Края раны даже не разлохмачены.
– Я полагаю, что найденный скальпель и был тем самым орудием?
– Никаких причин предполагать обратное.
– Меня удивило количество крови.
– Кто бы мог подумать, что у этого парня столько кровищи внутри, а? Ну, это был очень мощный разрез, скажем так. Сердце могло успеть сократиться еще раз или два. А алкоголь расширяет кровеносные сосуды.
– Алкоголь?
– «Капли датского короля» для храбрости. Или шотландского в данном случае. Я сам чуть было не опьянел, когда вскрыл желудок. Там, должно быть, было побольше четверти бутыли скотч-виски, только что выпитого. Как я понял, тебя версия самоубийства не очень устраивает?
– А ты понял? Нет, на самом деле мне скорее хотелось бы, чтобы это так и было, но только я не думаю, что это самоубийство.
– Как и я.
– Такая уверенность, Фредди? Это что-то не похоже на моего осторожного старого доброго трупореза, – сказал Слайдер с легкой усмешкой.
– Во-первых, я не верю в такой разрез с первой попытки. Во-вторых, у него на одном из передних зубов совершенно свежий скол. Такого рода вещи случаются, когда кто-нибудь насильно заставляет тебя пить из горлышка бутылки, а ты сопротивляешься.
Слайдер молчал, пока этот холодящий новый образ добавлялся к сложенному сценарию.
– Чтобы он не очень отбивался, я думаю, – наконец пробормотал он.
– Или добавить оттенков к мотивам самоубийства, не знаю. В общем, тебе придется продолжать поиски твоего левши-убийцы, как любому заправскому сыщику из романов Кристи.
– Смешанная метафора, – предупредил его Слайдер. – Или, по меньшей мере, смешение среды. Как бы то ни было, имея скальпель, мы теперь будем искать левшу-хирурга.
– Хирурги умеют резать обеими руками, ты, невежда!
– В самом деле?
– Разумеется. И я умею. Серьезно, ты не знал этого? Кстати, раз так, мое замечание может дать какую-то пользу?
– Никакой. Точно как у Агаты Кристи, – Слайдер был рад перемене темы. – Хотя я предполагаю, что любой человек с театральными замашками, который задумал самоубийство, может иметь достаточно дурного вкуса, чтобы оставить мелодраматическую записку. Но был ли левша-убийца настолько умен, чтобы попробовать этакий двойной блеф? Я так понял, что ты не нашел никаких царапин? – с тоской в голосе уточнил он. – В конце концов, его же как-то должны были заставить написать эту записку. И ты не мог найти для меня поцарапанную кисть?
– Если только он не был большим храбрецом, то одного прикосновения острого лезвия к его шее могло быть достаточно, чтобы он написал все, что от него потребуют, – указал Камерон.
– Он не был большим храбрецом, – со вздохом сказал Слайдер, вспоминая скрюченного над кружкой пива больного от страха музыканта. Храбрец умирает один раз, вспомнил он где-то вычитанную фразу, а трус – во много раз больше.
* * *
Атертон и КЖД Суилли поехали вместе допросить Элен Моррис, и по возвращении Атертон выглядел печальнее и умудреннее, чем утром.
– Она была немножко расстроена, – объяснил он Слайдеру, пряча глаза.
– Сядь и посиди, – посоветовал Слайдер, – а то у тебя такой вид, будто тебя поколотили.
– Такой же и у вас, – возразил Атертон и открыл рот еще раз, чтобы выложить своему шефу еще что-нибудь столь же приятное и вежливое, но тут же мудро передумал и уселся в кресло, уложив длинные руки на край стола Слайдера. – Ну, она опознала почерк Томпсона на записке, – сказал он после паузы. – Почерк его левой руки, как она сказала.
Брови Слайдера поползли вверх. Атертон скорчил гримасу.
– Саймон Томпсон мог пользоваться обеими руками. От рождения он был левша, но игра на скрипке вынудила его переучиться на правую руку. Нельзя играть на скрипке наоборот, потому что струны оказываются не в том порядке, и ты будешь вести смычок вверх, когда все остальные ведут его вниз.
– А это неправильно?
– Некрасиво и неудобно. В любом случае Моррис сказала, что писать он мог обеими руками, но обычно для письма пользовался правой, хотя все другие дела мог делать обеими одинаково хорошо.
– Есть хоть что-нибудь в этом проклятом деле, что когда-нибудь поведет нас прямо вперед?
– Для меня это выглядит достаточно прямо, шеф. Будучи под действием эмоционального стресса, вызвавшего самоубийство, он бессознательно вернулся к врожденным качествам левши.
– А надколотый зуб?
– Предположим, у него тряслись руки. Он мог бы и сам себе его повредить.
– Хотел бы я думать так же, как ты, – покачал головой Слайдер. – Но передо мной стоит образ этого кролика в человеческом обличье, которому угрожает некто очень бесчеловечный, вооруженный острейшим лезвием, и, настолько этим напуганный, он пишет под диктовку эту записку, но в последней отчаянной попытке рассказать миру, что все на самом деле не так, как должно будет выглядеть после его гибели, он пишет ее левой рукой, что даст понять хотя бы Элен Моррис, что здесь что-то по меньшей мере необычно.
– Но ведь он перерезал себе горло левой рукой.
– Убийца, который очень умен, как мы уже знаем, заметил, что его жертва – левша, вот и перерезал ему горло соответствующим образом.
Атертон поднял руки и вновь уронил их.
– Ну, это уж чистый Ханс Христиан Андерсен! Все увязано. Если убийца такой уж умный, почему он не сделал разрез более похожим на самоубийство?
– Возможно, он не знал своей собственной силы. Более вероятно то, что он понимал, что Томпсон не будет тихо и спокойно сидеть и дожидаться, пока его будут красиво и артистично обрабатывать скальпелем. Один быстрый и мощный порез, и дело сделано.
– Ладно, пусть я придурок, – вздохнул Атертон и потер тыльную сторону левой ладони пальцами правой руки. – Только все это выглядит несколько слабовато. Если это Томпсон убил Анн-Мари Остин, а потом пошел на самоубийство, тогда все приобретает смысл и выглядит намного проще...
– ... А мы все едем по домам пить чай, – закончил за него фразу Слайдер. Теперь он понимал, что даже у Атертона бывали моменты, когда ему хотелось уйти от реальности. – Знаешь ли, жизнь не бывает настолько симметричной.
– И все равно, нет никаких доказательств, что это было не самоубийство, – стоял на своем Атертон. – Только ваша артистическая чувствительность.
Слайдер некоторое время хранил молчание.
– Что-нибудь удалось нащупать в «Собаке и Мошонке»?
– Пока ничего. Но я еще не закончил и совершенно уверен, что Хильда что-то знает. Сегодня вечером еще раз попробую расколоть ее.
– У Хильды всегда такой вид, как будто она что-то знает, – предостерег Атертона Слайдер. – Смотри, не попадайся в старую ловушку.
– Нам просто необходимо найти что-нибудь, что можно показать на совещании. Супер собирается задать несколько вопросов насчет того, чем это мы тут занимаемся целыми днями.
– Выкинет в окно наши яйца, как пить дать.
– Да, но oeuvre – это не совсем то, что oeuf.
– Повтори еще раз?
– Проехали. Вечно я мечу бисер перед свиньями.
– Хорошо, что мечешь бисер, а не яйца... всмятку, – ехидно улыбнулся Слайдер.
* * *
Молодой человек был аккуратно одет, говорил спокойно и был понятлив – о таком свидетеле мог бы только мечтать любой полисмен.
– Я приметил эту машину, потому что это был «Эм-Джи-Би Роудстер». А я люблю эти «Эм-Джи». У меня самого такая же, но сейчас, когда родился ребенок, она стала непрактичной.
Женат, и есть ребенок, отметил Атертон. Все лучше и лучше.
– Вы не обратили внимания на регистрационный номер, вероятно?
– Боюсь, что нет. Единственное – номер был из серии «У».
– Цвет?
– Ярко-красный. По-моему, он называется «вермильон».
И он рассказал свою историю. Он сидел в своей машине на автостоянке паба «Собака и Спортсмен», поджидая жену, работавшую в промежуточной смене на «Юнайтед Дайариз» в Скрабс-Лэйн. Они оба отдавали работе каждый свободный час, чтобы вместе сделать депозит на покупку дома. Теперь, когда у них был ребенок, они хотели иметь собственное жилье.
А кто присматривал за ребенком? Мама Дениз, которая жила в муниципальной квартире на Норт-Поул-Роуд. Вот почему они встречались в «Собаке и Спортсмене». Один тип из «Дайариз» подбрасывал по пути с работы Дениз сюда на своей машине, а тут она пересаживалась к Полу, и они вместе ехали забирать ребенка, а потом домой, на Лэтимер-Роуд.
В тот вечер он подъехал на стоянку чуть раньше обычного, так что он просто сидел в машине, наблюдая за потоком транспорта и высматривая машину с Дениз, когда на стоянку въехал красный «Роудстер». Девушка за рулем вела машину очень быстро и резко поворачивала, так что даже покрышки завизжали, когда она затормозила со всего ходу, а потом она поставила машину как раз напротив него. Когда она вышла из машины, он подумал, что она хорошенькая девчонка, но строит из себя крутую. Одета она была в жакет из ослиной шкуры, джинсы и короткие ботинки, отчего такую хорошенькую девчонку хотелось рассматривать еще дольше.
А в какое время это было? Да где-то без двадцати десять или около того. Он не смотрел на часы, но Дениз подъезжала обычно без четверти, и подъехала она больше, чем через пять минут. Но, может, и меньше.
Ну, значит, девчонка вылезла из машины и пошла к пабу, а потом перед ней оказался тот мужчина. Нет, он не видел, откуда тот подошел – он рассматривал ее машину. Он просто вроде как появился из теней между стоящими машинами. Она сразу остановилась, они перекинулись несколькими словами, а потом пошли обратно к машине, сели в нее и уехали. Вот и все.
Как выглядел тот человек? Ну, он не имел возможности хорошо рассмотреть его. Высокий, в плаще, с шарфом, и в такой коричневой шляпе, знаете, в каких лорда Осборна показывают по телевизору. Как они называются – трильби, кажется? Немолодой человек. Откуда он знает? Ну, просто такое впечатление. Кроме того, молодые люди не носят шляп, так ведь? Он не видел его лица, потому что шляпа и шарф вроде как бы затеняли лицо. Нет, он не думает, что смог бы опознать этого человека. Просто хорошо одетый человек среднего возраста в темном плаще и шляпе.
Показалось ли ему, что девушка знала того человека? Как она реагировала на его появление?
Молодой человек нахмурился, припоминая.
Да. Она знала его. Она не удивилась, увидев его. Хотя, погодите минутку – когда она только заметила его, она повернула голову и как бы быстро огляделась вокруг, знаете, будто проверяла, не следит ли за ней кто-нибудь. Нет, он уверен, никто из них его не заметил. Фары у него были выключены, а они даже не смотрели в его сторону. Просто в первую минуту он подумал, что человек вышел, чтобы ограбить ее – вырвать сумочку или что-то в этом роде, а она оглядывается, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Но это было не так, и все кончилось за какие-то секунды. Человек что-то сказал; девушка ответила; он сказал еще что-то; они пошли к машине и уехали тем же путем, каким она подъезжала, по Вуд-Лэйн в сторону Шепперд-Буш.
Атертон захлопнул блокнот.
– Мы очень вам благодарны, мистер Рингхэм. Вы оказали большую помощь полиции. А теперь, если вы вспомните что-нибудь еще, вообще что-нибудь, неважно, насколько обычным это вам покажется, вы, конечно, дадите мне знать. Позвоните мне по этому номеру.
– Да, конечно, но... послушайте, я не хочу быть втянутым ни во что такое, я ведь не обязан, верно? Я хочу сказать, я не могу опознать этого человека или что-то такое, у меня Дениз и ребенок, мне надо об этом думать.
Ладно, у всех свидетелей такие же проблемы, нельзя же требовать идеала, подумал Атертон и успокоил молодого человека целой тирадой, настолько же неопределенной, насколько долгой. Несколькими минутами позже, сидя в своей голубовато-серебристой «Сьерре» и направляясь к дому, где его поджидал огонь в камине, линяющий кот и изысканный ужин, он задумался над тем, как далеко их заведет то, что удалось узнать по этому делу. Вот уже появился Мистер Икс в зловещей шляпе-трильби. Сам Атертон никогда не доверял людям, носившим подобные шляпы. Ну, ладно, теперь им известно, что она имела свидание с убийцей в «Собаке и Мошонке», и хотя описание мужчины этим человеком мало что обещало в плане опознания, с тем же успехом этим человеком мог быть и Томпсон. Он как раз был таким театральным типом, что мог попытаться замаскироваться при помощи приметной шляпы и шарфа.
В любом случае, по меньшей мере теперь, они знали, что она приехала в Уайт-Сити на своей собственной машине. Может быть, стоило бы опросить жителей Барри-Хаус еще разок и поспрашивать подробнее о красном «Эм-Джи». Наверняка кто-нибудь да приметил такую выделяющуюся машину.
* * *
Атмосфера в доме была леденящей именно настолько, насколько он этого и ожидал.
Айрин одарила его злым взглядом и объявила:
– На ужин ничего нет, кроме того, что есть в холодильнике. Я не была удостоена чести знать, когда ты изволишь явиться, и я не намерена бесконечно готовить пищу лишь для того, чтобы потом ее выбрасывать.
– Хорошо, хорошо, все в порядке, – спокойно ответил Слайдер. – Я себе что-нибудь найду. – Даже произнося это, он уже в который раз подумал, что за столько лет совместной жизни Айрин так и не смогла привыкнуть к его непредсказуемому режиму работы, как не могла до сих пор примириться с тем, что приготовленная для него еда часто пропадает попусту.
Холодильник, вероятнее всего, содержал в себе продуктов не больше, чем операционный стол микробов, и не исключено, что по той же самой причине. Довольно давно Атертон намекнул ему на это, разумеется, другими словами и в другом контексте – о связи между отсутствием сексуальных отношений и одержимостью гигиеной.
Дети были дома, и у них были в гостях друзья, поэтому у Слайдера была возможность использовать это обстоятельство как ширму, что он уже практиковал и раньше. Он спросил Мэтью о футбольном матче и покорно выслушал подробнейший отчет, в котором жестикуляция играла роль, пожалуй, большую, чем слова. Приятель его сына, насморочный и страдающий аденоидами мальчик по имени Сайбод, волосы которого были настолько рыжими, что казались покрашенными, повторял весь рассказ, отставая от Мэтью на секунду, так что Слайдер воспринимал повествование, точнее, пытался его воспринять, с сомнительным успехом, как если бы слушал пластинку с нарушенным стереоэффектом и сбитой синхронизацией.
– Так, значит, вы все же выиграли или нет? – спросил он в конце концов, так ничего и не поняв.
– Ну да, выиграли, – подтвердил Мэтью с обеспокоенным выражением и нахмурился, – и если мы выиграем еще в следующую пятницу у «Бэверли», то мы выиграем сам «Щит». Только они уж очень хороши, и если мы сделаем ничью, то будет подсчет соотношения голов, а с голами у нас не очень здорово. – По его переживаниям было очевидно, что всю ответственность за такое неудачное положение их команды он почему-то считает возложенной на его плечи. Да, подумал Слайдер, каков отец, таков и сын.
– Ладно уж, даже если вы и не выиграете, это не будет иметь значения, если только вы сделаете все, на что способны, – заявил Слайдер, честно играя роль умудренного годами родителя. Мэтью и Сайбод уставились на него с выражением крайнего удивления подобной невежественной глупости.
– Но, пап, это ведь «Щит»!.. – начал было Мэтью в отчаянной попытке донести эту ценную мысль до бесчувственного отца. Но Слайдер поторопился опередить его:
– Мэтью, это ведь баббл-гам, то, что ты жуешь? Сколько раз я тебе говорил, я не желаю, чтобы ты жевал это отвратительное барахло. Выплюнь сейчас же и выкинь!
– Но ты же разрешаешь мне жевать обычную резинку, – запротестовал Мэтью, – только с обычной резинкой не выдуешь приличный пузырь.
– Обычная резинка совсем другое дело. – И зачем я это сказал, подумал Слайдер. Теперь следующий вопрос будет – а почему? Собственно, Слайдер и сам не знал – почему, а единственной причиной запрета на баббл-гам было его личное предубеждение, поскольку запах от этой жвачки напоминал ему запах резиновой маски, которую надевали ему на физиономию, собираясь дать наркоз в стоматологической клинике в далекие дни его детства. Поэтому он предпочел найти спасение в простой, но внушительной демонстрации родительской власти.
– Пожалуйста, не спорь со мной, Мэтью. Просто сделай то, что я сказал. Вынь ее изо рта и выкинь, пожалуйста... только сначала заверни во что-нибудь, – добавил он, когда Мэтью с тяжелым вздохом двинулся к кухне. Сайбод последовал за приятелем, и тут Слайдер ощутил на себе взгляд Айрин, без слов говорящий: «Боже, как же ты любишь разыгрывать роль строгого отца, правда? Ну прямо настоящий Человек Действия, правда, только тогда, когда надо покомандовать двумя детьми».
Он насколько мог тянул – лишь бы не остаться наедине с ней и ее взглядом – и решил подняться в комнату Кейт, которая в этот момент оказалась полностью поглощенной одной из своих чересчур ритуализованных сложных игр, из-за чего Слайдер тут же оказался нежелательным пришельцем, вторгнувшимся в ее личный выдуманный мирок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Я полагаю, что найденный скальпель и был тем самым орудием?
– Никаких причин предполагать обратное.
– Меня удивило количество крови.
– Кто бы мог подумать, что у этого парня столько кровищи внутри, а? Ну, это был очень мощный разрез, скажем так. Сердце могло успеть сократиться еще раз или два. А алкоголь расширяет кровеносные сосуды.
– Алкоголь?
– «Капли датского короля» для храбрости. Или шотландского в данном случае. Я сам чуть было не опьянел, когда вскрыл желудок. Там, должно быть, было побольше четверти бутыли скотч-виски, только что выпитого. Как я понял, тебя версия самоубийства не очень устраивает?
– А ты понял? Нет, на самом деле мне скорее хотелось бы, чтобы это так и было, но только я не думаю, что это самоубийство.
– Как и я.
– Такая уверенность, Фредди? Это что-то не похоже на моего осторожного старого доброго трупореза, – сказал Слайдер с легкой усмешкой.
– Во-первых, я не верю в такой разрез с первой попытки. Во-вторых, у него на одном из передних зубов совершенно свежий скол. Такого рода вещи случаются, когда кто-нибудь насильно заставляет тебя пить из горлышка бутылки, а ты сопротивляешься.
Слайдер молчал, пока этот холодящий новый образ добавлялся к сложенному сценарию.
– Чтобы он не очень отбивался, я думаю, – наконец пробормотал он.
– Или добавить оттенков к мотивам самоубийства, не знаю. В общем, тебе придется продолжать поиски твоего левши-убийцы, как любому заправскому сыщику из романов Кристи.
– Смешанная метафора, – предупредил его Слайдер. – Или, по меньшей мере, смешение среды. Как бы то ни было, имея скальпель, мы теперь будем искать левшу-хирурга.
– Хирурги умеют резать обеими руками, ты, невежда!
– В самом деле?
– Разумеется. И я умею. Серьезно, ты не знал этого? Кстати, раз так, мое замечание может дать какую-то пользу?
– Никакой. Точно как у Агаты Кристи, – Слайдер был рад перемене темы. – Хотя я предполагаю, что любой человек с театральными замашками, который задумал самоубийство, может иметь достаточно дурного вкуса, чтобы оставить мелодраматическую записку. Но был ли левша-убийца настолько умен, чтобы попробовать этакий двойной блеф? Я так понял, что ты не нашел никаких царапин? – с тоской в голосе уточнил он. – В конце концов, его же как-то должны были заставить написать эту записку. И ты не мог найти для меня поцарапанную кисть?
– Если только он не был большим храбрецом, то одного прикосновения острого лезвия к его шее могло быть достаточно, чтобы он написал все, что от него потребуют, – указал Камерон.
– Он не был большим храбрецом, – со вздохом сказал Слайдер, вспоминая скрюченного над кружкой пива больного от страха музыканта. Храбрец умирает один раз, вспомнил он где-то вычитанную фразу, а трус – во много раз больше.
* * *
Атертон и КЖД Суилли поехали вместе допросить Элен Моррис, и по возвращении Атертон выглядел печальнее и умудреннее, чем утром.
– Она была немножко расстроена, – объяснил он Слайдеру, пряча глаза.
– Сядь и посиди, – посоветовал Слайдер, – а то у тебя такой вид, будто тебя поколотили.
– Такой же и у вас, – возразил Атертон и открыл рот еще раз, чтобы выложить своему шефу еще что-нибудь столь же приятное и вежливое, но тут же мудро передумал и уселся в кресло, уложив длинные руки на край стола Слайдера. – Ну, она опознала почерк Томпсона на записке, – сказал он после паузы. – Почерк его левой руки, как она сказала.
Брови Слайдера поползли вверх. Атертон скорчил гримасу.
– Саймон Томпсон мог пользоваться обеими руками. От рождения он был левша, но игра на скрипке вынудила его переучиться на правую руку. Нельзя играть на скрипке наоборот, потому что струны оказываются не в том порядке, и ты будешь вести смычок вверх, когда все остальные ведут его вниз.
– А это неправильно?
– Некрасиво и неудобно. В любом случае Моррис сказала, что писать он мог обеими руками, но обычно для письма пользовался правой, хотя все другие дела мог делать обеими одинаково хорошо.
– Есть хоть что-нибудь в этом проклятом деле, что когда-нибудь поведет нас прямо вперед?
– Для меня это выглядит достаточно прямо, шеф. Будучи под действием эмоционального стресса, вызвавшего самоубийство, он бессознательно вернулся к врожденным качествам левши.
– А надколотый зуб?
– Предположим, у него тряслись руки. Он мог бы и сам себе его повредить.
– Хотел бы я думать так же, как ты, – покачал головой Слайдер. – Но передо мной стоит образ этого кролика в человеческом обличье, которому угрожает некто очень бесчеловечный, вооруженный острейшим лезвием, и, настолько этим напуганный, он пишет под диктовку эту записку, но в последней отчаянной попытке рассказать миру, что все на самом деле не так, как должно будет выглядеть после его гибели, он пишет ее левой рукой, что даст понять хотя бы Элен Моррис, что здесь что-то по меньшей мере необычно.
– Но ведь он перерезал себе горло левой рукой.
– Убийца, который очень умен, как мы уже знаем, заметил, что его жертва – левша, вот и перерезал ему горло соответствующим образом.
Атертон поднял руки и вновь уронил их.
– Ну, это уж чистый Ханс Христиан Андерсен! Все увязано. Если убийца такой уж умный, почему он не сделал разрез более похожим на самоубийство?
– Возможно, он не знал своей собственной силы. Более вероятно то, что он понимал, что Томпсон не будет тихо и спокойно сидеть и дожидаться, пока его будут красиво и артистично обрабатывать скальпелем. Один быстрый и мощный порез, и дело сделано.
– Ладно, пусть я придурок, – вздохнул Атертон и потер тыльную сторону левой ладони пальцами правой руки. – Только все это выглядит несколько слабовато. Если это Томпсон убил Анн-Мари Остин, а потом пошел на самоубийство, тогда все приобретает смысл и выглядит намного проще...
– ... А мы все едем по домам пить чай, – закончил за него фразу Слайдер. Теперь он понимал, что даже у Атертона бывали моменты, когда ему хотелось уйти от реальности. – Знаешь ли, жизнь не бывает настолько симметричной.
– И все равно, нет никаких доказательств, что это было не самоубийство, – стоял на своем Атертон. – Только ваша артистическая чувствительность.
Слайдер некоторое время хранил молчание.
– Что-нибудь удалось нащупать в «Собаке и Мошонке»?
– Пока ничего. Но я еще не закончил и совершенно уверен, что Хильда что-то знает. Сегодня вечером еще раз попробую расколоть ее.
– У Хильды всегда такой вид, как будто она что-то знает, – предостерег Атертона Слайдер. – Смотри, не попадайся в старую ловушку.
– Нам просто необходимо найти что-нибудь, что можно показать на совещании. Супер собирается задать несколько вопросов насчет того, чем это мы тут занимаемся целыми днями.
– Выкинет в окно наши яйца, как пить дать.
– Да, но oeuvre – это не совсем то, что oeuf.
– Повтори еще раз?
– Проехали. Вечно я мечу бисер перед свиньями.
– Хорошо, что мечешь бисер, а не яйца... всмятку, – ехидно улыбнулся Слайдер.
* * *
Молодой человек был аккуратно одет, говорил спокойно и был понятлив – о таком свидетеле мог бы только мечтать любой полисмен.
– Я приметил эту машину, потому что это был «Эм-Джи-Би Роудстер». А я люблю эти «Эм-Джи». У меня самого такая же, но сейчас, когда родился ребенок, она стала непрактичной.
Женат, и есть ребенок, отметил Атертон. Все лучше и лучше.
– Вы не обратили внимания на регистрационный номер, вероятно?
– Боюсь, что нет. Единственное – номер был из серии «У».
– Цвет?
– Ярко-красный. По-моему, он называется «вермильон».
И он рассказал свою историю. Он сидел в своей машине на автостоянке паба «Собака и Спортсмен», поджидая жену, работавшую в промежуточной смене на «Юнайтед Дайариз» в Скрабс-Лэйн. Они оба отдавали работе каждый свободный час, чтобы вместе сделать депозит на покупку дома. Теперь, когда у них был ребенок, они хотели иметь собственное жилье.
А кто присматривал за ребенком? Мама Дениз, которая жила в муниципальной квартире на Норт-Поул-Роуд. Вот почему они встречались в «Собаке и Спортсмене». Один тип из «Дайариз» подбрасывал по пути с работы Дениз сюда на своей машине, а тут она пересаживалась к Полу, и они вместе ехали забирать ребенка, а потом домой, на Лэтимер-Роуд.
В тот вечер он подъехал на стоянку чуть раньше обычного, так что он просто сидел в машине, наблюдая за потоком транспорта и высматривая машину с Дениз, когда на стоянку въехал красный «Роудстер». Девушка за рулем вела машину очень быстро и резко поворачивала, так что даже покрышки завизжали, когда она затормозила со всего ходу, а потом она поставила машину как раз напротив него. Когда она вышла из машины, он подумал, что она хорошенькая девчонка, но строит из себя крутую. Одета она была в жакет из ослиной шкуры, джинсы и короткие ботинки, отчего такую хорошенькую девчонку хотелось рассматривать еще дольше.
А в какое время это было? Да где-то без двадцати десять или около того. Он не смотрел на часы, но Дениз подъезжала обычно без четверти, и подъехала она больше, чем через пять минут. Но, может, и меньше.
Ну, значит, девчонка вылезла из машины и пошла к пабу, а потом перед ней оказался тот мужчина. Нет, он не видел, откуда тот подошел – он рассматривал ее машину. Он просто вроде как появился из теней между стоящими машинами. Она сразу остановилась, они перекинулись несколькими словами, а потом пошли обратно к машине, сели в нее и уехали. Вот и все.
Как выглядел тот человек? Ну, он не имел возможности хорошо рассмотреть его. Высокий, в плаще, с шарфом, и в такой коричневой шляпе, знаете, в каких лорда Осборна показывают по телевизору. Как они называются – трильби, кажется? Немолодой человек. Откуда он знает? Ну, просто такое впечатление. Кроме того, молодые люди не носят шляп, так ведь? Он не видел его лица, потому что шляпа и шарф вроде как бы затеняли лицо. Нет, он не думает, что смог бы опознать этого человека. Просто хорошо одетый человек среднего возраста в темном плаще и шляпе.
Показалось ли ему, что девушка знала того человека? Как она реагировала на его появление?
Молодой человек нахмурился, припоминая.
Да. Она знала его. Она не удивилась, увидев его. Хотя, погодите минутку – когда она только заметила его, она повернула голову и как бы быстро огляделась вокруг, знаете, будто проверяла, не следит ли за ней кто-нибудь. Нет, он уверен, никто из них его не заметил. Фары у него были выключены, а они даже не смотрели в его сторону. Просто в первую минуту он подумал, что человек вышел, чтобы ограбить ее – вырвать сумочку или что-то в этом роде, а она оглядывается, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Но это было не так, и все кончилось за какие-то секунды. Человек что-то сказал; девушка ответила; он сказал еще что-то; они пошли к машине и уехали тем же путем, каким она подъезжала, по Вуд-Лэйн в сторону Шепперд-Буш.
Атертон захлопнул блокнот.
– Мы очень вам благодарны, мистер Рингхэм. Вы оказали большую помощь полиции. А теперь, если вы вспомните что-нибудь еще, вообще что-нибудь, неважно, насколько обычным это вам покажется, вы, конечно, дадите мне знать. Позвоните мне по этому номеру.
– Да, конечно, но... послушайте, я не хочу быть втянутым ни во что такое, я ведь не обязан, верно? Я хочу сказать, я не могу опознать этого человека или что-то такое, у меня Дениз и ребенок, мне надо об этом думать.
Ладно, у всех свидетелей такие же проблемы, нельзя же требовать идеала, подумал Атертон и успокоил молодого человека целой тирадой, настолько же неопределенной, насколько долгой. Несколькими минутами позже, сидя в своей голубовато-серебристой «Сьерре» и направляясь к дому, где его поджидал огонь в камине, линяющий кот и изысканный ужин, он задумался над тем, как далеко их заведет то, что удалось узнать по этому делу. Вот уже появился Мистер Икс в зловещей шляпе-трильби. Сам Атертон никогда не доверял людям, носившим подобные шляпы. Ну, ладно, теперь им известно, что она имела свидание с убийцей в «Собаке и Мошонке», и хотя описание мужчины этим человеком мало что обещало в плане опознания, с тем же успехом этим человеком мог быть и Томпсон. Он как раз был таким театральным типом, что мог попытаться замаскироваться при помощи приметной шляпы и шарфа.
В любом случае, по меньшей мере теперь, они знали, что она приехала в Уайт-Сити на своей собственной машине. Может быть, стоило бы опросить жителей Барри-Хаус еще разок и поспрашивать подробнее о красном «Эм-Джи». Наверняка кто-нибудь да приметил такую выделяющуюся машину.
* * *
Атмосфера в доме была леденящей именно настолько, насколько он этого и ожидал.
Айрин одарила его злым взглядом и объявила:
– На ужин ничего нет, кроме того, что есть в холодильнике. Я не была удостоена чести знать, когда ты изволишь явиться, и я не намерена бесконечно готовить пищу лишь для того, чтобы потом ее выбрасывать.
– Хорошо, хорошо, все в порядке, – спокойно ответил Слайдер. – Я себе что-нибудь найду. – Даже произнося это, он уже в который раз подумал, что за столько лет совместной жизни Айрин так и не смогла привыкнуть к его непредсказуемому режиму работы, как не могла до сих пор примириться с тем, что приготовленная для него еда часто пропадает попусту.
Холодильник, вероятнее всего, содержал в себе продуктов не больше, чем операционный стол микробов, и не исключено, что по той же самой причине. Довольно давно Атертон намекнул ему на это, разумеется, другими словами и в другом контексте – о связи между отсутствием сексуальных отношений и одержимостью гигиеной.
Дети были дома, и у них были в гостях друзья, поэтому у Слайдера была возможность использовать это обстоятельство как ширму, что он уже практиковал и раньше. Он спросил Мэтью о футбольном матче и покорно выслушал подробнейший отчет, в котором жестикуляция играла роль, пожалуй, большую, чем слова. Приятель его сына, насморочный и страдающий аденоидами мальчик по имени Сайбод, волосы которого были настолько рыжими, что казались покрашенными, повторял весь рассказ, отставая от Мэтью на секунду, так что Слайдер воспринимал повествование, точнее, пытался его воспринять, с сомнительным успехом, как если бы слушал пластинку с нарушенным стереоэффектом и сбитой синхронизацией.
– Так, значит, вы все же выиграли или нет? – спросил он в конце концов, так ничего и не поняв.
– Ну да, выиграли, – подтвердил Мэтью с обеспокоенным выражением и нахмурился, – и если мы выиграем еще в следующую пятницу у «Бэверли», то мы выиграем сам «Щит». Только они уж очень хороши, и если мы сделаем ничью, то будет подсчет соотношения голов, а с голами у нас не очень здорово. – По его переживаниям было очевидно, что всю ответственность за такое неудачное положение их команды он почему-то считает возложенной на его плечи. Да, подумал Слайдер, каков отец, таков и сын.
– Ладно уж, даже если вы и не выиграете, это не будет иметь значения, если только вы сделаете все, на что способны, – заявил Слайдер, честно играя роль умудренного годами родителя. Мэтью и Сайбод уставились на него с выражением крайнего удивления подобной невежественной глупости.
– Но, пап, это ведь «Щит»!.. – начал было Мэтью в отчаянной попытке донести эту ценную мысль до бесчувственного отца. Но Слайдер поторопился опередить его:
– Мэтью, это ведь баббл-гам, то, что ты жуешь? Сколько раз я тебе говорил, я не желаю, чтобы ты жевал это отвратительное барахло. Выплюнь сейчас же и выкинь!
– Но ты же разрешаешь мне жевать обычную резинку, – запротестовал Мэтью, – только с обычной резинкой не выдуешь приличный пузырь.
– Обычная резинка совсем другое дело. – И зачем я это сказал, подумал Слайдер. Теперь следующий вопрос будет – а почему? Собственно, Слайдер и сам не знал – почему, а единственной причиной запрета на баббл-гам было его личное предубеждение, поскольку запах от этой жвачки напоминал ему запах резиновой маски, которую надевали ему на физиономию, собираясь дать наркоз в стоматологической клинике в далекие дни его детства. Поэтому он предпочел найти спасение в простой, но внушительной демонстрации родительской власти.
– Пожалуйста, не спорь со мной, Мэтью. Просто сделай то, что я сказал. Вынь ее изо рта и выкинь, пожалуйста... только сначала заверни во что-нибудь, – добавил он, когда Мэтью с тяжелым вздохом двинулся к кухне. Сайбод последовал за приятелем, и тут Слайдер ощутил на себе взгляд Айрин, без слов говорящий: «Боже, как же ты любишь разыгрывать роль строгого отца, правда? Ну прямо настоящий Человек Действия, правда, только тогда, когда надо покомандовать двумя детьми».
Он насколько мог тянул – лишь бы не остаться наедине с ней и ее взглядом – и решил подняться в комнату Кейт, которая в этот момент оказалась полностью поглощенной одной из своих чересчур ритуализованных сложных игр, из-за чего Слайдер тут же оказался нежелательным пришельцем, вторгнувшимся в ее личный выдуманный мирок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36