В этой уверенности я не хочу далее скрывать от вас, что вследствие уважения моего к вам и к принцессе, вашей дочери, у меня явилась мысль о браке её с кузеном, русским наследником…»

– Надеюсь, вы видите теперь, к т о ведёт эту «интригу»? – надменно спросила герцогиня у мужа.
И читала дальше:

– «Я приказал хлопотать об этом в глубочайшем секрете, в надежде, что вам это не будет неприятно, хотя при этом встретились некоторые затруднения, особенно же по близкому родству между принцессой и великим князем. Тем не менее найдены уже нами способы устранить эти препятствия, и до последнего времени успех этого предприятия был таков, что я имею все основания надеяться на счастливый исход, если вам будет угодно дать своё согласие пуститься в путь, предлагаемый вам её императорским величеством. Но так как только немногим известна сия тайна и так как крайне необходимо её сохранить, то я полагаю, что её императорское величество желает, чтобы вы таили эту тайну в Германии и чтобы вы особенно позаботились о том, чтобы её не узнал граф Чернышёв, русский посланник Чернышёв Петер Григорьевич (1712–1773) – действительный тайный советник, сенатор, русский посол в Париже, был посланником в Дании, Пруссии и Англии.

в Берлине. Сверх того, меня извещают, что её императорское величество приказала вручить вам через одну прусскую контору 10 000 дукатов на экипаж и на путевые расходы и что по прибытии в Санкт-Петербург вы получите ещё 1000 дукатов на путешествие в Москву. В то же время её императорское величество желает, чтобы по приезде в Москву вы говорили бы всем, что предприняли это путешествие единственно для принесения её императорскому величеству личной благодарности за её милости к вашему покойному брату и вообще ко всей вашей семье.
Вот всё, что я могу сообщить вам в настоящее время, и так как я уверен, что вы воспользуетесь этим со всевозможной осторожностью, то был бы бесконечно польщён, если бы вам было угодно согласиться со всем, что я вам сообщил, и парою слов известить меня о вашем взгляде на это дело.
Впрочем, прошу вас верить, что и впредь я не перестану стараться в вашу пользу в этом деле и что остаюсь благосклонным к вам

Фридрих-Rex Король (лат.).

. Берлин, 30 декабря 1743 году».

Как добрые немецкие супруги, герцогская чета всегда спала вместе на широкой постели под старым штофным одеялом, под траченным молью балдахином, ещё вывезенным из Цербста, где наверху парил в облезлой позолоте амур в кольце розового венка, поддерживающий тяжёлые, виды видавшие складки. Три последующие длинные январские ночи превратились теперь для дебелого герцога в постоянную пытку, так как супруга-герцогиня не давала ему спать, требуя от него всестороннего обсуждения своих лихорадочных планов.
Тусклое пламя сальной свечки колебалось от дыхания пурги с моря, тени прыгали по углам, худое лицо Иоганны-Елизаветы от возбуждения казалось ещё страшнее.
Главным камнем преткновения для герцога было, как себя будет держать Фике в отношении веры их отцов? Герцогская семья была крепкими лютеранами, и поэтому герцог не мог допустить, чтобы его дочь переменила веру так же легко, как она могла менять платье или перчатки. И во всяком случае – как она бы смогла принять веру этих русских? Он видел их в Померании – это были казаки, они были страшны, были гадки. У них у каждого в руках нагайка – страшное оружие, которым они истязали людей, одним ударом вырывая из тела куски мяса. А калмыки? Так те ещё хуже казаков! У них и глазки маленькие, как у кошек. А когда они бьются пиками, они щерят зубы, как собаки. Они едят детей – да, да, кто же не знает этого? И как наша нежная Фике может принять веру таких людей? Немыслимо!
И тучный герцог, досадуя, ворочался на постели и то и дело попадал либо рукой, либо ногой в прорехи старого одеяла.
– Как, ваша светлость, до сих пор не приказали подать новое одеяло? – сердился он на жену.
– Да, но для того, чтобы иметь одеяла, надо иметь средства!
– Нет, нет! Всё-таки я не могу допустить, чтобы моя дочь приняла веру этих варваров, – торопился герцог замять неприятный оборот разговора. – А впрочем, знаете что…
Герцог даже сел на постели, поправил вязаный колпак, прикрывавший от блох его уши…
– Если бы вышло так, то, пожалуй, я мог бы получить от императрицы русской тысяч пятнадцать или двадцать таких казаков, чтобы воевать с австрийцами… Хха-ха-ха! Это было бы недурно! Мы с нашим королём Фрицем наломали бы тогда бока «римскому императору»!
Герцогиню волновали другие вопросы. В конце концов дело выгорает, и Фике должна будет вести себя так, чтобы выйти замуж за своего кузена… За наследника русского престола. Но ведь ей только четырнадцать лет! Как ей объяснить, как такую интригу следует вести? Правда, она девочка способная, но всё-таки…
– Сколько, сколько ей? – переспросил герцог.
– Пятнадцатый! И вы, отец, не знаете?
– Пятнадцатый? Чёрт возьми, это не пять лет! Хх-ха! Я, знаете, в пятнадцать лет уже знал кое-что!
– О, эти мужчины! Но всё-таки должна ли я говорить об этом с Фике или нет?
– Я думаю, да! – отвечал герцог, валясь в кровать и натягивая на себя одеяло. – Фу, чёрт, опять дыра! Это священная обязанность матери. И знаете, это лучше сделать в дороге, чтобы она сама не стала здесь болтать… Я потушу свечу, а?
И он улыбнулся в наступившей темноте:
– Кто это там сказал, что Париж стоит обедни? А? А Москва побольше Парижа. Во всяком случае, вы должны хорошо посоветоваться в Берлине с его величеством королём…
И захрапел.
После второй ночи таких разговоров герцогиня приказала мадам Кардель позвать к ней Фике. Девочка явилась и у самого порога высокой двери присела в глубоком реверансе. Герцогиня смотрела на неё в лорнет, оценивая дочь с точки зрения задуманного предприятия:
«Девочка отлично сложена. Да. Благородная осанка. Она выглядит старше своих лет… Лицо не так красиво, но очень, очень приятно. Любезная улыбка очень красит её облик. Нужно только отучить её от гордости… Да, да…»
– Принцесса София! – торжественно обратилась герцогиня к дочери. – Вы знаете, что ни его светлость герцог – ваш отец, ни я ничего не жалели для вашего воспитания… Для вашего образования. И мы надеемся, что вы теперь полностью отблагодарите нас за потраченные нами труды.
Фике стояла неподвижно, широко раскрыв голубые глаза, обе сложенные руки держа под девичьей грудью. На правой, на безымянном пальце блестело кольцо с сердечком.
– Я должна объявить вам большую радость! Её императорское величество императрица России Елизавета, наша добрейшая тётка Эльза, приглашает нас – меня и вас – посетить её в Петербурге… Да, как добра всегда наша тётя Эльза!
И герцогиня подняла глаза к потолку.
– Фикхен, вы воспитаны очень скромно, – продолжала она, – мы бедны, а между тем вы там увидите самый богатый двор в Европе… Дочь моя, вы понимаете, какая ответственность ложится на вас? Вы понимаете, как вы должны держать себя, чтобы полностью использовать этот случай и получить всё, что можно получить? Считаете ли вы себя достаточно серьёзной для этого или… нам лучше отказаться от путешествия?.. Чтобы не осрамиться!
– Матушка! – рванулась к ней Фикхен, но остановилась в полёте. – Обещаю вам, что я буду благоразумна! Я не доставлю вам огорчений!
– Принцесса, я довольна вами… Прежде всего вы должны помнить, что мы едем, чтобы благодарить нашу благодетельницу. Вы, конечно, знаете, что мой покойный брат…
– Был женихом русской императрицы, мама? Знаю, знаю… – И она улыбнулась ясной, доверчивой улыбкой. Ни тени смущения не было в её хорошеньком, старательно вымытом личике.
«Она похожа на солдата, встречающего опасность лицом к лицу!» – подумала мать, а вслух произнесла:
– Готовьтесь же к отъезду, дорогая Фике!
Сборы не были сложными. Были вытащены из каретников и осмотрены две старые кареты – снегу ещё было мало. Фике взяла с собой всего четыре платья, дюжину рубашек, чулки и другое бельё. Они, эти дамы, захватили даже простыни. Обеих герцогинь должны были сопровождать только девица Шенк, горничная, да офицер Латторф, чтобы помогать на станциях в пути.
Утро отъезда было хмурое, холодное. Герцог стоял на крыльце, и снежинки блестели в его седеющих волосах. Он был в полной парадной форме, в голубом мундире, заботливо отглаженном Фрицем. Так он навсегда и запомнился дочери – толстый, рослый, большой, без шляпы. Дочь в беличьей шубке бросилась перед ним на крыльце на колени, он её благословил:
– Всегда помни, что ты немка! – сказал он, обнимая её, и от него крепко пахло пивом и табаком.
Герцогиня по ступенькам поднялась в карету с висячими рессорами, Латторф забросил ступеньки наверх, закричал «пошёл!», и старые колымаги тронулись в путь, скрипя и позванивая при каждом толчке.
11 января 1744 года они уже въезжали в Потсдам, чтобы сделать визит королю Фридриху Прусскому и получить его дальнейшие инструкции.

Глава третья
ИНСТРУКЦИЯ КОРОЛЯ

Герцогиня Иоганна Елизавета перешагнула порог синего кабинета, присела, склонённая в глубоком реверансе, вытянув обе руки по пышной своей робе.
Из-за рабочего, красного дерева бюро с бронзой поднялся и шёл к ней его величество Фридрих II. Прусский король.
За герцогиней в почтительном поклоне замер первый министр короля – граф Подевильс.
– Кузина! – воскликнул король. – Рад видеть вас! – И он протянул ей руку, которую она попыталась поцеловать.
Хотя рука короля и была вытянута как раз для этого, тем не менее он сам взял руку герцогини и коснулся её холодными сухими губами. – Я очень рад, государыня моя кузина, что вы решились на такое путешествие! Конечно – одна? Без супруга?
– Таково желание вашего величества.
– Так и следует… От нас, мужчин, слишком крепко пахнет немцем, а в Петербурге бестия Бестужев не любит нас, избранный Богом народ. Женщина же тоньше… Ха-ха!
– Вы льстите дамам, ваше величество!
– Не думаю… Ну хорошо, идём сядем. Вы знаете, в чём дело?
– В основном, ваше величество… Однако иногда ведь детали важнее основного…
Король провёл герцогиню к канапе, обитому синим шёлком.
– Вы правы. Всё в деталях. Но важно и основное – вы лично должны очаровать императрицу, а ваша дочь – Карла Петра Ульриха, наследника русского престола… Они должны быть всецело наши. Очень важно!
– Но принц-наследник – и так добрый немец, ваше величество. Ведь его русская мать умерла через месяц после его рождения.
– Кузина, в нём кровь Петра. Ваша дочь должна сделать так, чтобы великий князь забыл про это… Достаточно ли она хорошая немка для этого?
Граф Подевильс поднял правую руку с отставленным изящно мизинцем в отводящем жесте:
– Но, ваше величество… Едва ли можно сомневаться, что дочь герцога Ангальтского…
– Ну, я пошутил, пошутил… Нам из-за этого брака пришлось вести при русском дворе большую борьбу. О, этот Бестужев! Он ведь стоял за Анну Марию, дочь польского короля. Всё это саксонские штучки, вернее – саксонское золото… А чем был бы этот польский брак для Пруссии? Ужасно! Польша давно наш величайший барьер на Востоке. Вот почему я предложил в невесты его высочеству наследнику Петру принцессу из древнего прусского рода. Вашу дочь…
– Но, ваше величество, сами вы имеете прекрасных сестёр!
– Государыня моя кузина достаточно проницательна, чтобы понять, что если бы невестой наследника русского престола была сестра прусского короля, на это было бы обращено гораздо больше внимания, чем нужно. А вашей дочери предстоит сделать то же, что сделали бы мои сёстры, но она привлечёт гораздо меньше внимания… Как я слышу со всех сторон, ваша дочь обладает сильным характером, большими талантами. Мне отлично известно, как относится императрица России к вашей семье, как она до сих пор любит вашего покойного брата… Надеюсь, что вам будет не трудно прирасти к сердцу этой русской боярыни, сентиментальной и простоватой… А главное, я надеюсь, что вы сами тоже останетесь в Петербурге и будете руководить действиями вашей дочери, пока она не станет достаточно взрослой… Граф Подевильс сейчас проинструктирует вас, какую позицию вы займёте в Петербурге…
Голова Иоганны Елизаветы сладко кружилась… Какая высокая роль! Какое доверие!
Граф Подевильс начал говорить медленно и веско, посматривая с улыбкой на короля, который слушал, насупившись:
– Ваша светлость должны оказать решающее влияние на ходы русской политики…
Герцогиня взглянула на короля большими чёрными глазами, полными глубокой преданности.
– Не скрою, – продолжал министр, – ваша задача трудна: многие испытанные политики борются между собою при русском дворе. Англичане не жалеют денег, они щедро платят Бестужеву. Дело в том, что… э-э…
– Э, – махнул рукой Фридрих. – К чему министр, если налицо сам король? Я скажу всё сам. Просто мы бедны. Мы очень бедны. Но мы богаты возможностями. Хозяйство Пруссии теперь в образцовом порядке… У нас прекрасные солдаты! Но у нас мало земли! Нам нужна земля! Если бы у нас были такие же возможности, какие имеют эти славянские рабы на Востоке, чего бы мы не могли достичь при немецком трудолюбии? И вы, кузина, должны внушить дочери, что её немецкой, её аннибаловой клятвой должно быть разрушение бестужевской системы европейских сил, обращённой против Пруссии. Россия должна стать для нас тем же, чем для наших отцов была Франция. Я и сам раньше верил во Францию, но тяжёлый опыт заставил меня пересмотреть мою точку зрения.
Король вздохнул – голова бедного Катте мелькнула снова перед его глазами.
– Судьба Пруссии на Востоке! Мы отлично можем управиться с этими грязными славянами и перенять на себя тяжёлую задачу с плеч западных держав. Россия всегда больше опасна для нас – и вот именно поэтому мы должны быть с ней друзьями. Не дразнить медведя в его берлоге!.. Осторожность! Пятьсот лет тому назад на Восток шли железные полки тевтонских рыцарей… Времена переменились, и сейчас мы – ха-ха! – отправляем туда только двух дам: мы ум предпочитаем силе. И вы, кузина, обязательно должны уметь держать себя так, чтобы никто не подозревал ничего… Россия должна быть с нами, должна делать то, что нам нужно, – и тогда то – да, то, что находится между Россией и Пруссией, – крахнет, как орех во рту Щелкунчика…
– Я догадываюсь, о чём говорит ваше величество! – проницательно прищурив глаза, сказала герцогиня.
– О, никогда не делал из этого секрета, – отозвался король – его глаза загорелись и округлились. – Уже основной политикой моего деда был раздел Польши. Польшу следует ощипать листок за листком, как кочан капусты. Когда-то такой раздел был предложен царю Петру, а тот ответил, что это будто бы противно Богу, совести, чести! Какая ошибка! Ах, как бы пригодились эти польские земли нам, Пруссии!.. О!
Мраморные бюсты великих людей смотрели со шкафов широко открытыми пустыми глазами на короля, который возбуждённо бегал по кабинету.
– Конечно, вы не должны думать, что я именно вам поручаю это, ваша светлость… Нет, но я требую того, чтобы вы внушили принцессе – вашей дочери то, что она бы могла шептать своему мужу, русскому императору, на их ложе под золотым балдахином. Вы сами, ваша светлость, верно, тоже ночами шепчетесь с вашим супругом, моим лихим командиром полка, а? Ну, не краснейте! Все женщины одинаковы. Не всё же сладость объятий, нужно и дело! – рубил король. – А пока же – и это при всех обстоятельствах – извольте помнить, что я должен быть отлично осведомлён о том, что делается в Петербурге… У меня много информаторов, но умная женщина-информатор – это брильянт! – такая видит даже то, что происходит в душах!
Герцогиня поклонилась с достоинством, показывая, что она вполне рассчитывает оправдать такое высокое доверие.
– Дальше. Вы, конечно, будете много беседовать с русской императрицей. Ваша основная задача – убедить её, что политика её канцлера Бестужева – политика ошибочная. Вредная! Опасная! Бестужев должен быть убран – он ставленник Англии. Передайте её величеству, что я предпочитаю всему Союз Трёх Держав – России, Пруссии, Швеции… Мы привлечём сюда и Францию. И первая ваша задача – свалить Бестужева – это облегчит всё дальнейшее. Главное – добейтесь самых лучших отношений с императрицей, и, конечно, в память вашего покойного брата… Не сомневаюсь, она расплачется при виде вас, а её слёзы – отличная смазка для колёс нашей политики. Ха-ха!
Аудиенция затянулась, и, когда герцогиня выходила из кабинета, впереди два лакея несли зажжённые канделябры. Король шёл рядом с нею, поддерживал её под локоток. Остановившись на площадке широкой мраморной лестницы, король говорил:
– Итак, вы едете, государыня моя кузина. Требую успеха! У моих представителей в России вы всегда встретите помощь и совет. Посланник Мардефельд – старая собака, – он там ещё со времён Петра… Её величество императрица всероссийская любит пышность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95