А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Его люди позаботятся обо всем.
– Хорошо, это утешает, – заметила Индия. Она понимала, что, например, во время краткого купания в плавательном бассейне могли быть сделаны моментальные снимки и выйти под мерзкими заголовками, вроде – «Дочери Дженни Хавен беспечно плавают в Голливуде в то время, как следствие выносит решение о смерти их матери». Этот мир не брезговал ничем. Следствие начнется послезавтра. С благодарностью к предусмотрительному хозяину, она последовала за сестрами в свое убежище.
ГЛАВА 3
Нью-Йорк
Раймунда Ортиз сидела развалясь на середине очень большой кровати, одетая в девственно-белый хлопковый халат, и переключала с помощью дистанционного управления телевизионные каналы. В то же самое время она одним ухом прислушивалась к тому, о чем Фитц говорит по телефону. Он был всегда на телефоне и всегда говорил о деле. Она могла поклясться, что телефон прирос к его руке, за исключением тех случаев, конечно, когда он занимался с ней любовью. Быстрый взгляд на ее белый халат из самого лучшего швейцарского хлопка, расшитого, как у девочек, цветами и присборенный на шее по кайме, подтверждал, что она – сама невинность; ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она была своего рода проституткой в тонком атласе. Нет, она хотела, чтобы Фитц понял: что бы ни происходило между ними в постели, она – леди, такая леди, которая могла украсить его общество за любым столом, сделать его дом достойным встреч с лучшими людьми. Леди, подходящая для того, чтобы стать его женой. И это была истинная правда. Ведь она – хорошо воспитанная бразильская девушка из хорошей семьи, вышедшая замуж в восемнадцать лет, овдовевшая в двадцать восемь и в тридцать два ищущая второго и надежного мужа. А кто мог быть надежнее Фитца МакБейна?
Она испытующе взглянула на него через комнату. Фитц, голый, но с обернутым вокруг бедер полотенцем, прислонился с небрежностью к столу, телефонная трубка подпирала его подбородок. Его темные волосы были все еще влажными после душа, небольшой ручеек воды тонкой струйкой сочился по мускулистой спине. Раймунда подумала о том, как ей хочется слизнуть каждую из этих капель с его кожи… Только бы он отделался, наконец, от этого проклятого телефона! Сгорая от желания, она переменила канал, остановившись на телевизионной игре, уменьшила звук и прислушалась к словам Фитца.
– Осторожнее надо действовать, Морган, – говорил он. – Это единственный способ. И не касайся этих либерийских танкеров – они потеряли два за последние шесть месяцев.
Он разговаривал с сыном. Морган, конечно, очень симпатичный молодой человек… Может быть, если дела с Фитцем пойдут не слишком хорошо, она попытается с сыном вместо отца?.. Нет, в ее тридцать два все-таки лучше с отцом, в конце концов, сила на его стороне.
Раймунда снова плотоядно оглядела спину Фитца. Капли воды все еще стекали тонкой струйкой из-под полотенца. Сколько же можно ждать, да еще в таком халате?.. Ведь он уже давно вернулся из Гамбурга. Он пошел прямо в душ после краткого приветствия, а теперь вот дозванивается по телефону до Моргана. Он даже не обратил никакого внимания на халат. Ей показалось это подозрительным. Может быть, халат слишком закрытый? Она расстегнула пуговицы на лифе и позволила ткани немного опуститься, выставляя ее полную и очень приятную грудь в выгодном свете. Оливковая кожа у нее бесподобно гладкая, и она с наслаждением пробежала пальцами вокруг соска, задрожав от ответного импульса своего собственного тела.
Подлинная проблема заключалась в том, чтобы понять, как вести себя с Фитцем? Временами трудно было, когда он добивался близости с нею, вспоминать, что в таких случаях говорят леди. И до сих пор она не была уверена, понял ли мужчина с таким происхождением, как у пего, что даже леди любят отдаваться мужчине. Здесь для нее заключалось противоречие, и ей тяжело было играть двойную роль.
– Фитц, – нетерпеливо позвала она. – Ты мне нужен. Он повернул голову и улыбнулся.
Трудность, конечно, в том, что она действительно зависела от него, ей нравилось его крупное, худощавое мускулистое тело, закалившееся за те годы, что он был занят на промыслах в отдаленных землях Техаса. Ей нравились его густые коричнево-черные волосы и его лицо со странно выступающими скулами и глубоко посаженными синими глазами. Но еще больше она зависела от власти его денег. Когда она думала о его богатстве, то окончательно теряла голову. Когда вы находились с Фитцем МакБейном, то чувствовали, что мир – ваш и что богатые устанавливают всюду свои собственные правила. Власть так возбуждала!
Раймунда опять запахнула белый халат, поддразнивая его и позируя на фоне подушек, как она хотела его…
– Фитц, – утомленно позвала она опять, – иди же сюда, я хочу тебя. – Но он помахал в раздражении рукой и продолжал разговор.
– Проклятье! – Раймунда снова села и стала в бешенстве переключать каналы.
– Подожди! – Фитц отбросил трубку телефона и шагнул к кровати. – Поставь обратно на новости, канал – два.
– Канал – два! Проклятье! Я жду, жду тебя… Фитц схватил дистанционное управление и нажал кнопку. В новостях второго канала показывали фотографии Дженни Хавен, а потом действие перенеслось в контору следователя в Лос-Анджелесе. Проклятье! Раймунда убавила звук.
«…вскрытие показало, – говорил репортер, – что, несмотря на то, что имелось определенное количество алкоголя в ее крови, Дженни не была пьяна, и, несмотря на то, что имелось также некоторое количество барбитуратов, оно едва ли было достаточным, чтобы вызвать паралич сердца, хотя всегда остается опасность необычной реакции на алкоголь. Возможно, Дженни просто не могла заснуть и отправилась на прогулку к океану, чтобы подышать свежим воздухом? Но почему в вечернем платье? Она встречалась с любовником? Но ни один не откликнулся. В суде установили, что она была хорошим, опытным водителем, а ночь была ясной, без внезапно появляющихся с океана туманов. Итак, трагическая ли это случайность, которая унесла от нас Дженни Хавен? Или это последнее, заранее обдуманное действие женщины, опечаленной надвигающейся старостью, разлученной с тремя дочерьми, которых она едва знала, женщины, не способной мужественно посмотреть в одиночестве в лицо жизни?» Репортер жестом показал на здание суда у себя за спиной. «Нынешним утром следователь не пришел к определенному заключению, и решение относительно смерти Дженни Хавен остается открытым».
Изображение переключилось опять на диктора. «Итак, печальный конец для женщины, которую все мы любили в разные периоды нашей жизни…»
Фитц выключил телевизор и сел на край кровати. Сейчас, предположил он, в городе уже должны появиться газеты с материалами о происшедшем. Убила она себя? Или нет? Они вытащили на свет каждую крупицу ее прошлого, насколько могли. Только небеса знали, как неосторожна была Дженни. Фитц представил себе, что сейчас немного нашлось бы людей в Голливуде, которые бы не молились о том, чтобы дневник Дженни не сохранился, или чтобы экономка, служившая ей последние двадцать лет, осталась предана хозяйке и не соблазнилась бы огромной взяткой от прессы, чтобы все рассказать.
И, конечно, дочери должны быть главной приманкой. Он увидел их на мгновение в новостях, убегающих в аэропорту от преследования репортеров. Они были так беззащитны и уязвимы, какой всегда казалась ему их мать. Только под кроткой ангельской внешностью Дженни, как известно, скрывалась сталь, закаленная годами борьбы, и честолюбие. Ведь она удачно скрывала отрезок своей жизни в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет, то есть до того момента, когда стала звездой, не желая копаться там, где получила наибольшее количество унижений и синяков. В этом он и Дженни Хавен – похожи.
– Фитц, – Раймунда легонько провела пальцами по его позвоночнику, – что мы будем делать нынче вечером, Фитц?
Казалось, он едва ли слышал ее. Она попыталась опять, обняв его за талию и прижимая обнаженные груди к его спине.
– А я знаю, чего бы мне хотелось… – Нагнув голову, она пробежала маленьким острым языком по его гладкому плечу.
Фитц оттолкнул ее руки и резко встал.
– Иди оденься, Раймунда.
– Одеться? Но почему? Я же жду тебя… Я не нравлюсь тебе в этом халате? – Она осознала, что вести себя, как девственница, было ошибкой, он предпочитал более грубый секс. Раймунда сдернула расшитый швейцарский хлопок и растянулась на кровати, вытянув свои длинные мускулистые ноги. Ему всегда нравились ее ноги, нравилось то, как она обхватывала его этими сильными мышцами, когда он был сверху на ней.
– Оденься. Отложим все игры…
Раймунда метнулась с кровати, как разъяренная кошка, и, натягивая халат на плечи, пошла к дверям. Он даже не обернулся, только отступил к занавесям и пристально вгляделся в ночь.
За окном башенки и вышки Манхэттена сверкали миллионами ламп, явление, приносившее Фитцу неизменное удовольствие, хотя он не был уверен в том, относилось ли это к великолепию самого города или к напоминанию о том, что именно он, ребенок из техасской глубинки, став королем одного из самых жестоких городов, выбрал себе дворцом это «орлиное гнездо», откуда мог обозревать свое королевство. Но сегодня вечером он не обратил внимания на вид из окна.
Слабая улыбка осветила его суровое привлекательное лицо, когда он вспомнил тот полдень, когда влюбился в Дженни Хавен. Ему было тринадцать, и он потратил свой единственный, с трудом заработанный доллар на билет в кино и на пакет жареных кукурузных зерен, который вскоре был отброшен, забыт в волнении чувств, которые он пережил, когда обезоруживающие голубые глаза Дженни пристально посмотрели прямо на него, улыбаясь только ему с экрана этого небольшого техасского развалюхи-кинотеатра. В первый раз он воистину узнал, что значит желать женщину, чувствуя, что пронзающее возбуждение в его паху – не только юношеская игра воображения, занятого девушкой с большими сосками и липкой красной губной помадой за прилавком с фонтаном содовой воды, но вместо этого замечательного белокурого создания с пахучим телом и атласными губами – вместо этого, как он теперь знал, должна быть Она.
Он стал взрослым благодаря Дженни Хавен. Потому что только она помогла понять, что в сексе имелось нечто большее, чем торопливое взаимное ощупывание для обретения опыта, и странно, что потом это стало для него постоянным правилом. Ты должен «заниматься любовью» с женщиной, подобной Дженни Хавен.
Он посмотрел кинофильм дважды и ушел из кинотеатра только когда он закрылся, вымаливая один из рекламных кадров, украшавших стеклянную выставочную панель в фойе, у забавляющегося кассира. Этот портрет Дженни, в свитере и шортах сидящей на скамеечке и держащей палец под кокетливо склоненным подбородком, украшал тонкие стены многих его дешевых комнат, когда он скитался по Техасу. Он приобрел и другие снимки и даже после того, как встретил и женился на Элен, он все еще хранил их. Он думал, это потому, что именно от Дженни Хавен научился обращаться с женщинами.
– Ты заставил меня почувствовать секс и красоту, – говорила ему Элен даже тогда, когда они были безнадежно бедны и жили в этом убогом прицепе в медвежьем углу.
Он встретился с Дженни только однажды, годы спустя, на вечеринке в Беверли-Хиллз. Он нервничал, зная, что она должна появиться здесь. Что, если встреча с ней разрушит тот образ, который он создал в своем воображении? Она однажды изменила его жизнь к лучшему; действительность могла разрушить миф. Но все произошло подобно тому, как тогда, когда он впервые увидел ее на экране. Правда, окружение сейчас было более роскошным, это был личный просмотровый зал одного голливудского продюсера, но на этот раз Дженни сидела рядом ним, и, несмотря на его опыт, его искушенность, его влияние, положение и богатство, память о том первом мальчишеском побуждении, близость к Дженни привели к эрекции, которую он с мысленной мольбой пытался проконтролировать. Когда она наклонилась, чтобы заговорщически шепнуть ему на ухо о том, как скучен фильм, ощущение ее нежного дыхания у него на щеке, легкое касание ее руки и терпкий аромат духов почти сокрушили его.
Он мог, конечно, попытаться завоевать Дженни Хавен, он имел более чем достаточно оснований, чтобы попытаться. Женщины находили его привлекательным, они наслаждались его физической близостью, его сильным телом, им нравилась его репутация грубого парня из глубинки, который сделался таким значительным, и, конечно, они наслаждались властью его денег. Но тогда Дженни была в любовной связи с голливудским продюсером, время неподходящее, и, как бы то ни было, он все еще боялся потерять иллюзию.
Он грустно нажал на кнопку, которая закрыла занавеси, скрывшие сверкающую нью-йоркскую ночь.
Завтра или послезавтра они должны похоронить Дженни, и он, Фитц МакБейн, который всегда был влюблен в нее, должен позаботиться о том, чтобы все было сделано должным образом. Он вернулся к своему письменному столу и опять поднял телефонную трубку.
– Во всяком случае, дело окончено, – сказала Индия, сворачиваясь в клубок на большом черном диване в галерее.
– И, во всяком случае, они не сказали, что это – самоубийство. – Голос Венеции прозвучал с облегчением.
– И теперь похороны. – Парис не могла вынести молчания, которое последовало за ее словами, и подошла к проигрывателю, поставив пластинку наугад. Это был Чиколини, исполняющий Эрика Сати. Спокойные, прозрачные звуки фортепиано поплыли по комнате. Она откинулась на подушки, пристально смотря на серебристые пылинки, задержавшиеся в луче льющегося из окна солнечного света. Октябрь в Голливуде был, слава Богу, теплый – Дженни не хотела бы, чтобы ее хоронили в холод и дождь.
– А ведь у нас нет подобающей случаю одежды, – сказала наконец Индия. – Мы не можем идти на похороны в таком виде. Но как мы можем выйти в магазин для покупок? Вообразите, что скажет пресса по этому поводу.
Несмотря на личных охранников, репортеры все еще совершали рейды по дороге вокруг дома, просовывая свои длинные объективы через ворота, делая моментальные снимки всего и вся, что выходило. До сих пор никто не проник внутрь, и их уединение, без сомнения, удерживалось двумя немецкими овчарками, охраняющими стены. Но то, что не впускало представителей прессы, не выпускало их, оказавшихся в ловушке известности Дженни и любопытства публики.
Парис подняла телефонную трубку.
– Я спрошу у Ронсона, что делать. Он, кажется, знает все.
Он ответил сразу.
– О, мистер Ронсон. Мне и моим сестрам необходимо приобрести соответствующую одежду… для похорон. Очевидно, мы не сможем выйти, и я хотела бы знать, можно ли послать кого-нибудь в магазин за вещами с тем, чтобы их посмотреть? О, о, понимаю. Но как насчет размеров? Действительно? Да. Да, это очень любезно. Спасибо, мистер Ронсон.
Парис опять опустилась на подушки.
– Очевидно, мы не должны беспокоиться об этом, – сказала она с благоговением в голосе. – Мистер МакБейн позвонил час назад с инструкциями обо всем. Он вошел в контакт с представителем Дженни Биллом Кауфманом, ее адвокатом Стэнли Рабином, и они обсудили детали похоронных мероприятий. Он даже наметил с Биллом, кто как будет одет, и попросил у каждой из нас узнать, примем ли мы купленную им одежду. Во всяком случае, подумала она цинично, они могут и отказаться. Мистер МакБейн – это человек, который ничего не представляет на волю случая.
– Похороны должны состояться на кладбище Сен-Коломб в Беверли-Хиллз, и он позаботился о ритуалах и распорядителях. Он даже подобрал пластину с фамилией, чтобы установить ее на надгробном камне – с нашего одобрения, конечно, но Ронсон сказал, что она очень скромная, только имя и даты. МакБейн подумал обо всем. Даже о нашей одежде. А магазин уже послал набор соответствующих вещей для нас, чтобы мы выбрали. Мистер Ронсон предположил, какие у нас размеры, так как не хотел нас беспокоить. Точно угадал, могу я прибавить.
Они посмотрели на нее с изумлением.
– Все это сделал Фитц МакБейн? – спросила Венеция.
– Он. Он подумал абсолютно обо всем. – Парис жестом изобразила то, как она представляет могущество Фитца МакБейна.
– Но почему? Мы не знаем его. Я ведь только однажды встретила Моргана несколько вечеров назад…
– Тогда одно из двух: либо это любовь с первого взгляда, либо Фитц МакБейн – поклонник Дженни Хавен. – Парис с наслаждением вытянулась на диване. – В любом случае, очень мило быть рассматриваемой в качестве… – Она не добавила «замены», но слово, казалось, повисло в воздухе невысказанным. В естественной роскоши жилища МакБейна Амадео Витрацци и ее борьба за успех, за признание ее таланта показались смехотворными.
Индия стала тревожно бродить по комнате.
– Жизнь принцессы во многом, наверное, походит на это, – сказала она, с тоской размышляя о переполненных римских улицах и битком набитых кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42