А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я глотал воздух, словно рыба, которая только что спокойно плавала в речке и вдруг очутилась на горячей сковородке.
Причем без всякой видимой причины.
В будке перед входом нас встретил сержант. Помнится, дней пять назад, я слегка его приструнил.
Сержант оказался злопамятным. Он перекинулся парой слов с моими конвоирами, потом обратился к парню, что держал меня за правый локоть.
— Можно?
Конвоир кивнул.
— Эй, подождите, я не… — начал я.
Приклад обрушился мне на подбородок — по диагонали и вверх, апперкотом. Я упал на колени.
— Сволочи, голова же болит… — прошептал я.
Меня волоком потащили на территорию тюрьмы. На вахте нас встретил офицер. Я его помнил с прошлого пребывания в Дыре — капитан Семенов, один из самых главных садистов тюрьмы.
— Лукин? — спросил он.
— Он самый! — кивнул конвоир.
Как он любит кивать, урод…
— Мне уже сообщили по видеокому, что вы прибудете, — сказал офицер и наклонился ко мне: — На этот раз у тебя серьезные проблемы, Лукин. Ты пристрелил сыночка министра обороны, ты это-то понимаешь, пьянчужка? Тебе дадут три пожизненных заключения, если Савина раньше не выцарапает твое гнилое сердце. Но я надеюсь этого не случится — и тогда мы с тобой позабавимся, Лукин. Ты слышишь меня?
Я поднял голову и посмотрел на него. Во рту стоял солоноватый привкус, языком я нащупал очередной зуб, который покинул насиженное место.
Я собрался и харкнул в лицо недоноску — кровь вперемешку со слюной стекала с переносицы вниз по скуле Семенова. Мой зуб — правый клык — зацепился за правую ноздрю офицера.
Капитан никак не ответил. Только брезгливо поморщился, достал носовой платок и промокнул лицо. Стряхнул зуб на пол.
— Я отвечу попозже, — пообещал мне Семенов.
— Зарегистрируйте Лукина, — сказал он конвоирам, — и можете быть свободны.
Капитан удалился, а конвоиры подвели меня к вахте, оставили каждый по отпечатку большого пальца на регистраторе и ушли. Мною завладели тюремщики.
Сначала меня провели в душевую, где я, подгоняемый пинками, разделся (наручники не сняли) и под прицелами винтовок принял сначала горячий, а потом холодный душ. Вместо моей мне выдали тюремную одежду — легкую шелковую рубаху голубого цвета и штаны из того же материала — и повели по длинному узкому коридору, по бокам которого располагались камеры.
— Один видеофонный звонок! — заорал я, вспомнив о своем неотъемлемом праве.
— Дать ему? — спросил первый тюремщик у второго.
— Из мэрии звонили. Никаких звонков, — буркнул второй и толкнул меня в спину: — Чего застрял, пошевеливайся давай! Когда там «Пери и Хрыч» начинается? — спросил он у первого стражника.
Тот взглянул на хронометр:
— Через десять минут.
Тюремщики втолкнули меня в свободную камеру — небольшое помещение два на три метра, с креслом посередине и голопроектором напротив. Сквозь очень маленькое окошко у потолка пробивались слабые лучики солнца. Меня засунули в крайне неудобное металлическое кресло. Потом один из стражников снял наручники, а второй в это время стоял напротив, направив дуло линейной винтовки мне на кончик носа. Капелька пота медленно поползла по переносице — чрезвычайнейше хотелось смахнуть ее, но я боялся, что это будет последнее удовольствие, которое я доставлю своему носу в этой жизни.
— Руки на подлокотники! — приказал тюремщик. Я повиновался, и в тот же миг из кресла выскочили металлические зажимы, которые крепко прижали мои руки к креслу.
* * *
Второй тюремщик подкатил тележку с капельницей и прочими малоприятными приспособлениями для поддержания жизни заключенным.
— Это ж возни на полчаса, Вася, — скривился первый стражник. — Да и не наша эта забота — где эти проклятые медики?
— Рац болеет, а Семченко будет только через три часа, — пожал плечами Вася.
— Вот пускай Семченко им и займется, — решил тюремщик. — Ты как, — обратился ко мне он, — без жратвы и туалета потерпишь три часа?
— Если антиалкоголь принесешь, — буркнул я. — Три таблетки. Не меньше.
— Обойдешься, — сказал мой страж. — Ладно, пошли, Вася. «Пери и Хрыч» уже начался.
Они оставили меня прикованным к креслу, а сами удалились — дверь на прощание стукнула, громыхнул засов магнитного замка.
Я остался один наедине со своей головной болью и грустными думами.
В такую переделку я попал в первый раз. Нет, я сидел в Дыре несколько лет назад, но тогда была хотя бы причина. И определенный срок. А теперь…
— Какого черта здесь происходит? — прошептал я.
Кто-то меня подставил. Я с трудом помнил, чем закончилась вчерашняя вечеринка, но одно знал точно: я не стрелял в Кирилла. Мы пили с ним пиво на площадке, потом я зашел в офис… за пивом, кажется. Забылся и завалился спать. Что еще?
Пистолет. Мы вместе с Савиным разглядывали пистолет. Взял я его с собой или нет? Сейчас не вспомнить… Как бы то ни было, кто-то воспользовался им и пристрелил Кирилла. Возможно это произошло сразу, после того как я зашел в офис (сколько было времени? Около часа ночи, что-то типа того), быть может, позже. К примеру, Кирилл мог уснуть прямо на полу, убийца подобрал пистолет и выстрелил в него. На седьмом этаже кроме меня никто не живет — ничего удивительного, что тело Савина нашли не сразу. Мало, слишком мало информации! Сейчас бы поговорить со всеми гостями бара, попросить отчет у Толика о передвижении обоих лифтов. Этим делом занимаются ленивые полицейские — а им необязательно находить настоящего преступника, главное — закрыть дело, поставить очередную галочку и дальше спокойно поглощать свое пиво.
Я застонал.
Да кому вообще понадобилось убивать Кирилла? Кому нужен великовозрастный мальчишка, который за всю свою жизнь не сделал ни одного полезного дела?
Его мать. Он поссорился накануне с Ольгой Савиной. Но это чушь! Не убьет мать сына, особенно после того, как ревностно опекала его столько лет! Что бы не случилось!
Что-то Кирилл мне рассказывал, когда мы пили с ним пиво внизу, «У Толика». Я напряг память. Что-то насчет того, как он незаконно использовал телепортатор — наводил порталы в склад и еще куда-то. В архив? Секретные документы, касающиеся Стазиса? Кто-то услышал наш разговор, запаниковал…
Я прикусил губу — нет, как-то все элементарно выходит. Хотя… кто стоял тогда рядом с нами? Я судорожно пытался вспомнить, но это ничего не дало.
Голова распухла от неожиданных идей и решений, и я решил отвлечься. Пальцами дотянулся до кнопок на правом подлокотнике и включил голопроектор.
На синем фоне, красивыми золотыми буквами горела надпись «Специальный выпуск новостей». Значит, я вовремя.
Минут пять ничего не происходило, потом в кадре появилось лицо Анжелы Летиции Ларош. Симпатичная мулатка выдержала трагическую паузу и произнесла:
— Сегодня в русском районе Статики, в доходном доме по улице Московская было совершенно убийство. Ужасное, загадочное убийство. Был убит сын министра обороны Статики Ольги Савиной — Савин Кирилл Владимирович.
На заднем фоне возникло объемное изображение юноши — Кирилл белозубо улыбался, непослушная челка слегка сбилась, ясно-голубые глаза смотрели в небо. Очевидно, фотография должна была вызвать у зрителей сочувствие. Меня же почему-то затошнило. Наверное, от того что мне посчастливилось лицезреть окровавленное тело мертвого, хоть и еще белозубого Савина.
—…Убийца уже пойман, — продолжала Ларош. — Это частный детектив, проживающий в этом доме — Лукин Герман.
— Презумпция невиновности! — заорал я в гневе.
Стереофотка Кирилла сменилась на мою — на ней я был изображен в тюремной робе, а взгляд полыхал ненавистью. Немудрено — эту фотку сделали в «Черной Дыре» три года назад.
— Нам стало известно из достоверных источников, что Лукин ранее был судим за аналогичное преступление…
Чистой воды вранье. В прошлый раз я оказался в Дыре совсем по другой причине. Похоже, новость действительно ошарашила всю Статику — сейчас пойдут сплетни, слухи, в конце концов, даже если меня вдруг оправдают, разъяренная толпа ворвется на территорию тюрьмы и разорвет меня на куски. Суд Линча — жестокая штука, до сих пор практикуемая на некоторых отсталых планетах.
На Статике, например.
— …Нам дал интервью шериф Энкус.
Картинка сменилась — вместо Анжелы я увидел Анастасию Сильченко. На заднем фоне виднелся оцепленный бар Толика. Рядом с репортершей стоял высокий темноволосый мужчина в черном плаще и старинной широкополой шляпе. Лицо у Энкуса ничего не выражало.
— Что Вы можете рассказать об этом деле, шериф Энкус? — затараторила Анастасия. — Вы уверены, что имя настоящего убийцы уже известно?
— Не только уверены, но и уже отправили виновного за решетку, — кивнул шериф. — Это известный в русском районе частный детектив Герман Лукин.
Мда.
Виновного.
Убийцу.
Ты тоже не слыхал о презумпции невиновности, Энкус?
— Известна ли причина, почему Лукин убил Савина? Мальчик — любимец всей Статики!
— Если Вы имеете в виду его выходки с соком, то я вынужден с Вами не согласиться, — буркнул Энкус. — Причина же, почему Лукин убил Кирилла, одна. Пьяная ссора.
— Вы так уверены?
— Других причин не может быть, — отрезал шериф. — Они друг друга почти не знали. Очевидцы свидетельствуют, что вчера, во время вечеринки в известном баре «У Толика», Савин и Лукин вместе выпивали. Потом поднялись на площадку и тут-то все и произошло. Лукин достал свой пистолет (лицензия на право ношения которого, кстати, была исчерпана две недели назад) и два раза выстрелил в Савина. В упор. Кирилл скончался почти мгновенно.
— Вы говорите оба были пьяны? — спросила Анастасия. — Значит ли это, что Лукину инкриминируют лишь неумышленное убийство? А что скажет мать бедного мальчика?
— Это уже будет решать суд, — отрубил Энкус. — Все, интервью закончено.
— Но…
В это время из бара вылетела роботележка, прикрытая белой простыней, и в сопровождении двух полицейских направилась к труповозке.
— Это он! — взвизгнула журналистка. Камера метнулась вперед и застыла, остановленная бдительными полицейскими из оцепления. Но оператор все же успел выхватить безвольную окровавленную руку, которая свесилась с тележки, прежде чем оная скрылась в машине.
Я выругался и переключился на общий канал — крутили какой-то концерт.
Итак, меня уже практически приговорили.
А с учетом моих отношений с персоналом «Черной Дыры» любой срок будет равнозначен смертному приговору.
Сбежать? Я подергал зажимы — сидят крепко. Пока я не подключен к сети Тюрьмы, но шансов все равно никаких нет. Примерно через два часа придут медики, воткнут в вену капельницу, подведут электричество и засунут под задницу шлакоотводную трубу. И буду я как младенец, запеленутый заботливыми родителями, сидеть в проклятом кресле, иногда орать от нестерпимой боли, пока, наконец, не протяну ноги.
По экрану пошли помехи. Вот, уже голопроектор отключили.
Изображение так и не появилось, зато я услышал голос, сильно искаженный электроникой, но все-таки легко узнаваемый.
— Ты меня слышишь, Герман? Отвечай, только не называй моего имени. Я уверен, что у тебя в камере нет жучков, но все же рисковать не стоит.
Генерал Малоев. Мир не без добрых людей. Хотя кто знает, что на уме у этого вояки.
— Я слышу Вас, — ответил я.
— Мне только что сообщили о твоих неприятностях, — сказал генерал.
— Да чего уж там, — весело произнес я, — какие неприятности? Так, мелкие проблемки. С каждым может случиться.
— Ты убил Савина? — спросил Малоев.
— Нет, — покачал головой я.
— А знаешь кто это сделал?
— Нет, — повторил я.
— Черт возьми, я верю тебе, Герман, — вздохнул генерал. — Я внимательно изучил твое досье, и я знаю, что ты не убийца. Однако времени у тебя мало — сегодня вечером Энкус собирается вызвать тебя на допрос, но для него это простая формальность — все уверены, что убийца именно ты.
— А почему Вы решили, что это не так? — спросил я. — Только честно, генерал.
— На нас давят, — произнес, помолчав, Малоев. — Сверху намекают, что надо побыстрее закончить это дельце и до конца жизни продержать тебя в Дыре. В министерстве все ходят довольные, сволочи, будто знают что-то, чего не знаю я. Только Савина сама не своя, ну это-то ясно почему. Ходит бледная, шепчет себе под нос что-то. Оно и понятно… Хотя с другой стороны все ожидали, что Ольга будет осаждать Дыру, требуя, чтобы тебе немедленно отстрелили голову.
— А что? Не самая плохая перспектива, — улыбнулся я.
— Нравишься ты мне, Герман, — поведал генерал. — Оптимист! Ко всему в жизни с юмором подходишь, и за это я тебя уважаю. Только сейчас юмор тебе вряд ли поможет. Запомни, сегодня на допросе все отрицай и требуй рассмотрения дела в верховном суде Статики. Я со своей стороны попытаюсь надавить на нужных людей, авось и выкрутишься.
— Хорошо, — сказал я, и Малоев отключился — вновь появились музыканты, которые рассекали воздух над сценой на аэродосках. Самый волосатый орал что-то малопривлекательное в кислотно-желтый микрофон, прикрепленный под самым потолком. «Группа „Grey Spirit“, прощальное турне на Офелии», — прочел я бегущую строку.
И все-таки, зачем Малоев мне помогает? Не верю я в бескорыстных генералов, которые уверяют, будто делают все не с какой-то определенной целью, а из чистого человеколюбия.
— Последнюю песню мы посвящаем ушедшему от нас недавно ударнику Джону Томпсону! — проорал в микрофон солист «Серого духа». При этом на сцену с потолка закапали голографические капли, а две молнии сожгли воздух рядом с волосатиком. — Он был настоящим аэро! Джонни, чувак, я надеюсь, что мы скоро увидимся!
Зрители взвыли в слепом экстазе. Симпатичная девчонка стянула с себя маечку и кинула ее на сцену. Солист рванул на своей доске вниз, подхватил майку и под одобрительный гул толпы повязал ее вокруг головы — получилось страшно нелепо, но зрителям понравилось.
Джон Томпсон.
Совпадение?
Леруа говорил, что Томпсон — аэро. Но мог ли он быть ударником «Grey Spirit»? Я на всякий случай отметил про себя сей факт. Надо проверить.
* * *
Прошло примерно полчаса, когда мое ожидание закончилось.
По всему зданию завыла сирена, а потом раздался оглушительный взрыв.
Стекла у меня в камере задрожали, голопроектор мгновенно отключился, а через миг затихла сирена.
— Это еще что? — спросил я сам себя.
Снаружи слышались крики, выстрелы.
— Твою мать! — закричали, кажется, совсем рядом с моей камерой. Короткая очередь — и все стихло. Ненадолго — дверь со скрежетом отворилась, и кто-то проник в мою камеру. Незнакомца я не видел — в кресле сильно не повертишься, и затылок инстинктивно напрягся, ожидая получить в голову заряд или пулю.
Однако выстрела не последовало. Вместо этого незнакомец обошел кресло и взглянул на меня. Я в свою очередь — на него.
На парне был черный военный комбинезон, черная маска с блестящими очками-проекторами. В руках незнакомец держал штурмовую винтовку армейского образца — «Стикс» или, может быть, модифицированную «Пчелу».
— Ты кто такой? — спросил я дружелюбно.
Парень не ответил, вместо этого прокричал в коридор:
— Это не он, Хакер!
Из коридора ему ответили:
— Тогда двигаем на второй этаж, Кнут! Сегодня зарегистрировали только двоих, значит, Сынок там!
Интересно. Сегодня кроме меня посадили еще кого-то?
Сынок…
— Эй, раз тебе все равно, может, поможешь? — спросил я.
Кнут снова промолчал, бросил на меня последний взгляд и быстрым шагом удалился.
Я выругался.
— Держись, — сказал Кнут за моей спиной.
Выстрел, искры во все стороны и зажимы раскрылись. Я оказался на свободе!
В тюрьме, где полно охраны и неизвестных террористов в черном, — подсказало жестокое подсознание.
Я встал, обернулся, чтобы поблагодарить загадочного незнакомца, но того уже и след простыл.
Итак, первый шаг сделан, но медлить нельзя. Надо стараться изо все сил, чтобы поймать удачу за хвост.
Я выглянул в коридор: он был пуст, все посторонние звуки тоже стихли. Вспомнить путь, каким меня вели сюда не составило никакого труда — длинный коридор, в конце неприметная дверца, которая ведет в «шлюз» и дальше — на вахту. В «шлюзе» обычно полно тюремщиков, но судя по тому, что произошло — сейчас там пусто.
Я оказался не прав. В шлюзе было полно народу — охранники вповалку спали на неудобных металлических скамейках, пороняв свое табельное оружие. Выбор был богатый, и я почувствовал себя мальчишкой, который случайно оказался в магазине игрушек в полночь, когда никого нет рядом. Впрочем, времени на ностальгию не оставалось, да и тяжелое вооружение тащить мне было не с руки, поэтому я подхватил только легкий плазменный пистолет «Талон». Время истекало, но мне было необходимо найти подходящую одежду — в тюремной форме далеко не убежишь. Я рылся в шкафчиках тюремщиков, пока не обнаружил старый потрепанные джинсы и серую рубашку. Пистолет наготове — и я выскочил на вахту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39