Немного выждал, прислушиваясь к малейшим звукам. Заметили ли они его? А, может, он и сейчас в их поле зрения? Не стоит сейчас морочить себе этим голову. Он знал, что без оружия Могока им все равно не уцелеть.Очень осторожно он протянул руку, подтащил к себе автомат. Затем быстро схватил его, бегом вернулся к Ма Вараде, рывком поднял ее на ноги и помчался, увлекая ее за собой, сквозь чащобу джунглей.Тот автомат, что ему дали, оказался бесполезным. Карма. А может, ему намеренно подсунули его, чтобы облегчить себе задачу и без проблем расстрелять его безоружного?Нет времени ломать себе над этим голову. Густые папоротники и ветки деревьев так и мелькали, чуть не задевая его лица, когда он мчался сквозь джунгли. За спиной он слышал прерывистое дыхание Ма Варады.Он бежал не прямо, а зигзагами, слыша время от времени хруст веток. Сначала он раздавался сзади, а потом — и справа, и слева. Становилось ясно, что солдаты загоняют его в постоянно сужающуюся сеть, как крупную рыбу.Не удивительно, что непосредственно сзади было больше всего шума. Там идут загонщики, в чью задачу входит подталкивать добычу все вперед и вперед, где ее ждут настоящие охотники.Поняв все это, Мун внезапно остановился. Не давая ни одного лишнего шага, как учил Сун Цзу, он пошел назад по пути, по которому они только что бежали.— Что ты делаешь? — прошептала Ма Варада. Ее исстрадавшееся лицо все сморщилось от неприкрытого страха.— Тише, — успокоил он. — Если не хочешь погибнуть здесь, молча следуй за мной и делай, что говорю, не задавая лишних вопросов.Теперь он шел, ориентируясь на шумы, издаваемые загонщиками. На ходу проверил свой «Калашников»: патронов было предостаточно.— Они так близко!Голос ее дрожал от страха, но Мун, не обращая на нее внимания, перебегал от дерева к дереву, пока не заметил первого из загонщиков. Потом он подтолкнул Ма Вараду к ближайшему толстому дереву, чтобы она за ним укрылась, а сам устроился в удобном для стрельбы месте за старым пнем.Когда загонщик попал ему на мушку, он срезал его очередью. И в следующую же секунду он был уже на ногах и мчался к другому укрытию, потому что склон горы буквально взорвался треском автоматов охотников, притаившихся впереди. Он понял, что они его не заметили, а лишь отреагировали на его выстрелы.Еще двое загонщиков появилось, и он снова начал стрелять, заметив с удовлетворением, как они свалились в кусты. А сам опять сменил укрытие, ища глазами других загонщиков. Он не знал, сколько именно солдат получили такое задание, но не мог себе представить, чтобы их командир выделил из своего личного состава больше, чем пятерых, на такое дело.Троих он обезвредил, значит, остаются еще двое. Четвертого он заметил, перебегая к очередному укрытию, и тоже срезал его короткой очередью.Притаившись за грудой камней, проверил боезапас. Патронов все еще было достаточно, так как он расходовал их экономно, давая охотникам минимальный шанс установить его местонахождение.Мун прислушался, не выдаст ли своего присутствия еще кто-нибудь из загонщиков, но ничего не услышал. Очевидно, их было только четверо. Он подал знак Ма Вараде присоединиться к нему. Надо было бы, конечно, еще немного выждать, но он не мог позволить себе такой роскоши. Скоро охотники догадаются, что произошло здесь, и погонятся за ними.Он взял ее за руку и осторожно вышел из-за прикрытия камней. И как только он это сделал, как услышал грубый окрик:— Стой! Ни с места!Мун повел стволом своего автомата в направлении голоса.— Стой, а не то подрежу прямо под коленками!Пятый загонщик оказался совсем рядом. Он стоял, ухмыляясь, и Мун мог представить себе только одну причину, по которой он не пристрелил их сразу: он слишком наслаждался ситуацией, чтобы кончить все так быстро.— Ты думал, что умнее всех? — глумился загонщик, — ан нет! Сам остался в дураках!Черное дуло АК-47 уставилось в грудь Муна, широкое, как жерло пушки. Он видел, что палец загонщика находится на спусковом крючке, и прикинул, сколько шансов у него уцелеть, если он рискнет пустить свой автомат в дело. Для этого его надо поднять, прицелиться и выстрелить. Автомат — слишком неуклюжее оружие для стрельбы с такого близкого расстояния, и Мун знал, что он будет покойником, прежде чем даже просто вскинет его. В этой ситуации он ровно ничего не мог поделать. Он представил себе рой пуль, вонзающихся в грудь, мгновенную рвущую боль, ускользающую жизнь — и внутренне подготовился.— Впрочем, зачем мне убивать вас сразу? — произнес солдат и бросил к ногам Ма Варады кусок проволоки. — Свяжи его хорошенько, сучка. Я хочу видеть выражение его лица, когда я буду с тобой развлекаться. Давно не видал такого прекрасного тела, как у тебя. Хочу немного поиграть с тобой, прежде чем убью вас обоих.Загонщик повернулся к Муну. Лицо его ощерилось в злорадной улыбке. Потом его глаза вдруг широко раскрылись и он выкрикнул нечто нечленораздельное. Мун почувствовал какое-то стремительное движение рядом с собой, но только увидев рукоятку ножа, торчащую из горла загонщика, понял, что это Ма Варада метнула его.Человек зашатался, ища пальцем спусковой крючок своего автомата. Мун вскинул свое оружие, выпустил из него короткую очередь прямо ему в грудь, отбросившую его прямо в кусты.Ма Варада подбежала к тому месту, где он лежал, сложившись пополам, как марионетка, и, наступив ногой на грудь, извлекла свой нож.— Не забудь про его автомат, — напомнил Мун, и в следующее мгновение джунгли уже поглотили их. — Откуда у тебя нож?— Украла у Могока, — объяснила она на бегу. — Как оказалось, он ему ни к чему, а нам пригодился.— Карма, — произнес Мун голосом, полным восхищения.— Карма, — согласилась она, принимая его скрытый комплимент.Не пробежали они и пятидесяти ярдов, когда он заметил группу стрелков. Солдаты тоже увидели его и бросились за ними вслед.Схватив Ма Вараду за руку, он круто изменил направление и метнулся влево. За спиной сразу же началась стрельба, и он понял, что солдаты их настигают, но не очень решительно, поскольку сообразили, что он вооружен и опасен. Однако о том, чтобы повернуться к ним лицом и принять бой, не могло быть и речи. Он не питал особых иллюзий насчет их положения. До этого ему везло, потому что удалось застать загонщиков врасплох.Он собирался расспросить Ма Вараду о местности, где они находились, и вдруг почувствовал, как что-то дернуло его за плечо, будто он задел за сучок. И откуда-то брызнула кровь. Ма Варада вскрикнула, и он, обернувшись, увидел, что ее лицо и бок все в крови. Она ранена!Но постепенно, заметив, с каким ужасом она смотрит на него, он понял, что ранен он сам. Он посмотрел на себя и увидел, что из его бока обильно сочится кровь. Вдруг закружилась голова, и он споткнулся.Ма Варада вырвала свою руку, за которую он все продолжал ее тащить, и, повернувшись лицом к преследователям, сняла с предохранителя свой АК-47 и побежала от дерева к дереву, выпуская короткие, точные очереди.Мун видел, как сначала один, а потом и другой солдат побежали назад, спасаясь от ее пуль. А потом он почувствовал, что сам стоит на четвереньках и перед глазами у него все плывет. Он тряс головой, как раненое животное, и, услышав, что его кто-то зовет по имени, вскинул автомат в направлении голоса. Он уже ничего не видел перед собой.Ма Варада отвела от себя ствол его автомата и сильно ударила по щеке, чтобы привести в чувство. Постепенно его зрение прояснилось.— Можешь ты подняться и идти?— Солдаты? — выдохнул он.— Пойдем! Я перевязала твою рану, — сказала она, пытаясь его приподнять и даже застонав от напряжения. — Ну, попробуй встать! Мы ведь уже почти выбрались из их территории. Тебе только немного потерпеть надо, пока мы спускаемся с плато. Считай, что почти спасся.Мун скрипнул зубами, попытавшись подняться. Естественная анестезия ранения постепенно проходила, и боль была невыносимая. С помощью Ма Варады он все же исхитрился встать на ноги, и они, спотыкаясь, начали спускаться по горному склону.Мун закрыл глаза. Считай, что почти спасся, сказала она. Может, и спасся от Адмирала Джумбо или Генерала Киу, кто бы из них не оказался лжецом. Но не от Ма Варады. Он ведь едва знал ее и особого доверия к ней, по правде говоря, не испытывал. Но получилось так, что теперь его жизнь и здоровье зависели от нее одной.Боль сделала его беспомощным. Для того, чтобы выжить, придется делать то, что она говорит. Он знал, что запросто может умереть. Если рана окажется достаточно тяжелой, в этом первобытном краю ничто не спасет его от заражения крови.Но он также знал, что не хочет умирать. Если придет его конец, а он так и не посчитается с Волшебником, будет обидно до слез. Его мысли сейчас были больше о Терри, чем о нем самом. Ради Терри он вернулся сюда, ради Терри он сделал то, что сделал в Шане. Если он не сможет отомстить за смерть Терри, его жизнь просто не имеет никакого смысла.Думая обо всем этом, он еще крепче уцепился за Ма Вараду. Без нее он просто пропадет. Карма превратила ее из жертвы в богиню. В ее присутствии он ощущал себя таким смертным и таким уязвимым. Чувствуя, что и жизнь его, и смерть всецело находятся в ее руках, он в первый раз после того, как покинул Вене, произнес про себя молитву.Потому что он знал, на что способна эта богиня. Ее сила противоречива: она питает, защищает, но она же убивает. * * * Морфея стояла перед огромным зеркалом, чтобы Мильо мог видеть ее обнаженное тело все целиком.Он был уже в кровати, за ее спиной.— А теперь одевайся, только медленно: один предмет туалета за другим.Она сделала так, как он требовал, изящными движениями рук лаская свое тело: это тоже входило в программу. Когда она достигла определенного места на теле (а для этого не потребовалось много времени), она услышала, как он поднимается с кровати. Через мгновение он был уже рядом. С закрытыми глазами она чувствовала, как он входит в нее, горячий и нетерпеливый. Подняв руки над головой, она вся содрогнулась, упершись потными ладонями в зеркало.Его движения нагрели комнату не хуже печки.— Что ты имела в виду, — спросил ее Мильо несколько погодя, — когда сказала мне однажды, что любишь грезить о времени?Глаза Морфеи были закрыты. Сейчас она казалась ему такой же таинственной, как само время.— Ты француз, — ответила она. — Даже если бы я попыталась тебе это объяснить, разве ты бы понял меня?Они лежали, обнявшись, в постели, и он перекатил ее на спину, чтобы лучше видеть ее лицо. Свет вливался с улицы сквозь промежутки в бархатных портьерах, как избыточная энергия большого города. Он падал на ее лицо, делая ее похожей на одну из небесных танцовщиц, высеченных на каменных фасадах древних храмов Ангкора.— Почему ты иногда разговариваешь со мной свысока, словно я ребенок или представитель низшей расы? — недовольно проворчал он.— Напротив, — возразила Морфея, лаская его, — я разговариваю с тобой так, потому что сама являюсь представителем низшей расы.Мильо отпрянул, будто от удара.— Если это шутка, то неудачная.— Это не шутка, — заверила она его. — Это урок, который вы, французы, заставили нас заучить в Индокитае. У вас на это особый дар: насиловать нас и одновременно внушать идею вашего более высокого статуса в этом мире.— Во всяком случае, это не мой дар. Я никогда не поощрял такой философии.— Я не имею в виду тебя, милый, — успокоила она его. — Я имею в виду твоих соотечественников.Мильо откинулся на спину, вдруг почувствовав себя нехорошо от такого разговора. Морфея поднялась на локте, заглянула ему в глаза, потом приложила руку к груди, чувствуя, как бьется его сердце. — Ну вот, а теперь я расстроила тебя.— Твои слова тут не при чем, — откликнулся он и вполне искренно. То, что она сказала, не являлось для него откровением. Много лет своей жизни он потратил, пытаясь очиститься от грехов, совершенных в Индокитае его соотечественниками. Нет, у него испортилось настроение, потому что он вспомнил о Волшебнике. Ужасно, что его Немезида следит за ним, зная все о нем, о его прошлой жизни, и используя это знание для его собственных злобных целей. Мильо вдруг пришло в голову, а не тешит ли он себя иллюзиями, думая, что освободился от власти ЦРУ? Он понял, что ни о какой свободе не может быть и речи, пока он не узнал, какие планы вынашивает теперь Волшебник.Морфея нежно поцеловала его в губы.— Так что ты хочешь знать, милый?Мильо смотрел мимо нее, в потолок, на котором переключающиеся на перекрестке огни светофора освещали сквозь просветы в занавесях лепную работу мастеров прошлого века.— Я хочу, чтобы ты рассказала мне, — промолвил он очень медленно, — как тебе удалось освободиться от груза прошлого.— Не уверена, что сумею, — призналась она. — Для этого ты прежде всего должен почувствовать себя азиатом.— Ты хочешь сказать, почувствовать себя рабом и пленником? — спросил он, вспомнив в эту минуту о том, с какой степенью уверенности он может говорить о себе как о рабе американцев, на которых работал и, отчасти, продолжает работать. Как ненавидел он свое униженное положение! — Я знаю, что это такое, — сказал он.— Я не могу тебе не верить, — сказала она, — но ты все-таки ошибаешься.Вот он опять, этот всезнающий тон! Этого он уже не мог вынести и сказал ей все.— Я долгое время был рабом у группы американцев, — начал он. — Они приказывали, и я подчинялся их приказам. Теперь я, кажется, нашел способ освободиться, но все еще не уверен, что смогу. Есть один очень опасный американец, который преследует меня много лет, и теперь он, я подозреваю, выследил меня не хуже ищейки. Вот этого человека я в самом деле боюсь. Только его одного.Морфея погладила его лоб. — Он тебя уничтожит, — сказала она. — Ты знаешь, что он уже пытался это сделать.— Что ты имеешь в виду? Он не пытался навредить мне.— Нет, пытался, — возразила она. — И уже навредил. Чтобы удостовериться в этом, загляни в себя и взвесь ненависть к самому себе, накопившуюся в твоей душе. Ее в тебе именно столько, насколько он преуспел в своем замысле.Он уставился на нее, обдумывая ее слова. Интересно, всякая ли истина, будучи высказанной, бывает так мучительно очевидной? В первый раз в жизни он почувствовал силу этой женщины.— Ты можешь помочь мне, — сказал он. — Скажи, что мне делать?— Прежде всего, отрекись от ненависти, — посоветовала Морфея. — Ненависть и страх — две стороны одной медали. Ненавидя других, мы боимся себя. Ненависть делает нас пленниками времени. Она, как болезнь, превращает минуты в часы. Откажись от ненависти, и все остальное приложится. Ты освободишься от времени, сбросив с себя груз прошлого.— Ты говоришь это так, будто это все очень просто.— Разве? Тогда я не так это сказала. Это очень трудно.Мильо перекатился на живот, взглянул ей в лицо, потом перевел взгляд на ее нагое тело. — Для этого, наверно, требуется много внутренней дисциплины, — сказал он, — чтобы освободиться от ненависти и от страха.— Да, много, — подтвердила она. — И еще чувства.— Чувства?— Надо научиться любить даже врагов. Я бы сказала, особенно их. — Она приложила ладони к его щекам. — Вот этому ты научил меня, милый, когда я влюбилась в тебя.— Значит, я для тебя был более, чем любовник. Я был еще и учителем, в придачу.— Учителем, — сказала она, — и врагом. Мильо отпрянул. — Ты думала обо мне, как о враге? — Он смотрел ей в лицо все больше и больше осознавая, каким же ослом он был, когда думал о ней с презрением! Неужели он делал с Морфеей то же самое, что его соотечественники делали с Вьетнамом и Камбоджей? Он пользовался ее телом, не давая себе труда осознать, что он делает и с кем. Говоря ее собственными словами, насиловал ее и одновременно внушал ей идею своего более высокого статуса в мире.Она была для него просто шлюхой, и когда она говорила ему что-нибудь, он слушал вполуха, как слушают очаровательного, но чем-то недовольного ребенка. Вне ее прямых обязанностей, она для него не существовала. Не удивительно, что она спрашивала его, как он поведет себя, встретив ее на улице. Сейчас он решил про себя, что он просто должен появляться с ней время от времени на людях.— Ты мой дьявол, милый, — сказала она, опять целуя его. — Ты вошел в мою душу, и я тебя полюбила. Ты не замечал существования моей души, но я любила тебя от этого не меньше.Он смотрел на нее непонимающим взглядом.— Я дала ответ на твой вопрос, — сказала она. — Вот как я освобождаюсь от времени и от прошлого. Я обнимаю тебя и чувствую только любовь.— Но что ты получаешь взамен? Откуда тебе известно, что я не ненавижу тебя втихомолку или, что еще хуже, не чувствую к тебе безразличие?— А разве это так?— Нет, — ответил Мильо, посмотрев на нее с уважением, смешанным со страхом.Морфея улыбнулась, вполне удовлетворенная его ответом. * * * Крис видел во сне, как он с триумфом въезжает в Париж. Плечи его обтягивает желтая майка лидера, и он чувствует необычайный прилив сил по мере приближения к финишной линии. День ясный и солнечный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70