Холодные серые глаза Ришелье на секунду опустились, хотя до этого не отрывались от лица короля, пока у него не начинала кружиться голова от пристального, немигающего взгляда кардинала.
– Да, сир. Виделся.
– И мне говорили, – продолжал Людовик, – что королева плохо вас приняла.
– Увы, – сказал кардинал.
Новости распространяются быстро, и похоже, что слух о его последней попытке помириться с Анной достиг ушей Людовика. Все вышло очень глупо. Ришелье понимал, что неудачная попытка исправить промах, допущенный им в часовне Тур, была самой большой из его ошибок. Королева его ненавидела. Сейчас он осознал это, так как рана, только что нанесенная его самолюбию, все еще кровоточила. Снова и снова она отвергала его, игнорировала. С ядовитым презрением прогоняла всех, кто пытался замолвить за кардинала хоть слово. Но вчера она превзошла себя. И с него было довольно. Теперь и он ненавидел тоже – уверил он себя, и в тот момент это было правдой.
– Что случилось? – спросил Людовик. – Сплетни так ненадежны. Расскажите мне сами.
Ришелье чувствовал на себе мрачный угрюмый взгляд, следящий за тем, не сорвется ли лишнее слово в защиту королевы, что послужит свидетельством преступной привязанности кардинала, в которой его обвиняли. Король по-настоящему этому не верил, но подозрение засело в мозгу и не давало покоя.
Кардинал сухо и желчно улыбнулся, боль и злоба остались в его сердце. Анна зашла слишком далеко и ранила чересчур глубоко, чтобы быть прощенной и на этот раз. Она не любит его, не позволяет забыть, как он унизил себя у ее ног, словно влюбленный глупец. Что ж, ей придется научиться бояться того, кого она открыто презирала.
– Я пришел к Ее Величеству, чтобы отдать ей дань своего уважения. После того как вы назначили меня своим министром, сир, я надеялся заслужить ее благосклонность. Вы знаете, что она никогда не скрывала своей неприязни ко мне, но я надеялся привлечь ее на свою сторону, чтобы успешнее служить вам. Я ждал в приемной после аудиенции у королевы-матери, которая встретила меня очень благосклонно, и когда королева вышла, я склонился к ее ногам и сказал, что она может располагать мною. Должен ли я передать вам ее ответ? Мне больно даже думать об этом, вспоминать о незаслуженном унижении.
– Продолжайте, продолжайте, – приказал король. Он никогда не уставал слушать рассказы о том, как другие подвергались унижениям и оскорблениям в этом мире, в котором сам он всегда оказывался в невыгодном положении. Слова кардинала подтверждали слух о жутком скандале, нашептанном ему накануне. Но освещение случившегося было другим, совершенно другим и очень интригующим.
– «Благодарю вас, мой кардинал. Как королева Франции я не могу принять ваше покровительство или согласиться с решением тех, кто счел уместным вознести вас так высоко. Я только хочу верить, что вы будете служить интересам короля так же горячо, как вашим собственным», – вот ее слова, сир, и их слышала половина вашего Двора. Месье де Шале счел их очень забавными и рассмеялся мне прямо в лицо.
Король ничего не ответил, мысленно повторив услышанное. Нетрудно было догадаться, кому принадлежит уничтожающая надменность этих слов. Особенно одна фраза: «…или согласиться с решением тех, кто счел уместным вознести вас так высоко». Этот выпад направлен прямо против него, выставляя его глупцом, подвергая критике. «Половина вашего Двора», – сказал Ришелье. Де Шале смеялся. Лицо короля стало наливаться кровью. Он вдруг резко вскочил и ударил кулаком по столу. Такие всплески эмоций были характерны для него. Он часто ломал вещи и переворачивал мебель, когда терял самообладание.
– Как она смеет вас оскорблять! Как она смеет критиковать мой выбор!
Ришелье слегка пожал плечами.
– Не будьте слишком к ней строги, сир. Королева молода и своенравна, а вы, возможно, слишком во многом ей потворствовали. Я только слуга Вашего Величества. И не имеет значения, когда меня оскорбляют. Но она была неправа, подвергнув сомнению мое назначение. Это касается уже и вас.
– Еще бы! – Людовик был в бешенстве. – Клянусь Богом, я этого не потерплю, не позволю бросать мне вызов! Вы, Ришелье, заявили, что я король. Что ж, пусть она будет первой, кого вы научите считаться с этим.
– Я могу только посоветовать, как это лучше сделать, – сказал кардинал. – Не думаю, что смогу вынести насмешки друзей королевы и ее враждебность, пока мои чувства слегка не остынут. Мне, наверное, следует пока держаться в тени, чтобы не оскорблять королеву.
– Вы останетесь со мной, – заявил король. – Будете находиться вблизи меня. Я ценю вас, дорогой Ришелье, и вы это знаете. Того же мнения и Мадам, моя мать. Она часто говорит, что вы – самый умный человек во Франции.
Ришелье поклонился, но ничего не сказал.
– Пойдемте, – Людовик похлопал его по плечу. – Мы отправимся на охоту. Уже светит солнце. И будьте уверены: я накажу королеву.
В своих апартаментах в Лувре Анна одевалась к балу, который давала этим вечером в Люксембургском дворце Мария Медичи.
Ее спальня поражала своей роскошью. Платяной шкаф, инкрустированный испанским орехом; арабское кресло, отделанное слоновой костью и жемчугом. Стены сверху донизу увешаны гобеленами, а на одной из них – редкостное флорентийское зеркало, подарок свекрови. В нем отражалось королевское ложе; алые бархатные занавеси были раздвинуты, открывая широкое пространство покрывала, вышивкой которого Анна занималась с первых дней приезда во Францию.
Она выбрала платье из бледно-голубого сатина с нижней юбкой, продернутой серебряной нитью. Тугая шнуровка подчеркивала тонкую талию и обозначала полную грудь, скрытую под модным в то время воротником из серебряных кружев. Перо белой цапли удерживалось в прическе брошью с цейлонскими сапфирами, а на шее красовалось ожерелье из тех же камней. В качестве испанской инфанты она привезла с собой как часть приданого целый ящик драгоценностей. Ее изумруды были предметом зависти любой королевы в Европе.
В свои двадцать четыре года Анна стала женщиной удивительной красоты. Роскошная фигура, ослепительно белая кожа, округлые руки с тонкими пальцами, усыпанными бриллиантами, и классические черты лица, окаймленного массой сверкающих ярко-рыжих волос. Неудивительно, что многие мужчины при Дворе искали внимания столь изысканной особы, которой так позорно пренебрегал муж. Уже три года Людовик не приближался к супружескому ложу, и не один воздыхатель пытался привлечь к себе взгляд Анны, созерцая ее с неприкрытым желанием. Анна их поощряла, но не из вожделения, а потому, что была молода и желала любви и внимания поклонников. Какой вред в том, что за ней ухаживают? Тем более, что ее нисколько не тянуло повторять с кем-либо свой печальный супружеский опыт. Секс приводил Анну в ужас, и пока что ей вполне хватало невинного, безопасного флирта.
Она была радостью Двора, правящий монарх которого избегал общества и проводил вечера, слушая унылую музыку, исполняемую на двух гитарах и скрипке. Анна любила пышные зрелища и государственные собрания, украшая их своей элегантностью и врожденным чувством собственного достоинства. Ей нравилось танцевать, нравились театральные представления, игра в карты – все, что давало возможность развлечься. Вполне естественно, что она привлекала к себе дам и кавалеров схожих вкусов, которым были не по нутру меланхоличность Людовика и одержимость политическими интригами Марии Медичи.
Маленький кружок Анны был очень веселым, жизнерадостным и довольно замкнутым, причем женщин тянуло к королеве даже больше, чем мужчин. Она ни у кого не вызывала чувства ревности. И некрасивые дамы, и красавицы обожали ее. Дамы самой сомнительной репутации жалели королеву из-за отношения к ней Людовика, но глубоко уважали ее целомудрие. Анна же научилась принимать мир таким, какой он есть, и судила о своих друзьях по их достоинствам, а не по тому, как они вели себя в личной жизни. Ее испанских дам изгнал король в одном из своих припадков ревности. Погрустив несколько месяцев, Анна вполне удовлетворилась более легкомысленными компаньонками из числа знатных дам Франции. Главной из них была смелая и прекрасная женщина, в прошлом – жена де Льюиня, а теперь – герцогиня де Шеврез.
– Мадам, вот ваш веер.
Анна повернулась к приблизившейся к ней фрейлине и покачала головой.
– Мари, этот лимонный цвет! Это же невозможно с моим платьем. Не выдумывайте и подыщите другой, который подойдет к его голубому тону. Я уже опаздываю, и король будет в бешенстве.
– Все-таки возьмите этот, – настаивала герцогиня де Шеврез. – Такой контраст просто великолепен! А что касается Его Величества, – что ж, он так и так будет вне себя, и потому нечего беспокоиться. Король подождет. – Последние слова она произнесла шепотом, и Анна рассмеялась. Цвет веера, в общем-то, ей нравился. Она посмотрелась в зеркало, открывая и закрывая веер, висящий на шелковом шнуре на ее левом запястье, и решила, что Мари права: выглядело очень привлекательно. Впрочем, и сама Мари всегда была элегантной.
– Вы, как всегда, правы, – сказала королева. – Ну, а в остальном вы меня одобряете?
– Позвольте взглянуть, Мадам. Женщина, вошедшая в круг света от свечей, была блондинкой. Привлекательная на вид, она не была красавицей, но ее пышные формы казались более соблазнительными, чем классическая красота королевы. Большие голубые глаза как будто искрились, когда она смотрела на мужчину. Герцогиня прославилась живостью, остроумием и направо и налево удовлетворяла свои сексуальные аппетиты, не вызывая протестов со стороны мужа. Тот считал, что жена послана ему как испытание, и так и говорил всем своим знакомым. Он был только рад избавиться от своенравия, экстравагантности и необходимости удовлетворять неутолимые желания герцогини. Щедрая по натуре, она очень подружилась с Анной, став ее наставницей и доверенным лицом. Герцогиня заставляла королеву смеяться, без чего та просто не могла обойтись. Анна наслаждалась жизнерадостностью и легкомыслием своей подруги, и ее только развлекали любовные приключения Мари. Герцогиня среди других своих дарований обладала искусством передразнивать всех тех, кого Анна терпеть не могла.
Она состроит унылую гримасу и начнет, прихрамывая, расхаживать взад и вперед, мастерски имитируя походку Людовика. Она могла так карикатурно изобразить манеры королевы-матери и ее пристрастие к сквернословию, что Анна смеялась до слез. И, конечно, Его Высокопреосвященство кардинал! Мари де Шеврез никогда не любила Ришелье. Его безразличие к ней на фоне очевидного увлечения королевой было удручающим. Мари любила Анну и очень ревновала к ней. Она не раз видела горящий взгляд кардинала, обращенный на королеву, и быстро поняла, что тот без ума от нее. Эти подозрения и неприязнь к кардиналу возникли одновременно. Она не хотела иметь конкурентов в борьбе за любовь и доверие Анны и потому взялась за кардинала с таким озлоблением, что Анна внутренне содрогалась от неловкости. Он был ее рабом – указывала Мари и тут же заливалась смехом. Бедный целомудренный воздыхатель. Сердце, бьющееся, как птица, под сутаной, в ожидании словечка, взгляда его королевского божества. Тут она семенила к Анне, протягивая руку и имитируя жест кардинала, предлагающего свое епископское кольцо для поцелуя, и при этом безжалостно передразнивала его манеры.
Анна никому не рассказывала о сцене, разыгравшейся в часовне замка Тур. Этот секрет она скрывала от всех, даже от своего исповедника. Когда Мари высмеивала Ришелье, она и не подозревала, что как бы поворачивает нож в груди Анны. Но насмешка уязвляла все глубже и глубже, пока все это не достигло кульминации в жестокой сцене между кардиналом и королевой, о которой до сих пор говорили в Лувре. Анну задевали насмешки герцогини, а ее гордость невыносимо страдала от того, что она была обречена на союз с человеком, который после пяти лет ожиданий надругался над ее невинностью и с тех пор избегал встреч с ней.
Анна потеряла ребенка, и это было ужасно. Но утешала мысль, что она не страдает бесплодием. Сам Людовик это доказал, и этот факт предохранял королеву от аннулирования их брачного союза, к чему король стремился всей душой. И она отнюдь не собиралась брать на себя вину за отсутствие у короля наследника и мириться с тем, что ее отошлют в Испанию, где жизнь потечет незаметно в тени других родственников. Или еще хуже – допустить, чтобы ее заточили в монастырь только потому, что она мешает королю своим существованием. Она отрицала любовь, была равнодушна к домашним делам. У нее не осталось ничего, кроме чувства чести, свойственного дому Габсбургов. Лишь на это она и была еще способна. Французские законы, запрещавшие женщине наследовать трон, нисколько не помешали Екатерине Медичи или Марии, королеве-матери, наслаждаться всей полнотой власти, и потому Анна терпеливо сносила свое бесплодное замужество. Здоровье Людовика было очень хрупким. Он часто болел и последние несколько лет не один раз оказывался при смерти. Мария Медичи немолода, и когда-нибудь, если только Анна сумеет переждать и пережить невзгоды, связанные с ненавистью мужа, время ее придет.
Анна стоя ждала, пока герцогиня подготавливала ее платье. Туалет королевы интересовал Мари не меньше, чем ее собственный. Безжалостная, беспощадная к своим врагам, Мари де Шеврез была не способна на низость или двуличие по отношению к подруге. И она полюбила молодую королеву так, как будто между ними было кровное родство.
– Готово, Мадам! Великолепно! Клянусь, что вы в очередной раз раните сердце кардинала.
Герцогиня засмеялась и встала.
– Я никогда этого не забуду, – сказала она, поворачиваясь к пожилой даме, – мадам де Сенлис. – Ее Величество была бесподобна: «Я только хочу верить, что вы будете служить интересам короля так же горячо, как вашим собственным…» Я думала, что несчастный умрет на месте.
Рассказы об унижении Ришелье распространились широко. Мадам де Сенлис нахмурилась.
– Думаю, что у королевы были плохие советчики, – сказала она. – Король высоко ценит кардинала.
– Это несомненно, – резко бросила Анна. – Король заговорил со мной за три дня только один раз и то, чтобы сказать: «Рекомендую вам монсеньера кардинала».
Мадам де Сенлис пожала плечами.
– Ваше Величество может оскорблять, кого ей вздумается, но мне очень жаль, что вы сделали кардинала своим врагом.
Королева повернулась к ней.
– Меня не интересует ваше мнение, – холодно сказала она. – Оставьте нас и ждите в приемной. – Повернувшись к Мари де Шеврез, она заявила с горящими щеками:
– Терпеть не могу эту женщину. Уверена, что она шпионка короля.
– Очень вероятно, – согласилась Мари. – Но не можете же вы завоевать все сердца, Мадам. Кто-нибудь возле вас все равно будет ревновать и завидовать. Не думайте о ней. Вы были совершенно правы, когда поставили кардинала на место. И вам нечего бояться.
– Почему я должна бояться? – возмутилась Анна. – Кто он, как не ничтожество, вылезшее на свет благодаря моей свекрови? Какое он имел право предлагать мне свое покровительство! Это было отвратительно!
– Вы уязвили его в самое сердце, – сказала герцогиня. – Повторяю вам, Мадам, что вы одержали победу над этим проходимцем. С самого начала он преследовал вас, как преданный пес, – сияющие глаза и молчаливая страсть! – Она сделала пренебрежительный жест. – Как будто подобный выскочка может надеяться приблизиться к вам. Конечно, – добавила Мари, – он может оказаться полезен, если вы согласитесь слегка пойти ему навстречу. Он может убедить короля быть помягче с вами, но не думаю, чтобы вы хотели его заступничества, Мадам. Думаю, вы чувствовали бы себя оскорбленной, если бы вам пришлось сказать приятное слово этой змее, – зная, что он осмеливается думать о вас!
– Я лучше уйду в монастырь, – заявила Анна. – Скорее умру, чем заговорю с ним. И, конечно, я не верю ни одному вашему слову о том, другом деле: вы легкомысленны, Мари, и вам кажется, что каждый в кого-нибудь обязательно влюблен. Этот человек не способен на чувство. Вспомните все его хитрости, вспомните, как он маневрировал между Людовиком и королевой-матерью, так что в конце концов оба они не могли без него обойтись. А теперь он – Первый министр и приглашается к королю раньше принцев крови! Слышали вы об этом? Он, должно быть, полагает себя новым де Льюинем.
– Ему следует помнить, что случилось с моим первым мужем, – сказала герцогиня. – Если бы тот не умер от антонова огня, его бы убили, как Кончини. Дело шло к этому. И король был более чем готов. Он никогда не был никому верен, Мадам. Если кардинал думает, что он попал в милость надолго, то он глупец – король его бросит!
Анна взглянула на маленькие, украшенные драгоценностями часики, висевшие у нее на талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Да, сир. Виделся.
– И мне говорили, – продолжал Людовик, – что королева плохо вас приняла.
– Увы, – сказал кардинал.
Новости распространяются быстро, и похоже, что слух о его последней попытке помириться с Анной достиг ушей Людовика. Все вышло очень глупо. Ришелье понимал, что неудачная попытка исправить промах, допущенный им в часовне Тур, была самой большой из его ошибок. Королева его ненавидела. Сейчас он осознал это, так как рана, только что нанесенная его самолюбию, все еще кровоточила. Снова и снова она отвергала его, игнорировала. С ядовитым презрением прогоняла всех, кто пытался замолвить за кардинала хоть слово. Но вчера она превзошла себя. И с него было довольно. Теперь и он ненавидел тоже – уверил он себя, и в тот момент это было правдой.
– Что случилось? – спросил Людовик. – Сплетни так ненадежны. Расскажите мне сами.
Ришелье чувствовал на себе мрачный угрюмый взгляд, следящий за тем, не сорвется ли лишнее слово в защиту королевы, что послужит свидетельством преступной привязанности кардинала, в которой его обвиняли. Король по-настоящему этому не верил, но подозрение засело в мозгу и не давало покоя.
Кардинал сухо и желчно улыбнулся, боль и злоба остались в его сердце. Анна зашла слишком далеко и ранила чересчур глубоко, чтобы быть прощенной и на этот раз. Она не любит его, не позволяет забыть, как он унизил себя у ее ног, словно влюбленный глупец. Что ж, ей придется научиться бояться того, кого она открыто презирала.
– Я пришел к Ее Величеству, чтобы отдать ей дань своего уважения. После того как вы назначили меня своим министром, сир, я надеялся заслужить ее благосклонность. Вы знаете, что она никогда не скрывала своей неприязни ко мне, но я надеялся привлечь ее на свою сторону, чтобы успешнее служить вам. Я ждал в приемной после аудиенции у королевы-матери, которая встретила меня очень благосклонно, и когда королева вышла, я склонился к ее ногам и сказал, что она может располагать мною. Должен ли я передать вам ее ответ? Мне больно даже думать об этом, вспоминать о незаслуженном унижении.
– Продолжайте, продолжайте, – приказал король. Он никогда не уставал слушать рассказы о том, как другие подвергались унижениям и оскорблениям в этом мире, в котором сам он всегда оказывался в невыгодном положении. Слова кардинала подтверждали слух о жутком скандале, нашептанном ему накануне. Но освещение случившегося было другим, совершенно другим и очень интригующим.
– «Благодарю вас, мой кардинал. Как королева Франции я не могу принять ваше покровительство или согласиться с решением тех, кто счел уместным вознести вас так высоко. Я только хочу верить, что вы будете служить интересам короля так же горячо, как вашим собственным», – вот ее слова, сир, и их слышала половина вашего Двора. Месье де Шале счел их очень забавными и рассмеялся мне прямо в лицо.
Король ничего не ответил, мысленно повторив услышанное. Нетрудно было догадаться, кому принадлежит уничтожающая надменность этих слов. Особенно одна фраза: «…или согласиться с решением тех, кто счел уместным вознести вас так высоко». Этот выпад направлен прямо против него, выставляя его глупцом, подвергая критике. «Половина вашего Двора», – сказал Ришелье. Де Шале смеялся. Лицо короля стало наливаться кровью. Он вдруг резко вскочил и ударил кулаком по столу. Такие всплески эмоций были характерны для него. Он часто ломал вещи и переворачивал мебель, когда терял самообладание.
– Как она смеет вас оскорблять! Как она смеет критиковать мой выбор!
Ришелье слегка пожал плечами.
– Не будьте слишком к ней строги, сир. Королева молода и своенравна, а вы, возможно, слишком во многом ей потворствовали. Я только слуга Вашего Величества. И не имеет значения, когда меня оскорбляют. Но она была неправа, подвергнув сомнению мое назначение. Это касается уже и вас.
– Еще бы! – Людовик был в бешенстве. – Клянусь Богом, я этого не потерплю, не позволю бросать мне вызов! Вы, Ришелье, заявили, что я король. Что ж, пусть она будет первой, кого вы научите считаться с этим.
– Я могу только посоветовать, как это лучше сделать, – сказал кардинал. – Не думаю, что смогу вынести насмешки друзей королевы и ее враждебность, пока мои чувства слегка не остынут. Мне, наверное, следует пока держаться в тени, чтобы не оскорблять королеву.
– Вы останетесь со мной, – заявил король. – Будете находиться вблизи меня. Я ценю вас, дорогой Ришелье, и вы это знаете. Того же мнения и Мадам, моя мать. Она часто говорит, что вы – самый умный человек во Франции.
Ришелье поклонился, но ничего не сказал.
– Пойдемте, – Людовик похлопал его по плечу. – Мы отправимся на охоту. Уже светит солнце. И будьте уверены: я накажу королеву.
В своих апартаментах в Лувре Анна одевалась к балу, который давала этим вечером в Люксембургском дворце Мария Медичи.
Ее спальня поражала своей роскошью. Платяной шкаф, инкрустированный испанским орехом; арабское кресло, отделанное слоновой костью и жемчугом. Стены сверху донизу увешаны гобеленами, а на одной из них – редкостное флорентийское зеркало, подарок свекрови. В нем отражалось королевское ложе; алые бархатные занавеси были раздвинуты, открывая широкое пространство покрывала, вышивкой которого Анна занималась с первых дней приезда во Францию.
Она выбрала платье из бледно-голубого сатина с нижней юбкой, продернутой серебряной нитью. Тугая шнуровка подчеркивала тонкую талию и обозначала полную грудь, скрытую под модным в то время воротником из серебряных кружев. Перо белой цапли удерживалось в прическе брошью с цейлонскими сапфирами, а на шее красовалось ожерелье из тех же камней. В качестве испанской инфанты она привезла с собой как часть приданого целый ящик драгоценностей. Ее изумруды были предметом зависти любой королевы в Европе.
В свои двадцать четыре года Анна стала женщиной удивительной красоты. Роскошная фигура, ослепительно белая кожа, округлые руки с тонкими пальцами, усыпанными бриллиантами, и классические черты лица, окаймленного массой сверкающих ярко-рыжих волос. Неудивительно, что многие мужчины при Дворе искали внимания столь изысканной особы, которой так позорно пренебрегал муж. Уже три года Людовик не приближался к супружескому ложу, и не один воздыхатель пытался привлечь к себе взгляд Анны, созерцая ее с неприкрытым желанием. Анна их поощряла, но не из вожделения, а потому, что была молода и желала любви и внимания поклонников. Какой вред в том, что за ней ухаживают? Тем более, что ее нисколько не тянуло повторять с кем-либо свой печальный супружеский опыт. Секс приводил Анну в ужас, и пока что ей вполне хватало невинного, безопасного флирта.
Она была радостью Двора, правящий монарх которого избегал общества и проводил вечера, слушая унылую музыку, исполняемую на двух гитарах и скрипке. Анна любила пышные зрелища и государственные собрания, украшая их своей элегантностью и врожденным чувством собственного достоинства. Ей нравилось танцевать, нравились театральные представления, игра в карты – все, что давало возможность развлечься. Вполне естественно, что она привлекала к себе дам и кавалеров схожих вкусов, которым были не по нутру меланхоличность Людовика и одержимость политическими интригами Марии Медичи.
Маленький кружок Анны был очень веселым, жизнерадостным и довольно замкнутым, причем женщин тянуло к королеве даже больше, чем мужчин. Она ни у кого не вызывала чувства ревности. И некрасивые дамы, и красавицы обожали ее. Дамы самой сомнительной репутации жалели королеву из-за отношения к ней Людовика, но глубоко уважали ее целомудрие. Анна же научилась принимать мир таким, какой он есть, и судила о своих друзьях по их достоинствам, а не по тому, как они вели себя в личной жизни. Ее испанских дам изгнал король в одном из своих припадков ревности. Погрустив несколько месяцев, Анна вполне удовлетворилась более легкомысленными компаньонками из числа знатных дам Франции. Главной из них была смелая и прекрасная женщина, в прошлом – жена де Льюиня, а теперь – герцогиня де Шеврез.
– Мадам, вот ваш веер.
Анна повернулась к приблизившейся к ней фрейлине и покачала головой.
– Мари, этот лимонный цвет! Это же невозможно с моим платьем. Не выдумывайте и подыщите другой, который подойдет к его голубому тону. Я уже опаздываю, и король будет в бешенстве.
– Все-таки возьмите этот, – настаивала герцогиня де Шеврез. – Такой контраст просто великолепен! А что касается Его Величества, – что ж, он так и так будет вне себя, и потому нечего беспокоиться. Король подождет. – Последние слова она произнесла шепотом, и Анна рассмеялась. Цвет веера, в общем-то, ей нравился. Она посмотрелась в зеркало, открывая и закрывая веер, висящий на шелковом шнуре на ее левом запястье, и решила, что Мари права: выглядело очень привлекательно. Впрочем, и сама Мари всегда была элегантной.
– Вы, как всегда, правы, – сказала королева. – Ну, а в остальном вы меня одобряете?
– Позвольте взглянуть, Мадам. Женщина, вошедшая в круг света от свечей, была блондинкой. Привлекательная на вид, она не была красавицей, но ее пышные формы казались более соблазнительными, чем классическая красота королевы. Большие голубые глаза как будто искрились, когда она смотрела на мужчину. Герцогиня прославилась живостью, остроумием и направо и налево удовлетворяла свои сексуальные аппетиты, не вызывая протестов со стороны мужа. Тот считал, что жена послана ему как испытание, и так и говорил всем своим знакомым. Он был только рад избавиться от своенравия, экстравагантности и необходимости удовлетворять неутолимые желания герцогини. Щедрая по натуре, она очень подружилась с Анной, став ее наставницей и доверенным лицом. Герцогиня заставляла королеву смеяться, без чего та просто не могла обойтись. Анна наслаждалась жизнерадостностью и легкомыслием своей подруги, и ее только развлекали любовные приключения Мари. Герцогиня среди других своих дарований обладала искусством передразнивать всех тех, кого Анна терпеть не могла.
Она состроит унылую гримасу и начнет, прихрамывая, расхаживать взад и вперед, мастерски имитируя походку Людовика. Она могла так карикатурно изобразить манеры королевы-матери и ее пристрастие к сквернословию, что Анна смеялась до слез. И, конечно, Его Высокопреосвященство кардинал! Мари де Шеврез никогда не любила Ришелье. Его безразличие к ней на фоне очевидного увлечения королевой было удручающим. Мари любила Анну и очень ревновала к ней. Она не раз видела горящий взгляд кардинала, обращенный на королеву, и быстро поняла, что тот без ума от нее. Эти подозрения и неприязнь к кардиналу возникли одновременно. Она не хотела иметь конкурентов в борьбе за любовь и доверие Анны и потому взялась за кардинала с таким озлоблением, что Анна внутренне содрогалась от неловкости. Он был ее рабом – указывала Мари и тут же заливалась смехом. Бедный целомудренный воздыхатель. Сердце, бьющееся, как птица, под сутаной, в ожидании словечка, взгляда его королевского божества. Тут она семенила к Анне, протягивая руку и имитируя жест кардинала, предлагающего свое епископское кольцо для поцелуя, и при этом безжалостно передразнивала его манеры.
Анна никому не рассказывала о сцене, разыгравшейся в часовне замка Тур. Этот секрет она скрывала от всех, даже от своего исповедника. Когда Мари высмеивала Ришелье, она и не подозревала, что как бы поворачивает нож в груди Анны. Но насмешка уязвляла все глубже и глубже, пока все это не достигло кульминации в жестокой сцене между кардиналом и королевой, о которой до сих пор говорили в Лувре. Анну задевали насмешки герцогини, а ее гордость невыносимо страдала от того, что она была обречена на союз с человеком, который после пяти лет ожиданий надругался над ее невинностью и с тех пор избегал встреч с ней.
Анна потеряла ребенка, и это было ужасно. Но утешала мысль, что она не страдает бесплодием. Сам Людовик это доказал, и этот факт предохранял королеву от аннулирования их брачного союза, к чему король стремился всей душой. И она отнюдь не собиралась брать на себя вину за отсутствие у короля наследника и мириться с тем, что ее отошлют в Испанию, где жизнь потечет незаметно в тени других родственников. Или еще хуже – допустить, чтобы ее заточили в монастырь только потому, что она мешает королю своим существованием. Она отрицала любовь, была равнодушна к домашним делам. У нее не осталось ничего, кроме чувства чести, свойственного дому Габсбургов. Лишь на это она и была еще способна. Французские законы, запрещавшие женщине наследовать трон, нисколько не помешали Екатерине Медичи или Марии, королеве-матери, наслаждаться всей полнотой власти, и потому Анна терпеливо сносила свое бесплодное замужество. Здоровье Людовика было очень хрупким. Он часто болел и последние несколько лет не один раз оказывался при смерти. Мария Медичи немолода, и когда-нибудь, если только Анна сумеет переждать и пережить невзгоды, связанные с ненавистью мужа, время ее придет.
Анна стоя ждала, пока герцогиня подготавливала ее платье. Туалет королевы интересовал Мари не меньше, чем ее собственный. Безжалостная, беспощадная к своим врагам, Мари де Шеврез была не способна на низость или двуличие по отношению к подруге. И она полюбила молодую королеву так, как будто между ними было кровное родство.
– Готово, Мадам! Великолепно! Клянусь, что вы в очередной раз раните сердце кардинала.
Герцогиня засмеялась и встала.
– Я никогда этого не забуду, – сказала она, поворачиваясь к пожилой даме, – мадам де Сенлис. – Ее Величество была бесподобна: «Я только хочу верить, что вы будете служить интересам короля так же горячо, как вашим собственным…» Я думала, что несчастный умрет на месте.
Рассказы об унижении Ришелье распространились широко. Мадам де Сенлис нахмурилась.
– Думаю, что у королевы были плохие советчики, – сказала она. – Король высоко ценит кардинала.
– Это несомненно, – резко бросила Анна. – Король заговорил со мной за три дня только один раз и то, чтобы сказать: «Рекомендую вам монсеньера кардинала».
Мадам де Сенлис пожала плечами.
– Ваше Величество может оскорблять, кого ей вздумается, но мне очень жаль, что вы сделали кардинала своим врагом.
Королева повернулась к ней.
– Меня не интересует ваше мнение, – холодно сказала она. – Оставьте нас и ждите в приемной. – Повернувшись к Мари де Шеврез, она заявила с горящими щеками:
– Терпеть не могу эту женщину. Уверена, что она шпионка короля.
– Очень вероятно, – согласилась Мари. – Но не можете же вы завоевать все сердца, Мадам. Кто-нибудь возле вас все равно будет ревновать и завидовать. Не думайте о ней. Вы были совершенно правы, когда поставили кардинала на место. И вам нечего бояться.
– Почему я должна бояться? – возмутилась Анна. – Кто он, как не ничтожество, вылезшее на свет благодаря моей свекрови? Какое он имел право предлагать мне свое покровительство! Это было отвратительно!
– Вы уязвили его в самое сердце, – сказала герцогиня. – Повторяю вам, Мадам, что вы одержали победу над этим проходимцем. С самого начала он преследовал вас, как преданный пес, – сияющие глаза и молчаливая страсть! – Она сделала пренебрежительный жест. – Как будто подобный выскочка может надеяться приблизиться к вам. Конечно, – добавила Мари, – он может оказаться полезен, если вы согласитесь слегка пойти ему навстречу. Он может убедить короля быть помягче с вами, но не думаю, чтобы вы хотели его заступничества, Мадам. Думаю, вы чувствовали бы себя оскорбленной, если бы вам пришлось сказать приятное слово этой змее, – зная, что он осмеливается думать о вас!
– Я лучше уйду в монастырь, – заявила Анна. – Скорее умру, чем заговорю с ним. И, конечно, я не верю ни одному вашему слову о том, другом деле: вы легкомысленны, Мари, и вам кажется, что каждый в кого-нибудь обязательно влюблен. Этот человек не способен на чувство. Вспомните все его хитрости, вспомните, как он маневрировал между Людовиком и королевой-матерью, так что в конце концов оба они не могли без него обойтись. А теперь он – Первый министр и приглашается к королю раньше принцев крови! Слышали вы об этом? Он, должно быть, полагает себя новым де Льюинем.
– Ему следует помнить, что случилось с моим первым мужем, – сказала герцогиня. – Если бы тот не умер от антонова огня, его бы убили, как Кончини. Дело шло к этому. И король был более чем готов. Он никогда не был никому верен, Мадам. Если кардинал думает, что он попал в милость надолго, то он глупец – король его бросит!
Анна взглянула на маленькие, украшенные драгоценностями часики, висевшие у нее на талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29