А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– К счастью, выяснилось, что виноват шкипер второго судна, оказавшийся сыном хозяина молочной фермы, который взял судно без разрешения отца.
– Должно быть, для вас это был очень печальный опыт, леди Сэйбл? – пробормотал Уайклиф, сожалея, что она сидит рядом со своими родителями и он не может, утешая девушку, взять ее руки в свои. – Надеюсь, с вами было все в порядке?
– Сэйбл чуть не утонула, – успел выпалить Лайм, – но ее спас капитан сэр Морган!
– Морган Кэри? – взорвался Уайклиф. – А он-то какого черта оказался в Марокко?
Сэйбл наклонила голову, словно избегая любопытствующих взглядов Уайклифа и его матери. Ярость охватила графа при виде ее поникшей фигурки. Ему отчаянно захотелось уберечь своего беззащитного ребенка от чужих людей.
Почувствовав, что он вот-вот выйдет из себя, Рэйвен взяла его за руку.
– Чарльз… – проговорила она, но, к счастью, напряженное молчание было нарушено появлением пожилого дворецкого.
– Обед готов, миледи, – вежливо сообщил он.
– Спасибо, Паррис! – со вздохом облегчения произнесла Рэйвен.
Стол был накрыт, и Рэйвен без труда удалось загладить неловкость, пригласив членов семьи и гостей занять места.
Уайклиф досадовал, что Эдвард Сен-Жермен сел возле сестры, не уступив это место ему, но скрыл неприязнь к молодому наследнику под напускной улыбкой.
В этот знойный летний день Перри решил приготовить ледяную окрошку, которую разливали Паррис и еще один слуга. Лайм был в восторге от первого блюда и в особенности от свежеиспеченных булочек, поданных к нему. И лишь когда супницу отставили в сторону, заговорила Летисия Блэкберн.
– Вы упомянули сэра Моргана Кэри, я не ошиблась? – спросила она у графа, сидевшего, как обычно, во главе стола. – Я подумала, что это имя как будто бы знакомо мне, и теперь вспомнила, что вблизи Тотниса, примерно в десяти милях от моего дома в Девоне, живет джентльмен, носящий такое имя.
– Мне точно неизвестно, где проживает сэр Морган, – лаконично ответил граф, по тону которого было ясно, что он не намерен углубляться в эту тему.
К несчастью, миссис Блэкберн явно не умела замечать такие нюансы и беспечно продолжала:
– Этот Морган Кэри был офицером, но мне помнится, что он вышел в отставку совсем молодым. Кажется, он получил рыцарский титул от королевы, но, в общем, о нем мало что известно. Он уединился в своем большом доме. По-моему, это место называется Эмблинг-Кросс, так как дом построен у пересечения дорог между деревней Эмблинг и Тотнисом.
Сэйбл слушала ее, опустив глаза и моля Бога, чтобы никто не заметил, как ей интересно то, что говорит эта дама. Неужели правда, что у Моргана есть поместье в Девоне? Был ли Эмблинг-Кросс тем домом, который Грейсон всегда упоминал, рассказывая о славной жизни в деревне, которой он наслаждался до того момента, пока Морган не снарядил «Вызов» и не сделал его стюардом? Девушка старалась сурово напомнить себе, что ее больше не интересуют дела Моргана и его прошлое, как и его будущее больше не волнует ее, и лучше вообще не вспоминать о нем.
– Кажется, несколько лет назад он продал свое поместье, – продолжала миссис Блэкберн, морща лоб. – Меня это не удивило: ведь он не тот человек, который мог бы смириться с тихой жизнью в деревне. К тому же Эмблинг – весьма маленькая деревенька, и я припоминаю, что его необычный образ жизни приводил в недоумение многих односельчан. Но, конечно, – добавила она, вдруг сообразив, что сплетничает о человеке, который, возможно, является другом графа, – все это относится к тому времени, когда я еще была замужем за Джосиа, и все эти пересуды я вновь услышала, лишь вернувшись в Тотнис.
– Сэр Морган навестил нас в начале лета, – важно сообщил Лайм, ему понравилось все, что миссис Блэкберн говорила о капитане. – Он был весьма любезен со мной и даже катался на Фальстафе – лошади Сэйбл, которая обычно сбрасывает с себя незнакомого седока.
Миссис Блэкберн снисходительно улыбалась, хотя в душе удивлялась, почему граф и графиня терпят присутствие своего младшего сына за столом. Дети его возраста должны есть в детской со своей няней, а не встревать в разговоры взрослых!
Уайклиф сидел молча, пока говорила его мать. Он был весьма шокирован, когда эта беззубая старуха Ханна Дэниэлс поведала ему, что Морган Кэри притащился в Нортхэд просить руки Сэйбл Сен-Жермен. Трудно даже представить себе более неподходящую пару: такая нежная и сердечная леди Сэйбл и несдержанный грубиян Морган Кэри! Позднее он, конечно, выяснил, что старуха нафантазировала, но тот факт, что сэр Морган оказался в Танжере одновременно с леди Сэйбл и ее братом, вновь вызвал его подозрения.
Он никогда не забывал надменного капитана, который вел себя так, словно у него больше прав гостить у Сен-Жерменов, чем у него, у самого Уайклифа. И его все еще бесило воспоминание о том, как грубо обошелся с ним Морган Кэри в тот день, когда он потерял голову и поцеловал Сэйбл в коридоре! Не будь тогда рядом Сэйбл, уж он бы осадил надменного негодяя, говорил себе теперь Уайклиф, поджимая губы и забыв, насколько тогда был напуган грозным капитаном.
Уайклифу мучительно хотелось побольше узнать о странной связи между графом Монтерреем и капитаном сэром Морганом Кэри, но его желанию не суждено было сбыться. В этот момент Паррис принес следующее блюдо. Все разговоры оборвались, и ему пришлось молча ждать, хотя он сгорал от нетерпения получить ответы на свои невысказанные вопросы.
– О-о, что это? – воскликнул Лайм, поедая глазами огромное блюдо, прикрытое крышкой. Серебряная крышка прилегала так плотно, что не разглядишь, что же там внутри. Любопытство одолевало мальчугана.
– Здесь одно из ваших любимых блюд, лорд Лайм, – подмигнул Паррис, не в силах удержаться от замечания при виде восторженной улыбки и оживления мальчика, что, по мнению миссис Блэкберн, было непростительной фамильярностью для слуги.
– Маринованная селедка! – вскричал Лайм, у которого округлились глаза, когда дворецкий учтиво приподнял крышку. Протянув ложку, чтобы попробовать кусочек, он замер, заметив жесткий взгляд отца. Лайм покраснел, поняв, что совсем забыл о присутствии гостей, и тут же положил руки на колени, являя собой образец благовоспитанности.
Губы графа дрогнули, когда его глаза встретились со смеющимися глазами супруги. Ему не нравилось, что спокойная атмосфера семейной трапезы нарушена присутствием нежеланных гостей, которых раздражает поведение Лайма, но он не мог и не посмеяться над гримасами младшего сына. Но тут его взгляд упал на дочь – нежные губы ее дрожали. «Что же так тревожит девочку?» – задавал он себе вопрос, досадуя на свою беспомощность. Несмотря на ее заверения, он начал подозревать, что во время плавания с ней произошло нечто чрезвычайное – его мягкую, доверчивую дочь подменили печальным существом, с которым он никак не может установить контакт.
«Проклятый Морган Кэри!» – Чарльз чертыхнулся про себя. Если так будет продолжаться, то, несмотря на увещевания Рэйвен пустить все на самотек, он разыщет капитана и заставит его рассказать, что именно претерпела его дочь во время плавания, отчего она так изменилась.
Не замечая на себе тревожного взгляда отца, Сэйбл с вялой улыбкой приняла порцию селедки, предложенную ей Паррисом. Девушка любила это острое блюдо не меньше Лайма, но когда она подняла вилку, чтобы отведать его, и с тарелки резко пахнуло рыбой, луком и сметаной, к горлу ее вдруг подступила тошнота, и вилка со стуком упала на иол. В ужасе она увидела, что взгляды всех присутствующих устремились на нее. Покраснев, она, пошатываясь, поднялась из-за стола.
– Что с тобой, Сэйбл? – озабоченно спросила Рэйвен.
– Н-ничего, все в п-порядке, – дрожа, заверила она мать, но в горле стоял комок, и она не могла смотреть на селедку на своей тарелке – еду, которая всего минуту назад казалась ей такой аппетитной.
– Ты уверена? – настойчиво переспросила Рэйвен. Отложив салфетку, она хотела встать, но Сэйбл остановила ее:
– Нет-нет, мама, все хорошо! Просто мне нужно выйти на свежий воздух, вот и все. Простите меня, пожалуйста.
И, не обращая больше внимания на взоры окружающих, она быстро вышла на веранду и поспешила туда, где с утесов постоянно дул океанский бриз. Опершись на балюстраду, она сделала несколько глубоких вдохов, пока не прошло головокружение. Она не могла понять, почему так отреагировала на запах блюда, приготовленного Перри. Может быть, ее расстроило то, что в центре общего разговора был Морган?
– Черт бы его подрал! – прошептала она, и слезы брызнули из ее глаз. Неужели она никогда не избавится от любви к этому человеку? Над белыми гребешками волн она заметила одинокого баклана и внезапно поняла, что тоскует о времени, проведенном на залитой солнцем палубе «Вызова», где над головой хлопали паруса, а на юте у штурвала гордо стоял высокий капитан. Ей стало ужасно горько, но она решительно смахнула слезинки. Морган сделал свой выбор. Он даже не попрощался с ней в ту ночь, когда за ней прибыл Дмитрий! Так ей, глупой, и надо – влюбилась в человека, который считал ее не более чем объектом случайного увлечения.
Но вернуться в оранжерею и предстать перед любопытными взорами семьи и гостей она уже не могла. Угнетала и мысль, что придется терпеть назойливые ухаживания Уайклифа, и не хватает только, чтобы Летисия Блэкберн снова завела беседу о Моргане!
– Я больше не вынесу этого! – прошептала девушка. – Господи, как я ненавижу его!
И она проворно побежала через лужайку к одному из служебных входов восточного крыла, где напугала своим неожиданным появлением проходившего мимо слугу.
– Слушаю, миледи? – проговорил он, когда она обратилась к нему, удивляясь, почему обычно веселая, смешливая и счастливая дочь хозяина чуть не плачет.
– Будьте любезны, скажите папе и маме, что я ушла к себе. Скажите, что у меня болит голова, но чтобы они не беспокоились.
– Конечно, миледи. – Ему хотелось предложить ей послать за лекарством, но ее уже и след простыл.
Воланы ее юбки мягко прошелестели по коридору, ведущему к парадной лестнице…
Получасом позже, возвращаясь в своем экипаже в Блэкберн-Холл, Уайклиф бесился, он был явно недоволен визитом в Нортхэд. Повернувшись спиной к внушительному каменному особняку, он устремил взгляд на женщину, сидевшую рядом с ним в открытом экипаже. У него был подавленный вид, на бледных щеках выступили красные пятна.
– Ты же обещала, мать, обещала! – яростно шипел он, сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик, – их мог услыхать возница. – И зачем только я посылал за тобой, если ты отказалась помочь мне?
– Я не думаю… – сухо заговорила Летисия, но сын резким жестом заставил ее замолчать.
– Ты должна была поговорить о моем браке с леди Сэйбл! – обвинял он ее. – И перед нашей поездкой сюда ты клялась, что улучишь момент для того, чтобы поговорить с леди Монтеррей! Я уверен, что она бы благожелательно отнеслась к твоей просьбе, а вместо этого ты спешила, не могла дождаться, чтобы распрощаться. Почему? Ну, почему?
– Уайклиф, не шуми! – укорила его мать, бросив многозначительный взгляд на неподвижную спину возницы.
Маленький экипаж, покачиваясь, катился по обсаженной деревьями аллее, которая вела от представительного портика Нортхэда к почтовому тракту. Был чудесный день, но ни мать, ни сын не замечали зеленых кущ и массы цветов в парке.
– Поскольку леди Сэйбл занемогла, я сочла неудобным затевать разговор о вашем браке, – жестко добавила она, и было видно, что это уже не то униженное существо, на котором когда-то женился Джосиа Блэкберн, после того как Рэйвен Бэрренкорт предпочла ему другого человека.
– Напротив, это только благоприятствовало такому разговору! – возразил Уайклиф. – Ты согласилась поехать со мной сегодня в Нортхэд, чтобы поговорить с графиней, но не воспользовалась идеальной возможностью сделать это наедине, когда Сэйбл убежала!
– Я отказалась от этой затеи, мой мальчик, – отозвалась Летисия, с неудовольствием глядя на своего разгневанного сына. Он настолько стал похож на своего несдержанного отчима, что ей не терпелось расстаться с ним. – У меня была самая веская причина отказаться от разговора с графиней, и тебе следует внимательно выслушать меня!
Уайклиф заставил себя сдержаться. О, как он умолял ее приехать в Корнуолл, когда узнал о возвращении леди Сэйбл! Он был просто уверен, что дело сдвинется с мертвой точки, если мать поговорит от его имени. И чем все закончилось? Эта бестолочь не сумела ничего сделать, и теперь его план рухнул. Рухнул!
– Итак, какие у тебя были основания, чтобы отказаться от беседы с леди Монтеррей? – холодно спросил он, брезгливо поджав губы.
Хладнокровие изменило Летисии Блэкберн:
– Господи Боже мой, у тебя что, сын, нет глаз? Неужели ты не понял, что девчонка Сен-Жерменов на сносях?
Уайклиф воззрился на нее так, словно она потеряла рассудок.
– Да, представь себе, я абсолютно уверена, дорогой юноша, – спокойно продолжала она. – Ты забыл, что до тебя у меня было четверо детей, хотя из всех, к несчастью, выжил только ты. Это было давно, но я отнюдь не забыла, как беременные реагируют на вид и запах пищи. Попомни мои слова: эта высокородная сука, по которой ты сохнешь, носит в своем чреве ублюдка!
– Ты, мать, видно, спятила! – вскипел Уайклиф.
– Неужели? Даю слово, еще до наступления лета лорд и леди Монтеррей станут дедушкой и бабушкой ребенка, у которого нет отца! – Она покачала головой. – Никто из них, кажется, ничего не подозревает, и меньше всех – сама мисс Недотрога. Мой совет тебе, Клиф, – язвительно добавила она, – чтобы восстановить свое порушенное поместье, поищи приданого где-нибудь в другом месте. Девчонка, которая отдается первому встречному, недостойна тебя!
Уайклиф не ответил, потрясенный этим откровением. Уткнув голову в ладони, он молча сидел рядом, а она упивалась своей неожиданной победой. Сколько раз в годы замужества ей приходилось терпеть унижение, ведь Джосиа все еще страстно любил графиню Монтеррей. Ей было невыносимо горько оттого, что и ее сын увлекся девушкой из того же знатного и могущественного рода Сен-Жерменов. Летисия понимала: как бы ей ни была симпатична добрая и славная Сэйбл, граф никогда не допустил бы брака дочери с Уайклифом.
Она согласилась приехать в Корнуолл и выступить в роли свахи лишь потому, что его бесконечные приставания стали ужасно нервировать ее. И теперь она была в восторге оттого, что его надежды рухнули. «Бесхребетное создание», – безжалостно подумала она. Какая жалость, что он так похож по характеру на своего отчима – человека, которого она с годами все больше и больше презирала!
«Ладно, теперь с этим покончено!» – сказала она себе. Хорошо, что по выражению ее лица граф не догадался, что происходит с его дочерью. В это дело она не собиралась встревать, и по ее спине пробежал холодок, когда она представила себе, как высокородный граф рассчитается с виновником греха своей дочери. Слава тебе, Господи, что она «не выпустила кота из мешка»!
Когда вдали показалась черепичная крыша Блэкберн-Холла, пассажиры экипажа не проронили ни слова. Даже возница был погружен в свои собственные мысли, и миссис Блэкберн пришла бы в ужас, если бы могла прочитать их. В запале она говорила так громко, что ее информация не могла пройти мимо ушей человека, сидевшего на облучке.
Миссис Блэкберн не могла предположить, что станет источником информации о состоянии Сэйбл, дошедшей до Нортхэда уже на следующий день, ибо возница был не кто иной, как Джиме, старший грум Блэкберн-Холла и новоиспеченный муж Люси Уолтерс, бывшей камеристки леди Сэйбл. Хотя Джиме ни на грош не поверил словам злоязычной женщины, он не мог не встревожиться. Кто-то должен уведомить графа о сплетнях, распространяемых Летисией Блэкберн, и его милость должен сделать все, чтобы они не вышли за пределы Блэкбери-Холла.
Ситуация весьма деликатная, но Джиме гораздо лояльнее относился к Сен-Жерменам из Нортхэда, чем к своему новому хозяину. Он знал, с каким обожанием его жена служила леди Сэйбл и теперь буквально придет в ужас, если такие шокирующие слухи начнут распространяться по округе. «Следует немедленно поговорить с женой», – твердо решил Джиме, а уж Люси сообразит, как поступить.
– Конечно, ты прав, дорогой, нужно срочно съездить в Нортхэд, – сразу же сказала Люси. – Уф, какая ужасная, какая мерзкая женщина! – добавила она; при одном упоминании имени Летисии Блэкберн у нее сверкнули глаза. – Ей повезло, что она убралась в Девон, а не то, клянусь, я задушила бы ее! Надо же заявить, что леди Сэйбл ждет ребенка! И лишь на том основании, что ее затошнило. Уф! Да эта дамочка не знает, как ведут себя перед опоросом даже свиноматки, не то что люди!
– Люси, ради Бога! – прервал ее муж, испытывая неловкость оттого, что слышит. Вопрос о деторождении казался ему слишком деликатным, чтобы обсуждать его с кем-либо, даже если это его жена, в особенности же когда речь шла о глубокоуважаемом семействе Сен-Жерменов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46