Это было эгоистично. И если их схватят, Маркус останется один среди незнакомых людей в незнакомой стране.
Но с другой стороны, Маркус не был Маркусом, Она подавила эту мысль, потому что вместе со всем остальным это было слишком большим грузом для нее.
Когда они закончат наконец проверять их документы?
Затем сержант пожал плечами и сказал что-то на своем языке. Он нажал на кнопку. Дверь прожужжала, что значило, что она больше не заперта. Ньерца протолкался сквозь нее, стараясь не спешить, они с Арахой вынесли носилки.
Их партнеры – двое высоких людей в тюрбанах и длинных пальто – ждали в грузовике снаружи, Маркус был с ними. Это были суфийские дервиши, которые иногда работали с Арахой. Они были храбрыми людьми, однако оба отказались входить в здание, так что Ньерца был вынужден сам стать носильщиком.
Маркус поднял глаза на Мелиссу, когда она забралась в кузов грузовика. Прежде, до Старого Храма, он кинулся бы в ее объятия, видя, что мама вернулась, избежав опасности. Но теперь он лишь ободряюще улыбнулся.
Партнеры передали им ключи от грузовика, пожелали всего хорошего и поспешили удалиться, нырнув в боковую улочку.
До иранской границы ехать было совсем недалеко, но там они остановились. На КПП было четверо охранников, они сидели в будке со стеклянными стенами возле перегораживающих шоссе ворот, кидая странного вида кости. Двое из них, ворча, оторвались от игры и заставили Мелиссу, Ньерцу и Араху выйти из грузовика и стоять под холодной моросью, пока они рассматривали сидящего в кузове Маркуса и Аиру, в беспамятстве что-то бессвязно бормотавшего. И здесь большинство стражников разглядывало в основном Ньерцу; но толстый лейтенант в тюрбане и униформе, потягивая себя за кончик остроконечной бородки, обратил больше внимания на Мелиссу. Его глазки в тяжелых складках лица были настолько маленькими, что она едва могла их рассмотреть.
– Что-то ты очень уж смело смотришь, – сказал он по-английски. Она опустила глаза, и он фыркнул. – Она американка или англичанка, – коротко сказал он Арахе. – Вы все будете арестованы, с вашего позволения.
– Какое уж тут может быть позволение, – мягко отвечал Араха. – У меня есть одна вещь, она висит у меня на шее, которую я хотел бы показать тебе. Возможно, она изменит твою точку зрения… возможно, она тронет твое сердце. – Он добавил что-то еще по-тюркски.
Мелисса была в отчаянии. Она знала, что на шее, на ремешке, он носил серебряный девятиконечный геометрический символ с наложенным поверх него крестом, а на каждом конце креста были исламские звезда и полумесяц. Обычный эзотерический медальон, представлявший его синкретическую секту. Неужели он действительно думал, что этот человек откликнется? Или, может быть, Араха предполагал, что этот человек был дервишем, членом его ордена?
«Только не этот человек», – думала она. От него исходили волны похоти, жадности и самодовольства.
Араха вытащил из-за ворота медальон и маленький кожаный мешочек, тоже на ремешке. Открыв мешочек, он достал пачку свернутых трубочкой банкнот. Перед ней мелькнула одна из красочных новых американских двадцатидолларовых банкнот – красно-бело-синяя с зеленой каймой.
Араха прошептал что-то, как казалось, по-турецки; видимо: «Сколько ты хочешь?»
Охранник фыркнул и засмеялся, и ответил что-то, что несомненно означало: «Конечно, все, а ты как думал!»
Араха казался (вполне убедительно) разгневанным, он издал несколько протестующих возгласов; потом кивнул, соглашаясь. Словно внезапно поняв, что этот незнакомец с вислыми белыми усами – его старинный друг, толстый лейтенант распростер руки, чтобы обнять Араху. Приблизившись вплотную, он выхватил деньги отработанным взмахом руки, словно енот, удящий рыбу. Его брюхо скрыло этот обмен от других охранников. Деньги исчезли в недрах его униформы. Лейтенант махнул капралу, который переключил рубильник, и ворота со скрипом распахнулись перед ними.
Почти пьяная от облегчения, Мелисса забралась в кузов грузовика и уселась рядом с Айрой и Маркусом. Машина прокатилась сквозь ворота и въехала в Иран.
Позже, когда они подъезжали к маленькой взлетной полосе, где их ждал самолет, Мелисса спросила Араху, сколько денег он отдал пограничнику – надеясь, что сможет как-то возместить ему сумму. Он засмеялся.
– Не так уж много. Двадцатка была сверху, а все остальные по доллару. Он не стал долго рассматривать. Большая часть моих денег у меня в ботинке. Я всегда держал доллары наготове для этого дня.
Юг Сан-Франциско
Телохранитель, стоявший позади Стивена, громко дышал через рот, словно страдал астмой. Этот звук заполнял пространство лифта, в котором они поднимались к комнате Жонкиль. Уиндерсон хмурился на безупречно чистый пол лифта, заложив руки в карманы свободного пальто.
– Они называют это раком, опухолью. Я же лично называю это атакой. То есть это, конечно, рак, но…
– Атакой? – переспросил ошеломленный Стивен хриплым голосом. – Вы имеете в виду – что-то вроде рецидива? Она уже болела раньше?
– А? Нет, не болела. Нет, это была атака… я объясню позже. Наш этаж. Я распорядился, чтобы для нее приготовили комнату в нашем главном здании, такой же личный хоспис, как у Джорджа, с собственными докторами. Но все это случилось очень неожиданно, так что на данный момент…
Стивен прошел вслед за Уиндерсоном через холл. Сколько же людей «Западного Ветра» было рассовано по секретным маленьким хосписам? И почему?
Комната, в которую поместили Жонкиль, как бы там ни было, была лучшей в больнице: просторной и светлой, заваленной букетами цветов и нетронутыми корзинками с фруктами, завернутыми в прозрачный инимикален. Это был почти гостиничный номер, с видом на автостраду и залив Сан-Франциско за ней. В ногах больничной кровати Жонкиль располагался развлекательный центр, телевизор с большим экраном был включен, но без звука, сардонический ведущий дневного ток-шоу дико махал руками на аплодирующую аудиторию с раскрашенными лицами.
Телохранитель остался у дверей наблюдать за холлом, а Стивен с Уиндерсоном подошли к постели Жонкиль.
Она задумчиво смотрела в окно – на залив и огромное грузовое судно с палубами, заставленными соединенными вместе металлическими контейнерами, тихо сплавляющееся к Окленду.
– Этот корабль, – сказала она слабым голосом, – он похож на небоскреб, лежащий на боку… Он такой большой. Я никогда раньше не думала о том, какие корабли большие. Забавно, какие вещи начинаешь замечать, когда… когда ты больна. – Она нажала кнопку, приподняв изголовье своей кровати так, что оказалась почти сидящей. На ней была шелковистая голубая ночная сорочка с глубоким вырезом; ее кожа была очень бледной, шары ее грудей в вырезе сорочки были словно две луны. Ее голубые глаза потеряли часть своего блеска, вокруг них были темные пятна; на губах проступала легчайшая синеватая тень цианоза.
Она встретила Стивена и своего дядю решительной улыбкой. Ее длинные волосы, в этом освещении выглядевшие более рыжими, чем обычно, были распластаны по роскошной шелковой подушке, словно их укладывал для съемки фотограф.
– Привет, – начал Стивен, не вполне уверенный, чего от него ожидали. – Ты… э-э… наверное, глупо говорить, что ты хорошо выглядишь, потому что, разумеется, вряд ли ты хорошо себя чувствуешь. Все это произошло так быстро. Всего лишь день-два назад, э-э… ты выглядела здоровой.
– Именно, – горько произнес Уиндерсон, медленно меряя шагами пространство комнаты. – Она и была здоровой. – Он сделал несколько шагов, взял пачку журналов с кофейного столика, стоявшего у дивана, положил обратно, взял вместо них какую-то безделушку и продолжал говорить, не глядя на нее: – Понимаешь, дело в том, что наши враги атаковали ее. Это единственная причина, по которой нечто столь серьезное могло приключиться так внезапно с человеком, находящемся в таком хорошем состоянии.
– Но мы этого не знаем, дядя Дейл, – возразила Жонкиль упавшим голосом. – Доктор сказал, что иногда так бывает.
«Так вот оно что», – подумал Стивен.
Так вот почему она плакала тогда; вот почему о ней не было ни слуху ни духу. Почти сразу же после этого она попала в больницу.
– Вы все говорите, что ее «атаковали», – сказал Стивен. – Вы имеете в виду, что ее отравили или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде, – буркнул Уиндерсон. Потом взглянул на Стивена в упор. – Ее отравили психически. Я думаю, что она была психически атакована. Как видишь, не мы одни владеем психономикой. Существуют и другие, использующие ее, – наши конкуренты. Дурные, извращенные, беспринципные люди. О, ты-то вне всякой опасности. Такие люди, как ты, с природными способностями, вы защищены. Вы все равно что имеете психический иммунитет. А вот Жонкиль… – Он тряхнул головой.
У Стивена кружилась голова. «Все эти разговоры об атаках, о врагах – это наверняка брехня. Это звучит как полная брехня.
Но что если нет? Тогда я мог бы…»
Жонкиль в некотором смысле закончила его мысль.
– Если это верно – то, что говорит дядя Дейл… – Она подняла на него глаза, блестящие от непролитых слез. -… тогда ты мог бы помочь мне. Но дядя Дейл сказал, что ты уходишь? Увольняешься? То есть – это ведь не из-за меня, правда же? Не из-за того, что я не связалась с тобой после того, как мы…
– Нет! – Стивен сглотнул. Ему отчаянно хотелось выпить еще. – Это просто… может быть, у меня действительно есть способности… в определенных условиях я могу, э-э… ну, делать то, что я сделал. Но это еще не значит, что это то, что я хочу делать. То есть если взять дубовый пример – вот если бы у меня был талант к борьбе сумо, это не обязательно значит, что я хочу провести остаток своих дней, швыряя потных людей на маты. Возможно, у меня это неплохо получается, но, мне кажется, я не создан для этого.
– Стивен, – сказал Уиндерсон, с изумленным недоверием глядя на него, – ты что, еще не понял? У тебя получилось! Это был потрясающий успех! Ни у кого другого не получалось так хорошо! Тот человек, на которого ты был послан повлиять, сделал в точности то, что от него ожидалось – буквально через несколько минут! Он полностью переменил свою первоначальную установку! Это не может быть совпадением.
Стивен перевел взгляд с Уиндерсона на Жонкиль.
– Ты знаешь обо всем этом?
Она медленно кивнула, выглядя немного озадаченной.
– Д-да-а… Немного. Достаточно. Это все равно что реклама – или умение торговать. Только психическое. Психическое влияние на экономику. – Она вздрогнула и нажала кнопку, вызывая сиделку. – Мне нужно принять морфий.
– Мальчик мой, – продолжал Уиндерсон приглушенным тоном, держа руку на Стивеновом плече, – ты преуспел – и это значило для нас так много! Мы искали человека, владеющего даром, способностью преуспеть в этом в течение долгого, долгого времени. В последний раз – теперь, когда у тебя получилось. Но есть нечто гораздо более значительное, что ты должен для нас сделать. Нечто, что изменит весь мир и спасет жизнь Жонкиль.
В комнату вошел молодой медбрат, стриженный ежиком.
– Чем могу помочь, мисс? – спросил он.
– Мне нужно еще лекарство – у меня боли.
– Да, конечно, я… я сейчас принесу его. То есть я сейчас схожу за доктором, и он… сделает это.
Он поспешил прочь, покосившись на телохранителя. С этим парнем было что-то не так. Стивен покачал головой.
Потом Жонкиль взяла его за руку, и это прикосновение пронзило его электрическим шоком до самого паха.
– Стивен… я не знаю, действительно ли меня атаковали, но знаю, что есть одна вещь, которую ты можешь сделать, чтобы помочь мне.
– Я… мне хотелось бы. Разумеется. Только я не вижу, что могу здесь сделать.
– Ты можешь войти туда, в невидимый мир… найти нужное место в спиритуальной экологии.
– Спиритуальной экологии?
– Это такой технический термин, – поспешно вмешался Уиндерсон, метнув в нее взгляд. – Из психономики.
Жонкиль облизнула губы и продолжала:
– Мне нужна твоя помощь – в том мире. Есть такая вещь, которая называется Черная Жемчужина…
– Черная Жемчужина?
– Я понимаю, что это звучит странно… но эта вещь – этот предмет – это нечто вроде зеркала, которое может показать мне, как стать здоровой. И для того чтобы добраться до него, необходимо войти туда. У тебя есть дар, способный вести тебя. У нас нет больше никого, кто бы обладал достаточной способностью. Ты наш ретривер.
– Но ведь… тот мир, реален он или нет – это ведь все в уме. Оттуда нельзя ничего принести. Объекты там не существуют таким же образом, как здесь, насколько я могу судить.
Уиндерсон кивнул.
– Верно, но здесь эта вещь не будет объектом. Не в обычном смысле. Тем не менее ты можешь сделать так, чтобы она появилась здесь.
Стивен уставился в окно. За окном было все то же грузовое судно, оно все так же медленно ползло по поверхности залива. Оно было сделано из металла, и оно было реально. За окном был залив Сан-Франциско. Он был холодным, и в нем можно было утонуть. Все это было реальным.
– Я… не уверен, смогу ли сохранить здравый рассудок, если пойду туда еще раз.
Она стиснула его руку и притянула его ближе к себе; ее губы раскрылись, и она подняла взгляд, глядя прямо ему в глаза. Она смотрела на него таким образом с минуту, ее дыхание было немного, почти неприметно, затрудненным. Потом, опустив тяжелые веки, она сказала:
– Ты сильный, ты сильнее, чем сам себе кажешься. Я чувствую это. Я почувствовала это в тот самый момент, когда мы впервые встретились. – Она смущенно отвела взгляд.
– Есть некоторые вещи, которые дядям не положено слушать, – сказал Уиндерсон. – Может быть, мне…
– Нет-нет, все в порядке, – сказала Жонкиль. – Все равно через несколько секунд здесь будет доктор. Мне надо отдохнуть. Я не знаю, сколько мне осталось, Стивен.
Стивен вспомнил путешествие сквозь телескоп, сквозь многоцветное море. Он содрогнулся, вновь почувствовав ужас падения в живой лабиринт, кишащий демонами, как рана червями.
Но Жонкиль умирала, и они говорили, что есть способ спасти ее. Это был его шанс показать себя героем, как Горацио Хорнблоуэр. Пуститься плыть к неизведанным мирам и вернуться с призом. Он, в конце концов, любит ее!
Разве не так?
Он подумал о том, где сейчас Глинет. Внезапно он понял, что хотел бы посоветоваться с ней обо всем этом.
– Нам нужно твое решение сейчас, Стивен, – произнес Уиндерсон мягко, но настойчиво.
Жонкиль сжала его ладонь, вновь привлекая к себе его взгляд. Она смотрела на него, и в изгибе ее губ таилась надежда, хотя она старалась не выглядеть так, словно умоляет его.
– Ты поможешь мне, Стивен?
«Только без нажима», – подумал он и чуть не рассмеялся вслух. Но когда он посмотрел в ее глаза, то не смог отвести взгляда. Наконец он сказал:
– Я сделаю все, что смогу.
– Нам нужно вернуться в моем вертолете на Лысый Пик, немедленно, – сказал Уиндерсон, взглянув на часы.
Словно скрепляя контракт, Жонкиль притянула Стивена к себе и поцеловала его. Потом прошептала:
– Когда я выздоровею… я хочу тебя. Чтобы мы вместе, снова…
– Я… я приду. Только свистни.
Он выпрямился, а она откинулась на подушку, словно разговор утомил ее, и закрыла глаза.
Ошеломленный, Стивен вышел вслед за Уиндерсоном в коридор; телохранитель следовал за ними по пятам. Они прошли через холл, вверх по нескольким пролетам, и вышли на вертолетную площадку на крыше больницы. Маленький черный с золотом вертолет «Западного Ветра» ждал их, пилот уже сидел в кабине.
Уиндерсон забрался первым. Телохранитель взял Стивена за руку, чтобы помочь ему, словно он был хрупкой старой леди, а затем взобрался сам и сел позади него. Стивен подумал: «Да точно ли этот парень телохранитель? Может быть, он больше чем просто телохранитель».
Пилот был лысым белым в черных очках и с тоненькими, как карандаш, усами. Уиндерсон не говорил ни слова; пилот, по-видимому, знал, куда они направляются. Вертолет поднялся в воздух через несколько секунд после того, как захлопнулась дверь, и они тошнотворно-косо взмыли в небо, клоня к Пепельной Долине и обсерватории.
Стивена чуть не вырвало от вибрации, когда они заворачивали, борясь с турбулентными потоками, чтобы взять курс к северу. Но по крайней мере благодаря этому ушла большая часть чувства нереальности, ощущения, что он окружен призраками. Уиндерсон как-то приземлил его, вновь вовлек в реальную жизнь. Он не понял ничего о Черной Жемчужине – очевидно, это был какой-то метафизический объект, который мог помочь Жонкиль излечиться, какая-то связка между умом и телом, которую он мог помочь ей осуществить. Но главным было то, что он был снова в седле – и у него был шанс помочь женщине, которую он желал до самых глубин своего существа.
Когда они оставили позади полуостров Сан-Франциско, полет стал более ровным, а с ним успокоился и желудок Стивена. Он старался не думать слишком много, занимая свой ум тем, что смотрел на дороги, змеящиеся через шахматную доску полей далеко внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Но с другой стороны, Маркус не был Маркусом, Она подавила эту мысль, потому что вместе со всем остальным это было слишком большим грузом для нее.
Когда они закончат наконец проверять их документы?
Затем сержант пожал плечами и сказал что-то на своем языке. Он нажал на кнопку. Дверь прожужжала, что значило, что она больше не заперта. Ньерца протолкался сквозь нее, стараясь не спешить, они с Арахой вынесли носилки.
Их партнеры – двое высоких людей в тюрбанах и длинных пальто – ждали в грузовике снаружи, Маркус был с ними. Это были суфийские дервиши, которые иногда работали с Арахой. Они были храбрыми людьми, однако оба отказались входить в здание, так что Ньерца был вынужден сам стать носильщиком.
Маркус поднял глаза на Мелиссу, когда она забралась в кузов грузовика. Прежде, до Старого Храма, он кинулся бы в ее объятия, видя, что мама вернулась, избежав опасности. Но теперь он лишь ободряюще улыбнулся.
Партнеры передали им ключи от грузовика, пожелали всего хорошего и поспешили удалиться, нырнув в боковую улочку.
До иранской границы ехать было совсем недалеко, но там они остановились. На КПП было четверо охранников, они сидели в будке со стеклянными стенами возле перегораживающих шоссе ворот, кидая странного вида кости. Двое из них, ворча, оторвались от игры и заставили Мелиссу, Ньерцу и Араху выйти из грузовика и стоять под холодной моросью, пока они рассматривали сидящего в кузове Маркуса и Аиру, в беспамятстве что-то бессвязно бормотавшего. И здесь большинство стражников разглядывало в основном Ньерцу; но толстый лейтенант в тюрбане и униформе, потягивая себя за кончик остроконечной бородки, обратил больше внимания на Мелиссу. Его глазки в тяжелых складках лица были настолько маленькими, что она едва могла их рассмотреть.
– Что-то ты очень уж смело смотришь, – сказал он по-английски. Она опустила глаза, и он фыркнул. – Она американка или англичанка, – коротко сказал он Арахе. – Вы все будете арестованы, с вашего позволения.
– Какое уж тут может быть позволение, – мягко отвечал Араха. – У меня есть одна вещь, она висит у меня на шее, которую я хотел бы показать тебе. Возможно, она изменит твою точку зрения… возможно, она тронет твое сердце. – Он добавил что-то еще по-тюркски.
Мелисса была в отчаянии. Она знала, что на шее, на ремешке, он носил серебряный девятиконечный геометрический символ с наложенным поверх него крестом, а на каждом конце креста были исламские звезда и полумесяц. Обычный эзотерический медальон, представлявший его синкретическую секту. Неужели он действительно думал, что этот человек откликнется? Или, может быть, Араха предполагал, что этот человек был дервишем, членом его ордена?
«Только не этот человек», – думала она. От него исходили волны похоти, жадности и самодовольства.
Араха вытащил из-за ворота медальон и маленький кожаный мешочек, тоже на ремешке. Открыв мешочек, он достал пачку свернутых трубочкой банкнот. Перед ней мелькнула одна из красочных новых американских двадцатидолларовых банкнот – красно-бело-синяя с зеленой каймой.
Араха прошептал что-то, как казалось, по-турецки; видимо: «Сколько ты хочешь?»
Охранник фыркнул и засмеялся, и ответил что-то, что несомненно означало: «Конечно, все, а ты как думал!»
Араха казался (вполне убедительно) разгневанным, он издал несколько протестующих возгласов; потом кивнул, соглашаясь. Словно внезапно поняв, что этот незнакомец с вислыми белыми усами – его старинный друг, толстый лейтенант распростер руки, чтобы обнять Араху. Приблизившись вплотную, он выхватил деньги отработанным взмахом руки, словно енот, удящий рыбу. Его брюхо скрыло этот обмен от других охранников. Деньги исчезли в недрах его униформы. Лейтенант махнул капралу, который переключил рубильник, и ворота со скрипом распахнулись перед ними.
Почти пьяная от облегчения, Мелисса забралась в кузов грузовика и уселась рядом с Айрой и Маркусом. Машина прокатилась сквозь ворота и въехала в Иран.
Позже, когда они подъезжали к маленькой взлетной полосе, где их ждал самолет, Мелисса спросила Араху, сколько денег он отдал пограничнику – надеясь, что сможет как-то возместить ему сумму. Он засмеялся.
– Не так уж много. Двадцатка была сверху, а все остальные по доллару. Он не стал долго рассматривать. Большая часть моих денег у меня в ботинке. Я всегда держал доллары наготове для этого дня.
Юг Сан-Франциско
Телохранитель, стоявший позади Стивена, громко дышал через рот, словно страдал астмой. Этот звук заполнял пространство лифта, в котором они поднимались к комнате Жонкиль. Уиндерсон хмурился на безупречно чистый пол лифта, заложив руки в карманы свободного пальто.
– Они называют это раком, опухолью. Я же лично называю это атакой. То есть это, конечно, рак, но…
– Атакой? – переспросил ошеломленный Стивен хриплым голосом. – Вы имеете в виду – что-то вроде рецидива? Она уже болела раньше?
– А? Нет, не болела. Нет, это была атака… я объясню позже. Наш этаж. Я распорядился, чтобы для нее приготовили комнату в нашем главном здании, такой же личный хоспис, как у Джорджа, с собственными докторами. Но все это случилось очень неожиданно, так что на данный момент…
Стивен прошел вслед за Уиндерсоном через холл. Сколько же людей «Западного Ветра» было рассовано по секретным маленьким хосписам? И почему?
Комната, в которую поместили Жонкиль, как бы там ни было, была лучшей в больнице: просторной и светлой, заваленной букетами цветов и нетронутыми корзинками с фруктами, завернутыми в прозрачный инимикален. Это был почти гостиничный номер, с видом на автостраду и залив Сан-Франциско за ней. В ногах больничной кровати Жонкиль располагался развлекательный центр, телевизор с большим экраном был включен, но без звука, сардонический ведущий дневного ток-шоу дико махал руками на аплодирующую аудиторию с раскрашенными лицами.
Телохранитель остался у дверей наблюдать за холлом, а Стивен с Уиндерсоном подошли к постели Жонкиль.
Она задумчиво смотрела в окно – на залив и огромное грузовое судно с палубами, заставленными соединенными вместе металлическими контейнерами, тихо сплавляющееся к Окленду.
– Этот корабль, – сказала она слабым голосом, – он похож на небоскреб, лежащий на боку… Он такой большой. Я никогда раньше не думала о том, какие корабли большие. Забавно, какие вещи начинаешь замечать, когда… когда ты больна. – Она нажала кнопку, приподняв изголовье своей кровати так, что оказалась почти сидящей. На ней была шелковистая голубая ночная сорочка с глубоким вырезом; ее кожа была очень бледной, шары ее грудей в вырезе сорочки были словно две луны. Ее голубые глаза потеряли часть своего блеска, вокруг них были темные пятна; на губах проступала легчайшая синеватая тень цианоза.
Она встретила Стивена и своего дядю решительной улыбкой. Ее длинные волосы, в этом освещении выглядевшие более рыжими, чем обычно, были распластаны по роскошной шелковой подушке, словно их укладывал для съемки фотограф.
– Привет, – начал Стивен, не вполне уверенный, чего от него ожидали. – Ты… э-э… наверное, глупо говорить, что ты хорошо выглядишь, потому что, разумеется, вряд ли ты хорошо себя чувствуешь. Все это произошло так быстро. Всего лишь день-два назад, э-э… ты выглядела здоровой.
– Именно, – горько произнес Уиндерсон, медленно меряя шагами пространство комнаты. – Она и была здоровой. – Он сделал несколько шагов, взял пачку журналов с кофейного столика, стоявшего у дивана, положил обратно, взял вместо них какую-то безделушку и продолжал говорить, не глядя на нее: – Понимаешь, дело в том, что наши враги атаковали ее. Это единственная причина, по которой нечто столь серьезное могло приключиться так внезапно с человеком, находящемся в таком хорошем состоянии.
– Но мы этого не знаем, дядя Дейл, – возразила Жонкиль упавшим голосом. – Доктор сказал, что иногда так бывает.
«Так вот оно что», – подумал Стивен.
Так вот почему она плакала тогда; вот почему о ней не было ни слуху ни духу. Почти сразу же после этого она попала в больницу.
– Вы все говорите, что ее «атаковали», – сказал Стивен. – Вы имеете в виду, что ее отравили или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде, – буркнул Уиндерсон. Потом взглянул на Стивена в упор. – Ее отравили психически. Я думаю, что она была психически атакована. Как видишь, не мы одни владеем психономикой. Существуют и другие, использующие ее, – наши конкуренты. Дурные, извращенные, беспринципные люди. О, ты-то вне всякой опасности. Такие люди, как ты, с природными способностями, вы защищены. Вы все равно что имеете психический иммунитет. А вот Жонкиль… – Он тряхнул головой.
У Стивена кружилась голова. «Все эти разговоры об атаках, о врагах – это наверняка брехня. Это звучит как полная брехня.
Но что если нет? Тогда я мог бы…»
Жонкиль в некотором смысле закончила его мысль.
– Если это верно – то, что говорит дядя Дейл… – Она подняла на него глаза, блестящие от непролитых слез. -… тогда ты мог бы помочь мне. Но дядя Дейл сказал, что ты уходишь? Увольняешься? То есть – это ведь не из-за меня, правда же? Не из-за того, что я не связалась с тобой после того, как мы…
– Нет! – Стивен сглотнул. Ему отчаянно хотелось выпить еще. – Это просто… может быть, у меня действительно есть способности… в определенных условиях я могу, э-э… ну, делать то, что я сделал. Но это еще не значит, что это то, что я хочу делать. То есть если взять дубовый пример – вот если бы у меня был талант к борьбе сумо, это не обязательно значит, что я хочу провести остаток своих дней, швыряя потных людей на маты. Возможно, у меня это неплохо получается, но, мне кажется, я не создан для этого.
– Стивен, – сказал Уиндерсон, с изумленным недоверием глядя на него, – ты что, еще не понял? У тебя получилось! Это был потрясающий успех! Ни у кого другого не получалось так хорошо! Тот человек, на которого ты был послан повлиять, сделал в точности то, что от него ожидалось – буквально через несколько минут! Он полностью переменил свою первоначальную установку! Это не может быть совпадением.
Стивен перевел взгляд с Уиндерсона на Жонкиль.
– Ты знаешь обо всем этом?
Она медленно кивнула, выглядя немного озадаченной.
– Д-да-а… Немного. Достаточно. Это все равно что реклама – или умение торговать. Только психическое. Психическое влияние на экономику. – Она вздрогнула и нажала кнопку, вызывая сиделку. – Мне нужно принять морфий.
– Мальчик мой, – продолжал Уиндерсон приглушенным тоном, держа руку на Стивеновом плече, – ты преуспел – и это значило для нас так много! Мы искали человека, владеющего даром, способностью преуспеть в этом в течение долгого, долгого времени. В последний раз – теперь, когда у тебя получилось. Но есть нечто гораздо более значительное, что ты должен для нас сделать. Нечто, что изменит весь мир и спасет жизнь Жонкиль.
В комнату вошел молодой медбрат, стриженный ежиком.
– Чем могу помочь, мисс? – спросил он.
– Мне нужно еще лекарство – у меня боли.
– Да, конечно, я… я сейчас принесу его. То есть я сейчас схожу за доктором, и он… сделает это.
Он поспешил прочь, покосившись на телохранителя. С этим парнем было что-то не так. Стивен покачал головой.
Потом Жонкиль взяла его за руку, и это прикосновение пронзило его электрическим шоком до самого паха.
– Стивен… я не знаю, действительно ли меня атаковали, но знаю, что есть одна вещь, которую ты можешь сделать, чтобы помочь мне.
– Я… мне хотелось бы. Разумеется. Только я не вижу, что могу здесь сделать.
– Ты можешь войти туда, в невидимый мир… найти нужное место в спиритуальной экологии.
– Спиритуальной экологии?
– Это такой технический термин, – поспешно вмешался Уиндерсон, метнув в нее взгляд. – Из психономики.
Жонкиль облизнула губы и продолжала:
– Мне нужна твоя помощь – в том мире. Есть такая вещь, которая называется Черная Жемчужина…
– Черная Жемчужина?
– Я понимаю, что это звучит странно… но эта вещь – этот предмет – это нечто вроде зеркала, которое может показать мне, как стать здоровой. И для того чтобы добраться до него, необходимо войти туда. У тебя есть дар, способный вести тебя. У нас нет больше никого, кто бы обладал достаточной способностью. Ты наш ретривер.
– Но ведь… тот мир, реален он или нет – это ведь все в уме. Оттуда нельзя ничего принести. Объекты там не существуют таким же образом, как здесь, насколько я могу судить.
Уиндерсон кивнул.
– Верно, но здесь эта вещь не будет объектом. Не в обычном смысле. Тем не менее ты можешь сделать так, чтобы она появилась здесь.
Стивен уставился в окно. За окном было все то же грузовое судно, оно все так же медленно ползло по поверхности залива. Оно было сделано из металла, и оно было реально. За окном был залив Сан-Франциско. Он был холодным, и в нем можно было утонуть. Все это было реальным.
– Я… не уверен, смогу ли сохранить здравый рассудок, если пойду туда еще раз.
Она стиснула его руку и притянула его ближе к себе; ее губы раскрылись, и она подняла взгляд, глядя прямо ему в глаза. Она смотрела на него таким образом с минуту, ее дыхание было немного, почти неприметно, затрудненным. Потом, опустив тяжелые веки, она сказала:
– Ты сильный, ты сильнее, чем сам себе кажешься. Я чувствую это. Я почувствовала это в тот самый момент, когда мы впервые встретились. – Она смущенно отвела взгляд.
– Есть некоторые вещи, которые дядям не положено слушать, – сказал Уиндерсон. – Может быть, мне…
– Нет-нет, все в порядке, – сказала Жонкиль. – Все равно через несколько секунд здесь будет доктор. Мне надо отдохнуть. Я не знаю, сколько мне осталось, Стивен.
Стивен вспомнил путешествие сквозь телескоп, сквозь многоцветное море. Он содрогнулся, вновь почувствовав ужас падения в живой лабиринт, кишащий демонами, как рана червями.
Но Жонкиль умирала, и они говорили, что есть способ спасти ее. Это был его шанс показать себя героем, как Горацио Хорнблоуэр. Пуститься плыть к неизведанным мирам и вернуться с призом. Он, в конце концов, любит ее!
Разве не так?
Он подумал о том, где сейчас Глинет. Внезапно он понял, что хотел бы посоветоваться с ней обо всем этом.
– Нам нужно твое решение сейчас, Стивен, – произнес Уиндерсон мягко, но настойчиво.
Жонкиль сжала его ладонь, вновь привлекая к себе его взгляд. Она смотрела на него, и в изгибе ее губ таилась надежда, хотя она старалась не выглядеть так, словно умоляет его.
– Ты поможешь мне, Стивен?
«Только без нажима», – подумал он и чуть не рассмеялся вслух. Но когда он посмотрел в ее глаза, то не смог отвести взгляда. Наконец он сказал:
– Я сделаю все, что смогу.
– Нам нужно вернуться в моем вертолете на Лысый Пик, немедленно, – сказал Уиндерсон, взглянув на часы.
Словно скрепляя контракт, Жонкиль притянула Стивена к себе и поцеловала его. Потом прошептала:
– Когда я выздоровею… я хочу тебя. Чтобы мы вместе, снова…
– Я… я приду. Только свистни.
Он выпрямился, а она откинулась на подушку, словно разговор утомил ее, и закрыла глаза.
Ошеломленный, Стивен вышел вслед за Уиндерсоном в коридор; телохранитель следовал за ними по пятам. Они прошли через холл, вверх по нескольким пролетам, и вышли на вертолетную площадку на крыше больницы. Маленький черный с золотом вертолет «Западного Ветра» ждал их, пилот уже сидел в кабине.
Уиндерсон забрался первым. Телохранитель взял Стивена за руку, чтобы помочь ему, словно он был хрупкой старой леди, а затем взобрался сам и сел позади него. Стивен подумал: «Да точно ли этот парень телохранитель? Может быть, он больше чем просто телохранитель».
Пилот был лысым белым в черных очках и с тоненькими, как карандаш, усами. Уиндерсон не говорил ни слова; пилот, по-видимому, знал, куда они направляются. Вертолет поднялся в воздух через несколько секунд после того, как захлопнулась дверь, и они тошнотворно-косо взмыли в небо, клоня к Пепельной Долине и обсерватории.
Стивена чуть не вырвало от вибрации, когда они заворачивали, борясь с турбулентными потоками, чтобы взять курс к северу. Но по крайней мере благодаря этому ушла большая часть чувства нереальности, ощущения, что он окружен призраками. Уиндерсон как-то приземлил его, вновь вовлек в реальную жизнь. Он не понял ничего о Черной Жемчужине – очевидно, это был какой-то метафизический объект, который мог помочь Жонкиль излечиться, какая-то связка между умом и телом, которую он мог помочь ей осуществить. Но главным было то, что он был снова в седле – и у него был шанс помочь женщине, которую он желал до самых глубин своего существа.
Когда они оставили позади полуостров Сан-Франциско, полет стал более ровным, а с ним успокоился и желудок Стивена. Он старался не думать слишком много, занимая свой ум тем, что смотрел на дороги, змеящиеся через шахматную доску полей далеко внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42