Она оставалась достаточно долго, чтобы съесть половину пакета шоколадок, которыми Лоррейн пользовалась для улучшения пищеварения. «Последнюю. Надеюсь, она не испортит мою фигуру». После чего она закуривала сигарету со словами: «Последняя, надеюсь, она не разрушит мои легкие».
Звонил помощник управляющего банком, интересовался ее самочувствием. «Нет, вы не приходите, оставайтесь дома до тех пор, пока не почувствуете, что вам хочется прийти. Это должно быть вашим и только вашим решением».
Лоррейн пыталась позвонить Линн Келлог в полицейский участок, чтобы поговорить с ней или с Резником, но оба были заняты. Она сняла занавески в спальне, чтобы заменить подкладку, что она собиралась сделать уже давно. Теперь они лежали грудой вокруг швейной машинки.
Когда зазвонил звонок входной двери, ее первой мыслью было, что это Майкл, вернувшийся раньше домой, хотя, когда спешила вниз по лестнице, она подумала, куда же он девал свои ключи. Увидев стоявшую за дверью женщину, она нерешительно заморгала, не узнав в ней одну из учительниц Эмили.
– Миссис Моррисон, Джоан Шепперд. Надеюсь, вы не возражаете, что я пришла к вам?
– О нет. Конечно, нет. Я…
– Я хотела раньше. Я собиралась только…
Они обе стояли там, глядя друг на друга, но каждая думала о своем.
Для окружающих они выглядели бы как мать и дочь.
– Пожалуйста, – пригласила Лоррейн, отступая назад, – не войдете ли в дом?
– Спасибо, я не имела в виду…
– Нет, входите, пожалуйста.
Пока Лоррейн кипятила воду для чая, Джоан Шепперд расточала похвалы уютному дому, чистоте кухни, форме и росписи посуды. В то же время ее не покидала мысль, зачем вообще она пришла сюда, что, собственно, она надеялась здесь найти.
– Эмили была… – начала она, но спохватилась и поправилась, – она – умный ребенок, всем интересуется. Можно заметить ее успехи с начала семестра.
Лоррейн в ответ улыбнулась.
– Ничего не было слышно?
– Боюсь, что нет.
– И у вас совершенно нет представления?..
– Нет, на самом деле. Совершенно никакого. Джоан отпила чай, спросила Лоррейн о Майкле, о матери Эмили.
– Она в больнице, – ответила Лоррейн. – Диана нездорова уже порядочное время. Вряд ли она, бедняжка, знает о том, что произошло.
Когда Джоан Шепперд подняла глаза, по лицу Лоррейн струились слезы.
– Извините меня, – проговорила она. – Мне действительно лучше было бы не приходить. Это необдуманно с моей стороны, это только расстроило вас.
– Нет. – Лоррейн, покачала головой. – Я боюсь, что плачу все время. Иногда я этого даже не замечаю. – Она вытащила из кармана смятую коробочку бумажных салфеток и стала открывать ее. – Вчера я пошла уплатить человеку, который мыл окна, и со мной случилось то же самое. Он стоял и удивленно смотрел мне вслед, а я даже не сообразила почему.
Она промокнула щеки, осушила глаза, прочистила нос и спросила Джоан Шепперд, не хочет ли она еще чашечку чая.
– Нет, спасибо. Он был превосходный. – Она потянулась пожать Лоррейн руку. – Я хочу, чтобы вы знали, как я переживаю за Эмили. Я много думаю о ней.
Слезы вновь навернулись на глаза Лоррейн, и она отошла к мойке, отвернула воду, чтобы она уносила с собой и слезы. «Эмили была». Майкл сказал то же самое лишь вчера вечером, сам, здесь, в этой комнате. «Эмили была». Тогда получается, что только полиция считает, что существует еще какой-то шанс, что она может быть найдена живой? Или они тоже просто делают вид, не имея возможности признать то, что умом и сердцем понимают: где бы она сейчас ни была, Эмили, она, конечно, уже мертва?
– Так не может продолжаться.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты не можешь постоянно игнорировать меня. Стивен стоял у своего верстана в подвале, спиной к лестнице.
– Я не игнорирую тебя. Я работаю.
Джоан посмотрела на его мясистую шею, широкие плечи, наклоненные вперед.
– Что сказала полиция?
– Ничего.
– Тогда что произошло после обеда?
– Ничего. Они устроили опознание, выстроили в одну линию мужчин, чтобы эта женщина опознала меня.
– Какая женщина?
– Я не знаю. Откуда мне знать? Во всяком случае, это была ошибка.
– Что ты имеешь в виду?
Он взглянул ей в лицо, развернув при этом только верхнюю часть корпуса.
– Что она не узнала меня. Она не могла. Меня там не было.
– Где?
Стивен повернулся обратно и потянулся к верстаку.
– Я плавал. – Он склонился над верстаком, сосредоточенно обрабатывая дерево, пока не услышал, что шаги его жены удаляются и дверь закрылась. Было что-то особое в только что обработанном дереве: его гладкая поверхность, исходящее от него тепло, как от живого тела.
«Партридж» был забит. Все места были заняты, у обоих баров стояли группы клиентов, встречались также одиночные выпивохи, бережно державшие двумя руками свои пинтовые кружки. Чарли и Вивьен пришли сюда по ее предложению. Она знала этот трактир и иногда его посещала. Резник же уже давно приглядел его, как одно из немногих оставшихся мест, где разговор не разбивался о «Кариоку» и грохот музыкальных аппаратов. Они отыскали себе место около задней стенки между группой студентов, практикующихся в разговоре по-испански: «Как вы спросите пинту пива, сыр и кукурузные хлопья в Мадриде?», и студентов из Политехнического, одетых в пальто от Оксфама и жалующихся на стоимость компакт-дисков и на то, как трудно прожить прилично на стипендию?
– Я вела одну группу здесь неподалеку, за углом. – Вивьен улыбнулась.
– Канадские исследования?
– Не совсем тан. Женщины и Утопия. Или это были Утопии? Я не могу вспомнить.
Она была одета в зеленую вельветовую юбку и свитер цвета ржавчины с обтягивающим шею воротником. С плеч спускался расстегнутый плащ из легкой хлопчатобумажной ткани. Она удивила Резника, который поторопился заказать ей сухое белое вино, попросив водку с тоником.
– Теперь вы там больше не работаете?
– Я только замещала преподавателя. – Она покачала головой. – Когда работаешь в университете не на полной ставке, все время дожидаешься, когда кто-нибудь из коллег переедет или умрет.
Резник улыбнулся.
– У меня есть сержант в подобном же положении. Вивьен выпила еще водки.
– Извините за случившееся. Из-за этого я и хотела видеть вас. Извиниться.
– В этом нет нужды.
– Вы разозлились.
– Я был разочарован.
– Вы думаете, что это он? Я имею в виду, вы думаете, что он виноват в том, что случилось с девочкой?
– Кто?
– Третий номер.
Небольшое количество пива пролилось из кружки, которую Резник держал в руке, и потекло на пол.
– Вы узнали его?
– Нет, не узнала. Действительно не узнала, иначе я бы сказала.
– Тогда что вы имели в виду, сказав: третий номер?
– Ну… – она отпила еще водки, – …он выглядел похожим больше других на того, которого я видела тогда, в этом нет никакого сомнения.
– Тогда я не вижу, почему…
– Понимаете. Я должна быть уверена. Я должна быть готова идти в суд…
– Не обязательно.
– Но вполне вероятно. И заявить под присягой, что он и есть тот самый человек. Какой смысл, если все, что я могла бы сказать, звучало бы тан: я думаю, это был он, или что мог бы быть он?
Резник вздохнул и выпил глоток пива. Слева от него один из студентов достал фотографии Барселоны и пустил их по кругу.
– Но вы же рассказываете мне сейчас.
– Это не одно и то же.
– Так ли?
– Вы арестуете его за то, что я рассказала вам сейчас?
– Вероятно, нет.
– А если бы я указала на него сегодня днем? Резник пожал плечами.
– Более чем вероятно.
– Кроме того, – Вивьен осушила свой стакан, – это не совсем честная система.
– Почему же нет?
– Этот человек истекал потом все время, он был напуган чуть не до смерти. Для всех других это было просто скучно.
Резник покончил со своим пивом.
– Еще? – спросил он, ожидая, что она скажет нет. Но она передала ему свой стакан и позволила ему проталкиваться к бару и купить новые порции. Может быть, это было из темы «Женщины и Утопия»? Мужчины, которые усердно служат им, всегда вынуждены оплачивать их выпивку.
Ее квартира была в одном из тех викторианских домов вблизи центра города, из островерхих крыш которых выглядывают окна мансард. Комнату она выкрасила в белый цвет, высокие стены не были украшены, если не считать картинок, размером с почтовую открытку, черно-белых фотографий или гравюр, вставленных в несоизмеримо большие рамки.
– Мои коллеги смеются надо мной, – отметила Вивьен. – Обвиняют меня в том, что я пытаюсь воссоздать Канаду прямо здесь, у себя дома.
Резник был удивлен, когда она пригласила его на кофе. Судя по ее выражению, она была не менее удивлена, когда он согласился. Как оказалось, она была без машины. – Думала, могла рассчитывать, что он рано или поздно подвезет ее домой.
Она включила музыку – женский голос пел что-то классическое, но довольно тихо, так что это не имело значения. Было меньше книг, чем Резник ожидал увидеть, и они были разбросаны по полу, лежали не очень аккуратными стопками по всей комнате. Круглый столик под окном был завален бумагами, фотокопиями статей, журналами. Кроме двухместного диванчика стояло несколько покрашенных в черный цвет деревянных стульев с обитыми материей сиденьями и спинками. Если и был телевизор, то, как догадывался Резник, он стоял в спальне. Инспектор полагал, что и та должна быть такой же строгой.
Кофе был подан в высоких узких чашках, черных снаружи и белых изнутри.
– Молоко или сахар? Резник покачал головой.
Вивьен села напротив него на диванчик, откинувшись на спинку и вытянув ноги.
– Нет никого, к кому вы должны были бы торопиться? – спросила она.
«Только коты, надрывно мяукающие от жалости к самим себе».
– Нет.
– Не существует ли своего рода ужасной статистики относительно количества полицейских браков, заканчивающихся разводами?
– Есть такая?
По резкости его голоса она могла бы понять, что пошла по неверному пути, но отступление было тактикой, которую она никогда не применяла.
– Вы были женаты?
– Много лет тому назад.
– Достаточно, чтобы иметь детей?
Его лицо сказало все. Не было необходимости в словах, и Резник смотрел на нее через комнату, не произнося ни звука. Он допил кофе и встал. Трудно сказать, был ли он больше зол на нее за все эти вопросы или же на себя самого за то, что так внезапно не сдержался.
– Послушайте, – заявила Вивьен. – Я торчу в классах, аудиториях целыми неделями. Клянусь, это единственный вид разговора, который мне приходится вести. Невольно теряешь практику нормальной беседы.
– Все в порядке, – буркнул Резник. – Вероятно, это полезно для меня – побывать для разнообразия по другую сторону допроса.
– Это действительно выглядело как допрос?
– Почему бы вам просто не забыть об этом? – сказал он, оставив Вивьен стоять с кофейной чашкой в одной руке и блюдцем в другой.
– 40 –
– Я ходила к Моррисонам вчера днем после школы. – Рука Стивена остановилась, не донеся ложку до рта. Джоан была рядом с ним, около его правого плеча, в халате, еще теплая после ванны. – Отца не было, была только мать. Я говорила с ней, сказала, как я и все мы в школе расстроены. Хотя она и не мать в действительности, а мачеха, но тем не менее. – Она прошла к полке, взяла пакет с хлопьями. – Эта молодая женщина в ужасном состоянии. Она не перестает плакать. Кошмар!
Стивен, не поднимая головы, продолжал жевать чернослив.
– Почему бы тебе тоже не побывать там, Стивен…
– Я? Почему я должен?..
– Как будто ты не знал Эмили…
– Я полагаю, что знал, кем она была…
– Я всегда считала, что ты отдаешь ей предпочтение перед другими детьми.
Стивен уставился на нее, перестав есть. Завтрак был забыт.
– Одна из тех, с которыми ты всегда старался поговорить. Конечно, она была хорошенькой девочкой, об этом все говорили. Я хочу сказать, что ты не был единственным человеком, который заметил это.
Стивен подскочил на стуле. «Что она хочет этим сказать, что это за игра? Сидит там с полной тарелкой и болтает все, что приходит в голову?»
– Тебе следует пойти, Стивен. Почему бы не сегодня утром? Я должна буду сделать некоторые покупки, а ты мог бы в это время съездить. Если ты не хочешь брать машину, сходи пешком. Это недалеко, по другую сторону Грегори-стрит.
От неожиданности Стивен, махнув рукой, случайно опрокинул свою тарелку, разбросав по столу, покрытому пластиком, косточки от слив и разлив сок. Ложна покатилась по линолеуму.
– Дом, в котором живут Моррисоны, очень приличный, с садиками впереди и сзади. Собственно, за домом даже не садик, а лужайка. Я полагаю, что, когда родители работают, у них не остается много времени на то, чтобы посадить там кусты или деревья. И, кроме того, это прекрасное место для игр. – Она промокнула уголки рта бумажной салфеткой. – Ты так не думаешь, Стивен?
Стивен пустил воду в раковину и перебирал пальцами ложки, вилки, ножи. Капельки пота сбегали с его бровей в уголки глаз.
– Место для игр у Эмили гораздо лучше, чем любое из тех, где вынуждены играть бедные малыши. Кроме, конечно, площадок для игр. Я всегда удивлялась – а ты, Стивен? – что может вырасти из детей, запрятанных в квартирах высоких домов и имеющих в своем распоряжении в лучшем случае балкон, на котором можно побегать. Балкон и, я полагаю, лестницы.
Из большого пальца Стивена, уколотого вилкой, сочилась кровь, вначале, как вьющаяся в воде красная лента, а затем окрасив в розовый цвет всю воду.
– Как ее звали, Стивен? Ты помнишь ту хорошенькую девочку-блондинку? Ту, которая тебе так нравилась?
Но Стивена там уже не было и отвечать было некому. Одна за другой захлопнулись двери, и наконец был задвинут запор в рабочей комнате Стивена. Джоан Шепперд спустила грязную воду из раковины, налила новой. Она никогда не начинала день до того, как не будут вымыты и положены на место все вещи, которыми пользовались за завтраком. «Глория. Вот как ее звали. Глория Саммерс». Она знала это все время, с самого начала.
С тех пор, как на месте, где раньше торговал мясник, открыл свой магазин зеленщик, Джоан Шепперд редко на неделе ходила за покупками дальше. При наличии поблизости трех азиатских магазинов, которые были открыты до позднего вечера, всегда была возможность подкупить то, что она забывала. В это утро ей надо было купить помидоры, фунт яблок – теперь это стало проще, поскольку в продажу постоянно поступали южноафриканские, – апельсиновый сок и блок марок в почтовом отделении для отправлений вторым классом. К своему удивлению, она чувствовала себя спокойной. Она пролежала ночь без сна, слушая рядом с собой ровное дыхание Стивена, спящего сном праведника. Представляла себе лицо Лоррейн Моррисон, ее слезы. Она должна была ждать, чтобы позвонить по телефону. Из двух уличных телефонов работал только один, в чем не было чего-либо необычного.
– Алло, – сказала она, когда ей ответили, – я хотела бы поговорить с констеблем-детективом Келлог. Да, верно, Линн.
– Вы уверены, что это была она? Жена Шепперда?
– Она не назвалась. Как я сказала, она не назвала своего имени. Но, Да. Я в этом уверена. Хотя я говорила с ней только один раз.
– Хорошо. – Резник стряхнул с себя крошки, поднявшись на ноги. Он только что покончил с бутербродом с ветчиной и сыром, своей промежуточной едой между завтраком и обедом. – Теперь это не важно. Важна достоверность информации, правда?
Линн кивнула.
– Я позвонила в отдел образования и навела справки. Можно было подумать, что я просила открыть мне государственные секреты, но в конце концов мы добрались до сути.
Джоан Шепперд работала в школе, где училась Глория Саммерс, большую часть летнего семестра до того, как та исчезла. Работала временно. Постоянная учительница Глории поехала кататься на парусниках в Дербишир и получила тройной перелом ноги.
– А Джоан Шепперд заняла освободившееся место.
– Она работала там до этого, два года тому назад. Кажется, они были рады взять ее снова. Опытная. Надежная.
– И еще безработный муж, который умеет управляться с молотком и гвоздями. – Резник бросил на Линн острый взгляд. – Меня интересует, возил ли он ее на работу и раньше, еще в прежнюю школу? Забирал ли ее обратно?
– Я могу проверить.
– Сделайте это сейчас.
Резник проследовал за Линн в основную комнату.
– Кевин, – позвал он, – внизу с машиной, через пять минут.
Вначале никто не хотел подходить к входной двери, хотя непрерывный шум работающего электромотора показывал, что кто-то в доме был. Когда наконец появился Стивен Шепперд, он был одет в свой старый белый комбинезон. Большой палец его левой руки был обернут лейкопластырем.
– Я думал, что по этой штуке можно отличить нас, любителей, от вас, профессионалов, – заявил Резник, кивнув головой в сторону завязанного пальца Стивена. – Профессионалы, кажется, никогда не ударяют себе по пальцам молотком.
Шепперд переводил взгляд с Резника на Нейлора и обратно, не говоря ни слова.
– Может быть, вы спуститесь вниз, – предложил Резник, – чтобы убедиться, что электричество везде отключено Если жены нет дома, вы, может быть, захотите оставить ей записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Звонил помощник управляющего банком, интересовался ее самочувствием. «Нет, вы не приходите, оставайтесь дома до тех пор, пока не почувствуете, что вам хочется прийти. Это должно быть вашим и только вашим решением».
Лоррейн пыталась позвонить Линн Келлог в полицейский участок, чтобы поговорить с ней или с Резником, но оба были заняты. Она сняла занавески в спальне, чтобы заменить подкладку, что она собиралась сделать уже давно. Теперь они лежали грудой вокруг швейной машинки.
Когда зазвонил звонок входной двери, ее первой мыслью было, что это Майкл, вернувшийся раньше домой, хотя, когда спешила вниз по лестнице, она подумала, куда же он девал свои ключи. Увидев стоявшую за дверью женщину, она нерешительно заморгала, не узнав в ней одну из учительниц Эмили.
– Миссис Моррисон, Джоан Шепперд. Надеюсь, вы не возражаете, что я пришла к вам?
– О нет. Конечно, нет. Я…
– Я хотела раньше. Я собиралась только…
Они обе стояли там, глядя друг на друга, но каждая думала о своем.
Для окружающих они выглядели бы как мать и дочь.
– Пожалуйста, – пригласила Лоррейн, отступая назад, – не войдете ли в дом?
– Спасибо, я не имела в виду…
– Нет, входите, пожалуйста.
Пока Лоррейн кипятила воду для чая, Джоан Шепперд расточала похвалы уютному дому, чистоте кухни, форме и росписи посуды. В то же время ее не покидала мысль, зачем вообще она пришла сюда, что, собственно, она надеялась здесь найти.
– Эмили была… – начала она, но спохватилась и поправилась, – она – умный ребенок, всем интересуется. Можно заметить ее успехи с начала семестра.
Лоррейн в ответ улыбнулась.
– Ничего не было слышно?
– Боюсь, что нет.
– И у вас совершенно нет представления?..
– Нет, на самом деле. Совершенно никакого. Джоан отпила чай, спросила Лоррейн о Майкле, о матери Эмили.
– Она в больнице, – ответила Лоррейн. – Диана нездорова уже порядочное время. Вряд ли она, бедняжка, знает о том, что произошло.
Когда Джоан Шепперд подняла глаза, по лицу Лоррейн струились слезы.
– Извините меня, – проговорила она. – Мне действительно лучше было бы не приходить. Это необдуманно с моей стороны, это только расстроило вас.
– Нет. – Лоррейн, покачала головой. – Я боюсь, что плачу все время. Иногда я этого даже не замечаю. – Она вытащила из кармана смятую коробочку бумажных салфеток и стала открывать ее. – Вчера я пошла уплатить человеку, который мыл окна, и со мной случилось то же самое. Он стоял и удивленно смотрел мне вслед, а я даже не сообразила почему.
Она промокнула щеки, осушила глаза, прочистила нос и спросила Джоан Шепперд, не хочет ли она еще чашечку чая.
– Нет, спасибо. Он был превосходный. – Она потянулась пожать Лоррейн руку. – Я хочу, чтобы вы знали, как я переживаю за Эмили. Я много думаю о ней.
Слезы вновь навернулись на глаза Лоррейн, и она отошла к мойке, отвернула воду, чтобы она уносила с собой и слезы. «Эмили была». Майкл сказал то же самое лишь вчера вечером, сам, здесь, в этой комнате. «Эмили была». Тогда получается, что только полиция считает, что существует еще какой-то шанс, что она может быть найдена живой? Или они тоже просто делают вид, не имея возможности признать то, что умом и сердцем понимают: где бы она сейчас ни была, Эмили, она, конечно, уже мертва?
– Так не может продолжаться.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Ты не можешь постоянно игнорировать меня. Стивен стоял у своего верстана в подвале, спиной к лестнице.
– Я не игнорирую тебя. Я работаю.
Джоан посмотрела на его мясистую шею, широкие плечи, наклоненные вперед.
– Что сказала полиция?
– Ничего.
– Тогда что произошло после обеда?
– Ничего. Они устроили опознание, выстроили в одну линию мужчин, чтобы эта женщина опознала меня.
– Какая женщина?
– Я не знаю. Откуда мне знать? Во всяком случае, это была ошибка.
– Что ты имеешь в виду?
Он взглянул ей в лицо, развернув при этом только верхнюю часть корпуса.
– Что она не узнала меня. Она не могла. Меня там не было.
– Где?
Стивен повернулся обратно и потянулся к верстаку.
– Я плавал. – Он склонился над верстаком, сосредоточенно обрабатывая дерево, пока не услышал, что шаги его жены удаляются и дверь закрылась. Было что-то особое в только что обработанном дереве: его гладкая поверхность, исходящее от него тепло, как от живого тела.
«Партридж» был забит. Все места были заняты, у обоих баров стояли группы клиентов, встречались также одиночные выпивохи, бережно державшие двумя руками свои пинтовые кружки. Чарли и Вивьен пришли сюда по ее предложению. Она знала этот трактир и иногда его посещала. Резник же уже давно приглядел его, как одно из немногих оставшихся мест, где разговор не разбивался о «Кариоку» и грохот музыкальных аппаратов. Они отыскали себе место около задней стенки между группой студентов, практикующихся в разговоре по-испански: «Как вы спросите пинту пива, сыр и кукурузные хлопья в Мадриде?», и студентов из Политехнического, одетых в пальто от Оксфама и жалующихся на стоимость компакт-дисков и на то, как трудно прожить прилично на стипендию?
– Я вела одну группу здесь неподалеку, за углом. – Вивьен улыбнулась.
– Канадские исследования?
– Не совсем тан. Женщины и Утопия. Или это были Утопии? Я не могу вспомнить.
Она была одета в зеленую вельветовую юбку и свитер цвета ржавчины с обтягивающим шею воротником. С плеч спускался расстегнутый плащ из легкой хлопчатобумажной ткани. Она удивила Резника, который поторопился заказать ей сухое белое вино, попросив водку с тоником.
– Теперь вы там больше не работаете?
– Я только замещала преподавателя. – Она покачала головой. – Когда работаешь в университете не на полной ставке, все время дожидаешься, когда кто-нибудь из коллег переедет или умрет.
Резник улыбнулся.
– У меня есть сержант в подобном же положении. Вивьен выпила еще водки.
– Извините за случившееся. Из-за этого я и хотела видеть вас. Извиниться.
– В этом нет нужды.
– Вы разозлились.
– Я был разочарован.
– Вы думаете, что это он? Я имею в виду, вы думаете, что он виноват в том, что случилось с девочкой?
– Кто?
– Третий номер.
Небольшое количество пива пролилось из кружки, которую Резник держал в руке, и потекло на пол.
– Вы узнали его?
– Нет, не узнала. Действительно не узнала, иначе я бы сказала.
– Тогда что вы имели в виду, сказав: третий номер?
– Ну… – она отпила еще водки, – …он выглядел похожим больше других на того, которого я видела тогда, в этом нет никакого сомнения.
– Тогда я не вижу, почему…
– Понимаете. Я должна быть уверена. Я должна быть готова идти в суд…
– Не обязательно.
– Но вполне вероятно. И заявить под присягой, что он и есть тот самый человек. Какой смысл, если все, что я могла бы сказать, звучало бы тан: я думаю, это был он, или что мог бы быть он?
Резник вздохнул и выпил глоток пива. Слева от него один из студентов достал фотографии Барселоны и пустил их по кругу.
– Но вы же рассказываете мне сейчас.
– Это не одно и то же.
– Так ли?
– Вы арестуете его за то, что я рассказала вам сейчас?
– Вероятно, нет.
– А если бы я указала на него сегодня днем? Резник пожал плечами.
– Более чем вероятно.
– Кроме того, – Вивьен осушила свой стакан, – это не совсем честная система.
– Почему же нет?
– Этот человек истекал потом все время, он был напуган чуть не до смерти. Для всех других это было просто скучно.
Резник покончил со своим пивом.
– Еще? – спросил он, ожидая, что она скажет нет. Но она передала ему свой стакан и позволила ему проталкиваться к бару и купить новые порции. Может быть, это было из темы «Женщины и Утопия»? Мужчины, которые усердно служат им, всегда вынуждены оплачивать их выпивку.
Ее квартира была в одном из тех викторианских домов вблизи центра города, из островерхих крыш которых выглядывают окна мансард. Комнату она выкрасила в белый цвет, высокие стены не были украшены, если не считать картинок, размером с почтовую открытку, черно-белых фотографий или гравюр, вставленных в несоизмеримо большие рамки.
– Мои коллеги смеются надо мной, – отметила Вивьен. – Обвиняют меня в том, что я пытаюсь воссоздать Канаду прямо здесь, у себя дома.
Резник был удивлен, когда она пригласила его на кофе. Судя по ее выражению, она была не менее удивлена, когда он согласился. Как оказалось, она была без машины. – Думала, могла рассчитывать, что он рано или поздно подвезет ее домой.
Она включила музыку – женский голос пел что-то классическое, но довольно тихо, так что это не имело значения. Было меньше книг, чем Резник ожидал увидеть, и они были разбросаны по полу, лежали не очень аккуратными стопками по всей комнате. Круглый столик под окном был завален бумагами, фотокопиями статей, журналами. Кроме двухместного диванчика стояло несколько покрашенных в черный цвет деревянных стульев с обитыми материей сиденьями и спинками. Если и был телевизор, то, как догадывался Резник, он стоял в спальне. Инспектор полагал, что и та должна быть такой же строгой.
Кофе был подан в высоких узких чашках, черных снаружи и белых изнутри.
– Молоко или сахар? Резник покачал головой.
Вивьен села напротив него на диванчик, откинувшись на спинку и вытянув ноги.
– Нет никого, к кому вы должны были бы торопиться? – спросила она.
«Только коты, надрывно мяукающие от жалости к самим себе».
– Нет.
– Не существует ли своего рода ужасной статистики относительно количества полицейских браков, заканчивающихся разводами?
– Есть такая?
По резкости его голоса она могла бы понять, что пошла по неверному пути, но отступление было тактикой, которую она никогда не применяла.
– Вы были женаты?
– Много лет тому назад.
– Достаточно, чтобы иметь детей?
Его лицо сказало все. Не было необходимости в словах, и Резник смотрел на нее через комнату, не произнося ни звука. Он допил кофе и встал. Трудно сказать, был ли он больше зол на нее за все эти вопросы или же на себя самого за то, что так внезапно не сдержался.
– Послушайте, – заявила Вивьен. – Я торчу в классах, аудиториях целыми неделями. Клянусь, это единственный вид разговора, который мне приходится вести. Невольно теряешь практику нормальной беседы.
– Все в порядке, – буркнул Резник. – Вероятно, это полезно для меня – побывать для разнообразия по другую сторону допроса.
– Это действительно выглядело как допрос?
– Почему бы вам просто не забыть об этом? – сказал он, оставив Вивьен стоять с кофейной чашкой в одной руке и блюдцем в другой.
– 40 –
– Я ходила к Моррисонам вчера днем после школы. – Рука Стивена остановилась, не донеся ложку до рта. Джоан была рядом с ним, около его правого плеча, в халате, еще теплая после ванны. – Отца не было, была только мать. Я говорила с ней, сказала, как я и все мы в школе расстроены. Хотя она и не мать в действительности, а мачеха, но тем не менее. – Она прошла к полке, взяла пакет с хлопьями. – Эта молодая женщина в ужасном состоянии. Она не перестает плакать. Кошмар!
Стивен, не поднимая головы, продолжал жевать чернослив.
– Почему бы тебе тоже не побывать там, Стивен…
– Я? Почему я должен?..
– Как будто ты не знал Эмили…
– Я полагаю, что знал, кем она была…
– Я всегда считала, что ты отдаешь ей предпочтение перед другими детьми.
Стивен уставился на нее, перестав есть. Завтрак был забыт.
– Одна из тех, с которыми ты всегда старался поговорить. Конечно, она была хорошенькой девочкой, об этом все говорили. Я хочу сказать, что ты не был единственным человеком, который заметил это.
Стивен подскочил на стуле. «Что она хочет этим сказать, что это за игра? Сидит там с полной тарелкой и болтает все, что приходит в голову?»
– Тебе следует пойти, Стивен. Почему бы не сегодня утром? Я должна буду сделать некоторые покупки, а ты мог бы в это время съездить. Если ты не хочешь брать машину, сходи пешком. Это недалеко, по другую сторону Грегори-стрит.
От неожиданности Стивен, махнув рукой, случайно опрокинул свою тарелку, разбросав по столу, покрытому пластиком, косточки от слив и разлив сок. Ложна покатилась по линолеуму.
– Дом, в котором живут Моррисоны, очень приличный, с садиками впереди и сзади. Собственно, за домом даже не садик, а лужайка. Я полагаю, что, когда родители работают, у них не остается много времени на то, чтобы посадить там кусты или деревья. И, кроме того, это прекрасное место для игр. – Она промокнула уголки рта бумажной салфеткой. – Ты так не думаешь, Стивен?
Стивен пустил воду в раковину и перебирал пальцами ложки, вилки, ножи. Капельки пота сбегали с его бровей в уголки глаз.
– Место для игр у Эмили гораздо лучше, чем любое из тех, где вынуждены играть бедные малыши. Кроме, конечно, площадок для игр. Я всегда удивлялась – а ты, Стивен? – что может вырасти из детей, запрятанных в квартирах высоких домов и имеющих в своем распоряжении в лучшем случае балкон, на котором можно побегать. Балкон и, я полагаю, лестницы.
Из большого пальца Стивена, уколотого вилкой, сочилась кровь, вначале, как вьющаяся в воде красная лента, а затем окрасив в розовый цвет всю воду.
– Как ее звали, Стивен? Ты помнишь ту хорошенькую девочку-блондинку? Ту, которая тебе так нравилась?
Но Стивена там уже не было и отвечать было некому. Одна за другой захлопнулись двери, и наконец был задвинут запор в рабочей комнате Стивена. Джоан Шепперд спустила грязную воду из раковины, налила новой. Она никогда не начинала день до того, как не будут вымыты и положены на место все вещи, которыми пользовались за завтраком. «Глория. Вот как ее звали. Глория Саммерс». Она знала это все время, с самого начала.
С тех пор, как на месте, где раньше торговал мясник, открыл свой магазин зеленщик, Джоан Шепперд редко на неделе ходила за покупками дальше. При наличии поблизости трех азиатских магазинов, которые были открыты до позднего вечера, всегда была возможность подкупить то, что она забывала. В это утро ей надо было купить помидоры, фунт яблок – теперь это стало проще, поскольку в продажу постоянно поступали южноафриканские, – апельсиновый сок и блок марок в почтовом отделении для отправлений вторым классом. К своему удивлению, она чувствовала себя спокойной. Она пролежала ночь без сна, слушая рядом с собой ровное дыхание Стивена, спящего сном праведника. Представляла себе лицо Лоррейн Моррисон, ее слезы. Она должна была ждать, чтобы позвонить по телефону. Из двух уличных телефонов работал только один, в чем не было чего-либо необычного.
– Алло, – сказала она, когда ей ответили, – я хотела бы поговорить с констеблем-детективом Келлог. Да, верно, Линн.
– Вы уверены, что это была она? Жена Шепперда?
– Она не назвалась. Как я сказала, она не назвала своего имени. Но, Да. Я в этом уверена. Хотя я говорила с ней только один раз.
– Хорошо. – Резник стряхнул с себя крошки, поднявшись на ноги. Он только что покончил с бутербродом с ветчиной и сыром, своей промежуточной едой между завтраком и обедом. – Теперь это не важно. Важна достоверность информации, правда?
Линн кивнула.
– Я позвонила в отдел образования и навела справки. Можно было подумать, что я просила открыть мне государственные секреты, но в конце концов мы добрались до сути.
Джоан Шепперд работала в школе, где училась Глория Саммерс, большую часть летнего семестра до того, как та исчезла. Работала временно. Постоянная учительница Глории поехала кататься на парусниках в Дербишир и получила тройной перелом ноги.
– А Джоан Шепперд заняла освободившееся место.
– Она работала там до этого, два года тому назад. Кажется, они были рады взять ее снова. Опытная. Надежная.
– И еще безработный муж, который умеет управляться с молотком и гвоздями. – Резник бросил на Линн острый взгляд. – Меня интересует, возил ли он ее на работу и раньше, еще в прежнюю школу? Забирал ли ее обратно?
– Я могу проверить.
– Сделайте это сейчас.
Резник проследовал за Линн в основную комнату.
– Кевин, – позвал он, – внизу с машиной, через пять минут.
Вначале никто не хотел подходить к входной двери, хотя непрерывный шум работающего электромотора показывал, что кто-то в доме был. Когда наконец появился Стивен Шепперд, он был одет в свой старый белый комбинезон. Большой палец его левой руки был обернут лейкопластырем.
– Я думал, что по этой штуке можно отличить нас, любителей, от вас, профессионалов, – заявил Резник, кивнув головой в сторону завязанного пальца Стивена. – Профессионалы, кажется, никогда не ударяют себе по пальцам молотком.
Шепперд переводил взгляд с Резника на Нейлора и обратно, не говоря ни слова.
– Может быть, вы спуститесь вниз, – предложил Резник, – чтобы убедиться, что электричество везде отключено Если жены нет дома, вы, может быть, захотите оставить ей записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30