И как же
позволить сделать себя своим ворам и грузчикам? Или добряку Деренкову? И
ли вот Марье?
Да ведь он только что выбрался из «людей»! «Выломился» из этой среды, по вы
ражению Льва Толстого. Его не смогли сделать своим мастера-богомазы в ик
онописной мастерской, повара и матросы на пароходе «Добрый», где Алеша р
аботал посудником. Все проиграли сражение за его душу. Даже такой челове
к, как повар Смурый, приучивший к чтению книг.

Колдун с сундуком

А существовал ли гвардии отставной унтер-офицер Михаил Акимович Смурый
? Может, не было его?
Горький пишет о Смуром в заметке 1897 года: «Он возбудил во мне интерес к чтен
ию книг. У Смурого был целый сундук, наполненный преимущественно маленьк
ими томиками в кожаных переплетах, и это была самая странная библиотека
в мире. Эккартгаузен лежал рядом с Некрасовым, Анна Радклиф с томом «Совр
еменника», тут же была «Искра» за 1864 год, «Камень веры» и книжки на украинск
ом языке».
Первый биограф Горького Илья Груздев признал этого персонажа «В людях»
за живого человека. И нам вряд ли есть смысл сомневаться в реальности его
бытия. А все же?
В «Биографии», написанной несколько ранее, в 1893 году, на что обращает внима
ние недоверчивый исследователь жизни Горького Лидия Спиридонова, пова
ра Смурого нет и в помине. «Для чтения книги покупались мной на базаре»,
Ц пишет Горький о жизни на пароходе, вспоминая вечерние беседы с матрос
ами и служащими кухни. И ни словечка о «сундучке». Вместо Смурого упомина
ется старший повар Потап Андреев, который сажал мальчика на колени, высл
ушивал его рассказы (жизненные или вычитанные из книг?) и говорил: «Чудашн
оватый ты парень будешь, Ленька, уж это верно!»
Нет о Смуром в переписке Горького с Груздевым. Это кажется несколько стр
анным, так как Груздев обстоятельно расспрашивал Горького о реальных ис
токах куда менее значимых героев его автобиографической трилогии. А сло
на как будто бы не заметил! Но ведь Смурый несомненно один из главных, если
не самый главный герой «В людях», после Алексея, конечно.
Если бы Смурого не было, его нужно было бы выдумать. Как и особого бога баб
ушки. Как и злого бога дедушки. Как и символику с лягушками. Как и многое др
угое, без чего трилогия перестанет быть художественным произведением.

Смурый с его «колдовским» сундучком, набитым принципиально разными по с
мыслу книгами, Ц это новый учитель несформировавшегося русского Зарат
устры. Его учение Алеша должен принять в себя, в самое сердце свое. Чтобы з
атем «убить» это в себе и двигаться дальше. Книги, покупаемые на базаре во
время стоянок парохода то ли из-за доступной цены, то ли из-за привлекате
льной обложки или названия (Эккартгаузен! «Камень веры»!), Ц это слишком
понятно и неинтересно.
Появление Смурого дает процессу книжного образования мальчика ли
цо. И не важно, что это лицо изрядно выпивающего малоросса, бывшего у
нтера. Это видит Горький и позволяет понять это проницательному читател
ю. Но Алеша-то находится в зачарованном лесу исканий, сомнений. И потому С
мурый в его представлении это Колдун, и сундук его колдовской.
Этот сундук предлагает ему множество ответов на мучительные вопросы бы
тия, и Смурый испытывает Алексея ими, как дьявол искушал Христа в пустыне.
Однако отличие в том, что дьявол-то задавал Христу искушающие вопросы, на
которые у Христа были точные ответы, а Смурый предлагает сомнительные от
веты, которые побуждают Алексея задавать искушающие вопросы.
«Путь к истинной вере лежит через пустыню неверия» Ц эта формула «истин
ной», по пророку Максиму, веры прозвучит в «Жизни Клима Самгина».
Это евангельская истина, но с перевернутым, противоположным смыслом. Хри
стос преодолел пустыню (в метафизическом понимании Ц духовную), потому
что не только верил в поддержку Своего Отца Небесного, но твер
до знал о Его существовании. Вот почему Христу не было смысла и
скушать Отца Своего. Пустыня была нужна Христу, чтобы утвердиться в
уже существовавших вере и знании. Пешков-Горький превращает пусты
ню в единственно возможный путь к истинной вере и знанию, то есть предпол
агает, что существующие вера и знание ложные.
Образ Смурого, как и положено Колдуну, двоится в наших глазах. То это милей
ший человек, добрый к Алексею и ко всем на пароходе, то злой и своенравный
пророк.
«В каюте у себя он сует мне книжку в кожаном переплете и ложится на койку,
у стены ледника.
Ц Читай!
Я сажусь на ящик макарон и добросовестно читаю:
Ц «Умбракул, распещренный звездами, значит удобное сообщение с небом, к
оторое имеют они освобождением себя от профанов и пророков»…»
Колдун недоволен таким направлением мысли:
«Ц Верблюды! Написали…»
«Он закрывает глаза и лежит закинув руки за голову, папироса чуть дымитс
я, прилепившись к углу губ, он поправляет ее языком, затягивается так, что
в груди у него что-то свистит и огромное лицо тонет в облаке дыма. Иногда м
не кажется, что он уснул, я перестаю читать и разглядываю проклятую книгу
».
«Он постоянно внушал мне:
Ц Ты Ц читай! Не поймешь книгу Ц семь раз прочитай, семь не поймешь Ц пр
очитай двенадцать».
7 и 12. У Колдуна и цифры не случайные, а магические.
Но Колдун не знает, что перед ним не просто умный мальчик, а Алеша Пешков, э
дакий Колобок, который и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, и от тебя, Колду
на, тоже уйдет.
Карл Эккартгаузен, немецкий философ-мистик восемнадцатого века. Его «Ом
ировы наставления, книга для света, каков он есть, а не каким быть должен».
Это собрание нравственно-поучительных новелл. Колдун подзадоривает уч
еника, поругивая одно и сразу предлагая Алеше другое.
«Ц Сочиняют, ракальи… Как по зубам бьют, а за что Ц нельзя понять. Гервас
ий! А на черта он мне сдался, Гервасий этот…»
Однако не только оного «Гервасия» в сундучке хранит и заставляет читать.

Мальчик с трудом читает название книги с нажимом на «о»: «Толкование вос
кресных евангелий с нравоучительными беседами, сочиненное Никифором а
рхиепископом Славенским, переведено с греческого в Казанской академии
иеродиаконом Гервасием». Колдун хохочет про себя.
И так же смеется Колдун, когда Алеша читает ему «готический» роман Анны Р
адклиф вперемежку со статьями Чернышевского из «Современника», масонс
кий «Камень веры» и антимасонский манифест Уилсона «Масон без маски, или
Подлинные таинства масонские…». Смешно Колдуну. Алеше Ц нет.
Колдун по-своему любит Алешу, тайно надеясь заманить в силки какой-то вер
ы, испытывая его на духовную прочность. И Алеше нравится Колдун. Потому чт
о Колдун отличается от «людей». Есть в нем какая-то загадка, какая-то ошиб
ка в сотворении человека суровым и нелюбимым дедушкиным Богом. Истина «ч
то не от Бога, то от дьявола» заключает в себе, по мнению Алеши, прямолиней
ную и неинтересную мораль. Как и конец сказки о гордом Колобке.
«Ц Ах, Боже мой! Боже мой…
Ц Да читай же, чертова кость!
Ц Пешков, иди читать.
Ц У меня немытой посуды много.
Ц Максим вымоет.
Он грубо гнал старшего посудника на мою работу, тот со зла бил стаканы, а б
уфетчик смиренно предупреждал меня:
Ц Ссажу с парохода…»
Однако ссадил с парохода Алешу сам Колдун. Так закончилась история их др
ужбы-вражды. Испытания со стороны Колдуна и упертости в своих сомнениях
со стороны Алеши.
«Взяв меня под мышки, приподнял, поцеловал и крепко поставил на палубу на
пристани. Мне было жалко и его и себя; я едва не заревел, глядя, как он возвра
щается на пароход, расталкивая крючников, большой, тяжелый, одинокий…
Сколько потом встретил я подобных ему добрых, одиноких, отломившихся от
жизни людей!..»
Правильнее было бы сказать иначе: «отломившихся от людей человеков».

Искуситель

Известно, что в Казани Алексей не только родился «духовно», но пытался по
кончить с собой физически. Кстати, между тем и другим существует не прост
о естественная, но взаимозависимая связь.
Повесть «Мои университеты»: «Итак Ц я еду учиться в Казанский университ
ет, не менее того.
Мысль об университете внушил мне гимназист Н. Евреинов, милый юноша, крас
авец с ласковыми глазами женщины. Он жил на чердаке в одном доме со мною, о
н часто видел меня с книгой в руке, это заинтересовало его, мы познакомили
сь, и вскоре Евреинов начал убеждать меня, что я "обладаю исключительными
способностями к науке"».
Так на пути нижегородского Колобка возник искуситель. В его облике, в отл
ичие от кряжистого колдуна Смурого, есть что-то «женски» лукавое. Евреин
ов ветрен и легкомыслен. Коварно совращает Алексея на путь служения наук
е и затем чисто «по-женски» бросает его мыкаться в Казани.
Во всяком случае, так изображен в повести молодой Николай Владимирович Е
вреинов (1864Ц 1934). На этот раз несомненно реальный человек, сын письмоводите
ля, гимназист, а затем студент физико-математического факультета Казанс
кого университета, «диссидент», добровольно, «в знак протеста», покинувш
ий университетские стены после разгрома студенческого движения за отм
ену всех сословных ограничений при приеме в alma mater. Вместе с ним подписал кол
лективное письмо-«уход» и некий Владимир Ульянов.
Горький не осуждает Евреинова ни в «Моих университетах», ни позже в пись
мах к Груздеву, понимая, что юношей двигало «доброе сердце». Он подарил Ал
еше несколько недель сладких иллюзий. «… В Казани я буду жить у него, пройд
у за осень и зиму курс гимназии, сдам «кое-какие» экзамены Ц он так и гово
рил: «кое-какие», Ц в университете мне дадут казенную стипендию, и лет че
рез пять я буду «ученым»…»
Между прочим, добросердечный юноша был старше искушаемого на четыре год
а. Однако Алексей смотрит на искусителя несколько свысока. В свете своег
о жизненного опыта он быстро понимает, что такие, как Евреинов, добрые, сер
дечные люди, как правило, живут за счет поисков хлеба насущного близкими
людьми. В данном случае это была мать Николая Евреинова, кормившая на сво
ю нищенскую пенсию двух сыновей. Приглашая Пешкова в Казань, Николай по д
оброте сердечной сажал на шею матери третьего едока. «В первые же дни я ув
идал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и
разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из не
больших кусочков плохого мяса достаточное количество хорошей пищи для
трех здоровых парней, не считая саму?»
Серая вдова и Алеша сразу поняли друг друга. Алеша исправил ошибку Коли. У
шел от Евреиновых и стал жить своим трудом. Мечты об университете он похо
ронил.

Его школы

Приехавший в Казань с мыслью поступить в университет, старейший в России
после московского, Пешков не закончил не только гимназии, но не имел ника
кого среднего образования. Как, впрочем, и дворянин Бунин. Но Бунину родит
ели все-таки наняли домашнего учителя. Алексея же читать по-русски кое-к
ак наскоро научила мать Варвара во время одного из недолгих пребываний в
доме Кашириных. Дед научил его только церковной грамоте, да и то выборочн
о. Если верить «Детству», придя в школу, Алеша не знал ни ветхозаветной, ни
христианской истории, но зато наизусть читал псалмы и жития святых, чем н
емало изумил архиепископа Хрисанфа, однажды посетившего их школу. По-ви
димому, дед Василий был «начетчиком» в точном смысле слова, то есть тайны
м старообрядцем, не признававшим никонианской Библии, не говоря уже о св
етской литературе.
Недолго мальчик учился в приходской школе, заболел оспой и был вынужден
прекратить учение. Потом два класса в слободском начальном училище в Кун
авине, пригороде Нижнего, где Алеша некоторое время жил с матерью и отчим
ом. «Я пришел туда (в училище. Ц П.Б.) в материных башмаках, в паль
тишке, перешитом из бабушкиной кофты, в желтой рубахе и штанах «навыпуск
», все это сразу было осмеяно, за желтую рубаху я получил прозвище «бубнов
ого туза». С мальчиками я скоро поладил, но учитель и поп невзлюбили меня…
» («Детство»)
Кстати, «Детство» писалось в то самое время, когда футурист Маяковский, д
ворянин по происхождению, эпатировал «буржуазную» публику желтой кофт
ой, а одна из футуристических групп называлась «Бубновый валет». Конечно
, это случайное совпадение.
Однажды пьяный отчим, «личный дворянин», на глазах у Алеши стал избивать
его мать. Отношение мальчика (затем взрослого Горького) к чужой боли было
особенным. Он не выносил ее, при этом собственную боль не просто замечате
льно переносил, но в старости признался Илье Шкапе, что вообще ее, своей бо
ли, не чувствует. Скорее всего, это было преувеличением. Но и Владислав Ход
асевич, близко общавшийся с Горьким в 1917Ц 1918 годах и в двадцатые годы, свиде
тельствует: «Физическую боль он переносил с замечательным мужеством. В М
ариенбаде рвали ему зубы Ц он отказался от всякого наркоза и ни разу не п
ожаловался. Однажды, еще в Петербурге, ехал он в переполненном трамвае, ст
оя на нижней ступеньке. Вскочивший на полном ходу солдат со всего размах
у угодил ему подкованным каблуком на ногу и раздробил мизинец. Горький д
аже не обратился к врачу, но после этого чуть ли не года три предавался стр
анному вечернему занятию: собственноручно вытаскивал из раны осколки к
остей».
Отчим не просто бил мать Алеши, но и унижал ее, не пускавшую его к любовниц
е. Уже больная чахоткой, значительно старше мужа, Варвара потеряла былую
привлекательность. Алеша пришел в ярость не столько от переживания физи
ческой боли матери, как умноженной своей, сколько от жуткой обиды за Варв
ару.
«Даже сейчас я вижу эту подлую длинную ногу, с ярким кантом вдоль штанины,
вижу, как она раскачивается в воздухе и бьет носком в грудь женщины» («Дет
ство»). Он не пишет Ц «матери». «Женщины»!
Алексей схватил нож («это была единственная вещь, оставшаяся у матери по
сле моего отца») и ударил отчима в бок с явным намерением его убить. Если б
ы Варвара не оттолкнула мужа, Алеша, возможно, убил бы его. Потом он заявил,
что зарежет отчима и сам тоже зарежется. «Я думаю, я сделал бы это, во всяко
м случае, попробовал бы» («Детство»). Отметим для себя, что кроме попытки у
бийства здесь явственно впервые прозвучал и так называемый «суицидаль
ный комплекс», склонность Алексея Пешкова к самоубийству как решению жи
зненных проблем. Мы еще поговорим об этом подробней.
Результатом было то, что из Кунавина Алексея отправили обратно к деду, ко
торый к тому времени окончательно разорился. «Школой» мальчика стали ул
ица, поля, Ока, Волга… И такие же, как он, обойденные родительской заботой м
альчишки из русских, из татар, из мордвы, с именами либо кличками: Язь, Хаби,
Чурка, Вяхирь, Кострома.
Прозвище Пешкова было Башлык.
Алеша не закончил даже начального приходского училища. Но если бы и зако
нчил, для поступления в университет этого было мало.
Приходские училища (не путать с церковно-приходскими, состоявшими в вед
ении Синода), пишет И.А.Груздев, содержались городом и «почетными блюстит
елями» из купцов. «Особенная цель приходских училищ Ц безвозмездное ра
спространение первоначальных знаний между людьми всех сословий и обое
го пола. В эти училища допускаются дети не моложе 8 лет, а девочки не старше
11. От вступающих не требуется никакой платы и никаких предварительных св
едений. В них преподаются следующие предметы: 1) Закон Божий по краткому ка
техизису и священной истории; 2) чтение по книгам церковной и гражданской
печати и чтение рукописей; 3) чистописание и 4) четыре первые действия ариф
метики» («Памятная книжка Нижегородской губернии», 1865 г.).
Но даже в такой школе, несомненно рассчитанной на самые низшие, неимущие
слои населения, Алеша, если верить «Детству», оказался изгоем, человеком
из низшей касты.
«В школе мне <…> стало трудно, ученики высмеивали меня, называя ветошником
, нищебродом, а однажды, после ссоры, заявили учителю, что от меня пахнет по
мойной ямой и нельзя сидеть рядом со мной. Помню, как глубоко я был обижен
этой жалобой и как трудно мне было ходить в школу после нее. Жалоба была вы
думана со зла: я очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил в шк
олу в той одежде, в которой собирал тряпье (и кости. Ц П.Б.)».
При этом воля к учению и «лошадиная», по словам деда Василия, память у Алеш
и были необычайные. Только этим можно объяснить, что бывший ветошник, а по
рой, увы, воришка, таскавший вместе с такими, как он, отщепенцами дрова со с
кладов, в возрасте примерно двадцати лет в нелегальном кружке самообраз
ования уже читал собственный реферат по книге В.В.Берви-Флеровского, не с
оглашаясь с тем, что пастушеские и мирные племена играли бо м л
ьшую роль в развитии культуры, чем племена охотников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40