С другой стороны, легко было предположить, что со смертью короля Карла французские территориальные претензии отнюдь не уменьшились и однажды французы снова вторгнутся на их землю. Если это случится, то Милан – права на который уже давно предъявлял дом Орлеана – станет первой целью нападения. В прошлом Лудовико уже лишали герцогства, и он вовсе не горел желанием вновь уступать кому-то свой титул. Вот почему всех членов семьи Сфорца так встревожил визит Чезаре Борджа во Францию, в гости к их заклятому врагу.
Считалось, что женщины имели большое влияние на Папу. Злые языки даже называли его самым похотливым мужчиной в Италии. Зная об этой слабости Александра, Асканио Сфорца решил в отсутствие Чезаре подобраться к Папе с помощью дамы, близкой к папскому двору.
Вот он и пригласил к себе Санчу, вскоре после чего получил возможность прощупать глубину ее озлобленности семейством Чезаре.
– Как я понимаю, – лукаво начал он, – ваш дядя ошеломлен той честью, которую собирается оказать ему Валентино!
Санча не смогла совладать с гневом.
– Честью! – воскликнула она. – Мой дядя вовек не уступит его смехотворным притязаниям! Чезаре может сколько угодно просить руки Карлотты – все равно не получит ее.
– У Борджа будут кое-какие аргументы в их пользу.
– До тех пор, пока не зайдет речь о замужестве с дочерью моего дяди.
– Но существует могущественный альянс – между Францией и Ватиканом.
Санча сверкнула глазами.
– Порочный альянс! – воскликнула она. – Не так давно французы разграбили половину Италии. Я очень хорошо помню, как они захватили Неаполь и отняли трон у моего отца. Он из-за этого лишился рассудка. А нам пришлось скрываться на острове Иския. Странно, что Валентино решил подружиться с теми, кто причинил столько несчастья Италии.
– В самом деле, странно и подозрительно, – пробормотал Асканио. – Полагаю, люди, пострадавшие в те годы, должны всеми силами препятствовать укреплению этого союза. Вы согласны?
– Всей душой.
– Герцог Миланский очень тревожится за свое будущее.
– Еще бы! У него есть все основания для беспокойства.
– Неаполитанское королевство тоже пострадало от французов.
Санча кивнула.
– Неаполь и Милан в прошлом враждовали, – сказал Асканио. – Но перед лицом общей опасности наши старые разногласия должны быть забыты.
Санча снова кивнула. Ей уже давно хотелось занять себя какой-нибудь интригой, а эта интрига была направлена против ее неверного любовника. Она воспрянула духом. Разумеется, для падения Чезаре Борджа брат миланского герцога мог сделать больше, чем те заклинания, которые Санча шептала, вонзая острые иглы в восковую фигурку на ее туалетном столике.
Впрочем, к Асканио Сфорца у нее был и другой интерес.
Теперь у Лукреции и Альфонсо появился свой небольшой двор, и в покоях дворца Санта Мария дель Портико с утра до вечера не утихало веселье. Зная об артистических пристрастиях молодых супругов, здесь собирался весь интеллектуальный цвет римского общества.
Однажды в их салон Санча привела кардинала Асканио Сфорца.
Увидев их вдвоем, Лукреция удивилась – вражда между Миланом и Неаполем все еще продолжалась. Тем не менее она радушно приняла обоих. А пока юная Борджа развлекала кардинала игрой на лютне, Альфонсо взял сестру под руку и спросил, что ее заставило привести с собой такого человека, как Асканио Сфорца, – не только члена семьи, враждующей с арагонцами, но и близкого родственника первого супруга Лукреции, еще недавно распускавшего грязные сплетни о ней.
Санча обворожительно улыбнулась.
– Альфонсо, – сказала она, – ты любишь Лукрецию, а Лукреция любит тебя. Вдвоем вы счастливы. Но неужели ты забыл те чувства, с которыми приехал в Рим?
– Тогда я еще не знал Лукреции.
– Вспомни, Альфонсо! Ты ведь боялся не только ее.
– Его Святейшество стал моим другом, а Чезаре больше здесь нет.
– Ах, братец мой! Настроение Папы переменчиво, а Чезаре не будет вечно оставаться во Франции! Он хочет добиться руки моей кузины Карлотты. Если это ему удастся, он вернется в Италию.
Альфонсо нетерпеливо покачал головой. Ему хотелось наслаждаться своим счастьем, а мысль о возвращении Чезаре могла испортить не только сегодняшний, но и завтрашний день.
– Ему не позволят жениться на Карлотте.
– Разумеется! – воскликнула Санча. – Но тогда может случиться, что он приведет с собой французов. Альфонсо, ты еще не забыл наше бегство на остров Иския? А помнишь, как вернулись в Неаполь? Помнишь, что мы там увидели, что слышали собственными ушами?.. Если придут французы, все это повторится!.. Только теперь с ними будет маршировать Чезаре Борджа, их верный союзник!
– Борджа… будет воевать против Неаполя?
– Против Неаполя, против Милана и против всей Италии. Это семья коварных изменников, а Чезаре не очень-то дружелюбен к тебе, Альфонсо.
– Ох, лучше не вспоминай о нем. Может быть, во Франции с ним произойдет какой-нибудь несчастный случай. Вряд ли французы полюбят его.
– Альфонсо, не будь ребенком. Посмотри правде в глаза. Мы должны защищаться. Сплотить Неаполь, Милан… все города, в которых сможем найти поддержку. Вот почему Асканио Сфорца пришел в твои покои. Он наш новый друг, а будут и другие. Ты станешь назначать им встречи. Пока остальные будут танцевать, петь, слушать музыку или читать стихи, мы начнем собирать всех наших друзей и готовиться к тому, чтобы в нужное время разрушить союз Ватикана и Франции.
– Политика, – поморщился Альфонсо. – Не люблю политику. К чему все эти разговоры о войне и насилии, когда есть поэзия, музыка… любовь, наконец.
– Боже, какой идиот! – взорвалась Санча. – Если ты желаешь по-прежнему наслаждаться жизнью, то тем более – учись защищать ее!
Альфонсо нахмурился. Он не хотел думать о неприятном, а слова Санчи возвращали его к страхам, пережитым по дороге в Рим.
– Как ты полагаешь, что скажет Папа, когда узнает об этих собраниях в нашей гостиной?
– А почему он должен узнать о них?
– Потому что он часто бывает здесь и слышит, о чем разговаривают гости.
– Мы не настолько глупы, чтобы в его присутствии обсуждать наши проблемы.
– Все равно, ему донесут.
– Не думаю. Мы не станем доверять наши секреты тем, кто не окажется среди нас. Кстати, нам нужно будет остерегаться Лукреции. Она всегда останется лояльной по отношению к своему отцу и брату. В их семье все преданы друг другу.
– Но это ее дворец. А я ее супруг. Как ты можешь требовать, чтобы я держал секреты от нее?
– Глупец! Очнись от своих любовных грез, пока у тебя не отняли ее. И не ее одну, не только Лукрецию! Как ты считаешь, что с тобой произойдет, если французы начнут новое вторжение, а Папа будет на их стороне? Едва ли он заявит, что брак его дочери снова оказался неполноценным. Слишком уж очевидно, как ты проводил все эти ночи. Нет, братец мой, развод тебя не спасет.
Альфонсо задрожал; прежние страхи оживали в нем. После свадьбы его еще долго преследовали ночные кошмары – тогда он просыпался в холодном поту и, прижимаясь к Лукреции, просил поговорить с ним. Ему снилось, что обнаженный меч, который держали над ними во время свадебного ритуала, медленно опускался на его голову; что человеком, сжимавшим этот меч, был Чезаре; что Папа смотрел во все со стороны и благодушно улыбался, а Чезаре воспринимал его улыбку как приказ убить их зятя.
Санча возвращала ему ужас перед семьей Борджа.
– Альфонсо, дорогой мой брат, у нас еще есть время, чтобы кое-что предпринять. Если мы объединимся, то сможем победить французов. В прошлый раз они напали на нас только потому, что Италия была разрознена междоусобицами. Теперь мы не станем повторять прежних ошибок. Мы сплотимся и, что бы ни случилось между Францией и Римом, будем держаться друг друга. Наши шпионы в Ватикане будут сообщать нам обо всем, что там происходит. А уж вместе-то Милан и Неаполь непременно выстоят против альянса, который в Париже подготавливает Чезаре Борджа, желающий взамен получить французские земли и нашу кузину Карлотту.
– Но от меня-то что требуется? – в отчаянии спросил Альфонсо.
– Только одно – быть с нами. И поговорить с Лукрецией. Разумеется, так, чтобы она не догадалась о наших планах. Пусть твоя супруга попросит кое-какие привилегии у Его Святейшества. Он ведь ей ни в чем не отказывает, не так ли?
Альфонсо заморгал, и Санча рассмеялась.
– Ах, да не падай ты духом, Альфонсо! Право, жизнь прекрасна и удивительна. Вот только не забывай, что она может очень быстро перемениться. Наша задача – не допустить этого. Мы должны сохранить то, что имеем. Полагаю, ты согласен со мной?
Альфонсо кивнул.
Его позвала Лукреция. Она хотела, чтобы он спел под ее аккомпанемент на лютне. Альфонсо подошел к ней с беззаботной улыбкой, и Санча осталась довольна тем, как ее брат умел скрывать свои чувства.
Он же отдал должное справедливости ее слов, а потому вскоре приступил к действиям; в последовавшие недели ему удалось незаметно убедить Лукрецию в непричастности Асканио Сфорца к клевете, которую распространял родственник кардинала. Поговорил он и о желательности добрых отношений между Неаполем и Миланом – городов, способных лишь сообща выстоять против возможного французского нападения.
– Никакого французского нападения не будет, – уверенно сказала Лукреция. – Ведь мой брат Чезаре стал другом французского короля, и во Францию он поехал как раз для того, чтобы предотвратить подобное бедствие.
Тогда Альфонсо повторил то, что ему на ухо шепнул Асканио.
Чезаре уже довольно долго гостил во Франции, а никакие известия о его браке все еще не поступили. Разумеется, о таких вещах лучше не говорить Его Святейшеству – всем известно, как он благоговеет перед сыном, – но не могло ли случиться так, что коварный король Франции посчитал Чезаре своим врагом и, не переставая воздавать ему всевозможные почести, в то же время удерживал его в качестве заложника?
Лукреция не на шутку встревожилась, а Альфонсо почувствовал растущее негодование – на ее всепоглощающую озабоченность делами семьи.
Теперь она только и будет думать, что о Чезаре да о том, что ее брата против воли не выпускают из Франции. Совсем забудет об их любви и страсти.
Когда же тень Чезаре перестанет омрачать его супружескую жизнь?
Свадебные торжества были в разгаре. Во главе стола, накрытого в огромной зале дворца, восседал король Франции – довольный сознанием того, что самая желанная из всех женщин наконец-то стала его супругой. Рядом с ним сидела королева Анна, молодая и прекрасная, и тоже сиявшая от удовольствия.
Вдова скончавшегося короля Карла, прежде она не проявляла большого желания вступить в брак с его преемником; однако все понимали, какие приятные чувства ей предстояло испытать, вновь очутившись на французском троне.
Она была богатой женщиной, и кое-кто мог сказать, что Луи позарился на ее британские владения. К счастью, обильные урожаем земли туманного Альбиона не были пределом его мечтаний. Взять хотя бы блаженную горбунью Жанну. Та оказалась не только безнадежно глупой, но и – непростительный грех для особы королевской крови – бесплодной супругой.
Анна сознавала свои достоинства и гордилась ими. Ей было двадцать три года – возраст, позволяющий подарить королю сына, в котором тот так нуждался. Ведь Луи в свои тридцать семь лет еще мог иметь детей.
Среди ее гостей был человек, известный во Франции как герцог де Валентинуа. Он казался странным, опасным мужчиной, этот новоиспеченный герцог; может быть, потому-то Луи и решил остерегаться его. Луи всегда был так осмотрителен; придворные зачастую подтрунивали над тем, что называли его скупостью, но даже самые язвительные насмешки приближенных Луи предпочитал слезам остальных подданных, которых опасался разорять своими прихотями. Вот и сейчас – на собственной свадьбе! – он едва ли выглядел как подобает королю. И самый богатый, самый изысканный и пышный наряд был у герцога де Валентинуа.
С этим вечером Чезаре связывал немало надежд, особенно актуальных с тех пор, как начал понимать, какую позицию по отношению к нему заняли французы. Карлотта тоже была на балу, и Чезаре, поднимая глаза, всякий раз видел ее – юную, прелестную, чем-то похожую на Санчу. Воспитанная при дворе Анны Британской, она на взгляд Чезаре казалась чересчур благонравной, но тем самым лишь сильнее интриговала его. Он не испытывал больших сомнений в том, что при первом же удобном случае сможет пристроить эту девушку возле своих ног. А потом – жениться на ней, какие бы препятствия ни возникли.
Чезаре не доверял французам. Они были слишком умны, коварны, а с другой стороны, слишком непривычной оказалась жизнь среди людей, которые не трепетали от страха перед ним. В Марселе, едва сойдя с палубы корабля, он понял, что очутился в стране, где герб с изображением пасущегося быка, увы, никого не повергал в ужас. Его дурная слава всюду летела впереди него; этот народ знал его как убийцу и человека с определенными политическими амбициями – знал, но не боялся.
Сейчас, разглядывая жалкого, потрепанного короля французов, он вновь вспоминал свою первую поездку по их земле. Его лошади гордо цокали серебряными подковами, многочисленная пышная свита держалась важно, с достоинством, а на нем самом был ослепительно роскошный наряд – бархат и атлас, сплошь усыпанные драгоценными камнями, каждый из которых стоил целого состояния. Более того, с собой он вез буллу о разводе, бесценный дар Его Святейшества. Нет, не дар, а величайшее одолжение, за которое Луи должен был заплатить сторицей.
Однако лишь самый простой люд выходил из домов и лачужек, чтобы посмотреть на него и его великолепный кортеж. Выходил, и… Чезаре видел их насмешливые взгляды, слышал, как они бросали ему в спину:
– Столько добра, и все для какого-то ублюдка!
– Вот куда уходят денежки, которые мы платим нашим священникам! Видать, папские индульгенции кое-кому идут на пользу!
– По сравнению с ним наш славный король выглядит как нищий! А ведь этот хлыщ – всего лишь герцог Валанса!
Они были настроены враждебно. Если он хотел произвести впечатление на французов, ему бы следовало повести себя скромнее.
Чезаре чувствовал, что они и теперь смеются над ним, что поношенный плащ и замусоленную шляпу Луи надел только для того, чтобы обратить всеобщее внимание на дурной вкус этого выскочки, кичащегося герцогским титулом и забывшего о своем незавидном рождении. Чезаре был среди чужих, и ему давали это почувствовать.
Он отчетливо помнил свою первую встречу с королем, который в то время отдыхал в Амбуа. Луи не был бы самим собой, если бы упрекнул его за неуместную пышность наряда или показал, что заметил великолепные бриллиантовые украшения на атласном камзоле своего гостя; вместо этого он сказал, что Карлотта Неаполитанская находится при дворе Анны Британской и что только от будущей королевы Франции зависит, когда они встретятся.
Чезаре заподозрил ловушку и не стал вручать буллу о расторжении брака.
Разве у них не было деловой договоренности? Разве папская булла не стоила французских владений, титула и супружества с неаполитанской принцессой?
Не совсем так, поправил Луи. Он был человеком слова – как же мог он заключать сделку, рассчитывая на то, что ему не принадлежит? Чезаре получил все обещанное. У него есть и поместье, и титул, и свобода добиваться руки Карлотты. Луи расплатился сполна. Следовательно, он вправе требовать буллу о разводе.
Вот когда Чезаре начал уважать этот народ и осознавать необходимость умерить свои запросы. Ему не оставалось ничего иного, как только вручить королю папскую буллу. Завладев желаемым, Луи обрадовался и тотчас стал готовиться к свадьбе. Своему гостю он милостиво разрешил устроиться при дворе.
Однако шли месяцы, а счастливый случай все не представлялся. Анна Британская ничего не обещала. Судя по ее словам, она и не очень-то нуждалась в замужестве. Это король так пылко ухаживал за ней.
Чезаре уже не раз слышал насмешки в свой адрес. Догадывался, о чем поговаривали в Риме. Представлял, какие эпиграммы пишут на стенах те недоброжелатели, которые не так давно боялись даже упоминать его имя. И знал, что любой ценой должен добиться свидания с этой девушкой.
Сейчас Карлотта изредка посматривала на него. Он улыбался ей, пускал в ход все свое обаяние, такое неотразимое для итальянок.
Она опускала глаза, притворяясь сосредоточенной на пище и на разговоре со своим соседом. Как вызывающе повели себя король и королева, посадившие ее рядом с этим мужчиной! Да кто он такой? Кто он, неизвестный ему блондин с бледным холеным лицом? (Чезаре теперь всегда обращал внимание на чужую кожу – помнил о своей, безнадежно испорченной перенесенной болезнью).
Он обратился к французу, сидевшему справа от него:
– Кто этот мужчина, что сейчас разговаривает с госпожой Карлоттой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Считалось, что женщины имели большое влияние на Папу. Злые языки даже называли его самым похотливым мужчиной в Италии. Зная об этой слабости Александра, Асканио Сфорца решил в отсутствие Чезаре подобраться к Папе с помощью дамы, близкой к папскому двору.
Вот он и пригласил к себе Санчу, вскоре после чего получил возможность прощупать глубину ее озлобленности семейством Чезаре.
– Как я понимаю, – лукаво начал он, – ваш дядя ошеломлен той честью, которую собирается оказать ему Валентино!
Санча не смогла совладать с гневом.
– Честью! – воскликнула она. – Мой дядя вовек не уступит его смехотворным притязаниям! Чезаре может сколько угодно просить руки Карлотты – все равно не получит ее.
– У Борджа будут кое-какие аргументы в их пользу.
– До тех пор, пока не зайдет речь о замужестве с дочерью моего дяди.
– Но существует могущественный альянс – между Францией и Ватиканом.
Санча сверкнула глазами.
– Порочный альянс! – воскликнула она. – Не так давно французы разграбили половину Италии. Я очень хорошо помню, как они захватили Неаполь и отняли трон у моего отца. Он из-за этого лишился рассудка. А нам пришлось скрываться на острове Иския. Странно, что Валентино решил подружиться с теми, кто причинил столько несчастья Италии.
– В самом деле, странно и подозрительно, – пробормотал Асканио. – Полагаю, люди, пострадавшие в те годы, должны всеми силами препятствовать укреплению этого союза. Вы согласны?
– Всей душой.
– Герцог Миланский очень тревожится за свое будущее.
– Еще бы! У него есть все основания для беспокойства.
– Неаполитанское королевство тоже пострадало от французов.
Санча кивнула.
– Неаполь и Милан в прошлом враждовали, – сказал Асканио. – Но перед лицом общей опасности наши старые разногласия должны быть забыты.
Санча снова кивнула. Ей уже давно хотелось занять себя какой-нибудь интригой, а эта интрига была направлена против ее неверного любовника. Она воспрянула духом. Разумеется, для падения Чезаре Борджа брат миланского герцога мог сделать больше, чем те заклинания, которые Санча шептала, вонзая острые иглы в восковую фигурку на ее туалетном столике.
Впрочем, к Асканио Сфорца у нее был и другой интерес.
Теперь у Лукреции и Альфонсо появился свой небольшой двор, и в покоях дворца Санта Мария дель Портико с утра до вечера не утихало веселье. Зная об артистических пристрастиях молодых супругов, здесь собирался весь интеллектуальный цвет римского общества.
Однажды в их салон Санча привела кардинала Асканио Сфорца.
Увидев их вдвоем, Лукреция удивилась – вражда между Миланом и Неаполем все еще продолжалась. Тем не менее она радушно приняла обоих. А пока юная Борджа развлекала кардинала игрой на лютне, Альфонсо взял сестру под руку и спросил, что ее заставило привести с собой такого человека, как Асканио Сфорца, – не только члена семьи, враждующей с арагонцами, но и близкого родственника первого супруга Лукреции, еще недавно распускавшего грязные сплетни о ней.
Санча обворожительно улыбнулась.
– Альфонсо, – сказала она, – ты любишь Лукрецию, а Лукреция любит тебя. Вдвоем вы счастливы. Но неужели ты забыл те чувства, с которыми приехал в Рим?
– Тогда я еще не знал Лукреции.
– Вспомни, Альфонсо! Ты ведь боялся не только ее.
– Его Святейшество стал моим другом, а Чезаре больше здесь нет.
– Ах, братец мой! Настроение Папы переменчиво, а Чезаре не будет вечно оставаться во Франции! Он хочет добиться руки моей кузины Карлотты. Если это ему удастся, он вернется в Италию.
Альфонсо нетерпеливо покачал головой. Ему хотелось наслаждаться своим счастьем, а мысль о возвращении Чезаре могла испортить не только сегодняшний, но и завтрашний день.
– Ему не позволят жениться на Карлотте.
– Разумеется! – воскликнула Санча. – Но тогда может случиться, что он приведет с собой французов. Альфонсо, ты еще не забыл наше бегство на остров Иския? А помнишь, как вернулись в Неаполь? Помнишь, что мы там увидели, что слышали собственными ушами?.. Если придут французы, все это повторится!.. Только теперь с ними будет маршировать Чезаре Борджа, их верный союзник!
– Борджа… будет воевать против Неаполя?
– Против Неаполя, против Милана и против всей Италии. Это семья коварных изменников, а Чезаре не очень-то дружелюбен к тебе, Альфонсо.
– Ох, лучше не вспоминай о нем. Может быть, во Франции с ним произойдет какой-нибудь несчастный случай. Вряд ли французы полюбят его.
– Альфонсо, не будь ребенком. Посмотри правде в глаза. Мы должны защищаться. Сплотить Неаполь, Милан… все города, в которых сможем найти поддержку. Вот почему Асканио Сфорца пришел в твои покои. Он наш новый друг, а будут и другие. Ты станешь назначать им встречи. Пока остальные будут танцевать, петь, слушать музыку или читать стихи, мы начнем собирать всех наших друзей и готовиться к тому, чтобы в нужное время разрушить союз Ватикана и Франции.
– Политика, – поморщился Альфонсо. – Не люблю политику. К чему все эти разговоры о войне и насилии, когда есть поэзия, музыка… любовь, наконец.
– Боже, какой идиот! – взорвалась Санча. – Если ты желаешь по-прежнему наслаждаться жизнью, то тем более – учись защищать ее!
Альфонсо нахмурился. Он не хотел думать о неприятном, а слова Санчи возвращали его к страхам, пережитым по дороге в Рим.
– Как ты полагаешь, что скажет Папа, когда узнает об этих собраниях в нашей гостиной?
– А почему он должен узнать о них?
– Потому что он часто бывает здесь и слышит, о чем разговаривают гости.
– Мы не настолько глупы, чтобы в его присутствии обсуждать наши проблемы.
– Все равно, ему донесут.
– Не думаю. Мы не станем доверять наши секреты тем, кто не окажется среди нас. Кстати, нам нужно будет остерегаться Лукреции. Она всегда останется лояльной по отношению к своему отцу и брату. В их семье все преданы друг другу.
– Но это ее дворец. А я ее супруг. Как ты можешь требовать, чтобы я держал секреты от нее?
– Глупец! Очнись от своих любовных грез, пока у тебя не отняли ее. И не ее одну, не только Лукрецию! Как ты считаешь, что с тобой произойдет, если французы начнут новое вторжение, а Папа будет на их стороне? Едва ли он заявит, что брак его дочери снова оказался неполноценным. Слишком уж очевидно, как ты проводил все эти ночи. Нет, братец мой, развод тебя не спасет.
Альфонсо задрожал; прежние страхи оживали в нем. После свадьбы его еще долго преследовали ночные кошмары – тогда он просыпался в холодном поту и, прижимаясь к Лукреции, просил поговорить с ним. Ему снилось, что обнаженный меч, который держали над ними во время свадебного ритуала, медленно опускался на его голову; что человеком, сжимавшим этот меч, был Чезаре; что Папа смотрел во все со стороны и благодушно улыбался, а Чезаре воспринимал его улыбку как приказ убить их зятя.
Санча возвращала ему ужас перед семьей Борджа.
– Альфонсо, дорогой мой брат, у нас еще есть время, чтобы кое-что предпринять. Если мы объединимся, то сможем победить французов. В прошлый раз они напали на нас только потому, что Италия была разрознена междоусобицами. Теперь мы не станем повторять прежних ошибок. Мы сплотимся и, что бы ни случилось между Францией и Римом, будем держаться друг друга. Наши шпионы в Ватикане будут сообщать нам обо всем, что там происходит. А уж вместе-то Милан и Неаполь непременно выстоят против альянса, который в Париже подготавливает Чезаре Борджа, желающий взамен получить французские земли и нашу кузину Карлотту.
– Но от меня-то что требуется? – в отчаянии спросил Альфонсо.
– Только одно – быть с нами. И поговорить с Лукрецией. Разумеется, так, чтобы она не догадалась о наших планах. Пусть твоя супруга попросит кое-какие привилегии у Его Святейшества. Он ведь ей ни в чем не отказывает, не так ли?
Альфонсо заморгал, и Санча рассмеялась.
– Ах, да не падай ты духом, Альфонсо! Право, жизнь прекрасна и удивительна. Вот только не забывай, что она может очень быстро перемениться. Наша задача – не допустить этого. Мы должны сохранить то, что имеем. Полагаю, ты согласен со мной?
Альфонсо кивнул.
Его позвала Лукреция. Она хотела, чтобы он спел под ее аккомпанемент на лютне. Альфонсо подошел к ней с беззаботной улыбкой, и Санча осталась довольна тем, как ее брат умел скрывать свои чувства.
Он же отдал должное справедливости ее слов, а потому вскоре приступил к действиям; в последовавшие недели ему удалось незаметно убедить Лукрецию в непричастности Асканио Сфорца к клевете, которую распространял родственник кардинала. Поговорил он и о желательности добрых отношений между Неаполем и Миланом – городов, способных лишь сообща выстоять против возможного французского нападения.
– Никакого французского нападения не будет, – уверенно сказала Лукреция. – Ведь мой брат Чезаре стал другом французского короля, и во Францию он поехал как раз для того, чтобы предотвратить подобное бедствие.
Тогда Альфонсо повторил то, что ему на ухо шепнул Асканио.
Чезаре уже довольно долго гостил во Франции, а никакие известия о его браке все еще не поступили. Разумеется, о таких вещах лучше не говорить Его Святейшеству – всем известно, как он благоговеет перед сыном, – но не могло ли случиться так, что коварный король Франции посчитал Чезаре своим врагом и, не переставая воздавать ему всевозможные почести, в то же время удерживал его в качестве заложника?
Лукреция не на шутку встревожилась, а Альфонсо почувствовал растущее негодование – на ее всепоглощающую озабоченность делами семьи.
Теперь она только и будет думать, что о Чезаре да о том, что ее брата против воли не выпускают из Франции. Совсем забудет об их любви и страсти.
Когда же тень Чезаре перестанет омрачать его супружескую жизнь?
Свадебные торжества были в разгаре. Во главе стола, накрытого в огромной зале дворца, восседал король Франции – довольный сознанием того, что самая желанная из всех женщин наконец-то стала его супругой. Рядом с ним сидела королева Анна, молодая и прекрасная, и тоже сиявшая от удовольствия.
Вдова скончавшегося короля Карла, прежде она не проявляла большого желания вступить в брак с его преемником; однако все понимали, какие приятные чувства ей предстояло испытать, вновь очутившись на французском троне.
Она была богатой женщиной, и кое-кто мог сказать, что Луи позарился на ее британские владения. К счастью, обильные урожаем земли туманного Альбиона не были пределом его мечтаний. Взять хотя бы блаженную горбунью Жанну. Та оказалась не только безнадежно глупой, но и – непростительный грех для особы королевской крови – бесплодной супругой.
Анна сознавала свои достоинства и гордилась ими. Ей было двадцать три года – возраст, позволяющий подарить королю сына, в котором тот так нуждался. Ведь Луи в свои тридцать семь лет еще мог иметь детей.
Среди ее гостей был человек, известный во Франции как герцог де Валентинуа. Он казался странным, опасным мужчиной, этот новоиспеченный герцог; может быть, потому-то Луи и решил остерегаться его. Луи всегда был так осмотрителен; придворные зачастую подтрунивали над тем, что называли его скупостью, но даже самые язвительные насмешки приближенных Луи предпочитал слезам остальных подданных, которых опасался разорять своими прихотями. Вот и сейчас – на собственной свадьбе! – он едва ли выглядел как подобает королю. И самый богатый, самый изысканный и пышный наряд был у герцога де Валентинуа.
С этим вечером Чезаре связывал немало надежд, особенно актуальных с тех пор, как начал понимать, какую позицию по отношению к нему заняли французы. Карлотта тоже была на балу, и Чезаре, поднимая глаза, всякий раз видел ее – юную, прелестную, чем-то похожую на Санчу. Воспитанная при дворе Анны Британской, она на взгляд Чезаре казалась чересчур благонравной, но тем самым лишь сильнее интриговала его. Он не испытывал больших сомнений в том, что при первом же удобном случае сможет пристроить эту девушку возле своих ног. А потом – жениться на ней, какие бы препятствия ни возникли.
Чезаре не доверял французам. Они были слишком умны, коварны, а с другой стороны, слишком непривычной оказалась жизнь среди людей, которые не трепетали от страха перед ним. В Марселе, едва сойдя с палубы корабля, он понял, что очутился в стране, где герб с изображением пасущегося быка, увы, никого не повергал в ужас. Его дурная слава всюду летела впереди него; этот народ знал его как убийцу и человека с определенными политическими амбициями – знал, но не боялся.
Сейчас, разглядывая жалкого, потрепанного короля французов, он вновь вспоминал свою первую поездку по их земле. Его лошади гордо цокали серебряными подковами, многочисленная пышная свита держалась важно, с достоинством, а на нем самом был ослепительно роскошный наряд – бархат и атлас, сплошь усыпанные драгоценными камнями, каждый из которых стоил целого состояния. Более того, с собой он вез буллу о разводе, бесценный дар Его Святейшества. Нет, не дар, а величайшее одолжение, за которое Луи должен был заплатить сторицей.
Однако лишь самый простой люд выходил из домов и лачужек, чтобы посмотреть на него и его великолепный кортеж. Выходил, и… Чезаре видел их насмешливые взгляды, слышал, как они бросали ему в спину:
– Столько добра, и все для какого-то ублюдка!
– Вот куда уходят денежки, которые мы платим нашим священникам! Видать, папские индульгенции кое-кому идут на пользу!
– По сравнению с ним наш славный король выглядит как нищий! А ведь этот хлыщ – всего лишь герцог Валанса!
Они были настроены враждебно. Если он хотел произвести впечатление на французов, ему бы следовало повести себя скромнее.
Чезаре чувствовал, что они и теперь смеются над ним, что поношенный плащ и замусоленную шляпу Луи надел только для того, чтобы обратить всеобщее внимание на дурной вкус этого выскочки, кичащегося герцогским титулом и забывшего о своем незавидном рождении. Чезаре был среди чужих, и ему давали это почувствовать.
Он отчетливо помнил свою первую встречу с королем, который в то время отдыхал в Амбуа. Луи не был бы самим собой, если бы упрекнул его за неуместную пышность наряда или показал, что заметил великолепные бриллиантовые украшения на атласном камзоле своего гостя; вместо этого он сказал, что Карлотта Неаполитанская находится при дворе Анны Британской и что только от будущей королевы Франции зависит, когда они встретятся.
Чезаре заподозрил ловушку и не стал вручать буллу о расторжении брака.
Разве у них не было деловой договоренности? Разве папская булла не стоила французских владений, титула и супружества с неаполитанской принцессой?
Не совсем так, поправил Луи. Он был человеком слова – как же мог он заключать сделку, рассчитывая на то, что ему не принадлежит? Чезаре получил все обещанное. У него есть и поместье, и титул, и свобода добиваться руки Карлотты. Луи расплатился сполна. Следовательно, он вправе требовать буллу о разводе.
Вот когда Чезаре начал уважать этот народ и осознавать необходимость умерить свои запросы. Ему не оставалось ничего иного, как только вручить королю папскую буллу. Завладев желаемым, Луи обрадовался и тотчас стал готовиться к свадьбе. Своему гостю он милостиво разрешил устроиться при дворе.
Однако шли месяцы, а счастливый случай все не представлялся. Анна Британская ничего не обещала. Судя по ее словам, она и не очень-то нуждалась в замужестве. Это король так пылко ухаживал за ней.
Чезаре уже не раз слышал насмешки в свой адрес. Догадывался, о чем поговаривали в Риме. Представлял, какие эпиграммы пишут на стенах те недоброжелатели, которые не так давно боялись даже упоминать его имя. И знал, что любой ценой должен добиться свидания с этой девушкой.
Сейчас Карлотта изредка посматривала на него. Он улыбался ей, пускал в ход все свое обаяние, такое неотразимое для итальянок.
Она опускала глаза, притворяясь сосредоточенной на пище и на разговоре со своим соседом. Как вызывающе повели себя король и королева, посадившие ее рядом с этим мужчиной! Да кто он такой? Кто он, неизвестный ему блондин с бледным холеным лицом? (Чезаре теперь всегда обращал внимание на чужую кожу – помнил о своей, безнадежно испорченной перенесенной болезнью).
Он обратился к французу, сидевшему справа от него:
– Кто этот мужчина, что сейчас разговаривает с госпожой Карлоттой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31