А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ты ненавязчиво обратила мое внимание на то, чего у меня нет, и этим жестом заставила почувствовать себя идиотом... Мне никогда ничего не приходилось ни с кем делить. Я ни о ком не заботился настолько, чтобы броситься сломя голову с сообщением типа «Послушай, я сделал это» либо, наоборот, «Извини, я не сделал этого»... Конечно, у меня есть Мэнни, но он не очень-то покладистый старикан — у него на все свое мнение, и он не бессмертен. Дорогая моя, все дело в том, что у меня появился страх потерять тебя. Я не умею просить, ненавижу пресмыкаться, но я буду умолять, упаду ниц, стану делать все, чтобы тебе понравиться... только... только, пожалуйста, не бросай меня!
— О Господи! — сказала громким шепотом Калейла, глотая слезы. — Ты сукин сын, вот ты кто!
— Дорогая моя! — Эван притянул ее к себе, крепко обнял. — Ты никогда ни о чем не пожалеешь!
— Уж будто бы... Думаешь, ты сахар? Ты безумно усложнил мою жизнь.
— А ты мою!
— .. Очень мило! — раздался звучный голос, сопровождаемый характерным покашливанием.
— Мэнни! — воскликнула Калейла, отталкивая Эвана.
— Интересно, и давно ты тут торчишь? — спросил Эван нарочито грубым тоном.
— Я появился, когда речь шла о мольбе и падении ниц, — ответил Вайнграсс, одетый в алый бархатный халат, перетянутый поясом с кистями. — Сильный мужчина на коленях... Это нечто! Это всегда срабатывает, мой дорогой мальчик! Никогда не подводит!
— Ты становишься день ото дня наглее! — заорал Эван.
— Он просто само очарование, — сказала Калейла.
— Я и то и другое, но говорите, пожалуйста, потише, иначе разбудите моих девчонок. И вообще, какого дьявола вы здесь в этот час?
— В Вашингтоне, между прочим, в этот час уже восемь, — заметила Калейла. — Как вы себя чувствуете?
— А-а-а... — Он залихватски махнул рукой. — Я спал, но не мог заснуть, потому что вы только и делали, что будили меня, открывая дверь каждые пять минут.
— Каждые пять минут? — улыбнулась Калейла. — Это вряд ли...
— Так что же такого интересного вам поведал мой друг Митчелл? В Вашингтоне сейчас восемь, если не ошибаюсь?
— Как всегда, вы не ошибаетесь, а я как раз собираюсь кое-что объяснить.
— Какие уж там объяснения! На вас нужно только посмотреть...
— Мэнни, ты, наконец, уймешься? — рявкнул Эван.
— Захлопни, сынок, свой ротик! Пусть говорит эта очаровательная леди...
— Мне надо уехать. Вот что! На день, может, на два.
— Куда? — встрепенулся Кендрик.
— Я не могу тебе этого сказать... мой любимый.
Глава 31
«Леди и джентльмены, добро пожаловать в международный аэропорт Стейплтон! Город Денвер приветствует вас. Персонал аэропорта к вашим услугам. Местное время в штате Колорадо три часа пять минут пополудни».
Среди пассажиров, прилетевших объявленным рейсом, обращали на себя внимание пятеро священников с восточными чертами лица и смуглой кожей. Они шли к выходу и тихо переговаривались между собой. Их английский был чересчур напыщенный, но вполне понятный.
Святые отцы могли сойти за служителей культа из какой-нибудь епархии на юге Греции либо на Сицилии, а то и вовсе в Египте.
Могли... Вне всякого сомнения. Хотя на самом деле они принадлежали к самому радикальному крылу движения «Исламский джихад», состояли в рядах палестинских террористов со штаб-квартирой в долине Бекаа на юге Ливана и священниками конечно же не являлись.
У каждого при себе была небольшая сумка из темной ткани. Все вместе они вошли в здание аэровокзала и сразу направились к газетному киоску.
— Ла! — сказал молодой палестинец, взяв в руки газету и пробежав глазами заголовки.
— Не забывайся! — одернул его седой араб. — Забудь арабский, пока мы здесь.
— Странно! — прошептал пожилой палестинец. — Что-то тут не так! По-прежнему никаких известий.
— Действительно, загадочная история, — заметил седой араб.
Он был главным в этой группе. Его настоящего имени никто не знал. Известный среди террористов под кличкой Абиад, что в переводе с арабского означает «Белый», он пользовался непререкаемым авторитетом.
— Ничего, никаких сообщений! — заметил четвертый «святой отец».
— Поэтому мы здесь! — сказал Абиад. — Возьми мою сумку, — обратился он к молодому арабу. — Веди всех к выходу номер двенадцать. Встретимся там. И запомни: если кто-либо вас остановит, отвечать должен ты. Объяснишь, что остальные не знают английского, однако в подробности не вдавайся.
— Я напутствую каждого, кто обратится к нам, по-христиански, хотя глотку любому из них перерезал бы с удовольствием.
— Держи язык за зубами, а кинжал в кармане. И помалкивай! Понял? Тут тебе не Вашингтон...
Озираясь, Абиад проследовал дальше. И вскоре увидел вывеску «Справочная служба» над стойкой, за которой виднелась седовласая пожилая дама.
Служащая справочной службы, обратив внимание на явно озабоченное выражение на лице Абиада, любезно улыбнулась и спросила:
— Святой отец, чем могу быть полезна?
— Прошу прощения, но, кажется, мне следует именно к вам обратиться. У нас на острове Линдос, что в Эгейском море, все не так удобно организовано, как у вас.
— Спасибо на добром слове, святой отец. Я к вашим Услугам.
— Не оставляли ли у вас конверт для отца Демополиса? О незнакомом городе нелегко сориентироваться, знаете ли...
— О да! — кивнула служащая, выдвигая ящик стола. — Вот и конверт! Вы, отец Демополис, должно быть, преодолели нелегкий путь, добираясь сюда.
— Побывать в обители ордена францисканцев — единственная возможность посетить вашу прекрасную страну, — сказал Абиад, протягивая руку.
— Это послание доставил милейший молодой человек, — сказала дама, отдавая конверт. — Он сделал весьма щедрый вклад в наш благотворительный фонд.
— Я тоже имею намерение вас отблагодарить, — сказал Абиад, нащупывая в конверте плоский предмет и одновременно доставая бумажник.
— О нет! Не хочу даже слышать об этом. Нам и так щедро заплатили! Вручить конверт человеку в сутане, согласитесь, такая малость.
— Вы очень добры, дочь моя! Да благословит вас Господь...
— Благодарю вас, святой отец! Я так признательна...
Абиад зашагал прочь. Через минуту он вышел из здания, смешался с толпой и, дойдя до угла, остановился. Не суетясь, он надорвал конверт и достал ключ, пришпиленный к открытке. «Ну вот, почти полдела сделано». Он посмотрел по сторонам. Ключ от ячейки камеры хранения в аэропорту города Кортеса у него в руках, а это означает, что оружие, взрывчатка, паспорта для девяти священников-маронитов, выданные в Израиле, а также деньги и одежда доставлены по назначению.
Абиад огляделся. Что ж, кажется, сейчас .все предусмотрено! В ячейке наверняка лежат авиабилеты до Колумбии. Оттуда — на Кубу, а потом домой. Собственно, не совсем домой, а в Ливан, в долину Бекаа, где их будут встречать, а пока нужно побыстрее добраться до мотеля возле аэропорта в этом городишке Кортес, что на юго-востоке штата Колорадо. А на следующий день они с первым утренним рейсом вылетят в Лос-Анджелес, где к ним присоединятся девять священников-маронитов. Девять человек — мощное подкрепление! Хорошо, когда все идет по плану.
Абиад вспомнил, как однажды к ним в штаб-квартиру в долине Бекаа поступило заманчивое предложение, короткое и грозное: «Найдите его. Убейте его. Гибель провокатора сделает честь вашему общему делу. Мы обеспечим вас всем необходимым, но, кто мы такие, вы не узнаете никогда».
«Не узнаем, и не надо!» — подумал Абиад, поглядывая по сторонам. Но почему в газетах нет сообщения о нападении на дома подлого предателя в Фэрфаксе и Меса-Верде? Может, огневой мощи оказалось недостаточно? Возможно такое? Вполне.
Он позвонил по телефону-автомату в Ванкувер, в Канаду, и оставил на автоответчике сообщение о том, что не мешало бы прислать по случаю намечающегося празднования кое-какие добавочные подношения. Заказчики денег не жалеют, так что мелочиться не стоит. Ну ничего. Запад еще вздрогнет! Месть за Азрака, за всех убитых братьев воплотится в море крови всех тех, кто лишил их исконных земель, собственности и всяческих прав. И президент Соединенных Штатов пусть примет к сведению, что его распоряжения обеспечить строжайшие меры безопасности для защиты всего одного человека, «героя Омана», ровным счетом ничего не значат. Нашли героя! Провокатор, предатель, самозванец... Притворялся борцом за их общее дело, делил с ними, как говорится, хлеб, кров и напасти, а потом их предал. Таких мерзавцев надо убивать, чтобы другим неповадно было!
Абиад сжал кулаки. Жаль, что этого негодяя в Фэрфаксе не оказалось. Но куда исчез Иосиф? Вот вопрос. Ждали известий от него всю ночь. Не отходили от телефонных аппаратов в номерах отеля. Каждый надеялся, что с минуты на минуту раздастся телефонный звонок и они услышат долгожданное сообщение: «Операция „Азрак“ завершена. Провокатор мертв...»
И никаких звонков, никаких сообщений в прессе, по телевизору! Что случилось с группой Иосифа?
Мысленно Абиад вновь и вновь прослеживал каждый шаг группы и не находил ни одной ошибки. Он терялся в догадках.
Все было отработано, все предусмотрено. Денег на подкупы и шантаж не жалели, поэтому отключить телефоны в Фэрфаксе и Меса-Верде оказалось легче легкого. Правда, помощник презренного политика, да и не политика, а политикана, заартачился, но его быстро отправили на тот свет. Один из «святых отцов» блестяще справился с этой задачей. В среду вечером, перед тем как отправиться в Фэрфакс, решили перепроверить данные разведки о том, что конгрессмен находится в столице. У «святого отца» прикрытие было безупречным. Документы в полном порядке. Он появился в офисе конгрессмена с пакетом, где находились «поздравления» от многочисленных «старинных Друзей» этого Кендрика. «Святой отец» сидел за письменным столом помощника, читал записи в его ежедневнике, когда помощник ворвался в офис и сразу из приемной стал звонить в Службу безопасности конгресса. Что оставалось делать? Укокошил его и без лишнего шума отволок в котельную, прямо под полом Капитолия! Так ведь и об этом инциденте ни единого слова в прессе... Никакой огласки!
Что происходит? В чем дело? Разве можно вернуться в долину Бекаа с пустыми руками, не отомстив? Это просто немыслимо!
Абиад положил ключ от ячейки в карман, бросил конверт мусорный ящик и зашагал к выходу номер двенадцать.
* * *
— Дорогой! — воскликнула Ардис Ванвландерен, входя в гостиную из кабинета, который она оборудовала себе из комнаты для гостей, предусмотренной в отеле «Уэстлейк» в Сан-Диего.
— В чем дело, детка? — отозвался ее муж, сидя перед телевизором в кресле, обитом тисненым бархатом.
— Твои проблемы решены. Эти бешеные миллионы в надежном месте на целых пять лет! Занимайся ракетами, сверхзвуковыми самолетами, пока на горе не свистнет рак. Все твои тревоги позади!
— Я знаю, детка, — ответил Эндрю Ванвландерен, не двигаясь и не сводя глаз с экрана. — Об этом нетрудно догадаться!
— О чем ты? — Ардис Ванвландерен уставилась на мужа.
— Все-таки им придется развязать языки. Они не смогут это дольше скрывать. С ума сойти! Ведь это произошло почти сутки назад...
— Понятия не имею, что у тебя на уме, но могу сообщить:
Эммануил Вайнграсс скоро выйдет из игры. Наняли надежного врача. Он ему сделал укольчик...
— Его уже нет. И Кендрика тоже.
— Слушай, что ты придумал?
— Во всяком случае, не врача с укольчиками. Кое-что более эффективное и, разумеется, более надежное.
— Я тебя спрашиваю, что ты предпринял?
— Дал возможность обманутым людям отомстить за себя. Нашел тех, кто уцелел. Я знал, где искать.
— Энди, дорогой! — Ардис села напротив мужа. — Ответь, пожалуйста, что ты придумал?
— Ликвидировал препятствие, которое чуть было не ослабило военную мощь нашего государства. Вообрази, он мог превратить могущественного гиганта свободного мира в жалкого карлика. Лично мне это препятствие обошлось бы в восемьсот миллионов долларов, всей нашей группе — в миллиарды...
— Боже мой!.. Ты не мог подождать? Ты связался с арабами?!
* * *
— Мистер президент, мне надо всего несколько дней, — сказал Митчелл Пейтон.
Дело происходило на верхнем этаже жилых апартаментов Белого дома. Было два часа ночи. Лэнгфорд Дженнингс сидел на диване в пижаме и халате. Пейтон — напротив, на стуле. Президент не спускал внимательного взгляда с лица директора Отдела спецопераций ЦРУ.
— Понимаю, приехав прямо к вам, я нарушил целую сотню действующих инструкций, но я встревожен, как никогда еще не был встревожен за все годы моей работы. Несколько десятков лет назад, будучи молодым человеком, я сказал моему шефу, что на президентстве разрастается злокачественная опухоль. И теперь, став пожилым, говорю то же самое. Болезнь прогрессирует, однако — нисколько в этом не сомневаюсь — заболевание держится от вас в секрете.
— Вот такие дела, доктор Пейтон! — сказал президент. Помолчав, добавил: — Невеселые дела, должен заметить. Пришлось в темпе ознакомиться с кое-какими материалами. Самуил Уинтерс дал мне ясно понять, если вы встревожены, то остальные должны пребывать в шоке. Я внимательно выслушал вас и понял, что он хотел сказать. Я в шоке, мистер Пейтон.
— А я весьма признателен своему старинному приятелю за посредничество. Я был уверен, что Уинтерс примет во мне участие, но не ожидал, что он воспримет меня всерьез.
— Он воспринял вас всерьез... А вы уверены, что рассказали мне все? Ничего не утаили?
— Я рассказал все, что мне известно, все, что удалось собрать по крупицам, хотя, к сожалению, не могу пока представить явные улики.
— Да-а-а, — протянул президент, — в этих стенах про улики, похоже, давненько ничего не говорилось...
— При всем моем уважении к вам, должен подчеркнуть, что весьма сожалею об этом. Только поэтому я здесь. Господин президент, разговор нелицеприятный, я понимаю, но вы несете ответственность за все, что происходит в стране, а на мне лежит обязанность добыть улики, свидетельствующие против вас, уж если на то пошло.
— Ценю вашу честность и порядочность, — сказал Дженнингс и наклонил голову. Помолчав, посмотрел в упор на Пейтона и произнес: — Мои противники приписывают мне невероятную живость. А что вы думаете по этому поводу? Я задаю вам этот вопрос, потому как не могу себе представить, что вы являетесь моим сторонником.
— Судя по всему, у вас богатое воображение, но я тут ни при чем.
— Стало быть, я котируюсь, но вы голосовать за меня не будете. Правильно?
— Господин президент, позвольте заметить, что у нас в стране — тайное голосование.
— Как говорится, ответ со всей прямотой, — растянул президент губы в улыбке.
— Не стану я голосовать за вас. — Пейтон вернул улыбку. — Не подхожу по интеллекту?
— О чем вы? История показывает, что зачастую ум хозяина Овального кабинета способен раствориться в море несущественных подробностей. Да и вообще на определенном уровне мощь интеллекта порою опасна. Тот, у кого голова разрывается от фактов и аргументов, теорий и идей, склонен бесконечно дебатировать сам с собой в то время, когда надо принимать решения. Нет, сэр, у меня никаких сомнений насчет вашего интеллекта. Он намного превосходит уровень, необходимый на сегодняшний день.
— В таком случае, вероятно, дело в моей философии?
— Со всей откровенностью?
— Разумеется! Мы же договорились. Видите ли, мне необходимо знать прямо сейчас, голосовать ли за вас, а не складывать потом, черт побери, все «за» и «против».
— По-моему, я вас понимаю, — сказал Пейтон, кивнув. — Ну ладно, признаюсь, ваша риторика порой действительно меня раздражает. Иногда вы поразительно сводите некоторые очень сложные вопросы к...
— Упрощенчеству? — подсказал Дженнингс.
— Сегодня мир настолько сложен и беспорядочен, как было при его сотворении, которое, однако, свершилось. Одно неверное движение, и мы опять можем оказаться в самом начале развития. Огненный шар помчится по Галактике... Время упрощенчества миновало, господин президент.
— Позвольте и мне кое-что сказать, доктор Пейтон. Попытайтесь хоть раз усложнить какие-либо проблемы во время предвыборной кампании — и вы останетесь за бортом. В вашу сторону никто и не взглянет!
— Я бы предпочел думать иначе, сэр.
— Я тоже, но не могу. Мне довелось встречать на своем веку немало блестящих, эрудированных деятелей, которые пошли ко дну, потому что описывали мир перед своими избирателями так, как его понимали, чего те не хотели слышать.
— Они пошли ко дну, потому что не годились для той роли, на которую претендовали. Эрудиция и политическая привлекательность не исключают друг друга. Когда-нибудь новое поколение политических деятелей столкнется с другим электоратом, который будет воспринимать реальность такой, какая она есть.
— Браво! — воскликнул Дженнингс и откинулся на спинку дивана. — Вы только что объяснили причину, по которой я предпочитаю оставаться самим собой и делать то, что делаю... Видите ли, мистер Пейтон, все правления, начиная с первых советов племени, которые лишь учились говорить, сидя у костров в своих пещерах, являются переходными периодами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84