– Но Калифорния только что провалилась в океан, и того, кому вы звоните, поглотила земля, вода или огонь, поэтому он не может снять трубку. Хорошего вам настроения! Зря я сразу не позвонил Энди Систу. Еще вчера.
Набирая номер Олстона Чамберса, Флетч испытывал угрызения совести, ибо его звонок разбудил бы не только Олстона, но и всю его семью. Он, однако, умасливал свою совесть рассуждениями о сложившейся на ферме ситуации: мало ему сына, сына Кристел, так еще у него на руках оказались убийца, насильник-похититель и труп в овраге. Он не только помогал беглецам из тюрьмы, но, судя по всему, ему предстояла дальняя дорога неизвестно куда. Да еще Кэрри с радостью согласилась помочь в реализации его плана, рискованность которого во многом определялась достоверностью информации, которую он и хотел получить. Из монолога автоответчика Флетч уяснил, что Олстон и его семья, во всяком случае, не спят. Или они погребены под обломками дома, или сидят рядом с ним на лужайке.
Флетч набирал домашний номер Энди Систа в Виргинии, а перед его мысленным взором проплывала Калифорния, образы друзей, которых он помнил и любил.
Как там они сейчас?
Энди взял трубку после первого гудка.
– Слушаю?
– Энди, что с Калифорнией?
– Подземные толчки. То ли нарастающие, то ли затухающие. Эти сейсмологи говорят на каком-то непонятном мне жаргоне.
– Разрушения большие?
– Вышли из строя многие коммуникационные системы. Поэтому мы ничего не знаем. Толчки начались час тому назад. А где вы находитесь?
– На ферме. И звоню я не из-за Калифорнии.
– Это хорошо, – голос у Энди был грустный. Совсем не такой, как обычно. – Задайте вопрос, на который я могу ответить.
– Энди, ты, похоже, не в себе.
– У меня все хорошо.
– С чего ты такой раздражительный?
– У меня полный порядок.
Отдав многие годы газетам да еще написав книгу, Флетч упорствовал во мнении, что будущее не за электронными средствами массовой информации. Однако, дабы отделаться от части денег (он так и не смог убедить себя, что честно их заслужил), он вложил их в развивающуюся информационную компанию, называющуюся «Глоубел кейбл ньюс».
В свой последний визит в штаб-квартиру компании, три года назад, он выяснил, что после переезда из Вашингтона в виргинскую глубинку площадь занимаемых ее сотрудниками помещений существенно увеличилась. Помимо студий, в просторных залах тянулись ряды рабочих станций, перед дисплеями которых сидели сосредоточенные молодые люди. Появились целые отделы врачей, работающих журналистами, юристов, работающих журналистами, докторов различных наук, работающих журналистами, спортсменов, работающих журналистами. Друг с другом они, похоже, не разговаривали. Везде висели таблички «НЕ КУРИТЬ», никто не сплевывал жевательный табак или жвачку на пол. Штаб-квартира напоминала оздоровительный курорт, с тренерами, гандбольными площадками, пятидесятиметровым плавательным бассейном, саунами, массажными и тренажерными залами. Одна лишь автостоянка занимала многие акры.
В бытность журналистом Флетч работал в отделе городских новостей (хотя и старался бывать там как можно реже), располагавшемся в здании, которое он полагал достаточно большим, в деловой части города в окружении баров, театров, ресторанов, полицейских участков. Редко кто из журналистов мог похвастать ученым званием. Их достоинства заключались в быстрых ногах, громких голосах, полном пренебрежении к теориям, гипотезам, направлениям и статистическим данным. Они руководствовались лишь одной целью: найти и опубликовать факты сегодняшней истории. Они жили в городе, ездили на автобусах, в подземке, сидели в барах, отирались в полицейских участках, больницах, в суде, законодательном собрании. Они могли очаровать судью, чтобы получить эксклюзивную информацию. Они страстно любили и ненавидели друг друга.
Новости в те дни состояли на девяносто пять процентов из конкретики, трех процентов фантазии и двух – рассуждений.
Метод экстраполяции еще не нашел широкого применения во многих сферах жизни, а потому читатели могли легко уяснить суть газетных публикаций.
Когда Флетч звонил в «Глоубел кейбл ньюс», дабы что-то сообщить, что-то узнать или с каким-то предложением, ему всегда отвечали: «Да, мистер Флетчер». Что бы он ни сказал, ответ следовал один: «Да, мистер Флетчер». Поэтому звонить в «Глоубел кейбл ньюс» Флетч не любил. Так же, как и бывать в штаб-квартире компании. Ему не нравилось положение, когда его слушали лишь потому, что он являлся фактическим хозяином ГКН, владея контрольным пакетом акций.
Поэтому он распорядился, что в случае его звонка только один человек может отвечать ему: «Да, мистер Флетчер».
Энди Сист.
– Да, мистер Флетчер?
– Энди, мне нужна помощь. Прежде всего надо найти одну женщину. Зовут ее Кристел Фаони. – Он продиктовал имя и фамилию по буквам. – Когда-то она работала в газетах, насколько я знаю, замуж она не выходила. Вроде бы у нее есть сын по имени Джон, которого она воспитывала сама. Мне сказали, что сейчас ей принадлежат пять радиостанций в Индиане. Кажется, у нее дом в Блумингтоне. В данный момент она пребывает в санатории, худеет, оборвав все контакты с окружающим миром. Где – не знаю.
– Эф-а-о-эн-и.
– Да.
– Необычная фамилия.
– Судя по всему.
– Негаснущий огонь давней любви?
– Скорее, искорка.
– Зачем вам понадобился я? Вы можете узнать все, что вас интересует…
– Потому что в данный момент я не располагаю возможностью звонить куда-то еще, – оборвал его Флетч. Его не смущала мысль о том, что Энди подумает: «Старина Флетч совсем обленился». – Я хотел бы увидеться, хотя бы поговорить с Фаони в ближайшие дни. Выясни, где она Какие у нее планы. Действительно ли она ни с кем не желает общаться. Разумеется, когда найдешь ее.
– Хорошо.
– Далее, несколько преступников вчера сбежали из федеральной тюрьмы в Томастоне, штат Кентукки.
– Да. Двое.
– Двое?
– Я пытаюсь вспомнить прошедший у нас сюжет. Разумеется, «Глоубел кейбл ньюс» подробно информировала о случившемся своих зрителей.
– Энди, ты знаешь, что у меня на ферме нет кабельного телевидения.
– Знаю.
– Кабельное телевидение первоначально создавалось для сельских районов. Но потом воротилы вашего бизнеса сообразили, что гораздо проще и прибыльнее протянуть кабель в городские квартиры. Так что у нас его как не было, так и нет.
– Вы вроде бы мне это уже говорили.
– Не меньше тысячи раз.
– Тысяча триста пять раз. Кстати, в прибыли остаетесь вы, мистер Флетчер.
– Продолжай. Расскажи мне, сколь мне это выгодно. Тем более что я не такой уж поклонник телевидения. И вот что еще. Насколько мне известно, сбежало четверо. «А осталось из них трое», – добавил он про себя. – Я хочу знать все, что только возможно, о каждом из них.
– Вы готовите какой-то материал, мистер Флетчер? Я хочу сказать, для ГКН?
– Возможно.
– Вам операторы нужны?
– Нет. Еще нет. При побеге никто не пострадал?
– М-м-м. Вроде бы нет. Хотите, чтобы я порылся в памяти моего компьютера?
– Нет. Сейчас у меня нет времени. Мне надо позвонить еще в одно место.
– Извините, что не обратил особого внимания на это происшествие. Прошлым вечером мы… э…
Флетч терпеливо ждал.
– Будешь ты продолжать или нет?
– Ездили в Вашингтон на концерт.
– То есть вернулись поздно.
– Знаете, что показалось мне странным?
– Скажи мне. – Флетч глянул на часы.
– В первом отделении играл большой оркестр, вы понимаете, как в сороковых годах. А во втором – рок-группа, как в шестидесятых.
– Эклектика.
– У меня все перепуталось. До головной боли.
Что Флетч ценил в Энди, так это его нелюбовь к тем, кто стремился скрестить ужа и ежа.
– Тебе надо идти в ногу с жизнью, дружище.
– Что-нибудь еще? Мне пора на работу.
– Что такое Клан?
– Какой?
– Полагаю, это логичный вопрос.
– Мистер Флетчер, я же говорил вам, что вчера вечером мои уши подверглись шумовой атаке, от которой я еще не отошел.
– Я знаю, Энди. В виргинской глубинке ты ведешь спокойную, размеренную жизнь.
– Это действительно вопрос? Я должен что-то выяснить о каком-то Клане?
– Точно пока сказать не могу. Но мой вопрос не вызвал у тебя никаких ассоциаций?
– Может ли человек заболеть от шума? На ужин мы ели мясо, фаршированное орехами, с жареным рисом в таиландском ресторане. Не от еды же я так плохо себя чувствую?
– Кто знает. Орешки на всех действуют по-разному. Я позвоню тебе на работу. Не пытайся связаться со мной.
* * *
– Привет, Этна. Если вас не затруднит, соедините меня с шерифом.
– Доброе утро, мистер Флетчер. На ферме все в порядке? Вы пережили этот ужасный ливень?
– Все в полном ажуре, Этна. Мы бодры, как боксер после десятого раунда.
Флетч не один раз задавался вопросом, знает ли секретарь шерифа голоса всех жителей округа. Однажды, узнав женский голос, Этна отправила патрульные машины на одну из отдаленных ферм. И именно благодаря ей та женщина осталась в живых. У нее к тому же был абсолютный слух. Она солировала в лучшем баптистском хоре округа.
– Шериф выглядит сегодня уставшим, мистер Флетчер.
– Неудивительно.
– Послушайте, мистер Флетчер, раз уж вы позвонили, передайте, пожалуйста, Кэрри, что у Энджи Келли есть рецепт орехового пирога, который хотела испечь Кэрри.
– Передам. Энджи Келли. Ореховый пирог.
– Кто это говорит об ореховом пироге по моему телефону?
Флетч узнал суровый голос шерифа. В это утро шериф был, похоже, суровее, чем обычно.
– Мистер Флетчер хочет поговорить с вами, шериф.
– Я искренне сомневаюсь, что мистера Флетчера интересует рецепт орехового пирога.
– Я даже не знал, что Кэрри хотела его испечь. Послушайте, шериф, я могу предложить вам двоих.
– О чем вы?
– О преступниках. Сбежавших преступниках.
– Где они?
– Один мертв. Мы нашли его в овраге, что тянется за моими сараями. Думаю, его ужалила змея, а потом он утонул.
– Опишите его.
– Похоже, испаноязычный американец.
– Можно считать, что мы его арестовали, не так ли?
– Полностью с вами согласен.
– Опишите мне второго.
– Крепкого телосложения. Белый. Не слишком умен.
– Понятно. Постарайтесь задержать его. Мы его арестуем.
– Пожалуйста, не надо.
– Не надо?
– Кэрри отвезет его на перекресток Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Он будет в кузове грузовичка. Она сделает вид, будто в грузовике кончился бензин. Как только она остановится на перекрестке, можете брать его.
– Зачем вам это? Почему мы просто не можем приехать и пристрелить его на вашей ферме?
– Я бы этого не хотел.
– О, понимаю. Извините, мистер Флетчер. Ваша жена. Принцесса… Вы не хотите, чтобы полиция нарушила покой вашей фермы. Происшествие может привлечь туристов. Пресса вспомнит об убийстве вашей жены. Причина в этом?
– В определенном смысле. – Флетч не счел нужным открывать шерифу истинную причину. – Если вы все сделаете по-моему, сопротивления он не окажет. С наших слов он поймет, что Кэрри помогает ему бежать. Мужчина он крупный. Но когда грузовик остановится, будет клевать носом. Так что вы без труда наденете на него наручники.
– Конечно. – Флетчу показалось, что у шерифа заплетается язык. – Мы пристрелим его там, где вы скажете.
– Кэрри незачем видеть, как стреляют в человека, будь то ферма или дорожный перекресток.
– Ладно, я все понял. Мы должны оберегать наших дам. – Шериф рыгнул. – И их огородики. Мы выйдем из леса и осторожненько вынем его из кузова, словно горшок с петуньей. Повторите еще раз, где нам ее ждать?
– На пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Она будет там ровно в девять.
– Ясно. Ровно в девять.
Флетч не ожидал, что ему удастся столь быстро уговорить шерифа не приезжать на ферму.
– Пересечение Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк, – повторил Флетч.
– Я понял. Мы там будем. В кроссовках.
– Между прочим, шериф, могу я попросить вас об одной услуге?
– Просите о чем угодно.
– Этим утром я повезу моего сына и его профессора в университет Северной Алабамы. На моей машине. Им обязательно надо быть там к одиннадцати. Вы можете сказать вашим парням и дорожной полиции, чтобы нас пропускали беспрепятственно?
– Конечно. Я даже помню номерные знаки вашей машины. Я немедленно свяжусь по радио со всеми кордонами. Вы же так помогли нам – задержали двоих преступников. Мы же были на ногах всю ночь.
– Мне вас жаль. Должно быть, вымотались?
– Дождь лил с такой силой, что я отменил бы охоту. Распустил бы всех по домам. Разумеется, если бы мы собирались охотиться на уток.
– В машине нас будет трое. А Кэрри встретится с вами на пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк ровно в девять.
– Великолепно! – воскликнул шериф. – Значит, остался только один!
И шериф бросил трубку, прежде чем Флетч успел уточнить, чем руководствовался шериф в своих арифметических расчетах.
Глава 8
– Вас зовут Кэрри? – спросил Джек.
Кэрри мыла сковородку в раковине и не слышала, как он вошел на кухню. Когда она выпрямилась и повернулась к нему, ее загорелые щеки рдели румянцем.
– Брум Хильда, – ответила она. – Я ведьма. Джек бросил две бумажные тарелки и пластмассовые нож и вилку в мусорное ведро.
– Так вас называл Крайгель.
– То есть ты другого мнения?
– Другого.
– Он жирный. Уродливый. И еще грубый.
– А я… – Джек так и остался у двери на кухню. – Какой?
Кэрри уперла руки в боки.
– Ты? Это известно только Богу и тебе. Но я подозреваю, что ты еще не пришел к определенному выводу.
– Не пришел? – Джек, похоже, задал этот вопрос себе. – Возможно. Но мне не хотелось бы так думать. Скорее всего я не такой, каким вы меня себе представляете.
– Не сын Флетча?
– Сын. Вы сами сказали, что мы похожи. У нас одинаковые фигуры. Так ведь?
– Ты действительно совсем как он. Стоишь вот сейчас в пятнадцати футах, чуть склонив голову, смотришь на меня с добродушной усмешкой, опустив руки, такой аккуратненький, чистенький. Точно как Флетч, когда мы впервые познакомились. И миллион раз после этого. Ты хотел подойти ко мне?
– Нет, мадам. Разумеется, нет.
– Когда ты хочешь, ты говоришь совсем как южанин. Я пыталась научить Флетча, но у него ничего не получается.
– Вы, должно быть, любите его.
– Потому что учу образу жизни южан?
– Потому что терпите наше присутствие. – Он улыбнулся. – Потому что еще не перестреляли нас. Правда, я давно не видел Крайгеля.
– Он спит неправедным сном. Тебя не удивляет, что мы стараемся вам помочь?
– Нет. Я этого ожидал. Он известен своим чрезмерным любопытством.
– Да уж, любит докапываться до сути. Мы вас не боимся, знаешь ли.
– Это ясно и без слов.
– А должны?
– Меня – нет. – Джек выглянул в окно. Лири спал на траве. – А остальные, как я понял, этим утром не в форме. Совсем слабые. Или мертвые. Они провели ночь в овраге, сражаясь со змеями, потоками воды и еще бог знает с чем.
Разделенные кухней, Джек и Кэрри коротко улыбнулись друг другу.
– Что поражает меня, так это ваши манеры. Вас обоих.
– Не поняла.
– Почему никто из вас просто не подошел ко мне и не сказал: «Привет. Как дела?»
– Разве ты не появился здесь темной ночью, под страшным ливнем и не привел с собой троих головорезов?
– И все-таки…
– Что-то я не слышала, как ты постучал в дверь, вошел, широко улыбаясь, и сказал: «Привет, папа. Я твой сын, Джек. Как поживаешь?» Или у меня что-то со слухом?
– Да вроде бы со слухом у вас все в порядке.
– Кроме того, – продолжила Кэрри, – Флетч не любит задавать вопросы. Он говорит, что, задавая вопрос, можно получить ответ, но невозможно узнать правду. А вот чтобы узнать правду, надобно ждать, наблюдать и слушать.
– О да. Я слышал о его методах.
– От своей матери?
– Да. И от других.
– Твоя мать любила Флетча?
– Да.
– И сейчас любит?
– Да. И меня тоже.
– А как она восприняла приговор суда, отправивший тебя в тюрьму? Держу пари, она гордится тобой. Джек отвел взгляд:
– Держу пари, что да.
– Понятно. – Кэрри вздохнула. – Что же касается мистера Флетчера, то он, я в этом нисколько не сомневаюсь, скоро со всем разберется. В том числе и с твоими мотивами.
– Почему вы не спрашиваете, как я воспринимаю происходящее?
– Происходящее с вами или вокруг вас?
Джек сложил руки на груди.
– И первое, и второе.
– О да. Флетч называет нынешнюю молодежь осязательным поколением. Неважно, что вы знаете, главное – что вы чувствуете, ощущаете. И вот что я тебе скажу, парень. Ваши чувства важны, кто с этим спорит, но ни у кого нет времени, никакой жизни не хватит на то, чтобы разбираться со своими чувствами.
Джек уставился на нее:
– Что же остается, подавлять чувства?
– Нет, разумеется, нет. Взять хотя бы тот выстрел в женщину-полицейского. Ты выстрелил, потому что у тебя возникло такое желание. А вот представь себе, что ты попал на телевизионное ток-шоу, где ты можешь поговорить о том, что чувствуешь. Пятнадцать минут люди будут тебя жалеть, а в итоге ты все равно попадешь в тюрьму. – Она помолчала, а потом добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Набирая номер Олстона Чамберса, Флетч испытывал угрызения совести, ибо его звонок разбудил бы не только Олстона, но и всю его семью. Он, однако, умасливал свою совесть рассуждениями о сложившейся на ферме ситуации: мало ему сына, сына Кристел, так еще у него на руках оказались убийца, насильник-похититель и труп в овраге. Он не только помогал беглецам из тюрьмы, но, судя по всему, ему предстояла дальняя дорога неизвестно куда. Да еще Кэрри с радостью согласилась помочь в реализации его плана, рискованность которого во многом определялась достоверностью информации, которую он и хотел получить. Из монолога автоответчика Флетч уяснил, что Олстон и его семья, во всяком случае, не спят. Или они погребены под обломками дома, или сидят рядом с ним на лужайке.
Флетч набирал домашний номер Энди Систа в Виргинии, а перед его мысленным взором проплывала Калифорния, образы друзей, которых он помнил и любил.
Как там они сейчас?
Энди взял трубку после первого гудка.
– Слушаю?
– Энди, что с Калифорнией?
– Подземные толчки. То ли нарастающие, то ли затухающие. Эти сейсмологи говорят на каком-то непонятном мне жаргоне.
– Разрушения большие?
– Вышли из строя многие коммуникационные системы. Поэтому мы ничего не знаем. Толчки начались час тому назад. А где вы находитесь?
– На ферме. И звоню я не из-за Калифорнии.
– Это хорошо, – голос у Энди был грустный. Совсем не такой, как обычно. – Задайте вопрос, на который я могу ответить.
– Энди, ты, похоже, не в себе.
– У меня все хорошо.
– С чего ты такой раздражительный?
– У меня полный порядок.
Отдав многие годы газетам да еще написав книгу, Флетч упорствовал во мнении, что будущее не за электронными средствами массовой информации. Однако, дабы отделаться от части денег (он так и не смог убедить себя, что честно их заслужил), он вложил их в развивающуюся информационную компанию, называющуюся «Глоубел кейбл ньюс».
В свой последний визит в штаб-квартиру компании, три года назад, он выяснил, что после переезда из Вашингтона в виргинскую глубинку площадь занимаемых ее сотрудниками помещений существенно увеличилась. Помимо студий, в просторных залах тянулись ряды рабочих станций, перед дисплеями которых сидели сосредоточенные молодые люди. Появились целые отделы врачей, работающих журналистами, юристов, работающих журналистами, докторов различных наук, работающих журналистами, спортсменов, работающих журналистами. Друг с другом они, похоже, не разговаривали. Везде висели таблички «НЕ КУРИТЬ», никто не сплевывал жевательный табак или жвачку на пол. Штаб-квартира напоминала оздоровительный курорт, с тренерами, гандбольными площадками, пятидесятиметровым плавательным бассейном, саунами, массажными и тренажерными залами. Одна лишь автостоянка занимала многие акры.
В бытность журналистом Флетч работал в отделе городских новостей (хотя и старался бывать там как можно реже), располагавшемся в здании, которое он полагал достаточно большим, в деловой части города в окружении баров, театров, ресторанов, полицейских участков. Редко кто из журналистов мог похвастать ученым званием. Их достоинства заключались в быстрых ногах, громких голосах, полном пренебрежении к теориям, гипотезам, направлениям и статистическим данным. Они руководствовались лишь одной целью: найти и опубликовать факты сегодняшней истории. Они жили в городе, ездили на автобусах, в подземке, сидели в барах, отирались в полицейских участках, больницах, в суде, законодательном собрании. Они могли очаровать судью, чтобы получить эксклюзивную информацию. Они страстно любили и ненавидели друг друга.
Новости в те дни состояли на девяносто пять процентов из конкретики, трех процентов фантазии и двух – рассуждений.
Метод экстраполяции еще не нашел широкого применения во многих сферах жизни, а потому читатели могли легко уяснить суть газетных публикаций.
Когда Флетч звонил в «Глоубел кейбл ньюс», дабы что-то сообщить, что-то узнать или с каким-то предложением, ему всегда отвечали: «Да, мистер Флетчер». Что бы он ни сказал, ответ следовал один: «Да, мистер Флетчер». Поэтому звонить в «Глоубел кейбл ньюс» Флетч не любил. Так же, как и бывать в штаб-квартире компании. Ему не нравилось положение, когда его слушали лишь потому, что он являлся фактическим хозяином ГКН, владея контрольным пакетом акций.
Поэтому он распорядился, что в случае его звонка только один человек может отвечать ему: «Да, мистер Флетчер».
Энди Сист.
– Да, мистер Флетчер?
– Энди, мне нужна помощь. Прежде всего надо найти одну женщину. Зовут ее Кристел Фаони. – Он продиктовал имя и фамилию по буквам. – Когда-то она работала в газетах, насколько я знаю, замуж она не выходила. Вроде бы у нее есть сын по имени Джон, которого она воспитывала сама. Мне сказали, что сейчас ей принадлежат пять радиостанций в Индиане. Кажется, у нее дом в Блумингтоне. В данный момент она пребывает в санатории, худеет, оборвав все контакты с окружающим миром. Где – не знаю.
– Эф-а-о-эн-и.
– Да.
– Необычная фамилия.
– Судя по всему.
– Негаснущий огонь давней любви?
– Скорее, искорка.
– Зачем вам понадобился я? Вы можете узнать все, что вас интересует…
– Потому что в данный момент я не располагаю возможностью звонить куда-то еще, – оборвал его Флетч. Его не смущала мысль о том, что Энди подумает: «Старина Флетч совсем обленился». – Я хотел бы увидеться, хотя бы поговорить с Фаони в ближайшие дни. Выясни, где она Какие у нее планы. Действительно ли она ни с кем не желает общаться. Разумеется, когда найдешь ее.
– Хорошо.
– Далее, несколько преступников вчера сбежали из федеральной тюрьмы в Томастоне, штат Кентукки.
– Да. Двое.
– Двое?
– Я пытаюсь вспомнить прошедший у нас сюжет. Разумеется, «Глоубел кейбл ньюс» подробно информировала о случившемся своих зрителей.
– Энди, ты знаешь, что у меня на ферме нет кабельного телевидения.
– Знаю.
– Кабельное телевидение первоначально создавалось для сельских районов. Но потом воротилы вашего бизнеса сообразили, что гораздо проще и прибыльнее протянуть кабель в городские квартиры. Так что у нас его как не было, так и нет.
– Вы вроде бы мне это уже говорили.
– Не меньше тысячи раз.
– Тысяча триста пять раз. Кстати, в прибыли остаетесь вы, мистер Флетчер.
– Продолжай. Расскажи мне, сколь мне это выгодно. Тем более что я не такой уж поклонник телевидения. И вот что еще. Насколько мне известно, сбежало четверо. «А осталось из них трое», – добавил он про себя. – Я хочу знать все, что только возможно, о каждом из них.
– Вы готовите какой-то материал, мистер Флетчер? Я хочу сказать, для ГКН?
– Возможно.
– Вам операторы нужны?
– Нет. Еще нет. При побеге никто не пострадал?
– М-м-м. Вроде бы нет. Хотите, чтобы я порылся в памяти моего компьютера?
– Нет. Сейчас у меня нет времени. Мне надо позвонить еще в одно место.
– Извините, что не обратил особого внимания на это происшествие. Прошлым вечером мы… э…
Флетч терпеливо ждал.
– Будешь ты продолжать или нет?
– Ездили в Вашингтон на концерт.
– То есть вернулись поздно.
– Знаете, что показалось мне странным?
– Скажи мне. – Флетч глянул на часы.
– В первом отделении играл большой оркестр, вы понимаете, как в сороковых годах. А во втором – рок-группа, как в шестидесятых.
– Эклектика.
– У меня все перепуталось. До головной боли.
Что Флетч ценил в Энди, так это его нелюбовь к тем, кто стремился скрестить ужа и ежа.
– Тебе надо идти в ногу с жизнью, дружище.
– Что-нибудь еще? Мне пора на работу.
– Что такое Клан?
– Какой?
– Полагаю, это логичный вопрос.
– Мистер Флетчер, я же говорил вам, что вчера вечером мои уши подверглись шумовой атаке, от которой я еще не отошел.
– Я знаю, Энди. В виргинской глубинке ты ведешь спокойную, размеренную жизнь.
– Это действительно вопрос? Я должен что-то выяснить о каком-то Клане?
– Точно пока сказать не могу. Но мой вопрос не вызвал у тебя никаких ассоциаций?
– Может ли человек заболеть от шума? На ужин мы ели мясо, фаршированное орехами, с жареным рисом в таиландском ресторане. Не от еды же я так плохо себя чувствую?
– Кто знает. Орешки на всех действуют по-разному. Я позвоню тебе на работу. Не пытайся связаться со мной.
* * *
– Привет, Этна. Если вас не затруднит, соедините меня с шерифом.
– Доброе утро, мистер Флетчер. На ферме все в порядке? Вы пережили этот ужасный ливень?
– Все в полном ажуре, Этна. Мы бодры, как боксер после десятого раунда.
Флетч не один раз задавался вопросом, знает ли секретарь шерифа голоса всех жителей округа. Однажды, узнав женский голос, Этна отправила патрульные машины на одну из отдаленных ферм. И именно благодаря ей та женщина осталась в живых. У нее к тому же был абсолютный слух. Она солировала в лучшем баптистском хоре округа.
– Шериф выглядит сегодня уставшим, мистер Флетчер.
– Неудивительно.
– Послушайте, мистер Флетчер, раз уж вы позвонили, передайте, пожалуйста, Кэрри, что у Энджи Келли есть рецепт орехового пирога, который хотела испечь Кэрри.
– Передам. Энджи Келли. Ореховый пирог.
– Кто это говорит об ореховом пироге по моему телефону?
Флетч узнал суровый голос шерифа. В это утро шериф был, похоже, суровее, чем обычно.
– Мистер Флетчер хочет поговорить с вами, шериф.
– Я искренне сомневаюсь, что мистера Флетчера интересует рецепт орехового пирога.
– Я даже не знал, что Кэрри хотела его испечь. Послушайте, шериф, я могу предложить вам двоих.
– О чем вы?
– О преступниках. Сбежавших преступниках.
– Где они?
– Один мертв. Мы нашли его в овраге, что тянется за моими сараями. Думаю, его ужалила змея, а потом он утонул.
– Опишите его.
– Похоже, испаноязычный американец.
– Можно считать, что мы его арестовали, не так ли?
– Полностью с вами согласен.
– Опишите мне второго.
– Крепкого телосложения. Белый. Не слишком умен.
– Понятно. Постарайтесь задержать его. Мы его арестуем.
– Пожалуйста, не надо.
– Не надо?
– Кэрри отвезет его на перекресток Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Он будет в кузове грузовичка. Она сделает вид, будто в грузовике кончился бензин. Как только она остановится на перекрестке, можете брать его.
– Зачем вам это? Почему мы просто не можем приехать и пристрелить его на вашей ферме?
– Я бы этого не хотел.
– О, понимаю. Извините, мистер Флетчер. Ваша жена. Принцесса… Вы не хотите, чтобы полиция нарушила покой вашей фермы. Происшествие может привлечь туристов. Пресса вспомнит об убийстве вашей жены. Причина в этом?
– В определенном смысле. – Флетч не счел нужным открывать шерифу истинную причину. – Если вы все сделаете по-моему, сопротивления он не окажет. С наших слов он поймет, что Кэрри помогает ему бежать. Мужчина он крупный. Но когда грузовик остановится, будет клевать носом. Так что вы без труда наденете на него наручники.
– Конечно. – Флетчу показалось, что у шерифа заплетается язык. – Мы пристрелим его там, где вы скажете.
– Кэрри незачем видеть, как стреляют в человека, будь то ферма или дорожный перекресток.
– Ладно, я все понял. Мы должны оберегать наших дам. – Шериф рыгнул. – И их огородики. Мы выйдем из леса и осторожненько вынем его из кузова, словно горшок с петуньей. Повторите еще раз, где нам ее ждать?
– На пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк. Она будет там ровно в девять.
– Ясно. Ровно в девять.
Флетч не ожидал, что ему удастся столь быстро уговорить шерифа не приезжать на ферму.
– Пересечение Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк, – повторил Флетч.
– Я понял. Мы там будем. В кроссовках.
– Между прочим, шериф, могу я попросить вас об одной услуге?
– Просите о чем угодно.
– Этим утром я повезу моего сына и его профессора в университет Северной Алабамы. На моей машине. Им обязательно надо быть там к одиннадцати. Вы можете сказать вашим парням и дорожной полиции, чтобы нас пропускали беспрепятственно?
– Конечно. Я даже помню номерные знаки вашей машины. Я немедленно свяжусь по радио со всеми кордонами. Вы же так помогли нам – задержали двоих преступников. Мы же были на ногах всю ночь.
– Мне вас жаль. Должно быть, вымотались?
– Дождь лил с такой силой, что я отменил бы охоту. Распустил бы всех по домам. Разумеется, если бы мы собирались охотиться на уток.
– В машине нас будет трое. А Кэрри встретится с вами на пересечении Уорти-Роуд и Олд-Каунти-Пайк ровно в девять.
– Великолепно! – воскликнул шериф. – Значит, остался только один!
И шериф бросил трубку, прежде чем Флетч успел уточнить, чем руководствовался шериф в своих арифметических расчетах.
Глава 8
– Вас зовут Кэрри? – спросил Джек.
Кэрри мыла сковородку в раковине и не слышала, как он вошел на кухню. Когда она выпрямилась и повернулась к нему, ее загорелые щеки рдели румянцем.
– Брум Хильда, – ответила она. – Я ведьма. Джек бросил две бумажные тарелки и пластмассовые нож и вилку в мусорное ведро.
– Так вас называл Крайгель.
– То есть ты другого мнения?
– Другого.
– Он жирный. Уродливый. И еще грубый.
– А я… – Джек так и остался у двери на кухню. – Какой?
Кэрри уперла руки в боки.
– Ты? Это известно только Богу и тебе. Но я подозреваю, что ты еще не пришел к определенному выводу.
– Не пришел? – Джек, похоже, задал этот вопрос себе. – Возможно. Но мне не хотелось бы так думать. Скорее всего я не такой, каким вы меня себе представляете.
– Не сын Флетча?
– Сын. Вы сами сказали, что мы похожи. У нас одинаковые фигуры. Так ведь?
– Ты действительно совсем как он. Стоишь вот сейчас в пятнадцати футах, чуть склонив голову, смотришь на меня с добродушной усмешкой, опустив руки, такой аккуратненький, чистенький. Точно как Флетч, когда мы впервые познакомились. И миллион раз после этого. Ты хотел подойти ко мне?
– Нет, мадам. Разумеется, нет.
– Когда ты хочешь, ты говоришь совсем как южанин. Я пыталась научить Флетча, но у него ничего не получается.
– Вы, должно быть, любите его.
– Потому что учу образу жизни южан?
– Потому что терпите наше присутствие. – Он улыбнулся. – Потому что еще не перестреляли нас. Правда, я давно не видел Крайгеля.
– Он спит неправедным сном. Тебя не удивляет, что мы стараемся вам помочь?
– Нет. Я этого ожидал. Он известен своим чрезмерным любопытством.
– Да уж, любит докапываться до сути. Мы вас не боимся, знаешь ли.
– Это ясно и без слов.
– А должны?
– Меня – нет. – Джек выглянул в окно. Лири спал на траве. – А остальные, как я понял, этим утром не в форме. Совсем слабые. Или мертвые. Они провели ночь в овраге, сражаясь со змеями, потоками воды и еще бог знает с чем.
Разделенные кухней, Джек и Кэрри коротко улыбнулись друг другу.
– Что поражает меня, так это ваши манеры. Вас обоих.
– Не поняла.
– Почему никто из вас просто не подошел ко мне и не сказал: «Привет. Как дела?»
– Разве ты не появился здесь темной ночью, под страшным ливнем и не привел с собой троих головорезов?
– И все-таки…
– Что-то я не слышала, как ты постучал в дверь, вошел, широко улыбаясь, и сказал: «Привет, папа. Я твой сын, Джек. Как поживаешь?» Или у меня что-то со слухом?
– Да вроде бы со слухом у вас все в порядке.
– Кроме того, – продолжила Кэрри, – Флетч не любит задавать вопросы. Он говорит, что, задавая вопрос, можно получить ответ, но невозможно узнать правду. А вот чтобы узнать правду, надобно ждать, наблюдать и слушать.
– О да. Я слышал о его методах.
– От своей матери?
– Да. И от других.
– Твоя мать любила Флетча?
– Да.
– И сейчас любит?
– Да. И меня тоже.
– А как она восприняла приговор суда, отправивший тебя в тюрьму? Держу пари, она гордится тобой. Джек отвел взгляд:
– Держу пари, что да.
– Понятно. – Кэрри вздохнула. – Что же касается мистера Флетчера, то он, я в этом нисколько не сомневаюсь, скоро со всем разберется. В том числе и с твоими мотивами.
– Почему вы не спрашиваете, как я воспринимаю происходящее?
– Происходящее с вами или вокруг вас?
Джек сложил руки на груди.
– И первое, и второе.
– О да. Флетч называет нынешнюю молодежь осязательным поколением. Неважно, что вы знаете, главное – что вы чувствуете, ощущаете. И вот что я тебе скажу, парень. Ваши чувства важны, кто с этим спорит, но ни у кого нет времени, никакой жизни не хватит на то, чтобы разбираться со своими чувствами.
Джек уставился на нее:
– Что же остается, подавлять чувства?
– Нет, разумеется, нет. Взять хотя бы тот выстрел в женщину-полицейского. Ты выстрелил, потому что у тебя возникло такое желание. А вот представь себе, что ты попал на телевизионное ток-шоу, где ты можешь поговорить о том, что чувствуешь. Пятнадцать минут люди будут тебя жалеть, а в итоге ты все равно попадешь в тюрьму. – Она помолчала, а потом добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17