А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Согласно этой теории, «Зонненкиндер» — в переводе с немецкого «дети Солнца» — с незапамятных времен жили среди людей. Именно они творили историю и повелевали эпохами, становились выдающимися личностями и избранными мира сего. — Холкрофт кивнул:
— Вспомнил. В конце концов, избранность их и сгубила. Они погрязли в разврате и стали жертвами кровосмесительных связей или еще чего-то в этом роде.
— Впрочем, все это — теория, — сказал Кесслер. — Мы с вами опять отвлеклись. И немудрено — вы очень хороший собеседник. Но давайте вернемся к вашему рассказу. Вы остановились на том, что дочке фон Тибольта очень трудно жить.
— Им всем трудно жить. Это вообще не жизнь, а сумасшествие. Они все время в бегах. Влачат жалкое существование беженцев.
— Да, эти люди — легкая добыча для фанатиков, — согласился Эрих.
— Вроде «Одессы» и «Возмездия»?
— Именно. Подобные организации не могут эффективно функционировать в Германии — здесь они запрещены. Поэтому они переносят свою деятельность в те страны, где осели разочарованные эмигранты вроде «проклятых». Все эти изгнанники только и ждут шанса вернуться в Германию и мечтают лишь о том, чтобы дожить до этого момента, сохранив силы и энергию.
— Вернуться в Германию?!
Кесслер выставил перед собой руку, словно заслоняясь:
— Не дай Бог, чтобы такое произошло, но эти организации никак не хотят смириться с существующим положением. «Возмездие» однажды даже предлагало, чтобы боннское правительство управлялось Коминтерном, но этот проект отвергла даже Москва; «Возмездие» выродилось в обычную банду террористов. «Одесса» же всегда имела целью возрождение нацизма. В Германии людей из «Одессы» презирают.
— Но они по-прежнему рыщут в поисках потомков наци, — заметил Ноэль. — Хелден как-то сказала о себе и себе подобных: «Нас проклинают за то, кем мы были, и за то, кем мы не стали».
— Метко сказано.
— Этих фанатиков надо остановить. Часть хранящихся в Женеве средств нам необходимо будет употребить на то, чтобы стереть с лица земли «Одессу» и «Возмездие».
— Я возражать не стану.
— Рад это слышать, — сказал Холкрофт. — Но давайте вернемся к Женеве.
— Давайте.
Ноэль изложил цели договора и рассказал о том, какие условия должны выполнить наследники, чтобы получить деньги в банке. Пора было переходить к тому, что приключилось с ним самим.
Холкрофт начал с убийства в самолете, рассказал о терроре в Нью-Йорке, о перевернутой вверх дном квартире, о письме от людей из «Вольфшанце» и о телефонном звонке Питера Болдуина, повлекшем за собой череду зверских убийств. Затем он поведал о перелете в Рио и о густобровом господине по имени Энтони Бомонт, который оказался агентом «Одессы»; рассказал про подделанные документы, обнаруженный, им в иммиграционной службе в Рио, и про странную встречу с Морисом Граффом; особо же остановился на лондонском вторжении МИ-5, подчеркнув потрясающую новость о том, что британская разведка считает фон Тибольта убийцей, проходящим у них под кличкой Тинаму.
— Тинаму? — впервые за время рассказа перебил его ошеломленный Кесслер. Лицо ученого пылало.
— Да. Вы что-нибудь о нем знаете?
— Только, то, что писали в газетах.
— Я уже от нескольких человек слышал, что на совести этого Тинаму десятки убийств.
— И британцы полагают, что Тинаму — это Иоганн фон Тибольт?
— Они ошибаются, — сказал Ноэль. — И я уверен, что теперь они и сами это знают. Вчерашнее происшествие Должно их убедить. Вы все поймете, когда я дойду до этого эпизода.
— Так продолжайте же! — подстегнул Кесслер.
Холкрофт вкратце описал вечер, проведенный с Гретхен, Упомянул о фотографии Энтони Бомонта, потом рассказал о Хелден и Полковнике, сообщил о смерти Ричарда Холкрофта, вспомнил о телефонных разговорах с нью-йоркским Детективом Майлзом и про беседы с матерью.
Потом перешел к рассказу о зеленом «фиате», преследовавшем их до Барбизона, и о человеке с рябым лицом.
Затем последовало описание кошмара на fete d'hiver: как он пытался поймать в ловушку человека из «фиата» и при этом едва не погиб сам.
— ...Я уже говорил несколько минут назад, что англичане ошибались насчет Теннисона, — добавил Холкрофт, завершая рассказ о своих злоключениях.
— Теннисона? Ах да — это новое имя фон Тибольта, — вспомнил профессор.
— Совершенно верно, — кивнул Холкрофт. — Люди из МИ-5 были убеждены, что происшествие в Монтро, включая и инцидент с рябым незнакомцем, шпионившим за нами, — дело рук Тинаму. Но рябой убит. А он работал на фон Тибольта, и разведке об этом известно. Хелден тоже подтвердила этот факт...
— Вы хотите сказать, — перебил Кесслер, — что Тинаму — фон Тибольт не стал бы убивать своего человека.
— Именно.
— Значит, агент доложит своему начальству...
— Увы, не доложит, — оборвал Ноэль Кесслера. — Он погиб, заслонив Хелден от пули. Но англичане, безусловно, проведут опознание и сразу установят, что к чему.
— Смогут ли они найти труп агента?
— Известие о его смерти они получат непременно. Там повсюду было полно полицейских. Тело обнаружат.
— Могут ли следы вывести на вас?
— Возможно. Наверняка найдутся свидетели, видевшие, как мы сцепились с ним на площади. Но Хелден придумала, что мы будем говорить в этом случае: «Да, нас преследовали, но к тому, что случилось позднее, мы не имеем никакого отношения». С какой стати мы должны знать о дальнейшем?
— Звучит довольно неопределенно.
— Еще когда агент был жив, я решил проверить, знает ли он что-нибудь о Болдуине. Это имя подействовало на агента подобно пистолетному выстрелу. Он стал умолять меня и Хелден связаться с неким Пэйтоном-Джонсом и рассказать тому обо всем; мы, мол, должны попросить его разыскать незнакомца, который напал на нас и убил человека фон Тибольта, и — это агент считал самым важным — непременно сообщить МИ-5, что ко всем этим происшествиям имеет какое-то отношение Питер Болдуин.
— Болдуин? Вы, кажется, говорили, что у него были контакты с МИ-5? — уточнил Кесслер.
— Да. Он приходил к ним некоторое время назад с информацией о наследниках «Вольфшанце».
— "Вольфшанце"? — тихо переспросил Кесслер. — Это из того письма тридцатилетней давности, которое Манфреди передал вам в Женеве, не так ли?
— Совершенно верно. Агент сказал, что мы должны попросить Пэйтона-Джонса еще раз вернуться к материалам Болдуина. К "коду «Вольфшанце», как он выразился.
— Скажите, упоминал ли Болдуин «Вольфшанце» в телефонном разговоре с вами в Нью-Йорке? — спросил Кесслер.
— Нет. Он сказал лишь, что мне надо держаться подальше от Женевы; что ему известны такие вещи, о которых не знает никто. Потом он сказал, что кто-то звонит ему в дверь, пошел открывать и к телефону уже не вернулся.
Взгляд Кесслера стал холоднее.
— Значит, Болдуин знал о Женеве и о том, что «Вольфшанце» проявляет к этому делу интерес.
— Мне неизвестно, что именно он знал. Быть может, это были всего лишь слухи.
— Однако эти слухи должны бы предостеречь вас от визита в МИ-5. Даже за ваше намерение известить их о том, что Бомонт — агент «Одессы», вы можете заплатить слишком дорогой ценой. Британцы начнут расспрашивать вас и вашу подругу обо всех подробностях. Делать это они мастера, и у них есть тысячи способов выудить из человека всю информацию. Имя Болдуина может всплыть на поверхность, и тогда они непременно поднимут его материалы. Так что этот вариант не годится.
— Я пришел к такому же выводу, — сказал Холкрофт. Доводы Кесслера произвели на него впечатление.
— Думаю, есть другой способ убрать Бомонта с вашего пути.
— Какой же? — поинтересовался Холкрофт.
— Здесь, в Германии, «Одессу» презирают. Стоит замолвить словечко нужному человеку, и Бомонта выдворят. А вам не придется лично вступать в контакт с британцами, рискуя проговориться о Болдуине.
— Можно ли это устроить?
— Нет проблем. Если Бомонт действительно агент Одессы, то короткой ноты Бонна министерству иностранных дел Великобритании будет вполне достаточно. У меня полно знакомых в правительстве, которые могут это сделать.
У Холкрофта словно гора свалилась с плеч. Еще одно препятствие осталось позади.
— Я так рад, что познакомился с вами... — признался он Кесслеру. — И вдвойне рад тому, что вы именно такой, какой вы есть на самом деле.
— Не торопитесь с выводами. Вы ждете ответа на вопрос, присоединюсь ли я к вам? Честно говоря, я...
— Я пока не требую от вас ответа, — перебил его Ноэль. — Вы были искренни со мной, поэтому я должен ответить откровенностью на откровенность. Я еще не все рассказал. Сегодня...
— Сегодня? — встревожился Кесслер. Он явно был в замешательстве.
— Да. Всего пару часов назад, если быть точнее.
— И что же произошло... сегодня? Ноэль подался вперед:
— Мы знаем о «Возмездии» и «Одессе». Мы не уверены, какой информацией о Женеве они располагают, но я чертовски хорошо представляю, как они будут действовать, когда раскопают достаточное количество фактов. Далее. Мы знаем о людях из «Вольфшанце». Кто бы они ни были, они ничем не лучше других — такие же сумасшедшие; но неким странным образом они сейчас на нашей стороне, поскольку заинтересованы в успехе Женевы. Однако есть еще одна сила. Кто-то — или что-то — гораздо могущественнее прочих. Я обнаружил это сегодня вечером.
— Что вы имеете в виду? — Голос Кесслера ничуть не изменился.
— От самого отеля за мной была слежка. Какой-то мотоциклист ехал за моим такси через весь Берлин.
— Мотоциклист?
— Да. Я, как последний идиот, привел за собою хвост, но, поняв, что сглупил, решил остановить шпика. И мне это удалось. Правда, дело обернулось несколько иначе, чем я предполагал. Мотоциклист не принадлежал ни к «Одессе», ни к «Возмездию». Он ненавидел и тех и других, обзывая их не иначе как мясниками и клоунами.
— Он называл их... — Кесслер на мгновение умолк. Потом, восстановив цельность рассыпавшейся было картины, попросил: — Расскажите мне по порядку обо всем, что случилось. Вспомните все, что он говорил.
— У вас есть какие-либо предположения?
— Нет... Никаких. Мне просто интересно. Расскажите, пожалуйста.
Холкрофту не составило труда припомнить все подробности. Преследование, засада, короткий разговор, выстрел. Когда он закончил рассказ, Кесслер попросил его снова воспроизвести разговор со шпиком в черной кожаной куртке. Потом еще раз. И еще один раз.
— Кто это был? — спросил Холкрофт. Он видел, что Кесслер осведомлен лучше. — Кто они?
— Вариантов несколько, — ответил немец, — но ясно одно: это нацисты. Вернее, неонацисты. Потомки НСДАП, эдакая фракция-заноза в теле «Одессы», от которой та не прочь избавиться. Бывают и такие парадоксы.
— Но откуда они могут знать о Женеве?
— Видите ли, сохранить в тайне финансовую аферу подобного масштаба практически невозможно: ведь с территорий оккупированных стран, со счетов вермахта и министерства финансов были похищены сотни миллионов. А потом эту громадную сумму еще размещали в Швейцарии, — объяснил Кесслер.
Что-то смутило Холкрофта в словах Кесслера, но он не мог определить причину беспокойства.
— Какой им толк от всего этого? — недоумевал он. — Денег им все равно не получить. Все, что в их силах, — это на многие годы завалить работой суды. Где тут выгода?
— Вы не понимаете нацистских ультра. Никто из вас никогда их не понимал. Для наци важен не только собственный успех. В равной степени они заинтересованы в чужом провале. Деструктивность — неотъемлемая черта нациста.
За портьерой внезапно возникла шумная возня. Кто-то упал, что-то с треском обрушилось, раздались крики; перекрывая общий гвалт, завизжала какая-то женщина.
Полог дернулся в сторону, и в открывшемся проеме. Вдруг возник силуэт какого-то мужчины. Он бросился было вперед, но неожиданно повалился кулем на стол, тараща выпученные глаза. Изо рта и горла незнакомца хлестала кровь, лицо корчилось от боли, а тело билось в конвульсиях. Скребя пальцами по столу, он попытался вцепиться в край столешницы и, хватая ртом воздух, прошептал:
— "Вольфшанце"... Солдаты «Вольфшанце»...
Подняв голову, он хотел что-то крикнуть, но дыхание его оборвалось, и он со стуком уронил голову на стол. Незнакомец в черной кожаной куртке был мертв.
Глава 26
Следующие несколько мгновений были для Ноэля столь же непонятными, сколь и суматошными. Пивную заполнили громкие крики и визг, в зале поднялась паника. Истекающее кровью тело сползло со стола и распласталось на полу.
— Руди! Руди! — закричал Эрих.
— Господин Кесслер! Следуйте за мной!
— Быстро! — рявкнул профессор.
— Что?
— Сюда, друг мой! Вас не должны здесь видеть.
— Но это же он!
— Молчите, Ноэль. И держитесь, пожалуйста, за мою руку.
— Что?.. Где?..
— Ваш кейс! Бумаги!
Холкрофт сгреб документы и сунул их в портфель. В следующую секунду он обнаружил, что его втолкнули в круг глазеющих на него зевак. Ноэль не соображал, куда его ведут, но понимал, что они уходят прочь от трупа, и этого для него было достаточно. Он слепо следовал за другими.
Кесслер вел его сквозь толпу. Впереди Кесслера управляющий теснил публику, расчищая дорогу к запертой двери слева под лестницей. Он вытащил из кармана ключ, открыл дверь, быстро затолкал их внутрь, вошел сам, захлопнул дверь и повернулся к Кесслеру:
— Не знаю, что и сказать, джентльмены! Это ужасно. Пьяная свара.
— Не переживай, Руди. И спасибо тебе, — ответил Кесслер.
— Naturlich. Люди вашего ранга не могут быть замешаны в таких делах.
— Ты очень добр. Есть здесь дверь на улицу?
— Да, над нами. Мой личный служебный вход. Дверь вела в проулок.
— Сюда, — показал Кесслер в сторону улицы. — Там припаркован мой автомобиль.
Они быстро пересекли проулок, вышли на Курфюрстендамм и повернули налево. Справа, у входа в пивную, собралась возбужденная толпа, а чуть подальше Ноэль разглядел спешащего к месту происшествия полицейского.
— Быстро! — приказал Кесслер и, едва они нырнули в шикарный «мерседес», завел двигатель; не прогрев его, сразу включил передачу, и машина понеслась на запад.
— Тот человек... в куртке... это он за мной шпионил... — произнес Холкрофт шепотом.
— Я догадался, — ответил Кесслер. — Он-таки нашел дорогу назад.
— Боже мой! — вскричал Ноэль. — Что же я наделал?!
— Вы не убили его, если только вы это имеете в виду. — Холкрофт обалдело уставился на Кесслера:
— Что?!
— Вы не убили того человека, — повторил Кесслер.
— Но я выстрелил! Я в него попал!
— Я и не сомневаюсь. Просто пуля не убила его.
— Что же тогда его убило? — спросил Холкрофт.
— Очевидно, вы не обратили внимание на его горло. Парня задушили гарротой.
— Болдуин... в Нью-Йорке... — ужаснулся Ноэль. — «Вольфшанце» в Берлине, — ответил Кесслер. — Убийство вашего шпика было рассчитано вплоть до секунды. Кто-то из посетителей подвел его буквально к самой портьере и под шумок толпы придушил проволокой.
— О Господи! Тогда убийца, кем бы он ни был... — Ноэль не смог завершить фразу. Его затошнило от страха.
— Кем бы он ни был, — договорил за него Кесслер, — он теперь знает, что я — часть «Женевы». Вот вам и ответ, ибо выбора у меня не осталось. Я с вами.
— Простите меня, — покаянно произнес Холкрофт. — Я не хотел ставить вас в безвыходное положение.
— Знаю, и ценю это. Однако я буду вынужден настаивать на одном условии.
— На каком?
— Мой брат Ганс — он живет в Мюнхене — тоже должен войти в дело.
Ноэль воскресил в памяти слова Манфреди: никаких ограничений на сей счет не было. Единственная оговорка басила, что каждое из трех семейств обладает только одним голосом.
— Что ж, если он захочет, то никаких препятствий нет.
— Он захочет. Мы с ним очень близки. Брат вам понравится. Он — прекрасный доктор.
— Я бы сказал, что вы оба — прекрасные доктора.
— Только Ганс лечит, а я по большей части разъясняю... Да еще еду куда глаза глядят. Я хотел пригласить вас к себе, но при нынешних обстоятельствах этого, пожалуй, делать не стоит.
— Да, я слишком много всего натворил. Но вам, кстати, необходимо как можно быстрее вернуться домой.
— Почему?
— Если нам повезет и никто не сообщит о вас в полицию, тогда, конечно, это не имеет никакого значения. Но ежели официант — или кто-нибудь из ваших знакомых — скажет, что видел вас в пивной, и к вам нагрянет полиция, то вы сможете ответить, что как раз выходили из пивной, когда началась заваруха.
Кесслер покачал головой.
— Мне бы это никогда в голову не пришло. Слишком уж я инертный по натуре.
— Три недели назад я бы тоже об этом не подумал. Высадите меня возле стоянки такси. Я заеду в отель за чемоданом.
— Что за ерунда? Я вас сам довезу. /
— Нас не должны видеть вместе. Это чревато осложнениями.
— Надо мне поучиться у вас. Когда же мы увидимся в таком случае?
— Я позвоню вам из Парижа. Завтра или послезавтра я встречаюсь там с фон Тибольтом, а затем мы все втроем должны ехать в Женеву. Времени у нас в обрез.
— А тот человек из Нью-Йорка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58