В самом худшем случае де Випон умрет, а Элинор останется под опекой Солсбери (и Вильяму будет приказано доставить ее ко двору). Джон сохранит свое обещание, данное де Випону, не выдавать ее замуж. Не сразу, во всяком случае. Когда он подготовит ее, она будет рада выйти за любого, кого он ни предложит.
Вильям получит своего сына назад, а ублюдок Ллевелина окажется в руках Гвенвинвина. Это даст Джону рычаг воздействия на Ллевелина, поскольку Гвенвинвин, хотя он сумеет взять замок Клиро с теми людьми, которые у него есть, не добьется ничего большего без помощи де Бресте и его людей. Таким образом, Джон сумеет заставить Гвенвинвина плясать под свою дудку, угрожая отозвать наемников, а Гвенвинвин, в свою очередь, приструнит Ллевелина, держа в качестве заложника его сына.
И это было только худшее, что могло случиться. Подумав о лучшем, Джон облизнулся, предвкушая удовольствие. В лучшем случае Гвенвинвин правильно прочтет его письмо. Это будет означать, что умрет не только Иэн, но и его оруженосцы. Было очень приятно избавить мир от двух людей, к которым Вильям питает слишком большую нежность: де Випона и этого проклятого ублюдка, которого выродил Вильям. Вильям должен любить Джона, и только Джона. Было невыносимо, что в его сердце есть место для кого-то другого, кроме его брата.
К тому же умрет и кастелян. Так что никакие сплетни о том, как окончили свои дни де Випон и оруженосцы, не будут тревожить его покой. Поскольку это был кастелян Элинор, ее саму можно будет обвинить в измене, в убийстве собственного мужа и его оруженосцев и в подготовке войны в Уэльсе.
Это покончило бы с ней. Она сгниет в тюрьме. Мальчик умрет — дети легко умирают, девочка может пригодиться. Поместье перейдет короне, а война в Уэльсе наверняка будет. Ллевелин покинет свою территорию, чтобы отомстить за смерть своего побочного отпрыска, в чем он обвинит, что бы ему ни говорили, безусловно, Гвенвинвина. Оба валлийских петуха измотают друг друга и много лет не будут причинять проблем Джону, если выживут.
В Уэльсе война за власть — это одно дело, кровная месть — совсем другое. Жалко, что де Кантелю и Корнхилл все еще в Кентербери, обеспечивая, чтобы все владения архиепископа были переданы королю. Ему бы не помешало сегодня что-нибудь необычное в смысле маленьких радостей. Но никому другому он не может довериться в таком времяпрепровождении. Затем Джон снова облизнулся. Среди фрейлин его жены была новенькая, четырнадцатилетняя девушка. Он подозвал пальцем личного слугу и зашептал ему в ухо.
24.
Сэр Ги выпрямил спину и оглянулся на колонну уставших людей, следовавших за ним. Лошади спотыкались от усталости, подбрасывая седоков, которые были слишком вымотаны, чтобы даже браниться. Он снова посмотрел вперед, с беспокойством отмечая, что глаза его почти не видят приближающийся поворот дороги. Давно уже настали сумерки, приближалась ночь. Упрямая кобыла леди Элинор впереди него шла по-прежнему ровным шагом. Сэр Ги пришпорил своего жеребца, потом ударил сильнее, поскольку конь откликался очень неохотно.
— Миледи!
— Да?
Она встревоженно повернула голову. Сэр Ги не видел выражения ее лица, лишь отблеск белой кожи в темноте. Ги уверял себя, что ее лицо и должно быть бледным от усталости.
— Миледи, уже стало совсем темно. Мы должны остановиться и разбить лагерь.
— Остановиться?! — Она положила руку на шею кобылы, словно оценивая, сколько она еще протянет. Затем оглянулась на дорогу. — Что, лошади слишком устали? Кто-нибудь отстал?
— Мы все устали — лошади и люди. Но меня больше беспокоите вы, миледи. Вам станет плохо, если вы не отдохнете.
— Мне? — В голосе Элинор послышалось удивление, и она рассмеялась. — Я путешествовала с королевой — с великой королевой, я имею в виду, а не с крашеной куклой, которая у нас сейчас. Я пересекла Пиренеи по диким козьим тропам. Я пересекла Альпы посреди зимы. Если бы усталость могла убить меня, я уже давно была бы мертвой. — Она снова засмеялась. — И не говорите, что я тогда была моложе. Это правда. Но тогда я была и более хрупкая. А королеве тогда было шестьдесят с лишним лет, и она смеялась над нами, когда мы рыдали от усталости. Тело выдержит, если дух живет.
— Ну ладно, лошади устали. Я боюсь, что люди…
— Вам не нужно бояться за моих людей. Они, если понадобится, будут идти, пока не умрут в седле — и это гораздо более легкая смерть, чем та, которая последует, если они разозлят меня в такое время. И другим они не дадут выйти из строя. Не зря же я расположила городских людей между двумя группами воинов из Роузлинда. Лошади — другое дело. Скачите назад и посмотрите, все ли лошади в состоянии идти. Я хотела бы продолжать движение до полной темноты, если это возможно.
— В темноте будет тяжело поставить палатки, миледи. Я…
— Палатки? Какие палатки? Никакого лагеря не будет. Мы должны покормить лошадей и дать им отдохнуть, пока луна не взойдет. Потом двинемся дальше. И люди могут перекусить, если кто хочет.
— Мы будем ехать ночью, в Уэльсе?
— Вы что, ребенок? Вы боитесь темноты, сэр Ги? — Она заметила, как он покраснел от досады, точнее, догадалась, что покраснел, потому что он отвернул голову. — Ночь — такое же Божье время, как и день. А что касается Уэльса, никакая банда разбойников не нападет на пятьдесят вооруженных людей, а войны в этих краях нет. Я знаю, потому что совсем недавно здесь была.
— Валлийских лучников, я слышал, не слишком волнует, есть война или нет.
— Да, но они не сумасшедшие, они не стреляют наугад в толпу только ради удовольствия. Иэн хорошо известен в Северном Уэльсе, а мы открыто развернули его знамя и аккуратно держимся дороги. У нас не будет никаких проблем.
Элинор была совершенно права. Всадники постоянно чувствовали на своих затылках чьи-то ощупывающие их взгляды, но никакие стрелы не вылетали из лесов, которые все ближе и ближе подступали к дороге, по мере того как отряд продвигался к северу, а потом свернул на запад, в Клуид. Сэр Ги больше не пытался спорить со своей хозяйкой, лишь поблагодарив Бога, когда она позволила отряду остановиться и подождать до рассвета, прежде чем карабкаться по горным тропам.
Должно быть, так и есть, заметил он про себя, что Бог помогает тем, кто помогает сам себе. Это была любимая поговорка леди Элинор. И кажется, она каждый раз срабатывала для нее. Они не только без потерь преодолели лесные тропы и горные перевалы, но когда в наступающей темноте следующего вечера им навстречу вышел большой отряд, его вел сам лорд Ллевелин. Ги пережил минутный страх, но гордился тем, что не выдал его. Он предупреждающе крикнул своим людям и пришпорил усталую лошадь так, чтобы оказаться между леди Элинор и приближающимися всадниками.
Пока сэр Ги делал все необходимое, чтобы быть готовым к бою, страх его исчез. Он вспомнил недавний разговор с хозяйкой, когда заметил, что Уэльс — очень большая и дикая страна. Как они найдут лорда Ллевелина, спросил он. Они могут потратить несколько месяцев, гоняясь за блуждающими огоньками по лесам, — это общеизвестно. Элинор не была в особо веселом настроении, чтобы смеяться, но тут она не смогла удержаться от улыбки.
— Не будьте дураком. Лорд Ллевелин сам выйдет к нам. Разве вы не чувствуете глаза на вашей спине? Неужели вы думаете, что такой отряд, как наш, может двигаться через Уэльс никем не замеченный? Где он сейчас, я не знаю. Но я знаю, где он будет, и готова учесть все годы службы, которые вы отдали мне. Он будет в Лланрусте, когда мы приедем туда, или встретит нас по дороге.
Властный голос спросил, кто идет. Леди Элинор ответила, называя себя. Старший из всадников сразу же спешился и подошел к ней, вглядываясь в ее лицо.
— Сестра, что вы здесь делаете?
— Я приехала искать помощи.
Глаза Ллевелина сверкнули, оценивая размеры ее отряда, и заметили поникшую голову ее кобылы. Уши его уловили тяжелую усталость ее голоса.
— Кто преследует вас? Насколько они далеко от вас? Где Иэн?
Она покачала головой.
— Мне никто не угрожает. А Иэн… — Ее голос задрожал. — Именно ради него и ради вашего сына я ищу помощи.
— В Уэльсе? Иэн попал в переделку в Уэльсе? — В вопросе его слышалось недоумение. Ллевелин был силой в Уэльсе. Если его брата по клану могли захватить в бою и он не слышал об этом, грош ему цена.
— О нет, это не валлийцы предали его, а мой английский кастелян. Я…
— Вот как. Не рассказывайте мне сейчас. Давайте поедем в Лланруст — это недалеко. Пусть ваши люди и лошади немного отдохнут. Вам сегодня нельзя двигаться дальше.
Сэр Ги затаил дыхание, ожидая резкого ответа, который мог бы доставить много неприятностей. Но хозяйка лишь позволила Ллевелину поцеловать ей руку и почтительно пробормотала: «Да, милорд». «Какой я идиот, — подумал сэр Ги, — она, конечно, знает, что делает». И когда они достигли замка, ему стало очевидно, что подобное смирение не было минутной слабостью. Леди Элинор точно знала путь к желанной цели. Сэр Ги начинал понимать ее. В поведении Элинор не было заметно ни малейшего признака недавнего нетерпения. Она вдруг стала хрупкой и запуганной женщиной, умоляющей о помощи.
И все-таки ни одной минуты времени не пропадало зря. Когда Ллевелин предложил ей пройти в женские покои, вымыться и поесть, она, рыдая, пробормотала, что не может ни спать, ни есть, пока на сердце ее такой груз. И она так умело, так живо сбросила этот груз, так умно сыграла на вероятности того, что оруженосцы Иэна могут быть использованы как инструмент для подрыва духа Иэна, что Ллевелин уже видел своего сына расчлененным или растянутым на дыбе.
Словно не замечая его беспокойства, Элинор рассказывала ему, что не знала, к кому обратиться. Она созвала своих людей, и они должны быть в Клиффорде к концу недели, но она не может привести армию к замку Клиро, когда Иэн там.
— Я подумала, что валлийские вассалы Иэна могли бы лучше справиться с этим делом. Но, боюсь, они не поверят мне или не захотят подчиниться. Я подумала, милорд, что, если бы вы поехали со мной к ним, — или, если вы не можете, хотя бы дали мне письмо, которое…
— Я приведу не только вассалов Иэна, но и своих тоже, — прервал Ллевелин. — Мой брат и мой сын… — Он помолчал, усмиряя гнев в своем голосе, и тихо добавил: — Не мучайте себя, леди Элинор. Идите отдыхать. Я пошлю своих людей немедленно.
Сэр Ги был в восторге: лорд Ллевелин в точности исполнял волю леди Элинор, словно был куклой на веревочке. Разумеется, это нормально, что Ллевелин готов прийти на помощь своему сыну и брату. Но если бы он был предоставлен сам себе, он разобрался бы с этим делом совершенно по-другому. Земля ведь не его, в конце концов. Он бы с удовольствием обменял замок на Иэна и Оуэна и предоставил бы затем Элинор и Иэну самим решать деликатную проблему изгнания сэра Питера из Клиро-Хилла, не посягая на гарантии Ллевелина новому владельцу, что они этого делать не будут.
Теперь же он был обеспокоен и разгневан даже больше самой Элинор. Сэру Ги было ясно, что Ллевелин уверен, что никакие физические мучения не сломили бы Иэна, сколь долго ни продолжались бы. Но если пытки будут применены к его оруженосцам, он пойдет на все что угодно, чтобы спасти их. Единственной надеждой Ллевелина было, что такая мысль могла не сразу прийти в голову кастеляна. Если они поторопятся к Клиро-Хиллу, Оуэна, может, еще удастся спасти.
Услышав следующий обмен репликами, сэр Ги поднялся на ноги вслед за леди Элинор. Он был рад этому движению, которое позволило ему отвернуть лицо. Ему отчаянно хотелось улыбнуться, когда он слушал, как его хозяйка добивалась того, чтобы отправиться вместе с Ллевелином прямо на поле битвы. Она должна поехать вместе с ним к вассалам Иэна, умоляла она, они ведь должны узнать ее на будущее. И должна следовать с армией до Клиро-Хилла, поскольку ее собственные вассалы собираются в Клиффорде, чуть восточное места сражения.
Разве не будет ей безопаснее путешествовать в сопровождении лорда Ллевелина, нежели пробираться одной через земли, на которых она могла стать жертвой «какого-нибудь врага». Она не назвала этого врага, но глаза Ллевелина подтвердили, что Гвенвинвин был бы очень рад взять в плен жену его брата по клану и использовать ее как рычаг давления.
Ответное предложение Ллевелина, чтобы она осталась в Лланрусте, Элинор отвергла с фальшивыми сожалениями. Она указала на то, что слишком много времени будет потеряно из-за необходимости привезти ее обратно из замков вассалов Иэна и что, не зная, где ей искать лорда Ллевелина, она не сможет передать сообщение собственным вассалам о своем местонахождении. А письма от нее, она боялась, будет недостаточно, учитывая обстоятельства, которыми сопровождалось это дело. Им нужно будет видеть ее, чтобы увериться, что она сама не в плену.
Сэр Ги не был уверен, согласился ли лорд Ллевелин или он понял, что эта женщина способна найти ответ на любой аргумент, выдвинутый им, или понял, что она поедет — с ним или без него — вне зависимости от того, что он скажет. А может быть, он просто был настолько обеспокоен судьбой сына, что его не слишком заботила безопасность Элинор. Во всяком случае, он не стал больше спорить, и Элинор ушла спать.
* * *
Обнаружив, что дверь заперта, Иэн не стал реветь от ярости или бессмысленно тратить силы, колотя в нее. Он пережил жизнь с отцом и остался рассудительной цельной натурой только благодаря своему умению уходить в себя и терпеть перед лицом непреодолимой силы. Полная беспомощность его положения запустила этот старый механизм в действие, но инстинкт в данном случае подкреплялся еще и рассудком. Несомненно, от него ожидали гневной реакции. Спокойное его поведение могло вызвать беспокойство у его тюремщика и вывести из равновесия. К тому же рано или поздно, кто-то придет к нему в камеру. Что бы ни случилось, Иэн был намерен выйти отсюда, живым или мертвым.
Он часами ломал голову, пытаясь понять, зачем человека могут заточить в самой роскошной комнате замка. Единственное, что ему приходило в голову, это что сэр Питер хотел заморить его голодом и объявить затем, что он умер от какой-то болезни. Это была настолько странная идея, что Иэн не мог удержаться от смеха и в конце концов завалился спать.
Утро опровергло эту догадку. Через отверстие под дверью был подан полный завтрак на самой лучшей посуде, какая была в замке. Иэн, проснувшийся от слабого скрежета посуды по полу, подошел к двери и непонимающе уставился на аккуратно разложенные яства, прикрытые тонкой чистой салфеткой. Яд? Это было бы еще более странно, нежели первая идея.
Позднее в тот же день под дверь ему подбросили «Тристана». И снова, несмотря на весь свой гнев и раздражение, он затрясся от смеха. Судя по всему, сэру Питеру не хотелось, чтобы Иэн скучал, и он предложил узнику книгу, чтобы скрасить тоскливые часы заключения. Впрочем, часы Иэна не были такими уж тоскливыми. Он прежде всего внимательно исследовал все предметы, имевшиеся в обеих комнатах. Там, во внутренней комнате, вдали от любопытных глаз, он сооружал для себя оружие из всякой всячины. Это был очень медленный процесс, поскольку детали, которые ему приходилось использовать, были малопригодны, и, кроме того, нужно было по возможности меньше шуметь.
Первая надежда на побег забрезжила в нем на второй день. Как только стало ясно, что его задержание — неудобно было даже называть такое обходительное обращение заточением — и впредь станет протекать с максимальным комфортом, Иэн предположил, что слуги будут входить в комнату, чтобы наводить порядок, очищать ночные горшки, убирать грязную посуду и так далее в том же духе.
Они могли дожидаться, пока он уснет, или появляться в сопровождении сильной охраны. После нескольких визитов их бдительность ослабнет. К тому времени оружие будет готово. Он застигнет их врасплох и убежит. Однако ни один слуга так и не приблизился к двери. Обед ему доставил оруженосец сэра Питера, заявивший, чтобы горшок он подал тоже под дверь, через расширенное отверстие, которое он открутил специально для этой цели. Оруженосец — еще мальчишка — не дал Иэну никакой возможности для угроз, жалоб или разговоров. Сказав свои несколько слов, он стоял и ждал, крепко стиснув рот, пока горшок не показался из-под двери. Он взял его, заменил чистым, закрутил отверстие и тут же ушел.
Когда эта надежда не оправдалась, Иэн принялся ломать голову в поисках какой-то другой идеи. Наконец он решил удалиться во внутреннюю комнату и не выходить оттуда ни за едой, ни для каких-то других целей. Он был уверен, что это заставит кого-нибудь, возможно, даже самого сэра Питера, войти и узнать, в чем дело.
Несколько дней ему понадобилось, чтобы подготовить этот план. Из того, что ему подавали, он откладывал про запас еду, которая не портилась, и воду. Он не хотел ослабеть от голода и жажды. Ему, вероятно, придется продержаться несколько дней, пока они начнут беспокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Вильям получит своего сына назад, а ублюдок Ллевелина окажется в руках Гвенвинвина. Это даст Джону рычаг воздействия на Ллевелина, поскольку Гвенвинвин, хотя он сумеет взять замок Клиро с теми людьми, которые у него есть, не добьется ничего большего без помощи де Бресте и его людей. Таким образом, Джон сумеет заставить Гвенвинвина плясать под свою дудку, угрожая отозвать наемников, а Гвенвинвин, в свою очередь, приструнит Ллевелина, держа в качестве заложника его сына.
И это было только худшее, что могло случиться. Подумав о лучшем, Джон облизнулся, предвкушая удовольствие. В лучшем случае Гвенвинвин правильно прочтет его письмо. Это будет означать, что умрет не только Иэн, но и его оруженосцы. Было очень приятно избавить мир от двух людей, к которым Вильям питает слишком большую нежность: де Випона и этого проклятого ублюдка, которого выродил Вильям. Вильям должен любить Джона, и только Джона. Было невыносимо, что в его сердце есть место для кого-то другого, кроме его брата.
К тому же умрет и кастелян. Так что никакие сплетни о том, как окончили свои дни де Випон и оруженосцы, не будут тревожить его покой. Поскольку это был кастелян Элинор, ее саму можно будет обвинить в измене, в убийстве собственного мужа и его оруженосцев и в подготовке войны в Уэльсе.
Это покончило бы с ней. Она сгниет в тюрьме. Мальчик умрет — дети легко умирают, девочка может пригодиться. Поместье перейдет короне, а война в Уэльсе наверняка будет. Ллевелин покинет свою территорию, чтобы отомстить за смерть своего побочного отпрыска, в чем он обвинит, что бы ему ни говорили, безусловно, Гвенвинвина. Оба валлийских петуха измотают друг друга и много лет не будут причинять проблем Джону, если выживут.
В Уэльсе война за власть — это одно дело, кровная месть — совсем другое. Жалко, что де Кантелю и Корнхилл все еще в Кентербери, обеспечивая, чтобы все владения архиепископа были переданы королю. Ему бы не помешало сегодня что-нибудь необычное в смысле маленьких радостей. Но никому другому он не может довериться в таком времяпрепровождении. Затем Джон снова облизнулся. Среди фрейлин его жены была новенькая, четырнадцатилетняя девушка. Он подозвал пальцем личного слугу и зашептал ему в ухо.
24.
Сэр Ги выпрямил спину и оглянулся на колонну уставших людей, следовавших за ним. Лошади спотыкались от усталости, подбрасывая седоков, которые были слишком вымотаны, чтобы даже браниться. Он снова посмотрел вперед, с беспокойством отмечая, что глаза его почти не видят приближающийся поворот дороги. Давно уже настали сумерки, приближалась ночь. Упрямая кобыла леди Элинор впереди него шла по-прежнему ровным шагом. Сэр Ги пришпорил своего жеребца, потом ударил сильнее, поскольку конь откликался очень неохотно.
— Миледи!
— Да?
Она встревоженно повернула голову. Сэр Ги не видел выражения ее лица, лишь отблеск белой кожи в темноте. Ги уверял себя, что ее лицо и должно быть бледным от усталости.
— Миледи, уже стало совсем темно. Мы должны остановиться и разбить лагерь.
— Остановиться?! — Она положила руку на шею кобылы, словно оценивая, сколько она еще протянет. Затем оглянулась на дорогу. — Что, лошади слишком устали? Кто-нибудь отстал?
— Мы все устали — лошади и люди. Но меня больше беспокоите вы, миледи. Вам станет плохо, если вы не отдохнете.
— Мне? — В голосе Элинор послышалось удивление, и она рассмеялась. — Я путешествовала с королевой — с великой королевой, я имею в виду, а не с крашеной куклой, которая у нас сейчас. Я пересекла Пиренеи по диким козьим тропам. Я пересекла Альпы посреди зимы. Если бы усталость могла убить меня, я уже давно была бы мертвой. — Она снова засмеялась. — И не говорите, что я тогда была моложе. Это правда. Но тогда я была и более хрупкая. А королеве тогда было шестьдесят с лишним лет, и она смеялась над нами, когда мы рыдали от усталости. Тело выдержит, если дух живет.
— Ну ладно, лошади устали. Я боюсь, что люди…
— Вам не нужно бояться за моих людей. Они, если понадобится, будут идти, пока не умрут в седле — и это гораздо более легкая смерть, чем та, которая последует, если они разозлят меня в такое время. И другим они не дадут выйти из строя. Не зря же я расположила городских людей между двумя группами воинов из Роузлинда. Лошади — другое дело. Скачите назад и посмотрите, все ли лошади в состоянии идти. Я хотела бы продолжать движение до полной темноты, если это возможно.
— В темноте будет тяжело поставить палатки, миледи. Я…
— Палатки? Какие палатки? Никакого лагеря не будет. Мы должны покормить лошадей и дать им отдохнуть, пока луна не взойдет. Потом двинемся дальше. И люди могут перекусить, если кто хочет.
— Мы будем ехать ночью, в Уэльсе?
— Вы что, ребенок? Вы боитесь темноты, сэр Ги? — Она заметила, как он покраснел от досады, точнее, догадалась, что покраснел, потому что он отвернул голову. — Ночь — такое же Божье время, как и день. А что касается Уэльса, никакая банда разбойников не нападет на пятьдесят вооруженных людей, а войны в этих краях нет. Я знаю, потому что совсем недавно здесь была.
— Валлийских лучников, я слышал, не слишком волнует, есть война или нет.
— Да, но они не сумасшедшие, они не стреляют наугад в толпу только ради удовольствия. Иэн хорошо известен в Северном Уэльсе, а мы открыто развернули его знамя и аккуратно держимся дороги. У нас не будет никаких проблем.
Элинор была совершенно права. Всадники постоянно чувствовали на своих затылках чьи-то ощупывающие их взгляды, но никакие стрелы не вылетали из лесов, которые все ближе и ближе подступали к дороге, по мере того как отряд продвигался к северу, а потом свернул на запад, в Клуид. Сэр Ги больше не пытался спорить со своей хозяйкой, лишь поблагодарив Бога, когда она позволила отряду остановиться и подождать до рассвета, прежде чем карабкаться по горным тропам.
Должно быть, так и есть, заметил он про себя, что Бог помогает тем, кто помогает сам себе. Это была любимая поговорка леди Элинор. И кажется, она каждый раз срабатывала для нее. Они не только без потерь преодолели лесные тропы и горные перевалы, но когда в наступающей темноте следующего вечера им навстречу вышел большой отряд, его вел сам лорд Ллевелин. Ги пережил минутный страх, но гордился тем, что не выдал его. Он предупреждающе крикнул своим людям и пришпорил усталую лошадь так, чтобы оказаться между леди Элинор и приближающимися всадниками.
Пока сэр Ги делал все необходимое, чтобы быть готовым к бою, страх его исчез. Он вспомнил недавний разговор с хозяйкой, когда заметил, что Уэльс — очень большая и дикая страна. Как они найдут лорда Ллевелина, спросил он. Они могут потратить несколько месяцев, гоняясь за блуждающими огоньками по лесам, — это общеизвестно. Элинор не была в особо веселом настроении, чтобы смеяться, но тут она не смогла удержаться от улыбки.
— Не будьте дураком. Лорд Ллевелин сам выйдет к нам. Разве вы не чувствуете глаза на вашей спине? Неужели вы думаете, что такой отряд, как наш, может двигаться через Уэльс никем не замеченный? Где он сейчас, я не знаю. Но я знаю, где он будет, и готова учесть все годы службы, которые вы отдали мне. Он будет в Лланрусте, когда мы приедем туда, или встретит нас по дороге.
Властный голос спросил, кто идет. Леди Элинор ответила, называя себя. Старший из всадников сразу же спешился и подошел к ней, вглядываясь в ее лицо.
— Сестра, что вы здесь делаете?
— Я приехала искать помощи.
Глаза Ллевелина сверкнули, оценивая размеры ее отряда, и заметили поникшую голову ее кобылы. Уши его уловили тяжелую усталость ее голоса.
— Кто преследует вас? Насколько они далеко от вас? Где Иэн?
Она покачала головой.
— Мне никто не угрожает. А Иэн… — Ее голос задрожал. — Именно ради него и ради вашего сына я ищу помощи.
— В Уэльсе? Иэн попал в переделку в Уэльсе? — В вопросе его слышалось недоумение. Ллевелин был силой в Уэльсе. Если его брата по клану могли захватить в бою и он не слышал об этом, грош ему цена.
— О нет, это не валлийцы предали его, а мой английский кастелян. Я…
— Вот как. Не рассказывайте мне сейчас. Давайте поедем в Лланруст — это недалеко. Пусть ваши люди и лошади немного отдохнут. Вам сегодня нельзя двигаться дальше.
Сэр Ги затаил дыхание, ожидая резкого ответа, который мог бы доставить много неприятностей. Но хозяйка лишь позволила Ллевелину поцеловать ей руку и почтительно пробормотала: «Да, милорд». «Какой я идиот, — подумал сэр Ги, — она, конечно, знает, что делает». И когда они достигли замка, ему стало очевидно, что подобное смирение не было минутной слабостью. Леди Элинор точно знала путь к желанной цели. Сэр Ги начинал понимать ее. В поведении Элинор не было заметно ни малейшего признака недавнего нетерпения. Она вдруг стала хрупкой и запуганной женщиной, умоляющей о помощи.
И все-таки ни одной минуты времени не пропадало зря. Когда Ллевелин предложил ей пройти в женские покои, вымыться и поесть, она, рыдая, пробормотала, что не может ни спать, ни есть, пока на сердце ее такой груз. И она так умело, так живо сбросила этот груз, так умно сыграла на вероятности того, что оруженосцы Иэна могут быть использованы как инструмент для подрыва духа Иэна, что Ллевелин уже видел своего сына расчлененным или растянутым на дыбе.
Словно не замечая его беспокойства, Элинор рассказывала ему, что не знала, к кому обратиться. Она созвала своих людей, и они должны быть в Клиффорде к концу недели, но она не может привести армию к замку Клиро, когда Иэн там.
— Я подумала, что валлийские вассалы Иэна могли бы лучше справиться с этим делом. Но, боюсь, они не поверят мне или не захотят подчиниться. Я подумала, милорд, что, если бы вы поехали со мной к ним, — или, если вы не можете, хотя бы дали мне письмо, которое…
— Я приведу не только вассалов Иэна, но и своих тоже, — прервал Ллевелин. — Мой брат и мой сын… — Он помолчал, усмиряя гнев в своем голосе, и тихо добавил: — Не мучайте себя, леди Элинор. Идите отдыхать. Я пошлю своих людей немедленно.
Сэр Ги был в восторге: лорд Ллевелин в точности исполнял волю леди Элинор, словно был куклой на веревочке. Разумеется, это нормально, что Ллевелин готов прийти на помощь своему сыну и брату. Но если бы он был предоставлен сам себе, он разобрался бы с этим делом совершенно по-другому. Земля ведь не его, в конце концов. Он бы с удовольствием обменял замок на Иэна и Оуэна и предоставил бы затем Элинор и Иэну самим решать деликатную проблему изгнания сэра Питера из Клиро-Хилла, не посягая на гарантии Ллевелина новому владельцу, что они этого делать не будут.
Теперь же он был обеспокоен и разгневан даже больше самой Элинор. Сэру Ги было ясно, что Ллевелин уверен, что никакие физические мучения не сломили бы Иэна, сколь долго ни продолжались бы. Но если пытки будут применены к его оруженосцам, он пойдет на все что угодно, чтобы спасти их. Единственной надеждой Ллевелина было, что такая мысль могла не сразу прийти в голову кастеляна. Если они поторопятся к Клиро-Хиллу, Оуэна, может, еще удастся спасти.
Услышав следующий обмен репликами, сэр Ги поднялся на ноги вслед за леди Элинор. Он был рад этому движению, которое позволило ему отвернуть лицо. Ему отчаянно хотелось улыбнуться, когда он слушал, как его хозяйка добивалась того, чтобы отправиться вместе с Ллевелином прямо на поле битвы. Она должна поехать вместе с ним к вассалам Иэна, умоляла она, они ведь должны узнать ее на будущее. И должна следовать с армией до Клиро-Хилла, поскольку ее собственные вассалы собираются в Клиффорде, чуть восточное места сражения.
Разве не будет ей безопаснее путешествовать в сопровождении лорда Ллевелина, нежели пробираться одной через земли, на которых она могла стать жертвой «какого-нибудь врага». Она не назвала этого врага, но глаза Ллевелина подтвердили, что Гвенвинвин был бы очень рад взять в плен жену его брата по клану и использовать ее как рычаг давления.
Ответное предложение Ллевелина, чтобы она осталась в Лланрусте, Элинор отвергла с фальшивыми сожалениями. Она указала на то, что слишком много времени будет потеряно из-за необходимости привезти ее обратно из замков вассалов Иэна и что, не зная, где ей искать лорда Ллевелина, она не сможет передать сообщение собственным вассалам о своем местонахождении. А письма от нее, она боялась, будет недостаточно, учитывая обстоятельства, которыми сопровождалось это дело. Им нужно будет видеть ее, чтобы увериться, что она сама не в плену.
Сэр Ги не был уверен, согласился ли лорд Ллевелин или он понял, что эта женщина способна найти ответ на любой аргумент, выдвинутый им, или понял, что она поедет — с ним или без него — вне зависимости от того, что он скажет. А может быть, он просто был настолько обеспокоен судьбой сына, что его не слишком заботила безопасность Элинор. Во всяком случае, он не стал больше спорить, и Элинор ушла спать.
* * *
Обнаружив, что дверь заперта, Иэн не стал реветь от ярости или бессмысленно тратить силы, колотя в нее. Он пережил жизнь с отцом и остался рассудительной цельной натурой только благодаря своему умению уходить в себя и терпеть перед лицом непреодолимой силы. Полная беспомощность его положения запустила этот старый механизм в действие, но инстинкт в данном случае подкреплялся еще и рассудком. Несомненно, от него ожидали гневной реакции. Спокойное его поведение могло вызвать беспокойство у его тюремщика и вывести из равновесия. К тому же рано или поздно, кто-то придет к нему в камеру. Что бы ни случилось, Иэн был намерен выйти отсюда, живым или мертвым.
Он часами ломал голову, пытаясь понять, зачем человека могут заточить в самой роскошной комнате замка. Единственное, что ему приходило в голову, это что сэр Питер хотел заморить его голодом и объявить затем, что он умер от какой-то болезни. Это была настолько странная идея, что Иэн не мог удержаться от смеха и в конце концов завалился спать.
Утро опровергло эту догадку. Через отверстие под дверью был подан полный завтрак на самой лучшей посуде, какая была в замке. Иэн, проснувшийся от слабого скрежета посуды по полу, подошел к двери и непонимающе уставился на аккуратно разложенные яства, прикрытые тонкой чистой салфеткой. Яд? Это было бы еще более странно, нежели первая идея.
Позднее в тот же день под дверь ему подбросили «Тристана». И снова, несмотря на весь свой гнев и раздражение, он затрясся от смеха. Судя по всему, сэру Питеру не хотелось, чтобы Иэн скучал, и он предложил узнику книгу, чтобы скрасить тоскливые часы заключения. Впрочем, часы Иэна не были такими уж тоскливыми. Он прежде всего внимательно исследовал все предметы, имевшиеся в обеих комнатах. Там, во внутренней комнате, вдали от любопытных глаз, он сооружал для себя оружие из всякой всячины. Это был очень медленный процесс, поскольку детали, которые ему приходилось использовать, были малопригодны, и, кроме того, нужно было по возможности меньше шуметь.
Первая надежда на побег забрезжила в нем на второй день. Как только стало ясно, что его задержание — неудобно было даже называть такое обходительное обращение заточением — и впредь станет протекать с максимальным комфортом, Иэн предположил, что слуги будут входить в комнату, чтобы наводить порядок, очищать ночные горшки, убирать грязную посуду и так далее в том же духе.
Они могли дожидаться, пока он уснет, или появляться в сопровождении сильной охраны. После нескольких визитов их бдительность ослабнет. К тому времени оружие будет готово. Он застигнет их врасплох и убежит. Однако ни один слуга так и не приблизился к двери. Обед ему доставил оруженосец сэра Питера, заявивший, чтобы горшок он подал тоже под дверь, через расширенное отверстие, которое он открутил специально для этой цели. Оруженосец — еще мальчишка — не дал Иэну никакой возможности для угроз, жалоб или разговоров. Сказав свои несколько слов, он стоял и ждал, крепко стиснув рот, пока горшок не показался из-под двери. Он взял его, заменил чистым, закрутил отверстие и тут же ушел.
Когда эта надежда не оправдалась, Иэн принялся ломать голову в поисках какой-то другой идеи. Наконец он решил удалиться во внутреннюю комнату и не выходить оттуда ни за едой, ни для каких-то других целей. Он был уверен, что это заставит кого-нибудь, возможно, даже самого сэра Питера, войти и узнать, в чем дело.
Несколько дней ему понадобилось, чтобы подготовить этот план. Из того, что ему подавали, он откладывал про запас еду, которая не портилась, и воду. Он не хотел ослабеть от голода и жажды. Ему, вероятно, придется продержаться несколько дней, пока они начнут беспокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55