В нашей нынешней социальной системе достижения политической власти не
внушают доверия богатству, а достижения богатства не внушают доверия по
литической власти. Во всех долгоживущих обществах экономическая и поли
тическая власть шли рука об руку. Если они расходятся, то люди с экономиче
ской властью могут подкупать людей с политической властью, заставляя их
издавать правила и инструкции, нужные им, чтобы стать еще богаче, а люди с
политической властью склонны вынуждать людей с экономической властью
обогащать их, чтобы они могли пользоваться тем же уровнем материального
благополучия, что их друзья в сфере экономической власти.
Капитализм и демократия мирно жили друг с другом в двадцатом веке именно
потому, что на практике хитроумным способом осуществлялось нечто теоре
тически невозможное. Бесхитростные консерваторы часто говорят, что пра
во голоса должно даваться пропорционально имущественному положению, ч
тобы бедные не могли использовать политический процесс для конфискаци
и имущества богатых. Проблема эта реальна, но она не требует столь «грубо
го» решения. В демократиях нет надобности вводить неравное голосование,
чтобы сохранить неравенства, присущие капитализму; в самом деле, хотя у к
аждого есть один голос, не все им пользуются; кроме того, политическое вли
яние зависит не только от голосов, но и от вкладов в избирательные кампан
ии.
Не случайно капиталистические общества устроили политические системы
, где экономическое богатство может переходить в политическую власть. В
наше время эта реальность проявляется во вкладах в избирательные кампа
нии, с помощью которых группы специальных интересов, обладающие экономи
ческой властью, покупают политическое влияние, и в том факте, что большин
ство из ста сенаторов США Ц миллионеры. Не случайно Америка построила с
истему, где люди с политической властью, но без богатства имеют «возможн
ости» превращать свою политическую власть в богатство. Достаточно вспо
мнить президента Линдона Джонсона, который стал богатым человеком, хотя
в течение всей своей деятельности занимал только низкооплачиваемые об
щественные должности. Или, ближе к нашему времени, мы видим усилия Ньюта Г
ингрича превратить свою политическую власть в экономическую власть по
средством книг, лекций и «образовательной» деятельности, когда ему гото
вы платить многомиллионные суммы за продукцию неизвестного качества. К
нигоиздательские компании не платят авансы в 4,5 миллиона долларов автор
ам без достаточной репутации. Приобретательская деятельность Гингрича
еще до того, как он стал спикером палаты представителей, была столь успеш
ной, что он получил в Конгрессе кличку «Ньют и компания» (15). Его единственн
ая ошибка была в том, что он приобрел политическое могущество слишком бы
стро, а потому привлек к себе пристальное внимание и вызвал разбирательс
тво, прежде чем завершил свою задачу экономического обогащения.
С точки зрения экономической теории, вклад в избирательную кампанию как
ого-нибудь политика не отличается от денежного подарка. В обоих случаях
это суммы денег, нужные человеку для достижения его целей. Экономическая
теория не признает здесь различия и не должна его делать. Различие делае
т лишь юридическая система, считающая законным, когда политику дают день
ги для проведения избирательной кампании, и незаконным, когда ему дают д
еньги на покупку роскошного дома.
Различие здесь не столь резко, как могло бы показаться, потому что выше не
которого уровня материального богатства люди стремятся иметь еще боль
ше денег не с целью увеличить материальное потребление (в самом деле, мно
гие, не имея возможности потребить свое наличное богатство в течение все
й жизни, все же продолжают посвящать свою жизнь дальнейшей наживе). То, к ч
ему они стремятся, Ц это власть принимать решения, экономические и поли
тические. Власть Ц это высший потребительский продукт. Это почти единст
венное, чего можно желать и что можно потреблять в неограниченном количе
стве. В некоторой мере, но не полностью, власть политического деятеля мож
ет возместить ему недостаток денег, а экономическая власть бизнесмена м
ожет возместить ему недостаток политической власти.
Дихотомия между двумя системами уменьшается также оттого, что процент у
частия в выборах убывает вместе с доходом. Если бедные неспособны органи
зоваться, чтобы голосовать, то они, очевидно, неспособны организоваться,
чтобы экспроприировать собственность богатых. И поскольку они не голос
уют, то в действительности не имеют равного избирательного права, хотя э
то право и признается конституцией. Неудивительно, что в странах, где бед
ные были организованы для массового голосования, правительства горазд
о агрессивнее проталкивали доходы книзу и прижимали богатство сверху. Е
вропейские системы социального обеспечения потому и отличаются от аме
риканской, что за них голосовали семьи с низким доходом, которые в Америк
е не голосуют.
Сверх того, в парламентских системах европейских стран можно добиватьс
я избрания, не будучи богатым (поскольку человек выдвигается не в качест
ве индивида), а члены парламента, особенно члены от левых партий, редко быв
ают богаты. Они голосуют за более эгалитарные системы налогообложения и
перераспределения доходов, поскольку это не означает более высоких нал
огов для них самих. Налоги касаются других, а сами они отождествляют себя
с совсем иными классами дохода, чем их американские собратья (в большинс
тве европейских парламентов бывшие школьные учителя, представляющие с
оциалистические партии, столь же многочисленны, как юристы в американск
ом конгрессе). Если вы хотите найти самые дырявые места в налоговом закон
одательстве Америки, то вы не ошибетесь, предположив, что они относятся к
типичным доходам членов сената и палаты представителей США.
Для американцев, заинтересованных в сохранении программ социального о
беспечения, главный вопрос Ц как убедить бедных в самом деле голосовать
за политиков, поддерживающих эти программы. Вряд ли приходится удивлять
ся, что если люди, прямо заинтересованные в некоторых программах, не голо
суют за политиков, поддерживающих эти программы, то консерваторы, больше
не боящиеся социализма или коммунизма, прежде всего станут урезывать им
енно эти программы.
Меняется и сама американская система. Электронные средства информации
намного облегчают экономической власти покупку политической власти. Ч
ем дороже обходится телевизионная реклама, нужная для выборов на общест
венную должность, тем больше преимущество богатых, когда идет борьба за
эту должность. Никто не мог бы и подумать стать третьим кандидатом в през
иденты без 4 миллиардов долларов Росса Перо. Но, напротив, проникновение с
редств массовой информации в личную жизнь уже известных политиков все б
олее затрудняет их обогащение в то время, когда они занимают свою должно
сть. Вполне легальные виды взяток (книжный аванс Гингрича) становятся по
литически невозможными. И если люди слишком долго видят, как открыто пок
упается политическая власть, то циничное отношение к ценности демократ
ии, основанной на принципе «один человек Ц один голос», в конечном счете
разъедает систему.
В конце концов демократия опирается на согласие людей, но не создает это
согласие, предполагает некоторую совместимость граждан, но не работает
над тем, чтобы ее достигнуть, и лучше всего действует, если у нее есть расш
иряющийся запас ресурсов для распределения, так что ей не приходится дел
ать выбор при нулевой или отрицательной сумме (16). Однако современные демо
кратии не имеют ни одного из этих преимуществ. Устойчивость доходов подр
ывается тектоническими силами экономики. В этой электронно подключенн
ой деревне возрастание неравенства не только становится общеизвестным
, но даже преувеличивается, потому что люди с падающими реальными дохода
ми сравнивают себя со своими телевизионными ближними, у которых реальны
е доходы всегда растут.
В течение больше двадцати лет расхождения в заработках росли, и уже боль
ше десяти лет эта реальность достоверно известна. Но политический проце
сс еще не принял ни одной программы, чтобы изменить эту реальность. Конеч
но, проблема в том, что любая работоспособная программа повлекла бы за со
бой радикальную перестройку американской экономики и американского об
щества. Это потребует больше денег, но, кроме того, активная программа пер
евоспитания и переобучения нижних 60% рабочей силы потребует болезненной
перестройки общественного образования и производственного обучения.
Без социального конкурента, вызывающего страх, капитализм не станет заб
отиться о включении невключенных. К той же цели капитализм должен был бы
прийти, преследуя свой просвещенный долговременный интерес, но на это не
приходится рассчитывать.
В некоторой степени соскальзывание к линии разлома уже заметно. На выбор
ах в ноябре 1994 г. белые мужчины со средним образованием (именно та группа, к
оторая понесла наибольшие потери реальных доходов) массами перешли из р
ядов демократов в ряды республиканцев. Но что бы вы ни думали о республик
анском «Контракте с Америкой», в нем нет решительно ничего о снижении ре
альной заработной платы и о том, как справиться с этой главной проблемой
(17). На какое-то время можно сосредоточить внимание на козлах отпущения Ц
на незамужних матерях, живущих на государственное вспомоществование, к
оторых никто не любит, потому что каждый чувствует себя простофилей, ког
да приходится платить за чужих детей. Но что будет, когда станет ясно, что
отмена программ вспомоществования для матерей и программ система соци
альных квот для меньшинств не сможет остановить снижение заработной пл
аты для белых мужчин со средним образованием? Куда направятся в таком сл
учае голоса разгневанных?
«Контракт с Америкой» передает конфликт между равенством и неравенств
ом отдельным штатам. Штаты будут теперь управлять системами социальног
о обеспечения и образования. Но штаты Ц это как раз тот уровень правител
ьства, который не может справиться с этим делом. Богатые индивиды и корпо
рации, порождающие хорошие, высокооплачиваемые рабочие места, но не жела
ющие платить высокие налоги, попросту перемещаются в штаты, где таких на
логов нет. Законы штатов о наследстве просто приводят к такому положению
, что каждый богатый человек перед смертью устраивает свою резиденцию в
штате, где нет налога на наследство. Штаты знают, что многие молодые люди б
удут искать работу в других штатах, так что было бы расточительно давать
им первоклассное образование. Бюджет образования легче урезывать, чем б
ольшинство других, потому что от сокращения школьных бюджетов в ближайш
ем будущем ничего не случится. Передать вопрос о растущем неравенстве шт
атам Ц значит признать, что он не будет решен.
Что же будет, если демократические правительства не смогут дать большин
ству своих избирателей то, чего они хотят, требуют и к чему они привыкли,
Ц повышение реального уровня жизни? В избирательной кампании 1992 года кан
дидат Клинтон обещал сосредоточить внимание на внутренних проблемах А
мерики Ц тем самым неявно обещая что-то сделать по поводу растущего нер
авенства и падения реальной заработной платы. Прошло почти четыре года,
а экономика по-прежнему производит растущее неравенство и падение реал
ьных заработков. Подобным же образом в 1994 г. новое республиканское больши
нство в конгрессе обещало отказаться от американского глобального лид
ерства, чтобы сосредоточиться на внутренних проблемах. Но оно также ниче
го не могло предложить трудящимся со снижающейся заработной платой.
Если у американского трудящегося снижается реальный уровень жизни, а пр
авительство ничего с этим не делает, причем политические партии даже не
обещают что-нибудь сделать с этой его главной проблемой, что из этого мож
ет выйти?


МЕЧТА?

Если не хотят создать новых внутренних врагов взамен старых внешних вра
гов, в качестве объединяющей силы для преодоления внутренней фрустраци
и, то общество нуждается в некоторой всеобъемлющей цели, к которой все мо
гут стремиться, работая для создания лучшего мира. В прошлом такие мечты
были у тех, кто верил в социализм или в государство всеобщего благососто
яния. Эти системы обещали лучшую жизнь людям, которые чувствовали, что он
и остались в стороне, и в самом деле остались в стороне. Не революция или т
ерроризм, а эти люди стояли на пути, ожидая включения в Америку. Но теперь
вооруженные банды спускают с рельсов пассажирские поезда именно потом
у, что они знают Ц для них нет пути к включению. Старый путь к включению ис
чез. Ни социализм, ни государство всеобщего благосостояния не указывают
пути к лучшему коллективному будущему, которое включит всех невключенн
ых. Вследствие этого именно теперь, когда социальная система остро нужда
ется в политических партиях с отчетливыми новыми идеями, готовыми начат
ь спор, что делать с неуверенностью в период кусочного равновесия, мы пол
учаем споры между правыми партиями, желающими вернуться к мифическому п
рошлому (невозможному, как бы его ни желали), и левыми партиями без всяких
программ.
Что же означает демократия, когда политические партии не способны предл
ожить различные идеологические убеждения Ц различные мечты о природе
будущей политической системы, о направлении к обетованной земле, Ц что
бы можно было обсуждать альтернативные пути в будущее? Выборы превратил
ись в опросы общественного мнения, вертящиеся вокруг тривиальностей и з
ависящие от того, как кто-нибудь выглядит по телевидению. Выборы начинаю
т уже рассматривать как замену одной шайки проходимцев другой шайкой пр
оходимцев. Все голосуют, чтобы при дележе должностей его этническая груп
па получила больше мест, чем какая-нибудь другая. Каждый голосует за собс
твенные экономические интересы, не считаясь с тем, как они могут задеть и
нтересы другого.
Работающая демократия не может быть процессом избрания своих друзей и р
одственников, против чужих друзей и родственников; она не может быть про
цессом, где каждый кандидат всего лишь обещает управлять нынешней систе
мой лучше, чем его оппонент. Выборы не могут быть простым выбором еще одно
й группы своекорыстных людей «извне», желающих попасть внутрь. Реальная
демократия требует реальных идеологических альтернатив во время выбор
ов Ц иначе она становится упражнением в племенной розни, где некоторое
племя (низко расположенное в порядке клевания) обвиняется в проблемах ст
раны, а затем наказывается.
Работающая демократия должна иметь мечту об утопии Ц путь к лучшей жизн
и Ц мечту о том, что превосходит узкое сектантское своекорыстие. В истор
ии правые политические партии были общественными якорями безопасности
. Они представляют славное прошлое, часто такое прошлое, какого никогда н
е было, но это мифическое прошлое все еще важно. Они стоят за сохранение ст
арых ценностей и старых способов действия.
Ньют Гингрич любит останавливать внимание на эре до 1955 г., «задолго до того
, как враждебные культуре взгляды, глубоко укоренившиеся в демократичес
кой партии, стали обесценивать семью и неизменно предпочитать альтерна
тивные стили жизни» (18). В действительности же его идиллическая эпоха до 1955
г. поставила непревзойденные с тех пор рекорды беременности несовершен
нолетних, третья часть браков кончалась тогда разводом, расовая сегрега
ция была вездесуща и лучшими зрелищами считались «Мятеж без причины» и «
Школьные джунгли». Но все эти неудобные факты можно отрицать. Правые пар
тии держатся вместе, поскольку они любят прошлое, уже никому не угрожающ
ее в настоящем, и не тратят время на разговоры о будущем, всегда вызывающи
е разногласия. Не предполагается, что у консервативных партий есть какая
-то мечта о будущем. Будущее предоставляется рынку: пусть будет, что будет
.
У левых партий задача труднее. Их задача в том и состоит, чтобы иметь утопи
ческую мечту о будущем, дающую движущую силу для изменения. Часто их мечт
ы недостижимы и непрактичны, но в их мечтах есть элементы, которые можно и
спользовать для построения лучшего общества. Социальная технология ча
сто не срабатывает, но всегда есть потребность в социальной мечте о лучш
ем будущем (19). История свидетельствует, что эти мечты левых партий нередк
о использовались правыми консерваторами, такими, как Бисмарк с его госуд
арственными пенсиями и медицинским страхованием, или Черчилль с его пос
обиями безработным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52