А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Самый обычный бумажный конверт. Что в нем? Шилов почему-то ожидал, что воспоминания его двойника перейдут к нему, и он узнает, что там внутри, но ничего подобного не произошло. Зато в кабинке проводника зазвонил видеофон. Шилов уже примерно догадывался, кто звонит. Он не спешил брать трубку, шел по пустому вагону, не торопясь, наслаждаясь ощущением, которое дарит мягкий ковер измученным ногам. После пустыни прошлого вагона саднило легкие. Шилов не спешил. Ему некуда было спешить.
Видеофон все звонил и звонил.
Шилов пришел к пустой кабинке проводника, нашел аппарат, долго смотрел на него. Наконец, снял трубку.
– Алло.
– Здравствуй, Шилов.
– Привет, шеф.
– Пакет у тебя?
– Так точно.
– Отлично! – Голос шефа стал бодрым. – Просто великолепно. Можешь выкинуть его, Шилов. Он нам не нужен. В нем – сахарная пудра. Чертов Рыков… идиот… мы внушили ему, что в конверте то, что может спасти планету. Мы проверяли его, но проверку он не прошел, да еще и наломал немало дров, связавшись с террористами, желтобреями. Его нужно было устранить.
– Почему? – спросил Шилов, тяжело опускаясь на пустую полку.
– Ты разве не понял? Шилов, дорогой, твое задание было не в том, чтобы найти и доставить пакет! Шилов, родной, прости, но нам нужно было не только ликвидировать этого психопата Рыкова, но и испытать новое изобретение военного ведомства и ты, лучший специалист… ладно, не кипятись!… ты, как лучший неспециалист в своем деле, идеальнее всех подошел для этой роли. Поздравляю, Шилов, ты прекрасно справился с заданием. И – сюрприз – в этом месяце тебя ожидает тройная премия. Ну? Скажи мне, Шилов, ты рад?
– Я увольняюсь, – тихо сказал Шилов.
– Что? Прости, я не расслышал. Я говорю, тройная премия. Ведь мы, черт возьми, смогли использовать «Уничтожитель времени»(тм) не только в космосе, но и на планете! Никому это раньше не удавалось! Ты представляешь, Шилов, какие просторы… мы теперь справимся с проклятыми сероглазыми! Победим их же оружием!
– Я увольняюсь, – четко произнес Шилов и нажал на кнопку «сброс». Открыл конверт, провел внутри пальцем. На пальце остался белый порошок. Шилов поднес его к губам.
Сахарная пудра.
Он перевернул конверт и высыпал остатки пудры на пол.
– «Уничтожитель времени» (тм), – пробормотал он. – Что за дебильное название.
– Чай, кому чай, свежий, отличнейший чай от чаепроизводителя господина Шворца? Чай со специями и без специй, с сахаром и без сахара, с лимоном и без лимона!
– Мистер проводник! Прекрасно выглядите. Больше не боитесь антихристей из соседних вагонов?
– Спасибо, добрый господин. Ощутив дыхание смерти на своем затылке, я многое понял и теперь ничего не боюсь. Чай будете?
– Нет.
– …ублюдки…
– Простите, что вы сказали?
– Ничего, добрые господа! Чай, кому свежий чай, дешевый и вкусный свежий чай?…
Дух лежал на верхней полке и тихонько бренчал на гитаре, которая оказалась вдруг целой. Шилов сидел на полке под ним и притворялся, что внимательно читает Виана «Пену дней». Буквы плохо складывались в слова. Слова выскакивали за поля книги, осыпались на пол, улетали в окно. Вниманию и сосредоточенности настала полная жопа.
За окном мелькали аккуратные домики желтого кирпича, крытые коричневой черепицей, украшенные флюгерами-рыбками. Перед домами, словно персидские ковры, стелились зеленые лужайки, трава на которых была выстрижена очень ровно, будто по линейке; на лужайках паслись белые козочки с позолоченными колокольчиками на шеях; по дорожкам между домами, прячась в тени лип, гуляли стройные барышни в белых платьицах, с воздушными зонтами от солнца. Барышень сопровождали импозантные джентльмены в белых костюмах. Купаясь в лучах идеально круглого солнца, по пастбищам бегали и играли в салочки пастушата. Картинка была чудо как хороша. Шилова от нее тошнило.
«Уничтожитель времени», – проговаривал он про себя. – «Мартеновская печь любви». «Разрезатель дружбы». Слова были смешные, зато прекрасно характеризовали душевное состояние Шилова, становились в подходящие пазы в его душе, словно фигурки в тетрисе, и душа Шилова растворялась, исчезала линия за линией.
Слова приходили, новые понятия появлялись, но его, Шилова, становилось все меньше и меньше. Он терял себя вместе с расплавленным миром, который исчезал, подмененный образами и картинками, поставляемыми в головы пассажиров поезда. Шилов не понимал, как могут жить остальные в этом искусственном мире, почему они все время стремятся сюда, зачем не сходят с ума. Самого Шилова только одно держало на поверхности, не давало утонуть в океане небытия. И это была его в чем-то глупая и безнадежная любовь к Сонечке.
Дух спросил:
– А где Вернон?
– Я потерял его по дороге.
– И правильно, – задумчиво проговорил Дух. – Падла он был. Минер хренов. А я, блин… ты, блин, не представляешь, где я был, Шилов.
– Где?
– О-о-о… где только не был. Маринку видел. Все-таки поезд – прикольная вещь. Маринка выходила меня раненого, спасла. В реальной жизни она бы послала меня куда подальше.
– И правильно сделала бы. Ты ведь бросил ее одну с ребенком.
– Соню я тоже бросил с ребенком, но она ничего против не имеет. Я просто детей не выношу.
– К Маринке ты хочешь вернуться, а к Соне – нет.
– Зато ты, Шилов, хочешь, я знаю.
Шилов вздрогнул как от удара. Сказал тихо:
– Не смей…
– Чего не смей? О-хо-хо! Мой брат шуток не понимает. Расслабьтесь, мистер Шилов. Кстати, следующая остановка – астероид Шмаль-3. Три дома, один салун, население двадцать один человек и шериф, которого за человека никто не считает. Что, брат Шилов, нацепим на головы ковбойские шляпы, обвяжем грудь пулеметными лентами, захватим верные револьверы и устроим перестрелку?
Шилов захлопнул книгу:
– Нет.
Он посмотрел в окно и ему вдруг почудилось, будто видит он госпожу Ики в ее дурацком платье с лямками. Госпожа Ики до сих пор жила в гостинице на втором этаже и, не обращая внимания на полыхающий снаружи пожар революционной борьбы, стояла у окна, прижавшись к небу лбом; кого-то терпеливо ждала.
Шилову казалось, что он знает, кто такая госпожа Ики. Он попытался вспомнить, откуда ее знает, но так и не смог. Когда он снова посмотрел в окно, ее уже не стало.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
ЧУЖОЙ ДОМ

Посвящается людям, которые сумели отыскать свой дом

Глава первая

– …покажу тебе свой дом, а потом мы сходим в соседскую деревеньку. Такая она замечательная, тихая, ну знаешь, словно нереальная какая-то, пришедшая из снов, совсем не похожа на те настоящие деревни, грязные, пустые, скособоченные. Эта деревня из тех, которые показывали в старинных фильмах. Словно из карамели сооруженная такая деревня. Не смейся, Соня, я, может, и плохое сравнение подобрал, но, прошу тебя, не насмехайся. Знала бы ты, как тяжело мне было позвонить тебе и… впрочем, ладно. Мы пройдемся по главной улице, заглянем к тетке Еленке (она не любит, когда ее зовут бабкой, на всякий случай запомни), выпьем у нее ромашкового чаю или парного молока. У тетки Еленки большое подворье: свиньи там, куры, а еще у нее есть замечательная корова, зовут Машка, уж не знаю, почему она ее так назвала…
– Ой. Ты знаешь, я боюсь коров!
– Боишься? Чего же в них такого страшного?
– Они… ну большие такие, вдруг я к ней подойду, а она меня как боднет?!
– Нет, ты что, Машка добрая! Но если не хочешь, подходить к ней не будем, просто выпьем молока и дальше пойдем гулять, я покажу тебе нашу речку, она такая чистая, что каждый камешек на дне видно, каждую рыбешку, а еще там много-много голышей на берегу раскидано. Мы возьмем эти голыши и будем кидать в реку, чтоб они подпрыгивали, ну на счет то есть сыграем, у кого больше подпрыгнет, прежде чем утонет, а потом, когда начнет темнеть, вернемся домой. По пути можно еще на пруд посмотреть. Он грязный, конечно, зато на берегу там растут замечательные ивушки. К вечеру со своего чердака слезет Афоня, и я познакомлю вас, он подарит тебе носки, которые свяжет к твоему приезду, очень красивые, теплые и удобные, а потом мы выйдем во двор. Я разведу костер, и мы станем жарить шашлыки…
– Из Афони?
– Соня!
– Прости, Костя, я почему-то нервничаю немножко, ну и говорю глупости… правда, прости!
– Ладно, ничего страшного. Мы поедим шашлыки, а как раз к этому времени наступит ночь, и выглянут звезды. У нас не юг, конечно, но звезды все равно яркие, и они как-то красивее, чем если смотреть на них из космоса, роднее и правильнее как-то… ты меня понимаешь?
– Не очень, но ты говори-говори!
– Ладно. Мы будем сидеть на крыльце и смотреть на звезды, я закурю…
– Признаться, мне не нравится, что ты куришь.
– Правда? Ты никогда не говорила.
– Ты мне тоже никогда раньше не звонил и не приглашал в гости.
– Вот как. Хорошо, я не закурю, но если чуть позже у меня опухнут и отвалятся уши, ты будешь сама виновата!
Она засмеялась:
– Я возьму на себя этот грех, Костя.
– Хорошо, тогда вместо сигареты я буду жевать сочную травинку и рассказывать тебе о звездах и созвездиях. Мой отец был астрономом, представляешь? Самым настоящим астрономом, я хотел быть похожим на него и нарочно купил себе атлас звездного неба, жутко старинный такой атлас; все свои детские сбережения на него потратил за целый год. По нему изучал звездные карты, выходил на улицу и следил за звездами, а потом сам смастерил телескоп, представляешь? Купил два увеличительных стекла, плотную бумагу, канцелярский клей и соорудил из них телескоп.
– Ты сделал телескоп из бумаги?
– Ну, я еще маленький был, точно не знал, из чего телескопы делаются. И ты знаешь, у меня получилось, хотя линзы частенько выпадали, приходилось их на место вставлять…
Она хихикнула.
– Что тут смешного?
– Да ничего. Просто представила тебя маленьким.
– Я тебе покажу детские фотографии, – пообещал он. – А телескоп быстро сломался, развалился, хотя я и делал его в несколько слоев для надежности. Линзы покрылись мелкими царапинами, несмотря на то, что я старался за ними следить, и я потом подарил их соседскому мальчишке. Он хотел сделать из стеклышек всамделишный лазер, чтобы плавить асфальт во дворе, но ничего у него не вышло…
– Ой, Костя, прости, мне идти надо.
– Уже?
– Извини. Правда, извини, я очень хотела еще немного с тобой поболтать, но мне уже пора, но я приеду, честное слово, приеду послезавтра, и все будет прямо, как ты сказал. Если не передумаешь, конечно.
– Постараюсь.
– Смеешься над бедной девушкой?
– Больше не буду! Соня, конечно, я не передумаю.
– Хорошо… в общем, пока, Костя. Послезавтра в час дня встречай меня на монорельсовой станции… как договорились… счастливо, целую тебя!
– Пока.
Он вернул трубку на место, и словно ребенок, получивший подарок, о котором давно мечтал, подпрыгнул на месте, схватил со стола фотографию Сони в рамке и закружил с ней по комнате, то и дело натыкаясь на мебель. Из своего угла выглянул Афоня, лохматый исконно русский домовой в красной рубашке в белый горошек и плотных черных штанишках, подпоясанных конопляной веревкой. В руках у него мелькали спицы, кончик бороды волочился по полу, собирая пыль.
– Чего пляшешь? – спросил Афоня с опаской. – Случилось чего?
– А ты не слышал разве? Сонька к нам приезжает!
– Нашел чему радоваться, – пробурчал Афоня. – Ишь, баба к нему приезжает. Работы лишился, думал бы лучше, на что жить будем? А он… ишь ты!
– Афоня, не грузи, – Шилов подмигнул ему. – Сам знаешь, моих сбережений нам еще надолго хватит.
– Хватит-то, хватит, но мужику без работы нельзя, зачахнет, так-то.
– Через неделю начну думать, Афоня, обещаю! А ты пока носки Соньке свяжи, хорошо? Я ей обещал.
– Ишь, умник какой нашелся! Ты обещал, ты и вяжи.
– Да ладно тебе, Афоня! Афонька-а-а… мужик, ты не представляешь, как я счастлив.
Афоня ловко запрыгнул на журнальный стол, заваленный книгами, устроился на краю, свесив ножки, обутые в лапти. Шилов купил их на распродаже на китайской передвижной космической станции полгода назад. Лапти были почти как настоящие, только воняли почему-то бензином. Впрочем, Афоне запах этот понравился.
– Счастлив, говоришь? Баба заарканила, а ты счастлив?
– Это не она, это я сам. Без нее я начал… теряться, разучился понимать, где реальность, а где виртуальность, понимаешь?
Афоня щелкнул языком:
– Дураком родился, дураком помрешь. Видела бы тебя твоя матушка! Но она даже не звонит уже, поняла, видать, что с таким сынком каши не сваришь.
Шилов пожал плечами и уселся в кресло, откинулся, стал смотреть на потолок, на роскошную люстру, которую давно стоило помыть.
«Генеральная уборка, – подумал Шилов. – Какие страшные слова».
Но Соня приедет послезавтра, он должен успеть привести дом в порядок к ее приезду.
– Мама сразу сказала, что специалиста из меня не выйдет. Слишком уж я на интуицию полагаюсь, а на знания плюю.
– Нашел чем гордиться, ей Богу, – проворчал Афоня. – Ладно уж, свяжу твоей бабе носки, а ты тут прибирайся пока, стыдоба! Не квартира, а помойка.
– Сейчас, Афоня, сейчас все будет!
– Ну и…?
– Говорю же, сейчас, а это значит вот прямо очень скоро, только прогуляюсь, воздухом свежим подышу и сразу за работу.
– Архаровец! – закричал вдруг домовой. – К бабе уйдешь, я один тут останусь, так что ли?…
– Афонька…
– Ладно, иди. Вот помру с тоски, тогда и поплачешь, только поздно уже будет.
Воздух с утра был воистину свежий. Напоенный запахами хвои и трав, он приятно покалывал легкие, привыкшие к городскому смогу и вокзальной вони.
– Вот он, настоящий отпуск! – с усмешкой сказал Шилов, выходя за порог. Он потянулся, прищурился на солнце, сиявшее в лазурном небе, счастливо улыбнулся. Слева за полями спелой пшеницы раздался гудок; наверное, Михалыч поехал в город торговать свежим молоком. Молоко у Михалычевых коров было как смалец, хоть ножом режь, но сам он почему-то предпочитал хаживать в гости к тетке Еленке и пил молоко у нее. Справа над лесом то и дело проносились аэромобили, которые совсем не вписывались в пейзаж, но Шилов прощал им это сегодня. Свистя под нос, он вышел на тропинку, ведущую к лесу, достал пачку сигарет, но, подумав, положил ее обратно в карман, сорвал росшую возле обочины травинку и сунул ее в рот. Травинка приятно горчила. Солнце припекало слева, но Шилов вскоре вошел в подлесок и спрятался в тени. Он прислонился спиной к дубу и смотрел на солнце, запутавшееся в переплетении веток. Мобилей отсюда не было видно, только воробьи носились повсюду как угорелые. Один раз Шилов увидел стрижа. А может, показалось. Впрочем, ему было все равно; Шилов был счастлив как никогда. Он наслаждался каждой минутой, которая оставалась до приезда Сонечки. Это ожидание счастья он не променял бы ни на что на свете.
Он пошел по истончающейся тропинке вглубь леса, восхищаясь громадными толстокорыми деревьями, дубами и кленами, подмечая каждую мелочь под ногами: сухой сор и процессии муравьев, таскавших к муравейнику личинок, поседевший мох, цеплявшийся к стволам могучих деревьев, листья, скрипевшие под ногами, словно снег. Лес, казалось, был окутан прозрачной паутиной, которую можно увидеть, только если осторожно скосить взгляд. Стоит посмотреть на нее прямо, и она тут же исчезает. Не было никакого сумрака, лес казался светлым и игрушечным, будто чащоба из волшебной сказки. Лесной воздух пьянил сильнее вина.
Шилов вышел на светлую опушку, безупречно круглую, как будто нарисованную циркулем. На опушке рос чертополох, а с северной стороны – кустарник с красными ягодами, названия которого Шилов не знал. Над ягодами кружила мошкара. Откуда-то слева раздался пронзительный писк, будто мелкая зверюшка попала в капкан. Шилов знал, что браконьеров в их лесах отродясь не водилось, но все же решил проверить и пошел на звук. Пищало где-то совсем близко, у края опушки, но Шилов никак не мог найти источник звука. Писк то удалялся, то приближался, а эпицентр его не обнаруживался.
Наконец Шилов догадался посмотреть вверх и почти сразу увидел маленькое дискообразное устройство, поблескивающее в солнечных лучах. Устройство пряталось в нижних ветвях молодого дуба. Шилов подпрыгнул и достал его. Штуковина была сделана из какого-то легкого металла. Возможно – алюминия. Очень легкая и, кажется, полая, она только с виду казалась сплошной и тяжелой. Пищала именно она, пищала заунывно и как-то по-настоящему, будто живое существо.
Шилов повертел устройство в руках. В памяти вертелось нечто похожее, но он никак не мог вспомнить, где видел подобную штуку. Связаться с Проненко? Вроде бы он специалист по железкам, должен помочь. Но Шилов не хотел выслушивать его ехидные замечания, в связи со своим увольнением, и решил не звонить. Устройство тем временем пищало все тише и тише, а потом и вовсе замолчало. Шилов сунул его в карман и пошел обратно в деревню. Ему захотелось парного молока.

Глава вторая

Он раз за разом нажимал кнопку звонка, но тетка Еленка не появлялась еще очень долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40