которых махнули рукой учителя и родители, терпеливо наставляла на путь истинный неблагодарных нерадивых подружек. Лариса приходила на помощь, не ожидая, когда ее позовут, была счастлива, если удавалось оказать кому-нибудь услугу, большую или маленькую. Она не могла оставаться равнодушной, если рядом был плохой человек, она торопилась помочь ему выправиться, мечтала о том, что наступит время, когда люди разучатся делать плохое.
Поступить на факультет журналистки Лариса решила еще в школе, читая статьи Эренбурга и видя, как читают их другие, самые различные люди. Тогда ей казалось, что работа в газете – только страстная публицистика. Потом, уже в университете, газета предстала перед ней в своем будничном трудовом облике; она требовала знаний, жизненного опыта, честной души и упрямого характера, особенно – честной души.
Выбор профессии Лариса считала самым важным шагом в жизни. И не было, по ее мнению, другой работы, где она могла бы проявить любовь к людям в полную силу, креме работы в газете.
На факультете журналистки училось много случайно попавших туда молодых людей, кому их будущая профессия представлялась легкой, эффектной и выгодной. Кое-кто из них благоразумно бросал учебу, другие жe, получив диплом (что не требует любви к профессии и призвания), уходили в редакции, увеличивая число средненьких журналистов, которые ценят в газете лишь гонорарную ведомость или звучный псевдоним. К таким Лариса относилась с непримиримой враждебностью. Она работала в редколлегии факультетской стенной газеты и организовала серию статей на тему: «Будущий журналист, проверь себя на студенческой скамье!» Статьи вызвали ожесточенные споры. Вопрос о том, какими качествами должны обладать люди, решившие стать журналистами, оказался важным и злободневным. Лариса написала резкую статью «Они не будут журналистами». Герои статьи – несколько франтоватых юношей и развязных девиц – писали жалобы, устраивали Ларисе скандалы, даже нашли себе защитников. Ларисе не давали прохода И хотя редколлегия держалась дружно, положение день ото дня становилось напряженнее. В это время в многотиражной газете появилась остроумная статья «И все-таки они не будут журналистами!»
«Олег Вишняков» – она и сейчас видит подпись под статьей, набранную темным петитом.
Автора она знала и раньше, читала его очерки и рецензии в областной газете. Они нравились ей, но самим автором, юношей высокомерным и насмешливым, она не интересовалась. После статьи, удачно выразившей ее мысли, она стала думать об Олеге, отыскала в нем много хороших качеств и решила, что он лучше других.
Сначала тихая и светлая любовь не приносила особенных хлопот и огорчений. Лариса ждала, что чувство пройдет, потом забеспокоилась. Любовь оказалась настойчивой и властной, такой, от какой не сбежишь, не спрячешься.
Они познакомились. Лариса слушала его рассказы о работе в газете, восхищенно раскрыв глаза, и даже он, привыкший к поклонению, удивился. В ней сочетались восторг перед ним и строгость, серьезность и беспечность., недоступность и умное кокетство. Он увлекся ею, легко понял, чем можно привязать ее к себе: говорил с ней о газете, помогал обрабатывать материалы.
Они вместе написали несколько корреспонденций для областной газеты. Вот здесь-то, на работе, Олег и покорил ее. Лариса поразилась его умению быстро ориентироваться в обстановке, принимать решения, делать правильные выводы. Выполняя задания редакции, хотя бы и незначительные, Олег не знал усталости, работал ожесточенно, забывая обо всем на свете. Не было случая, чтобы он не справился с порученной ему темой, не выполнил бы задания.
Однажды Лариса разбиралась по поручению редакции в междуведомственном споре. Статья была срочной, но как назло Лариса запуталась в противоречивых сведениях. Ответа на вопрос, кто виноват, не было. Вечером зашел Олег и положил на стол билеты в театр. Одеваясь, Лариса рассказала ему о неудаче.
– Когда сдавать? – спросил Олег. Узнав, что завтра статья должна быть в редакции, он сбросил пальто и приказал: – Давай блокнот. Предложи билеты соседкам. Сегодня Филиппов поет.
Московский бас Филиппов был любимым певцом Олега, он с трудом достал билеты на последний спектакль, и Лариса неуверенно предложила все-таки пойти в театр. Олег огрызнулся и продолжал изучать записи в блокноте, изредка задавая вопросы. Она варила кофе, а Олег возмущенно указывал ей на ошибки, на отсутствие некоторых сведений. Держа стакан в руках, он ходил по комнате и, обжигаясь, пил кофе.
– Ничего не получится, – заключила Лариса, – сидели бы сейчас в театре…
– А что скажешь завтра в редакции? Самое постыдное для журналиста – не справиться с заданием. Позор! Идем гулять.
Долго бродили они по ночному городу. Лариса молчала, чтобы не мешать Олегу думать. Она не особенно верила, что он найдет выход из положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25