А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Когда же она наконец появилась, свежая и отдохнувшая в тенистой повозке, то не выразила ни малейшей озабоченности его усталым и рассерженным видом. Тогда-то он и открыл для себя еще одну сторону в характере мягкой и отзывчивой Лукреции.
Герцог Урбинский Гвидобальдо ди Монтефельтре сидел на скамейке в монастырском саду, что простирался за стенами его города. Сегодня боль в пояснице была не так мучительна, как обычно, и он наслаждался покоем, с удовольствием вдыхая душистый аромат цветущих кустарников и деревьев.
Его супруга Элизабетта гостила в Мантуе. Гвидобальдо догадывался, что она и Изабелла сейчас обсуждали скандал, разразившийся между Эсте и Борджа. Изабелла понуждала своего отца дать Лукреции десять тысяч годового дохода и ни дуката больше.
Как они обе ненавидели невестку герцога! В какой-то мере Гвидобальдо понимал Элизабетту – но поступки Изабеллы мог объяснить только ревностью. Перед отъездом супруги он просил ее забыть об их старых обидах и не держать зла на невинных.
«Мне не повезло на войне, – сказал он. – Лукреция тут ни при чем».
Тогда Элизабетта закричала: «На войну ты ушел молодым и здоровым – а вернулся калекой! Александр мог бы спасти тебя. Но он оставил тебя чахнуть в той ужасной темнице. Это не его дело, сказал он. Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь смогу забыть его слова?»
«Возьми себя в руки, Элизабетта, – сказал он. – Глупо обвинять эту несчастную женщину».
«Я обвиняю их всех! – продолжала кричать она. – Я хочу, чтобы Борджа испытали хотя бы частицу тех страданий, которые причинили нам!»
Вспоминая о той перепалке, Гвидобальдо качал головой. Разве ненависть может кому-нибудь принести счастье? Нет, чтобы зажить спокойно, нужно забыть о своих прошлых обидах, о старых ранах. Как раз это он и пытался сделать сейчас – даже сейчас, когда Чезаре Борджа проходил с войском через Урбино, возвращаясь из Романьи в Рим.
Предварительно Чезаре попросил соответствующее разрешение хозяев города. Элизабетта отказала бы, хотя бы и знала, что тем самым ввергнет Урбино в войну с могущественным Папой. Она бы кричала: «Я не желаю идти на уступку этим Борджа, какой бы малой та ни была! Пусть ведет своих солдат по длинному пути – в обход Урбино! Пусть знает, что мы ничего не забыли. Он смеялся над тобой, когда ты потерял свое мужское достоинство, – а ведь ему было известно, что в этом виноват его отец!» Гвидобальдо пришлось бы успокаивать ее. Объяснять, что отказ означает войну. Поэтому он был рад, что супруга находилась в Мантуе и они избежали одной из тех неприятных сцен, когда ему напоминали о его увечьях, доставлявших такую боль.
Потягивая вино из кубка, он размышлял о том, когда все это кончится. Верно ли говорят, что аппетиты кровожадного Валентино растут по мере расширения его владений? Что если Чезаре не остановится до тех пор, пока не завоюет всю Италию?
Проклятые мысли. В его жизни было слишком много войн. На них он держался, как подобает солдату, но теперь уже не годится ни для каких сражений. Вот и остается только пить доброе вино да наслаждаться отсутствием своей супруги.
Он задремал, а проснулся от стука лошадиных копыт. Где-то совсем близко слышались голоса.
– К герцогу, говорю вам! Он здесь? Срочно проведите меня к нему!
О чем он успел подумать в течение тех нескольких секунд, которые понадобились гонцу, чтобы добежать до него? Догадался ли он о случившемся?
Элизабетта была права, когда сказала, что только дураки доверяют Борджа. Он открыл свои владения войскам Чезаре, и те получили возможность без боя завладеть самим городом.
Гонец упал перед ним на колени.
– Мой господин, нельзя терять ни одного мгновения! Валентино вступил в Урбино! Теперь город в его власти, и он послал солдат за вами. Возьмите моего коня, мой господин… спасайте свою жизнь!
Так Гвидобальдо ди Монтефельтре, дважды обманутому семьей Борджа, пришлось взобраться на скакуна своего бывшего слуги и помчаться прочь со всей скоростью, которую ему позволяло его искалеченное тело.
В Мантуе оказалось, что новость опередила его. Элизабетта заперлась в своих покоях и никому не открывала. Гвидобальдо встретили Изабелла и Франческо. Они накормили его и настояли на том, чтобы он прилег отдохнуть.
– Проклятые Борджа! – то и дело восклицала Изабелла.
Однако, когда она осталась наедине с супругом, Франческо заметил задумчивый блеск в ее глазах.
– Гвидобальдо поступил глупо, впустив Валентино в свои владения, – сказала она. – Как мог он оказаться таким дураком?
– Война сломила его. И он уже не молод. Вот что случилось с Гвидобальдо.
Изабелла ходила из угла в угол. Перед ее глазами стоял замок Урбино и чудесная коллекция статуэток, которая принадлежала Элизабетте и которой Изабелла всегда завидовала. Она просила Микеланджело сделать для нее что-нибудь наподобие его Спящего Купидона, но тот не согласился работать по заказу. Вот так же и Леонардо да Винчи – вечно отказывался сделать какую-нибудь изящную вещицу, а занимался конструированием какой-то дренажной системы, которая якобы должна была уберечь города от эпидемий чумы. По крайней мере, подумала Изабелла, проклятый Валентино не уничтожит произведения искусства.
Франческо молча наблюдал за ней. Она резко повернулась к нему.
– Как ты можешь улыбаться? Не понимаешь, что это означает для Гвидобальдо и Элизабетты?
Выражение его лица стало серьезным.
– Слишком хорошо понимаю, – вздохнул он. – Я улыбнулся, подумав о том, что это означает для тебя.
– Что ты хочешь сказать? Разумеется, я разделяю их горе.
– А также можете разделить их сокровище.
Ей захотелось ударить по его самодовольной немецкой физиономии. Он был невыносим, со своей привычкой читать ее мысли.
Тем не менее она не собиралась отказываться от идеи написать Чезаре Борджа и со всей необходимой тактичностью известить его о том, что в коллекции статуэток, находящейся в замке Урбино, есть одна – Спящий Купидон, работы Микеланджело, – которую уже давно желает приобрести маркиза Мантуанская.
Чезаре Борджа неплохо разбирался в искусстве, и Спящий Купидон произвел на него большое впечатление. Во всей Италии не найдешь более изящной статуэтки, подумал он. Не послать ли ее Лукреции? Изабелла сойдет с ума от злости.
Чезаре расхохотался. Он уже почти поддался своему первому побуждению, но вдруг засомневался. В последнее время ему все чаще приходилось задумываться о расширении завоеванных владений. И во многих его планах важное место отводилось Изабелле Мантуанской – она была умной женщиной и пользовалась немалым влиянием среди аристократов.
Нет, ему не следовало давать волю своим безрассудным порывам.
Если подарить ей этого купидона, то что можно попросить взамен? Во-первых, в Мантуе укрылись герцог и герцогиня Урбинские. Их нужно прогнать оттуда. Во-вторых, у Чезаре есть дочь от Шарлотты д'Альбре и ей необходимо найти достойного супруга. Молодой наследник Мантуи слывет одним из самых прелестных мальчиков Италии. А вот у Шарлотты девочка оказалась не совсем удачная – смышленая, но со слишком большим носом. Если она вырастет уродиной, то за нее будут требовать огромное приданое. Поэтому лучше ее пристроить сейчас, пока она еще ребенок. А сын Изабеллы, чем он ей не партия?
Эту новость Лукреции сообщили, когда она отдыхала после купания в ароматизированной ванне.
Анджела видела, как вздрогнули ее глаза и сжались губы. Когда они остались одни, она подбежала к кузине и обняла ее.
– Дорогая моя, вы так сильно огорчены?
– Я останавливалась у них, – ответила Лукреция. – Герцог был очень добр ко мне.
– Герцог – да. Но не герцогиня. Ненавистное создание. В своем черном бархатном платье и в черной шапочке она была похожа на старую озлобленную ворону.
– Он попросил дать ему пройти через Урбино, – сказала Лукреция, – и его пустили в город. А он вероломно напал на них… когда они не могли оказать никакого сопротивления. Ах, зачем он так поступает? Зачем заставляет меня сгорать от стыда?
– Вы слишком впечатлительны. Это война, а в войнах мы ничего не понимаем.
– Мой брат очень жестокий человек. Он никого не щадит – ни мужчин, ни женщин, ни детей… и тем самым губит нашу репутацию. Я больше никогда не приеду в Урбино.
– Герцог и герцогиня находятся в безопасном месте. Ваша золовка Изабелла позаботится о вашей драгоценной Элизабетте.
Лукреция велела запереть дверь и никого не впускать в ее апартаменты. Теперь здесь не было слышно ни смеха, ни музыки, ни песен. Она плакала.
Адриана, Анджела, Джиролама и Никола пытались утешить ее.
– Во всяком случае, они в безопасности, – повторяли они. – Им дали убежище в Мантуе. Там им ничего не грозит.
Они не знали, что герцог и герцогиня уже держали путь в Венецию. И не могли предположить, что маленького наследника Мантуи скоро помолвят с дочерью Чезаре Борджа.
Как раз в это время Изабелла стояла перед своим ночным столиком и любовалась изящной статуэткой работы Микеланджело.
Франческо тоже пришел посмотреть на нее. Он прошептал:
– И впрямь великолепна. Наслаждайся, Изабелла. Ты дорого заплатила за нее.
К середине июля установилась невыносимая жара.
В Ферраре вспыхнула чума, и вот, к ужасу всех обитателей замка, ею заразилась одна из многочисленных служанок герцога. Вскоре заболела Анджела Борджа – не очень тяжело, но Лукреция перепугалась.
В короткое время стали жертвами эпидемии и умерли две девушки из свиты Лукреции.
Затем, казалось, настала и ее очередь.
Когда эта новость достигла Рима, Ватикан охватила паника. Александр разве что в истерике не бился. Он метался из одной комнаты в другую, то взывая ко всем святым и умоляя их уберечь его возлюбленное чадо, то потрясая кулаками и грозя карательной экспедицией Ферраре, не удосужившейся вовремя переправить Лукрецию в какое-нибудь безопасное место. Правда, придя в себя, он направил к герцогу не гвардейцев, а надежных лекарей.
Кроме того, он послал письмо Чезаре, которого просил молиться вместе с ним и уповать на то, что величайшее из несчастий минует их многострадальную семью.
Между тем состояние Лукреции становилось все более серьезным. Лекари озабоченно качали головами и советовали готовиться к худшему.
«Продолжение беременности ей не под силу, – таков был их общий приговор. – Лучшим исходом были бы преждевременные роды – тогда мы бы смогли унять жар». Герцог вызвал в Феррару Альфонсо, который незадолго до того уехал по семейным делам в Павию. Примчавшись домой, тот опрометью побежал в апартаменты супруги.
Вид Лукреции, никого не узнававшей и метавшейся в беспамятстве по постели, привел его в отчаяние. Он упал на колени и схватил ее пылавшую жаром руку.
– Все будет хорошо, – зашептал он. – Ты поправишься. Мы заживем дружной семьей… ты родишь много детей… даже если потеряешь этого.
Но Лукреция только смотрела на него невидящими глазами, и Альфонсо, немного помолчав, встал на ноги.
Она умирала – так говорили во всем замке. Ее беременность с самого начала была не из легких, а теперь к ней присовокупилась лихорадка. Следовательно, шансов никаких.
От Папы приходили письма, полные отчаяния и гнева. Александр умолял спасти дочь и в то же время угрожал расправой. «Смерть моей дочери станет величайшим ударом для всех Борджа, – писал он. – Но и в семье Эсте его почувствует каждый, уверяю вас».
Тщетно старый герцог созывал лекарей и просил их сделать все возможное. Состояние Лукреции день ото дня ухудшалось. Наконец было сказано:
– Еще одну ночь она не переживет.
Она лежала без сознания и не понимала, что происходит вокруг, когда за высокими стенами замка послышался стук лошадиных копыт.
Перед воротами остановилась небольшая группа всадников. Один из них, высокий и стройный, спрыгнул с коня и крикнул:
– Эй, кто-нибудь! Срочно проведите меня к герцогине Феррарской!
Какой-то слуга бросился ему навстречу.
– Мой господин, это невозможно! Герцогиня лежит при смерти, а в городе чума! Не входите сюда, если дорожите своей жизнью!
– Прочь с дороги, – прозвучал ответ. – А если сам дорожишь жизнью, быстро веди меня в спальню твоей герцогини.
К ним подбежали другие слуги. Один из них узнал пришельца. Он упал на колени и воскликнул:
– Мой господин, в городе чума!
Через мгновение он кубарем отлетел в сторону, а вслед ему прогремело:
– С боем мне пробиваться к своей сестре, что ли? Все тотчас пали ниц, а пострадавший простонал:
– Следуйте за мной, господин герцог. Я проведу вас прямо к ней.
Весь замок содрогнулся от ужаса. У феррарцев перехватывало дыхание, когда они шептали друг другу:
– Здесь Валентино!..
Они ждали за дверями. Это чудо – говорили они; она была при смерти, а он возвращает ее к жизни.
Он велел принести вина – чтобы привести ее в чувство, сказал он, – а когда получил требуемое, лекари и прислуга изумились произошедшей с ней перемене. Казалось, этот человек вдохнул в нее новую жизнь.
Сверхъестественно и непостижимо – таково было их общее заключение. В этих Борджа есть что-то нечеловеческое. Они сеют смерть, и они же восстают из мертвых.
Те странные, непонятные слова, которые произносили двое людей в комнате за дверями – они говорили на валенсийском диалекте, – представлялись им какими-то варварскими заклинаниями. Слушатели вспоминали о нанесенных Лукреции оскорблениях и молили Бога, чтобы о них не узнал Валентино.
Лукреция говорила:
– Зря ты приехал, Чезаре. У тебя и так слишком много дел.
– Дела подождут. Сейчас самое важное – твое здоровье. Я хочу послать гонца к нашему отцу.
– Он будет счастлив узнать, что ты навестил меня.
– Он будет счастлив только тогда, когда узнает, что ты поправилась. Лукреция, тебе нельзя умирать! Ты слышишь меня? Что станет с нашим отцом… со мной… если мы лишимся тебя?
– Но у тебя своя жизнь, Чезаре. Тебя ждут новые битвы и новые победы.
– Зачем они мне, если я потеряю тебя? Он обнял ее, и она заплакала.
– Я постараюсь поправиться. Ох, Чезаре, я так много думала о тебе… и о нашем отце… Я знаю о том, что ты сделал в Урбино.
По ее голосу Чезаре понял, какое горе причинил ей своей победой.
– Лукреция, дорогая, – сказал он. – Мне необходимо основать свое королевство. Но не думай, что я это делаю для одного себя. Ты… наш отец… наши дети… мы все будем пожинать плоды моих побед. Один из своих новых городов я подарю нашему маленькому Джованни. Что ты на это скажешь? О нашем Романском младенце тоже нельзя забывать.
– Ты утешаешь меня, – сказала она. – Ах, я часто думаю о своих детях.
– Не тревожься, дорогая. С ними ничего не случится, пока рядом будем я и твой отец.
Он положил руку на ее лоб.
– Милая, тебе пора поспать, – добавил он. – Поспи, а я посижу возле твоей постели.
Вскоре она и вправду заснула. Он находился в ее комнате до утра, а когда сам пошел отдохнуть и выспаться, в замке все говорили о свершившемся чуде – теперь казалось, что Лукреция поправится.
Несколько недель спустя, когда Лукрецию, все еще слабую, служанки усадили на постели, она вдруг вскрикнула от боли.
– Кажется, у меня начались схватки, – чуть позже простонала она.
В ее комнате собрались лекари. Их страхи, рассеявшиеся с приездом Чезаре, снова ожили.
Разве могла она выдержать роды, не доносив ребенка оставшиеся два месяца и еще не оправившись после такой тяжелой болезни? Это казалось невозможным.
Возле ее изголовья стоял Альфонсо.
– Не расстраивайся, дорогой, – сказала она. – Если я умру, ты еще женишься… у тебя будут дети от другой женщины.
– Не говори о смерти! – воскликнул Альфонсо. – Тебе нужно выжить! Я… я люблю тебя, Лукреция.
Она уже не слышала его слов. По ее лбу катились крупные капли пота, схватки участились. Вскоре на свет появился ребенок – девочка. Она родилась мертвой.
Наутро Чезаре снова прискакал в замок. С его появлением воспрянули надежды – все уже верили в его сверхъестественные силы и ждали от него еще одного чуда.
У дверей в комнату Лукреции его встретили Эркюль и Альфонсо.
– Умоляю вас, – воскликнул Альфонсо, – спасите мою супругу! Мы все только на вас и уповаем.
Когда Чезаре приблизился к постели Лукреции, ее тусклый взгляд немного просветлел. Она узнала его, хотя до этого не замечала ни одного человека, кто бы ни подходил к ней.
Он встал на колени и обнял ее. Затем попросил оставить их наедине. Ему подчинились, а через некоторое время он позвал лекарей и велел пустить сестре кровь.
– Не надо, – простонала Лукреция. – Я устала от лекарств. Дайте мне отдохнуть.
Чезаре укоризненным тоном произнес что-то по-валенсийски и подал знак лекарям.
Они поставили пиявки. Когда кровь слили в небольшую серебряную чашу, Чезаре снова что-то произнес. И хотя никто не понял его слов, было ясно – сказал что-то смешное, потому что Лукреция вдруг засмеялась. Люди, стоявшие в комнате, переглянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31