А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

через мгновение на ее месте была лишь кучка золотого пепла. Чародей размазал кучку по столу. Частички золота, кружась и сверкая, вновь собрались вместе и превратились в прежнюю тарелку. Правда, в одном месте краешек, ранее безупречный, оказался со щербинкой. Но Мортациус был так горд своим финалом фокуса, что ничего не заметил. Чародей дотронулся до шарфа, который стал зеленым и широким, и изо рта у него повалил дым и засверкало пламя. Этим он давал понять, что превосходит Яноша.
Янош опустил голову, признавая свое поражение, но при этом быстро сунул руку в карман и тут же вытащил ее.
– Боюсь, я не смогу ответить соответствующим образом, – сказал он, застенчиво улыбаясь.
Мортациус откинулся назад и расхохотался. До меня донесся запах его дыхания – воняло так же отвратительно, как и снаружи здания.
– Ну, довольно игр, мой друг. А теперь давайте есть и пить. За этот ваш визит, который обещает быть весьма занимательным.
Он хлопнул в ладоши. Состояние его сотрапезников резко изменилось. Они зашевелились, принялись вести между собой обычные застольные праздные беседы. Я заметил, однако, что ели они как-то через силу, словно поужинали до нашего появления. Тут и там замечал я лица и руки, обезображенные ранениями, которые мы уже видели на улицах. Мортациус, глядя на меня, взял с тарелки горбушку хлеба и отломил маленький кусочек. На мантию его посыпались крошки. Обмакнув кусочек в вино, он отправил его в рот. Меня тут же внезапно охватил такой голод, что я волком набросился на еду. Но то, что было аппетитно на глаз, оказалось безвкусным на языке; мясо было сухим и даже после вина оставалось в желудке твердым комом.
Мортациус загадочно мне улыбнулся, словно тая какой-то зловещий секрет.
– Надеюсь, вы не сочли мою шутку грубой, господин Антеро? – спросил он и кивнул в сторону своих гостей. – Они представляют из себя такую тупую компанию, что я не мог удержаться от того, чтобы развлечься с умным человеком. И я был просто в восхищении от вашего изумленного вида.
– Да как же я могу обижаться? – ответил я. – Чем же мне еще и отплатить такому радушному хозяину, как не участием в его невинной забаве?
– И вас не пугает мое искусство? – спросил он, поправляя шарф; я успел заметить под материей нечто похожее на уродливую рану.
– Вовсе нет, – сказал я, размышляя о том, что если это действительно рана, то какова ее причина? – Когда-нибудь я стану это с удовольствием вспоминать и рассказывать о вашем искусстве своим внукам.
Губы Мортациуса растянулись в невеселой улыбке.
– Ну, до этого еще надо дожить, – многозначительно сказал он.
– О, я полностью убежден в этом, – ответил я и увидел, как Янош одобрительно кивнул. – Ведь боги до сих пор были так милостивы к нам. Правда, когда ваши воины задержали нас, у меня появились кое-какие сомнения. – Я поднял стакан за хозяина. – Но теперь вместо мучений боги даровали мне возможность оказаться вот в вашей приятной и почетной компании.
Мортациус рассмеялся.
– О да, да, да! – преувеличенно радушно проговорил он. – Пути богов неисповедимы для всех, а уж их благословение достается лишь избранным. – Он тоже поднял за меня бокал, и мы выпили. Затем он наклонился ко мне поближе с выражением живейшего сочувствия на лице: – Но не боитесь ли вы гнева богов, путешествуя в компании человека, чье магическое искусство получено незаконно?
Если он хотел удивить меня своей осведомленностью, то добился этого, если же хотел сбить с толку, то тут не преуспел.
– Да как же такое может быть, мой повелитель? Разве не благословили нашу экспедицию воскресители Ориссы, включая старого и мудрого Гэмелена?
Мортациус скривился и дернул за шарф. Я понял, что это успокаивающий для него жест, но одновременно и предательский – выдает эмоции, которые хозяин хотел бы скрыть.
Он обратился к Яношу, который пережевывал свой безвкусный кусок.
– Ваш приятель не только приносит вашему предприятию удачу своими рыжими волосами. Он еще и весьма разумен.
– Вот потому-то мы и дружим так долго, – сказал Янош. – А ведь у него еще и покладистый характер, и изысканные манеры.
Мортациус насмешливо покачал головой.
– Такое замечательное содружество в таком замечательном приключении. Молю вас, храните вашу дружбу. Уж если такая дружба прокисает, то становится горьким напитком.
Янош не ответил, а лишь улыбнулся и отхлебнул вина.
– Даже странно, – сказал Мортациус, – что вы еще спрашиваете, откуда мне известно о цели вашего путешествия. Вы ищете разгадки этой тайны, но ничего не расспрашиваете о повелителе земель, ближе всех лежащих к Далеким Королевствам.
Янош изобразил одну из самых очаровательных улыбок.
– Я бы стал расспрашивать, мой повелитель… если бы мог надеяться, что получу ответ.
Мортациус рассмеялся, на этот раз по-настоящему весело.
– Вы совершенно правы, – ответил он. – Не много получишь ответов у тех любезных людей, которые обитают на Спорных землях.
Янош пожал плечами:
– Да уж, все было ясно без слов. Вею дорогу мы видели только стычки или следы стычек. А как раз перед встречей с вашими людьми мы стали свидетелями настоящего сражения. И если бы я жил в стране, сплошь окруженной врагами, я бы тоже подозрительно относился к любому пристающему с расспросами. – Янош дерзнул сам взяться за графин с вином и налить себе и ближайшим соседям. – Но есть, однако, один вопрос, который так и просится, и я надеюсь, что не будет никакого вреда, если я задам его. Вот какой: зачем вы пригласили нас к себе?
Мортациус разгладил шарф:
– Но ведь я уже ответил на него. Чтобы удовлетворить мое любопытство.
– И после того, как оно будет удовлетворено?.. – не отставал Янош.
Чародей глядел на него, поглаживая шарф, словно тот был телом его любовницы. На фоне шарфа его руки с длинными пальцами смотрелись мертвенно-бледными. Наконец он ответил:
– Ну… тогда вы покинете мое королевство в целости и невредимости… и с моим благословением. Но пока этот час не настал, у меня тоже есть к вам вопросы.
– Прошу вас, задавайте, – сказал Янош. – Я простой солдат, у которого нет секретов, а единственные слова, которые я нашептываю на ухо, – это комплименты какой-нибудь девушке.
– Ну, если бы это было так, – сказал Мортациус, – вы бы не находились за моим столом. А ведь в руках моих воинов вас могла ожидать и совсем иная участь.
Янош пожал плечами, соглашаясь, что такой оборот дел допустим.
– Я слышал, мой любезный Серый Плащ, – продолжал Мортациус, – что у вас с детства были способности к чародейству, но официального курса обучения вы не прошли. Так же, как и не было у вас разрешения заниматься практикой ни от одного из существующих магических обществ. Кроме того, мои информаторы сообщают, что вы один из искуснейших в своих краях, да к тому же ваше искусство подкрепляется умением здраво рассуждать.
– Что ж, вы правы, – сказал Янош. – Хотя, боюсь, мои способности преувеличены. Меня хватает лишь на то, чтобы защитить себя да моих товарищей… или позабавить сотрапезника за дружеским обедом.
Мортациус скривился на это замечание и продолжил:
– Меня интересуют ваши методы, капитан. Одни учатся тупо зубря, а вы – проверяя теорию на практике.
– Но ведь у меня и выбора не было, – ответил Янош. – Никто не предлагал мне манускриптов для изучения, и еще меньше у меня было возможностей посещать школу воскресителей.
– Но я не слышал ни об одном смертном, которому бы в магии удавалось подобное тому, что делаете вы, – сказал Мортациус.
– Тут ничего не могу сказать, не знаю, – отвечал Янош. – Но, как я уже говорил, ни один воскреситель не брал меня в ученики.
– Значит, мне предстоит стать первым, – сказал Мортациус. – У меня есть свои теории. Может быть, они дополнят ваши.
– Для меня это такая честь, господин Мортациус, – сказал Янош. Он в ожидании откинулся назад и улыбался, но я видел, как настороженно поблескивают глаза моего друга.
– Как вы думаете, преследует ли магия некие священные цели? – спросил Мортациус. – Цели, понятные только богам, которые даруют магу жизнь? Ответьте честно. Я не обижусь.
– Я не думаю, что они священны, – сказал Янош. – Я полагаю, что магия так же естественна, как, скажем, ветер. Она столь же доступна, как огонь, который вы разжигаете, чтобы согреться, когда этот самый ветер становится холодным. Что же касается богов – увы. Они не существуют… разве что в наших умах.
Мортациус нахмурился. Он сильно дернул шарф, и я вновь заметил рану.
– Но почему же тогда, когда мы обращаем к ним мольбы или приносим священные жертвы, то иногда они отвечают нам?
– Дело в сосредоточении, – ответил Янош. – Жертвоприношение помогает сосредоточиваться. Как и бормотанье заклинаний. Но я могу производить магические действия молча, просто сосредоточившись в себе. И мне не нужен бог, чтобы превратить это блюдо в скорпиона, да и вам ни к чему было бормотать какую-нибудь чушь, чтобы вернуть его в первоначальную форму.
Мортациус задумчиво разглядывал Яноша.
– Должно быть, это интересно, быть таким магом, как вы. Никто не обучал вас никаким правилам, никого вы ни о чем не расспрашивали, а все сделали по-своему. Вы проникаете сквозь вещи, которые другого бы заставили остановиться в нерешительности, а то и просто повернуть назад. И все потому, что для вас нет богов и страха наказания; вы даже не можете себе представить какой-нибудь невыполнимой задачи, которую нельзя было бы одолеть силой воли. Вот таков Янош Серый Плащ, и теперь я понимаю, почему вам удалось дойти так далеко.
Янош рассмеялся:
– Приятно все это слышать, господин Мортациус, но я замечаю в ваших словах недовольство.
Мортациус кивнул:
– Да, да, именно так. Хотел бы я, чтобы мои воззрения совпадали с вашими, тем более что само ваше присутствие здесь служит доказательством ваших больших возможностей. Признаю, что у вас имеется великий талант, но не столь великий, как вы полагаете. Как любой истинный маг могу вас заверить: есть и определенные границы, есть и страхи. Я знаю моего учителя, а он знает меня. У нас заключена сделка, которой я верен, а он обеспечивает меня таким могуществом, о котором даже такой человек, как вы, и мечтать не можете.
– Я так понимаю, что вы говорите о черной магии, – сказал Янош. – И вы служите одному из тех богов, чье имя запрещено произносить?
– Это вас беспокоит? – спросил Мортациус. И, довольный, погладил свой шарф.
– Вовсе нет. Черная ли, белая… С точки зрения моей философии, между ними нет разницы. Если нет богов, нет священных целей, какая разница?
– Да. Я это понимаю. Очаровательно. Просто очаровательно. Мне нравится, как ваши идеи, пусть они и ошибочны, вели вас по обсаженной розами тропинке… на которой встретились мы оба.
– Но я считаю, говоря о черном искусстве, – сказал Янош, – что пользоваться им надо с осторожностью. Наши представления о таких вещах, как добро и зло, настолько глубоко укоренились в нас, что представляют большую преграду для вашего дела. И с моей точки зрения, когда совершается акт так называемой черной магии, эта преграда может привести к тому, что пострадает сам практикующийся в этой магии. С течением времени такой маг слабеет, а на душе его остаются неизгладимые следы, рубцы собственных деяний. Возможно, постепенно маг даже превращается в существо, которое ему самому не очень-то и нравится. Как вам такой довод? Вы-то чувствуете – остались ли вы прежним человеком после того, как вошли в эту таинственную дверь?
– Что касается меня, то со мной все лучше некуда, – усмехнулся Мортациус. Но усмехнулся как-то натужно.
– Но, возможно, вы видели какие-то предзнаменования? – спросил Янош. – Я размышлял над моими собственными. Они предостерегали меня на случай, если я займусь подобной практикой.
Мортациус вцепился в шарф, при этом притворяясь беззаботным.
– Я в них не нуждаюсь, – ответил он.
– Хорошо вам, – пробормотал Янош. Хоть он и вел себя учтиво, видно было по нему, что он считает нашего хозяина придурком, заключившим невыгодную сделку. – Вы сказали, господин Мортациус, что я могу свободно вы сказываться. И что на меня не обидятся. А то я в нерешительности, задавать ли вопрос, который более всего волнует меня?
– Не надо бояться, – сказал чародей. – Спрашивайте все, что сочтете нужным.
– Ваше государство Гомалалея лежит в краю непрекращающихся войн. Мы видели раны, от которых страдают ваши люди. И мне удивительно, если ваш бог так велик, то почему же он не избавит вас от врагов?
Мортациус разразился хохотом. Но это был какой-то необычный звук, словно смех доносился из самой преисподней, где обитает Черный искатель.
– Да ведь он помогает нам, дорогой мой… Очень помогает.
Шарф обвис, и я увидел скрытую от глаз рану. Гнилостное незаживающее отверстие в горле. Мортациус не заметил моего взгляда и поправил шарф. Выражение лица его было насмешливым.
– Каким вы себе представляете наивысшее могущество, мой маленький кудесник? – спросил он. – Отвечайте быстро и честно.
Янош ответил без колебаний:
– Понимать сущность вещей. Быть способным оторвать взгляд от частностей и увидеть все величие мироздания. И я отдал бы все, что у меня есть – а это лишь моя жизнь, – чтобы иметь возможность хотя бы мельком бросить такой взгляд, полный ясного понимания.
– Ну так вы глупы, – сказал Мортациус, – поскольку сумма всех знаний слишком велика для постижения, а количество частностей таково, что их и богам не сосчитать.
Янош широко раскрыл глаза и погладил бороду, как бы соглашаясь с великим мудрецом.
– Так каков же ваш ответ, повелитель? Скажите мне, в чем я ошибаюсь?
– Да он же прост, как вот этот обычный хлеб, – сказал чародей, надуваясь от важности. – Величайшее могущество, которое может приобрести смертный, – властвовать над душами других людей.
– Я не совсем понял, – сказал Янош. – Прошу вас, расскажите подробней, чтобы я мог продолжить мое образование.
Но кудесник вдруг насторожился, боясь, что и так рассказал слишком много. Он покачал головой, словно человек, уставший от болтовни детворы. Разгладил шарф, поднял свой бокал и опустошил его. И со стуком поставил на стол.
– Я думаю, это ни к чему, – сказал он наконец. Смахнув крошки с мантии, он встал:
– Надеюсь, дорогие гости, вы поужинали хорошо. Теперь же, если вы простите мою бесцеремонность, я попрошу вас покинуть меня. А я помолюсь, чтобы отведенные вам жилища оказались удобными, а сон безмятежным.
Прежде чем он удалился, я набрался мужества спросить:
– Благодарю вас, владыка Мортациус, за ваше гостеприимство. Но я не хотел бы злоупотреблять им. Не позволите ли нам отбыть завтра, испытывая глубочайшее сожаление от кратковременности общения с вами?
Чародей впился в мое лицо пронзительным взглядом пустынного стервятника. Я же лишь вежливо и искательно улыбался.
– Посмотрим, – наконец сказал он и вышел.
Как только он удалился, Янош собрал те крошки, которые чародей смахнул с себя, и спрятал в карман. Янош подмигнул мне. И тут появился тот человек, который привел нас к Мортациусу.
– Прошу вас следовать за мной, господа, – сказал он.
Нас разместили в просторной комнате без окон, со стенами из голого камня. Тут были расставлены койки с мягкими покрывалами, выглядевшими странно среди этой скудости каменного барака. В одном углу висел большой рукомойник, в другом – располагалась дыра для естественных нужд. Как только прислужник Мортациуса с лязгом захлопнул тяжелую дверь, Янош дал всем сигнал молчать. Мы услыхали, как задвигается мощный засов. Следовательно, теперь мы не гости, а пленники. Янош подкрался к двери и ощупал ее поверхность. То, что он выяснил, удовлетворило его, он кивнул. Янош вернулся к нам и знаками дал понять, что помещение прослушивается при помощи заклинания. Затем предложил всем попытаться уснуть, а к себе подозвал меня и сержанта Мэйна.
– Случилось то, чего я и боялся, – прошептал он. – На двери нет запирающего заклинания. Только механический засов.
– Так в чем же проблема? – спросил Мэйн.
Я тоже недоумевал. Ведь для побега, если есть такая возможность, недостаток охраны как раз нам на пользу. И тут я внезапно ощутил необоримую усталость и потребность прилечь на койку. Сержант Мэйн боролся с зевотой и я услыхал, что и все остальные в помещении отчаянно зевают.
Янош ткнул кулаком Мэйна в бок, чтобы привести его в чувство.
– Набери немного воды, – прошептал он, – и побыстрей.
Сержант, пошатываясь, направился к рукомойнику, а Янош встал на колени. Я прилег рядом, борясь со сном. Ясно было, что произошло: Мортациус наслал на нас сонное заклинание. Янош достал из кармана крошки, которые смахнул с себя чародей, и рассыпал их на полу. Он наклонился и подул на них: раз, другой, третий. Когда вернулся Мэйн с черпаком, Янош полил крошки водой и слепил из них кусочек теста. Я видел, что он и сам сражается с зевотой, разделяя полученную лепешку на двадцать равных частей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61