А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я ему за это отомщу!
Сюлли едва сдерживал свое нетерпение немедленно сообщить Генриетте, что ее роман с королем подошел к концу, и все же сначала послал тайком гонца к Жуанвилю, чтобы предупредить его о случившемся. Министр был исполнен решимости спасти короля от поспешного возмездия из-за ревности, о чем, когда кровь будет пролита, тот непременно пожалеет.
Генриетта приняла старого врага с максимальной холодностью, выслушала, что он сказал, и рассмеялась ему в лицо:
– Месье Сюлли, писем, которые я, по вашим словам, отправляла Жуанвилю, не существует, потому что я никогда их не писала. И если они у вас есть – то это подделка.
– Мадам, не думаю, что король поверит такому рассказу.
– Если король предпочитает быть слепым к правде – что ж, так тому и быть. Я тут ничего поделать не могу.
Она дала понять, что хотела бы остаться одна, и Сюлли, слегка встревоженный, удалился.
Генрих ликовал. Жуанвиль тоже признался, что эти письма были подделкой, сказал, что написал их по наущению Жюльетты д'Эстре, желая ей угодить.
– Никаких писем маркиза де Верней мне никогда не писала, – поклялся он.
Генрих удалил Жуанвиля и Жюльетту от двора и отправился извиняться к любовнице, которая приняла его без особой теплоты, будто его приход для нее ничего не значил.
– Вижу, – процедила она, – мое положение становится все более нетерпимым. Из-за того, что я – твоя любовница, мне приходится постоянно терпеть всякого рода оскорбления. Похоже, мне не остается ничего другого, как только уйти в монастырь.
Генрих от ее слов ужаснулся, хотя и не вполне ей поверил. Однако Генриетта была твердо настроена добиться у него извинения, и он попросил у нее прощения.
Генриетта торжествовала. Генрих любил ее страстно, как никогда. Он поверил истории о поддельных письмах, потому что ему этого хотелось. А Жуанвилю хватило ума сообразить, что Генриха гораздо меньше разозлит дерзкая шутка с поддельными письмами, чем успех у его любовницы.
Какая власть была в ее руках! Генриетта не теряла надежды в один прекрасный день выжить Марию с ее места и добиться, чтобы дофином признали ее сына.
Фарс с двумя беременностями повторился. Тело королевы стало раздаваться вширь, и разнеслась радостная весть, что она опять беременна. Генриетта, словно не желая от нее отставать, вскоре оказалась в таком же положении. Жена короля и его любовница стали одновременно готовиться родить ему еще по ребенку.
В конце года Мария родила принцессу, которую окрестили Елизаветой.
В начале следующего года и у Генриетты тоже родилась девочка, маленькая Габриэла-Анжелика.
Париж был в восторге, город начал обожать своего короля, выгоды правления которого становились все более очевидными. Еще никогда так не процветала торговля, никогда бедняки не жили так хорошо. Везде, где появлялся король, слышались крики: «Виват Генрих IV!»
То, что сразу две женщины родили ему детей, только прибавляло ему симпатий. Парижане веселились по этому поводу, а когда король проезжал по городу, выкрикивали ему вслед шутки. Генрих относился к этому добродушно и только сам посмеивался.
О нем говорили: «Это не только король, но еще и мужчина!»
Семейство Генриха росло, и ему пришло в голову собрать всех своих чад под одной крышей. Так будет легче с ними общаться, потому что у короля много дел и ему не удается проводить с детьми много времени.
Он очень любил детей, и они его тоже. Дети встречали его криками восторга, бросались ему на шею, теребили бороду и жесткие волосы, висли у него на плечах и соревновались друг с другом за его внимание.
После женщин Генрих больше всего любил детей, и ничего удивительного, что ему захотелось собрать их всех вместе.
Мария от такого желания короля пришла в ярость, закатила истерику.
– Неужели дофин и его сестра должны делить детскую с этими ублюдками? – кричала она.
– Они будут делить детскую со своими сестрами и братьями, – парировал Генрих.
– Я оскорблена, оскорблена! – причитала Мария.
Но и ей, и Генриетте пришлось смириться и понять, что Генрих не отменяет своих решений.
Дети стали жить вместе под одной крышей, и Генрих провел с ними много счастливых часов. Именно в детской он чувствовал себя лучше всего, потому что жена донимала его возмущенными тирадами в адрес любовницы, а Генриетта язвила по поводу женщины, которую величала не иначе как толстой банкиршей.
Генриетта настаивала, чтобы он признал законность ее сына и дочери, и наконец добилась своего. Он не хотел, чтобы это было предано огласке, но Мария окружила себя осведомителями вроде Орсино Орсини и вскоре узнала о случившемся.
На этот раз к ее ярости примешался страх. После истории с отцом Илером королева пристально следила за маневрами Генриетты, которые, как она боялась, были направлены прежде всего против дофина. Она не могла дождаться, когда останется с Генрихом наедине, чтобы излить на него свой гнев, и, когда он пришел к ней вместе с Сюлли, набросилась на него за то, что он сделал.
– Мадам, – холодно заявил Генрих, – мои действия критике не подлежат. Прошу запомнить: я – король, и если решил что-то сделать по-своему, так тому и быть.
– А я – твоя жена и должна уступать этой потаскухе?
Король хотел отвернуться от нее, но Мария настолько вышла из себя, что подняла руку, чтобы дать ему пощечину. Увидев это, Генрих схватил ее за руку, чтобы предупредить удар. Затем предостерегающе ей улыбнулся:
– Это безрассудство. Тот, кто наносит мне удар, бьет по величию Франции. Ударь ты меня – я не смог бы спасти тебя от Бастилии.
Мария пришла в себя. Она поняла: быть обвиненной в оскорблении монархии, да еще при свидетеле, означало бы конец ее карьеры во Франции. В лучшем случае, согласно установившемуся обычаю, ее с позором отправили бы обратно во Флоренцию.
Но король уберег ее от этого.
Глаза Сюлли блеснули. Генрих предотвратил роковую ошибку жены. Значит ли это, что он не хочет ее отправки обратно, что удовлетворен браком? Сюлли не был в этом уверен. Конечно, у Генриха доброе сердце. Живи его жена и любовница в мире, он был бы доволен ими обеими. Но, по крайней мере, спас Марию от обвинения в преступлении против государства.
Мария тоже задумалась. Ему вряд ли хочется ее терять, как и ей не хочется терять его. В Генрихе есть что-то привлекающее всех женщин. Если бы только она могла избавиться от Генриетты, думала Мария, жизнь во Франции стала бы превосходной.
Сюлли попросил, чтобы его приняла королева.
– Мадам, – сказал он, – можно мне быть с вами откровенным?
Мария кивнула.
– Есть один человек, которого и вы и я хотели бы видеть удаленным от двора. Думаю, нет необходимости называть его имя, потому что мы оба знаем, кто является злым гением его величества.
Мария снова слегка склонила голову.
– Могу я дать совет вашему величеству?
– Можете.
– Полагаю, король скорее обнаружил бы готовность быть хорошим мужем, если бы часы, которые он проводит вместе с вами, были бы более мирными. Встречайте его улыбками. Не критикуйте его поступки, наоборот, хвалите его. Покажите, что вы всегда рады видеть его в ваших покоях. Будьте с ним простой и приветливой.
– Словно я его любовница, а не королева?
– Мадам, любовница удерживает мужчину без всяких брачных уз. Он ходит к ней по своей воле, а не из чувства долга.
– Вы смелы в ваших речах, месье Сюлли.
– Противостояние сильному врагу требует смелости, мадам. Это наш общий враг, и я не знаю, кому бы принесло большее облегчение его поражение – вам или мне.
Королева неспешно улыбнулась. Было приятно сознавать, что у нее и первого министра общая цель.
Но скоро стало ясно, что Генрих так сильно привязан к своей любовнице, что не в силах ее оставить. Сюлли, его друзья и королева полагали неизбежным падение Генриетты после того, как раскрылся заговор, в который были вовлечены ее отец и брат, незаконный сын Мари Туше и Карла IX граф д'Овернь. Немаловажным было и то, что подозрения падали на саму Генриетту.
Было доказано, что д'Овернь установил связь с Испанией и отправлял туда копии важных документов. Открылось, что король Испании обещал после смерти Генриха IV признать королем Франции сына маркизы де Верней, а не Людовика, сына Марии Медичи.
Это было изменой, и король не мог просто так закрыть на нее глаза. Не мог он, зная свою любовницу, и сомневаться, что Генриетта вовлечена в дела отца и брата по матери, потому что она постоянно сетовала на то, что наследником трона является сын Марии, а не ее.
Маркиз д'Антраг и граф д'Овернь были заключены в Бастилию, но поступить так же с Генриеттой Генрих не позволил – его любовницу оставили под домашним арестом в ее особняке в предместье Сен-Жермен.
Спокойствие Генриетты всех удивляло.
– Я не боюсь, что король решит предать меня смерти, – говорила она слугам, и ее слова передавали Генриху. – Потому что, если лишит меня жизни, то, значит, убьет свою жену, ибо я была королевой до этой итальянки.
Несмотря на то что д'Овернь, стремясь выгородить себя, во всем винил Генриетту, ее вскоре оправдали – король не мог быть счастлив без ее общества. Маркиза д'Антрага тоже помиловали после того, как он вернул Генриху его обязательство жениться на Генриетте, которое столь долго ему досаждало. И лишь д'Овернь, которого король счел главным заговорщиком, остался в Бастилии.
И вся эта история, которая, по мнению многих, должна были привести к падению Генриетты, лишь еще больше доказала, как прочна ее связь с Генрихом.
Страна замерла в напряжении. Король заболел. Ему уже было далеко за пятьдесят, а он по-прежнему вел очень активную жизнь, словно молодой человек, – никогда себя не щадил, не прятался от плохой погоды и выглядел настолько полным энергии, что люди забывали о его возрасте.
И вот на улицах исчезли веселые лица. Париж долго не хотел принимать Генриха IV, но когда признал, люди поняли, что у них еще никогда не было короля, так заботившегося о своем народе. Он был доблестным воином, но отрицал войны, потому что они всем приносили только страдания. Больше всего ему хотелось сделать Францию процветающей страной, и не для собственной роскоши, а чтобы его подданные наслаждались хорошей жизнью. Во Франции еще не было такого правителя, который так неустанно пекся бы о простых людях. А теперь он заболел.
В церквах служили мессы, по улицам шли процессии.
И до этого было известно, что популярность короля растет, но только теперь все поняли, насколько велика любовь французов к Генриху IV.
А Генрих лежал на кровати и думал, не пришел ли его смертный час, – он еще никогда не чувствовал себя так плохо. Временами у него случались приступы подагры или несварения желудка, и тогда лекари советовали ему правильно питаться, прекратить волочиться за женщинами, но он только смеялся над такими советами.
– Полужизнь – не для меня, – говорил он. – Я собираюсь жить полноценно, пока не умру.
Но не настало ли теперь это время?
Увидев рядом плачущую Марию, Генрих пожалел, что не был с ней достаточно добрым. Помимо всего прочего, она была его женой, и Сюлли был прав, когда говорил, что, если бы он был более хорошим мужем, и она как жена была бы лучше.
Он взял ее за руку, сочувственно улыбнулся.
– Когда ты поправишься, – промолвила Мария, – мы будем жить в мире.
Он кивнул.
Генриетта и королева стояли лицом к лицу. Надменность Генриетты как рукой сняло, и королева смотрела на нее с изумлением.
– Хорошо, что ваше величество соизволили меня принять, – кротко произнесла Генриетта.
Мария подумала: «Никогда бы этого не сделала, не попроси меня Леонора».
– Я пришла попросить у вас прощения. Я доставляла вам много беспокойства и хочу сказать, что больше этого не будет.
– Полагаю, болезнь короля заставила тебя увидеть свои ошибки, – строго проговорила Мария.
Генриетта склонила голову.
– Я решила посвятить себя благотворительности. Может, уйду в монастырь. Когда женщина столько грешила, она должна совершить много добрых дел, чтобы заслужить прощение.
– Рада слышать, что ты это осознала, – сурово проговорила королева.
Когда Генриетта вышла, Мария расхохоталась. Все ясно. Генриетта испугалась скорой кончины короля и забеспокоилась, что станется с нею.
Раньше она частенько говаривала, что это ее сын законный наследник трона, но теперь не осмелится заменить им Людовика. Испугалась, поняла, что после смерти Генриха вся власть будет у Марии. Как мать маленького короля, она почти наверняка станет регентшей. И вот Генриетта решила заранее помириться с нею, это же очевидно.
Затем Мария прикинула, какой властью будет обладать после смерти Генриха. Такая перспектива грела ее сердце. И она послала за своим любимым Орсино Орсини, дорогими Кончино Кончини и Леонорой, чтобы все это обсудить с ними.
Но, к радости французов и к огорчению его жены, Генрих не умер.
Он поднялся с постели совершенно здоровым и сразу взялся за старое. О раскаянии больше и не думал, первым делом отправился к Генриетте.
Она встретила его холодно. Генриетта стала очень набожной и, как сказала Генриху, глубоко сожалеет о той полной греха жизни, которую он вынудил ее вести.
Король смутился и ушел, потому что не понимал этой, новой Генриетты.
А все дело было в том, что Генриетта, как и Мария, задумалась о своем будущем. Она была богата, но понимала, что ей не суждено одолеть Марию. Ей показалось, что король уже не так сильно ею увлечен, и не могла забыть, что, будучи серьезно больным, он в первую очередь вспомнил о законной жене.
Чего Генриетте хотелось, так это влиятельного мужа, чтобы, случись королю и правда умереть, она была бы уверена в своем положении. И Генриетта опять стала подумывать о Жуанвиле, которого после опалы вернули ко двору, а еще больше – о герцоге де Гизе.
Ей также пришло в голову, что если она будет отвергать короля, то он воспылает к ней еще более жаркой страстью, но в то же время понимала, что быть к нему слишком долго холодной – игра опасная.
Но Генрих и сам не собирался ей это позволять. Он настоял, чтобы она его принимала, но Генриетте показалось, что их отношения стали немного другими.
Во время болезни у короля было время подумать над своим увлечением и, возможно, сравнить его с теми чувствами, которые он питал к Корисанде и Габриэле, особенно Габриэле.
На самом ли деле Генриетта так ему необходима? Иногда она доводила его до исступления. Однажды Мария чуть не утонула в Нейи. С ней был сын Габриэлы, герцог Вандомский, и им обоим пришел бы конец, не окажись рядом один из придворных, человек по имени Ла Шатеньере. Он спас их, рискуя жизнью. Генрих был очень тронут и щедро наградил Ла Шатеньере. Но Генриетта, услышав об этом, расхохоталась.
– Вот весело было бы посмотреть, как твоя банкирша пускает пузыри, – сказала она королю.
Генрих улыбнулся и не обратил внимания на ее замечание, но оно было передано Марии.
После выздоровления Генриха Мария взялась за старое: при первом удобном случае нещадно его пилила. Он со вздохом сказал Сюлли:
– Чем я столь сильно провинился, что мне досталась такая сварливая жена?
– Тем, сир, что поддерживаете связь с другой женщиной.
Мария не переставала упрекать Генриха за его встречи с Генриеттой.
– И что ты ответил, когда она смеялась над моим несчастьем? – визжала она. – Не сомневаюсь – веселился вместе с ней. Были свидетели.
– Я не веселился, – возразил Генрих. – И не нуждаюсь в том, чтобы за мной следили твои шпионы.
– Чтобы знать, что у тебя происходит с твоей потаскухой, не нужны никакие шпионы.
– Не хочу тебя слышать, когда ты изъясняешься такими словами.
Мария в ответ плотно сжала губы и с надменным видом вышла из комнаты. После этого она не разговаривала с королем две недели.
Упреки Марии вкупе с показным благочестием Генриетты сделались для Генриха невыносимыми. Его друзья это заметили и решили, что настало время положить конец власти, которую имела над ним любовница. Вниманию Генриха была предложена одна из обольстительнейших женщин двора, и он согласился, что никогда еще не видел создания прекраснее.
Ей было двадцать четыре года, у нее были светлые волосы и нежная кожа. Ее звали Жаклин де Бюэль. Генрих почти согласился пойти навстречу своим друзьям, потому что донельзя устал метаться между женой и любовницей. Он сказал о своей заинтересованности девушкой нескольким друзьям, те с радостью принялись за необходимые приготовления.
Когда Жаклин узнала, что на нее обратил внимание король, она широко раскрыла свои прекрасные глазки и заявила, что в таких случаях сначала полагается найти ей мужа с положением, до этого она не может разделить ложе с другим мужчиной. Это требование было вполне понятным, просьбу Жаклин признали резонной, и ей дали в мужья графа де Сези, а вместе с ним пятьдесят тысяч экю, поместье, титул и ежемесячный доход в пятьсот экю. После этого Жаклин дала свое согласие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44