А-П

П-Я

 

На самом деле турок был белокурым, и это удивило Готлиба.
Трое других тоже посмотрели на европейцев и сели. Вскоре им подали кофе и сласти. Готлиб и Альбрехт продолжили наблюдать издали за «Нежной девой Вашвара», готовившейся к отплытию. Слуга заметил своему хозяину, что утро уже на исходе и что благоразумнее было бы, конечно, провести ночь в Карловице, чтобы без спешки разузнать о дальнейшем пути. Тут внимание Готлиба привлекло кое-что подозрительное: слева, шагах в двадцати от него, каких-то два человека, видимые только ему, прятались за колонной аркады со стороны пустынной в этот момент улицы. Один из них прижимал обеими руками к животу круглый, напоминающий тыкву предмет, а другой пытался поджечь торчавший из «тыквы» фитиль.
Готлиб похолодел. Хоть он никогда раньше и не видел ручных гранат, но сообразил, чем был этот снаряд и кому предназначался: тем самым четырем туркам, сидевшим перед ним. Фитиль загорелся, и заговорщики исчезли, решив, видимо, метнуть гранату со стороны мостовой. Готлиб пронзительно крикнул, бросился вперед, схватил за руки вельможу и сидящего рядом слугу и, несмотря на их ошеломление, если не возмущение, оттащил в укрытие под стены аркады. Альбрехт, тоже смекнувший, что происходит, хоть и долей секунды позже, проделал то же самое с остальными двумя.
Те было сердито заголосили, но быстро поняли по выражению лиц Готлиба и Альбрехта, что им угрожает какая-то опасность.
Они вшестером прижались к колоннам, когда раздался глухой взрыв. Во все стороны полетели обломки столов, скамей, осколки камней и штукатурки. Вдребезги разбился и стеклянный шар, подвешенный под сводом аркады.
Если бы Готлиб с Альбрехтом не затащили турок за колонны, тех наверняка разнесло бы на куски.
Со всех сторон закричали. Светловолосый турок схватил Готлиба за руку и ошалело уставился на него: он только что понял, что молодой человек спас ему жизнь.
Послышались и другие крики – это негр с товарищами бросились в погоню за заговорщиками. Альбрехт побежал вместе с ними. Преследователи сыпали проклятьями на непонятном Готлибу языке. Вскоре беглецы были схвачены и доставлены в кафе.
Турецкий вельможа взялся за рукоять своей сабли, и Готлиб испугался, что станет свидетелем публичной казни.
Но охрана порта была уже предупреждена, и пленниками, которых негр с товарищами успели изрядно помять, завладели таможенники. Собралась толпа зевак, глазеющих на следы взрыва. Среди них оказался и встревоженный капитан из Темешвара: он ведь помнил, что его пассажир направился именно в это кафе. Но, увидев, как графа Готлиба прижимает к своему сердцу какой-то турок, он остановился и удивленно нахмурился. Потом бросил долгий многозначительный взгляд на молодого человека, повернулся и ушел.
Немалая часть населения Карловица собралась вокруг кафе. Такое ужасное столпотворение становилось даже опасным, поскольку если кто-то еще питал недобрые намерения в отношении османского вельможи, то осуществить их теперь было даже легче, чем недавно.
К четырем уцелевшим туркам присоединилось еще полдюжины; они явно принадлежали к свите самого важного из них, белокурого, которого все называли пашой.
– Идемте, – сказал белокурый турок Готлибу, сопроводив свое приглашение движением головы. – Вы говорите по-французски?
Пораженный Готлиб кивнул.
– Я никогда не смогу в полной мере отблагодарить вас! – воскликнул турок с горячностью.
– Куда вы направляетесь?
– На мой каик, – ответил турок, показав на пришвартованное у причала судно, выделявшееся среди прочих изукрашенной носовой частью с двумя надписями, на турецком и французском: «Ангельский бриз».
Тут к ним подошел офицер в сопровождении четырех человек в мундирах. Сняв шляпу и церемонно поклонившись, он объявил турку по-немецки:
– Паша, мы задержали тех, кто покушался на вас.
– Вы хотите сказать, что мои люди передали их вам? – высокомерно уточнил турок на каркающем немецком.
– Так точно, – согласился офицер невозмутимо. – Похоже, это босняки. Мы допросим их. Надо выяснить, каковы были их намерения.
– Наверняка самые благожелательные. Если бы не вмешательство этого дворянина, вы обращались бы сейчас вон к той яме, – язвительно сказал турок, показав на воронку от взрыва. – Вздерните их побыстрей и повыше, когда убедитесь в этом. А я пока ухожу. И прошу вас получше следить за общественным порядком в Карловице.
Свита проложила дорогу в толпе, и они спустились к набережной.
– Я – Ахмет Байрак-паша, правитель Ниша, – представился турок.
– А я – граф Готлиб фон Ренненкампф, ливонец, к вашим услугам.
Байрак-паша вступил на сходни, ведущие к его судну, Готлиб и Альбрехт последовали за ним. Палуба была устлана ковром, по которому паша повел своего гостя в кормовую надстройку с роскошным убранством – диванами, мехами, низенькими столиками, жаровнями. В вазе, подвешенной к потолку, раскачивались розы. Паша отдал несколько коротких приказов, и вскоре негр принес хрустальный сосуд рубинового цвета, украшенный позолотой, и два стаканчика. Готлиб попробовал налитое ему питье; оно оказалось крепким и душистым. Паша выпил свою стопку одним духом и уточнил, что это апельсиновая водка.
– Считайте это лекарством, – сказал он.
– Где вы научились так хорошо говорить по-французски, паша?
– Мой отец был послом при дворе регента, в Париже. Он и сам увлекся этим языком, и нам с младшим братом нанял учителя. Что вы делаете в Карловице?
– Собираюсь отправиться в Стамбул, паша.
– В Стамбул? – переспросил тот с удивлением. – Зачем?
– Я занят поисками мудрости, паша, – ответил Готлиб с улыбкой. – Меня уверили, что Восток обладает гораздо более глубоким знанием, нежели Запад. Предполагаю добраться до Индии и даже дальше, насколько возможно.
Байрак-паша какое-то время молча смотрел на своего гостя.
– Граф, – сказал он наконец, – вы спасли мне жизнь, так что я обязан вам самым ценным, чем располагаю. Если судить по вашему виду, вы в летах моего сына, и, если бы я имел хоть малейшее представление о том, что вы ищете, я бы целого состояния не пожалел, чтобы одарить вас этим. Но простите меня, я никак не возьму в толк, что вы собираетесь делать в Стамбуле. Если вы и там будете вести такие же речи, то окажетесь в опасности. Вас примут за шпиона или безумца.
Он говорил быстро, но Готлиб фон Ренненкампф все же успел уловить в этих словах дружелюбие и обеспокоенность за его судьбу.
– Неужели у вас нет семьи, жены, друзей, которые предостерегли бы вас от такой рискованной затеи?
– Меня предостерегали, – ответил Готлиб, изображая непринужденность. – Капитан судна, на котором я приплыл сюда.
Тем не менее он опасался, что уронил себя в глазах турка, и теперь мучительно раздумывал, как ему сгладить свою оплошность. В самом деле, услышав его ответ, паша пожал плечами.
– Что вы ищете? – спросил он властно.
– Один выдающийся человек, англичанин, раскрыл, как меня уверяли, два самых ценных секрета в мире: нашел эликсир вечной молодости и научился превращать свинец в золото.
Байрак-паша ошеломленно уставился на Готлиба.
– И что стало с этим человеком?
– Он умер.
– Вот видите, значит, эликсира он не нашел. Он был богат?
– Не знаю.
– Если бы он был богат, вы бы это знали, граф, потому что он был бы сказочно богат, – сказал паша, вновь наливая себе водки.
Готлиба застало врасплох это хлесткое, но совершенно здравое рассуждение.
– Кто вам сказал, что он раскрыл эти два секрета? – продолжил паша.
– Один мой друг, который хорошо его знал.
– Как звали того англичанина?
– Ньютон.
– Это не тот, что объяснил закон всемирного тяготения?
– Тот самый, – ответил пораженный Готлиб.
– Не удивляйтесь, граф, – усмехнулся паша, заметив это. – Турки живут не на Луне и умеют читать.
Он встал, направляясь к выходу из каюты. Остановился в дверях.
– Граф, мне пришло на ум, что вы выиграете, познакомившись с одной замечательной женщиной. Во всяком случае до того, как поедете в Стамбул. Она живет в Констанце, это порт на Черном море, мы как раз туда и поплывем. Я предлагаю вам перейти на мой корабль. А если решите двинуться дальше, дам вам охранную грамоту до Высокой Порты.
– Вы меня очень обяжете, – сказал Готлиб.
– Вы сделали для меня гораздо больше, граф, и я в ответ просто обязан стать вашим покровителем, – ответил паша с улыбкой. – У вас есть багаж?
Готлиб кивнул. Паша продолжил:
– Пока ваш слуга сходит за ним, мы разделим легкую трапезу, если вы не против.
Он вышел и отдал распоряжения. Внезапно появился негр, явно ожидавший у дверей каюты. Через мгновение он и еще один человек из свиты паши ушли вместе с Альбрехтом за багажом в таверну.
Оставшись один, Готлиб подумал, что впервые после отъезда из Лондона выставил себя в нелепом виде. Турок сразу освистал комедию, которую он сочинил, попавшись на крючок с этими дурацкими историями об эликсире молодости и философском камне! Уж лучше бы он не мешал боснякам взорвать этого излишне проницательного турка. У него вдруг возникло искушение улизнуть украдкой, и только страх опорочить себя, еще больше удержал его. Впрочем, паша был на палубе, а Альбрехт отправился за вещами.
Из этой неудачи Готлиб извлек урок: никогда открыто не объявлять о своих намерениях.
Что же касается эликсира молодости и философского камня, если таковые вообще имеются, то надо тщательнее скрывать эти тайны.
Но кто такая эта женщина, с которой Байрак-паша хочет его познакомить? И для чего?
Он бросил взгляд на свои карманные часы и с досадой увидел, что те показывают три часа, хотя еще даже полдень не звонили. Потом сообразил, что двигался на восток, отсюда и взялась разница во времени. Он перевел стрелки на глазок.
Выходит, даже часам нельзя доверять.
18. ФАНАРСКАЯ ЧАЙКА
Констанца не была ни городом, ни деревней, а лишь портом у подножия возвышавшейся над гаванью крепости. Располагалась она в той завоеванной османами части Европы, что называлась Бессарабией и лежала к северу от Болгарии.
Во время плавания, которое длилось одиннадцать дней, Байрак-паша много рассказывал своему молодому пассажиру о том, что такое Оттоманская империя и ислам. И графу Готлибу фон Ренненкампфу не раз пришлось подавлять свое удивление: он совершенно ничего не знал ни о стране, где находился, ни о ее истории. Соломон Бриджмен никогда не говорил ему, что по пути на Восток находятся турецкие владения. Да и знал ли он сам об этом?
К тому же этот франкоязычный паша был решительно слишком умен. Как-то вечером, за ужином, который всегда подавали после захода солнца, Готлиб решил восстановить свой пошатнувшийся престиж, нацепив одну из драгоценностей, большой выпуклый сапфир на золотой цепочке, который он надел поверх жабо. Паша посмотрел на драгоценность нахмурившись.
– Что это? – спросил он, показав на сапфир пальцем.
– Камень, паша, – ответил Готлиб в замешательстве.
Он научился уважать турка, но догадывался, что сам он не только гость на его корабле, но и в некотором смысле пленник.
Паша вскинул брови.
– Если он настоящий, то подобных ему я не видел нигде, кроме как на тюрбане султана. Послушайте, граф, я не против вашей причуды надеть его сегодня вечером, хотя и не понимаю зачем. Но если вы захотите вырядиться так в наших краях, весьма опасаюсь, как бы кто-нибудь не похитил вас ради выкупа. Это семейная драгоценность?
– Да, паша.
– Должно быть, ваша семья очень богата. Но в любом случае поверьте мне: подобные украшения носят, только когда располагают силой, то есть небольшим войском. Сделайте одолжение, спрячьте этот камень в ваши сундуки и показывайте только на важных церемониях. Он не подобает ни вашему возрасту, ни положению.
Готлиб проглотил этот урок хороших манер и подумал: а что бы сказал паша об остальных драгоценностях, которые он сохранил для удовольствия, а быть может, и как напоминание о преступлениях, совершенных им ради своей свободы. Он опасался также, что паша начнет расспрашивать его о Ренненкампфах, а это имя, как и столько других, он выбрал случайно, услышав его в Вене.
Тем не менее Божий суд свершился.
Как-то днем, когда паша и Готлиб потягивали свой кофе на палубе, умиротворенно рассматривая правый берег Дуная, Болгарию, Байрак-паша вдруг объявил:
– Ваше имя показалось мне смутно знакомым. Потом я вспомнил, что оно попадалось мне в книгах об истории Великой Ливонии. Ваш род знаменит.
– Конечно, – ответил Готлиб, насторожившись.
– Один из ваших предков в начале пятнадцатого века стал героем при Танненберге, в битве против поляков.
У Готлиба пересохло в горле: черт побери, сам-то он даже не подозревал о существовании этого прославленного лжепредка.
– Как же его звали? – спросил паша.
– Готлиб, – ответил Готлиб уверенно, хотя и понятия об этом не имел.
– Ну разумеется, разумеется. Потом другой Ренненкампф безуспешно сражался против нас при Козмине, в Молдавии, вы знали?
– Давние дела, – ответил Готлиб небрежно.
– Действительно, это было в тысяча четыреста девяносто втором году. И вот потомки извечных врагов вместе попивают кофе на Дунае, – сказал паша со смехом. – И один из них спас другому жизнь!
Готлиб сделал вид, будто тоже находит ситуацию пикантной, и заметил, что 1492 год был также годом открытия Америки. Беседа отклонилась в сторону, к его большому облегчению.
Он решил, что в будущем надо тщательнее разузнавать историю имен, которые собираешься позаимствовать.
Но наконец они приплыли.
При виде вымпела «Ангельского бриза» на набережной воцарилась немалая суета. Встречать пашу и его свиту явились военные, все с кривыми саблями на боку, подозрительно разглядывая двоих франгисов, следовавших за ним: заложники? Готлиб даже подумал, уж не бросят ли его с Альбрехтом в темные застенки, где они и закончат свои дни? Он вспомнил взгляд темешварского капитана и пожалел о своей неосторожности. Ощупал кинжал, потом шпагу. Но что толку от его жалкого оружия против толпы этих усачей? Все же через несколько мгновений, когда его с Альбрехтом пригласили занять место в носилках, он успокоился. Их багаж погрузили на мулов. Гости раскинулись на подушках и последовали за караваном, который двигался вдоль моря под охраной всадников. Потом, все так же в носилках, покачивание которых нагоняло легкую тошноту, вступили в сады, благоухавшие розами, резедой, жасмином, гардениями и бог знает чем еще. Над их головами источали сладкий аромат кисточки ложных акаций. Носильщики доставили их к большому двухэтажному дому, на крыльце которого Байрак-паша объявил своему гостю:
– Граф, мои слуги проводят вас в ваши покои. Когда вы отдохнете и освежитесь, мы встретимся, если вам угодно, на большой центральной террасе.
В голосе паши вновь послышались повелительные нотки, которые смутили Готлиба. Он уже отвык от подобного обращения, но приходилось покоряться обстоятельствам. Он вошел в дом – первый дом на Востоке, который ему довелось посетить. Жилище было совершенно не похоже на те, что были ему знакомы. Казалось, что вся обстановка состоит лишь из диванов, подушек, низких столиков, ширм, а еще шкафов, и все это словно плыло по морю ковров с островками жаровен; но ни один предмет мебели, ни одна дверь не запиралась на ключ. Тут наверняка жили в доверии. Но в первую очередь это жилище напоминало лагерную стоянку, где ткань шатра заменили стенами. Похоже, турки лишь ненадолго заглядывали к себе домой. Покои были восхитительно просторны, с прекрасным видом на море, столь хорошо продуманным, что казалось, будто помещение естественно перетекает в эти жидкие пространства.
Альбрехт затащил сундуки в угол. Поскольку слуга не мог следить за вещами постоянно, Готлиб приказал запереть их на ключ, а наиболее ценные из своих сокровищ переложил в маленький кошелек, который предусмотрительно взял с собой в путешествие.
В дверь постучал негр, бывший, видимо, доверенным лицом паши.
– Меня зовут Осман, – произнес он по-французски, но с акцентом, придававшим этому языку оттенок какого-то экзотичного диалекта. – Вас ждет баня и массаж. Рабы проводят вас.
В течение последующего часа Готлиба с Альбрехтом распаривали, скоблили сверху донизу, от мочек ушей до пальцев на ногах, жесткой мочалкой из лыка, затем месили и разминали до потери дыхания, растирая какими-то терпкими маслами и эссенциями, в которых Готлиб уловил запах сандала и камфары, наконец облили свежей водой и насухо вытерли.
– С меня всю кожу содрали, – со стоном пожаловался Альбрехт.
– С меня тоже. Но та, что была под ней, оказалась гораздо белее, чем я предполагал, – откликнулся его хозяин. – Да и ты теперь благоухаешь добродетелью.
Осман повел их на террасу, где уже ждал паша.
Это была почти эспланада, возвышавшаяся над морем. Перила украшали вазы с благоухающими гардениями. Угасающий свет неба окрашивал море пурпуром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44