А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Тогда он зажал рот рукой, потом заткнул уши, закрыл глаза, оперся спиной на изгородь и стал молиться молча, изо всех сил.
Она умирает.
В ее сознании проносятся отрывочные мысли. Благоухающие после дождя розы, запах песка на берегу озера, где она впервые ощутила вкус поцелуя. Слишком многое вернулось к ней в переливчатой, густой сети сожаления.
Ее куда-то тащат, укладывают на узкую, неудобную кровать. Свет так ярок, что невозможно открыть глаза. Ревет мотор, и машина трогается с места так быстро, что это причиняет боль. О Господи, как больно…
Словно издалека она слышит голос мужа, ласковый, успокаивающий, тот, к которому привыкла за последние десять лет. Она не слышит голосов детей, но понимает, что они рядом и смотрят на нее. Больше всего на свете ей хочется сказать им хоть слово, которое ободрило бы их.
Из ее глаз текут горячие слезы и падают на наволочку неприятно пахнущей подушки. Ей хочется проглотить слезы, чтобы дети их не видели, но она полностью потеряла контроль над собой. Она не может даже поднять руку, чтобы помахать им на прощание.
Но может быть, она вовсе не плачет? Просто ее душа по капле покидает тело, и это никому не дано увидеть.
Глава 2
В молодости Лайем Кэмпбелл никак не мог покинуть Ласт-Бенд. Город казался ему маленьким, ничтожным и зажатым мертвой хваткой в кулаке его прославленного отца. Куда бы Лайем ни отправился, его сравнивали с отцом, отчего он чувствовал себя ничтожным. Даже дома на него смотрели как на пустое место. Его родители так любили друг друга, что в их доме не оставалось места для сына, который любил читать книги и мечтал стать пианистом.
К его огромному изумлению, Гарвард захотел видеть его в числе своих студентов. К тому времени, когда он окончил курс, стало понятно, что карьера выдающегося пианиста ему заказана – для этого недостаточно быть лучшим в Ласт-Бенде и даже в Гарварде. Возможно, хороший учитель помог бы ему, но у него не было ни ослепительного таланта, ни злости, ни отчаянной страсти стать лучшим из лучших. Поэтому он отказался от своей юношеской мечты и посвятил себя медицине. Он чувствовал, что не в силах проникать внутрь человеческой плоти, но может врачевать ее снаружи. Он занимался день и ночь, понимая, что такой заурядный человек, как он, добьется успеха, только став лучше других.
Он закончил курс намного успешнее своих приятелей и получил место, о котором можно было только мечтать. Его взяли в клинику, где лечили больных СПИДом. Эпидемия набирала обороты с устрашающей силой. Лайем поверил, что на этом поприще сумеет добиться успеха и признания и наконец почувствует себя настоящим мужчиной.
В палатах клиники, насквозь пропахших смертью и отчаянием, он научился многому, и только слова: «Все в порядке. Вы идете на поправку» – ему не довелось сказать ни одному пациенту.
Вместо этого он прописывал лекарства, которые никого не спасали, и на обходах пожимал с каждым днем слабеющие руки. Он принимал новорожденных, которым не суждено увидеть Париж, и без устали подписывал свидетельства о смерти. Вскоре он уже не мог смотреть на свою авторучку без содрогания.
Когда его мать умерла от сердечного приступа, он вернулся домой и стал заботиться об отце, которому впервые в жизни понадобился сын. Лайем не оставлял мыслей о том, чтобы снова уехать из дома и искать свое место в жизни, но тут встретил Микаэлу…
Майк.
Рядом с ней он наконец обрел свое место.
И вот теперь он сидит в больнице и ждет, когда ему скажут, будет она жить или…
Они здесь всего несколько часов, но кажется, что прошла вечность. Он представлял, как дети сидят в холле обнявшись и Джейси вытирает со щек брата слезы. Ему бы хотелось быть с ними, поддержать, но он боялся, что слезы, которые невольно катятся у него по щекам, окончательно подорвут их силы.
– Лайем?
Он вздрогнул и обернулся на голос. Движение было настолько резким, что он сдвинул с места носилки и тут же испуганно придержал их.
Перед ним стоял доктор Стивен Пени, главный врач отделения неврологии. Хотя они были ровесниками – обоим недавно стукнуло пятьдесят, – Стивен казался намного старше и выглядел усталым. Когда-то они вместе играли в гольф и не думали, что им придется встретиться при столь чудовищных обстоятельствах.
– Пойдем, – сказал доктор, тронув друга за плечо.
Они шли бок о бок по строгому больничному коридору, пока не свернули в отделение интенсивной терапии. Лайем заметил, как сестры из травматологии стараются избежать его взгляда, и впервые понял, что значит быть родственником больного.
Наконец они вошли в палату со стеклянными стенами, где на узкой койке за прозрачной занавеской лежала Микаэла. Она была похожа на сломанную куклу, привязанную за руки и за ноги к машине, поддерживающей в ней жизнь. Мониторы компьютера отражали показатели ее сердечной деятельности и внутричерепного давления. Дыхательный аппарат помогал ей дышать, в палате раздавались звуки работающего поршня.
– Ее мозг функционирует, но мы не знаем, в какой степени это следствие лекарств, – сказал Стивен и воткнул в ступню Микаэлы иглу. Она никак не отреагировала, и он воздержался от комментария, после чего провел еще несколько тестов, результаты которых мог оценить и Лайем. Понизив голос, он продолжил: – Нейрохирург уже на борту самолета и мчится сюда, но проблема в том, что мы не обнаружили ничего, что требовало бы его вмешательства. Мы постоянно исследуем ее состояние, контролируем давление и работу сердца. Стараемся не допустить кровотечения… Словом, делаем все, что в наших силах.
Лайем закрыл глаза. Впервые в жизни он пожалел о том, что стал врачом. Он предпочел бы оставаться в неведении, довольствуясь сознанием того, что здесь лучший в штате медицинский центр и лучшие врачи, которые сделают все возможное. Но он слишком хорошо понимал, что никакие врачи не могут помочь его жене в настоящий момент, что придется ждать и результат ожидания непредсказуем.
– Не представляю, как жить без нее… – вырвалось у него вдруг.
Стивен взглянул на приятеля, и глубокая печаль возникла в его глазах. На какое-то мгновение он перестал быть врачом и превратился в обычного мужчину – мужа, отца, друга.
– Ситуация прояснится к завтрашнему утру, если… – Он не закончил фразу.
Если она доживет до утра.
– Спасибо, Стив, – прошептал Лайем, так что его голос едва перекрыл шум дыхательного аппарата и мерное бульканье капельниц.
Стивен, который уже дошел до двери, вдруг обернулся:
– Мне очень жаль, Лайем.
Не дожидаясь ответа, он вышел, а спустя какое-то время вернулся в сопровождении нескольких сестер. Они переложили Микаэлу на носилки и увезли делать анализы.
Лайем в это время думал о том, что мужественность определяется вовсе не тем, что мужчина может прыгнуть с парашютом или вступить в единоборство с дюжиной вооруженных противников. Мужество – это хладнокровие в ситуации, когда кажется, что все потеряно. Оно проявляется в том, чтобы вытирать слезы со щек своих детей, когда и они, и ты сам понимаешь, что ничего не можешь сделать; чтобы, глотая слезы, идти вперед и молить Бога, в которого ты не веришь, о спасении – а значит, рассчитывать только на собственные силы.
Лайем отказался от собственного страха. Он постарался сосредоточиться на тех вещах, которые следовало сделать в данной ситуации. Он знал, что единственный способ противостоять горю – это не сбиваться с налаженного ритма жизни, а если к тому же удастся поменьше общаться с другими людьми, то это только на благо. Прежде всего Лайем позвонил своей теще Розе Луне и оставил на автоответчике сообщение с просьбой срочно связаться с ним. Затем, не в силах дольше откладывать, спустился в холл.
Джейси сидела у входа и читала журнал. Брет пристроился рядом на полу и возился с игрушками.
Лайем почувствовал, что у него дрожат руки. Он скрестил их на груди и с минуту простоял без движения, стараясь прийти в себя. Господи, помоги! Произнеся молитву, он раскрыл объятия навстречу детям.
– Привет, ребята, – сказал он как можно мягче и спокойнее.
Джейси вскочила. Журнал, который она читала, полетел на пол. Ее глаза покраснели, губы превратились в строгую, жесткую линию. На ней все еще была веселенькая розовая пижама.
– Ну что, папа?
Брет оттолкнул в сторону игрушки и, смахнув слезы с глаз, приподнял подбородок, как взрослый, готовый воспринять страшную новость.
– Она умерла, да, папа? – вдруг спросил он, и Лайем почувствовал, что волна горя снова завладевает им.
– Она не умерла, Бретти, – сказал он, чувствуя, что по его щекам текут горячие слезы. Черт побери! Он же клялся, что не станет плакать в присутствии детей. Им нужна его сила, он не может оставить их в одиночестве сейчас. Лайем взял себя в руки, опустился на колени перед сыном и обнял его. Он молил Бога о том, чтобы ему в голову пришло что-нибудь, что могло бы утешить детей, но тщетно. Только «надо ждать и надеяться», но это не устроит детей.
Джейси опустилась на колени перед отцом. Он обнял и ее.
– Она сейчас в плохом состоянии, – сказал он, тщательно подбирая слова. Как он мог сказать детям, что их мать может умереть? – Ей очень плохо. Мы должны поддерживать ее своими молитвами.
Брет прижался к отцу и задрожал всем телом. По пиджаку Лайема потекли слезы сына. Лайем взглянул на него и увидел, что малыш сосет палец. Сын оставил эту привычку несколько лет назад. Но ее возвращение вполне понятно – он искал успокоения.
Лайем вдруг понял, что с этого момента мир предстанет перед его детьми во всей жестокости. Они слишком рано должны понять, что как бы ни любили человека, не в их власти уберечь его от смерти.
Часы их бодрствования постепенно сложились в сутки. Наступил вечер, и Лайем сидел в комнате для посетителей с двумя детьми, которые не сводили взгляда с круглых часов. Они уже давно сидели молча, не проронив ни слова. Казалось, каждый из них чувствовал, что лишнее слово может нарушить баланс и привести к необратимым последствиям.
В восемь утра в больничном коридоре послышались шаги. Лайем поднялся. Господи, пусть новости будут хорошими!
В этот момент в комнату чудом проник приятель Джейси, Марк Монтгомери, и принес с собой заряд положительной энергии.
– Джейс? – окликнул он. В его глазах было любопытство. – Я только что узнал…
Джейси бросилась ему на грудь и разрыдалась. Через некоторое время она пришла в себя и отстранилась.
– Мы… так и не смогли увидеть ее…
Марк обнял ее и проводил к дивану. Там они уселись вдвоем и начали шептаться.
Лайем взял сына на руки, и они вместе стали смотреть на часы.
Около девяти появился Стивен. Лайем опустил сына на пол и подошел к доктору.
– Все то же, – сказал Стивен. – Сейчас мы ничего больше не можем для нее сделать. Увези детей, Лайем. Я позвоню тебе… если что-нибудь случится.
Лайем понимал, что Стивен говорит правильные вещи, но ему было страшно возвращаться в пустой дом.
– Отвези детей домой, Лайем, – настоятельно повторил Стивен.
– Хорошо, – вздохнул тот.
Стивен похлопал друга по плечу и вышел.
– Пошли, ребята. Уже поздно. Мы вернемся сюда завтра утром.
– Мы едем домой? – изумилась Джейси и встала. На ее лице застыл испуг, и Лайем понял, что она не в состоянии переступить порог дома сейчас.
– Мы с ребятами собираемся праздновать Хэллоуин, – сказал Марк, переведя взгляд с Лайема на нее. – Если хочешь, можешь пойти с нами.
– Нет, я должна остаться, – покачала головой Джейси.
– Отправляйся с ними, Джейс. Только возьми с собой пейджер, – мягко проговорил Лайем. – Если появятся новости, я сообщу тебе.
– Нет, папа…
– Не упрямься, малышка. – Он обнял дочь и крепко прижал к груди. – Тебе необходимо развеяться, подумать о чем-то другом. Мы не поможем маме тем, что будем сходить с ума от тревоги.
Она отстранилась. Лайем видел, что в ее душе происходит серьезная борьба: ей хотелось остаться и в то же время хотелось уйти.
– Ладно, – согласилась она наконец, обернувшись к Марку. – Но только ненадолго.
Марк подошел к ней, взял за руку и вывел из комнаты.
– Папа, я проголодался, – тихо вымолвил Брет, когда сестра и Марк ушли.
– Прости, Бретти. Поедем скорее домой.
Брет встал. Его хрупкая фигурка казалась очень маленькой и беззащитной. Лайем вдруг заметил, как одет его сын: фланелевая клетчатая рубашка, кожаный жилет с шерифской звездой, новенькие джинсы, ковбойские ботинки. Настоящий маскарадный костюм для Хэллоуина.
Черт побери!
Часы показывали 9:15. Вот уже несколько часов все дети в городке, одетые как принцессы, астронавты и инопланетяне, залезают в машины, предвкушая невероятные приключения, а их родители, заранее страдая от головной боли, стараются сделать потише рок-музыку, рвущуюся из динамиков магнитофонов, и садятся за руль, чтобы отвезти своих отпрысков к заветному Дому.
Лайем внимательно посмотрел на сына и вспомнил, как Майк всю ночь просидела, ставя клепки на кобуру для игрушечного «кольта».
– Хочешь поехать в долину Ангела?
Брет втянул щеки и упрямо покачал головой. Лайем все понял. Этот праздник всегда устраивала для него мама.
– Хорошо, малыш. Пойдем.
Они вместе вышли в холодную октябрьскую ночь – в воздухе пахло гниющей листвой и черноземом, они сели в машину и поехали домой. Только скрип гаражных ворот нарушил тишину, которая обволакивала их, словно непроницаемый кокон.
Лайем взял сына за руку и повел за собой. Они перебрасывались отрывочными фразами, и Лайем не мог потом вспомнить, о чем именно они говорили. Он зажег все лампы и светильники в доме, так что тот наполнился фальшивым ощущением праздника. Если бы только здесь не царила гнетущая тишина!
Надо приготовить Брету обед.
Лайем сосредоточился на этом. Вдруг зазвонил телефон. Лайем со всех ног бросился на кухню.
– Привет, Лайем, это Кэрол. Я только что узнала… Какой ужас…
Началось.
Лайем прислонился к стене, закрыв глаза и слушая, но не слыша. Он видел, как Брет поплелся в гостиную и завалился на диван. Тогда он подошел к нему и накинул на хрупкие детские плечи желтое одеяло – любимое одеяло Майк. Раздался щелчок включаемого телевизора. Брет невидящими глазами уставился на экран, где показывали его любимый мультсериал. На прошлой неделе он сказал, что это «для маленьких детишек», а теперь свернулся калачиком и сосал большой палец.
Лайем повесил трубку. Мгновение спустя он понял, что Кэрол говорила что-то в этот момент, и устыдился своей невольной грубости.
Он растерянно стоял посреди кухни, не представляя себе, что приготовить Брету. Открыв дверцу холодильника, он тупо уставился на череду банок и пакетов. Под руку ему попалась начатая бутылка соуса для спагетти, но он не знал, насколько она старая. В морозилке оказалось несколько одинаковых баночек, на которых стояла дата, но не было инструкций по приготовлению.
Снова зазвонил телефон. Это оказалась Мэрион из местной религиозной общины. Лайем вкратце описал ситуацию, поблагодарил ее за молитвы о здоровье жены и повесил трубку.
Не успел он сделать и пару шагов, как телефон снова зазвонил. Не обращая на него внимания, он направился в гостиную и опустился на колени перед сыном.
– Ты не против, если мы закажем пиццу?
– Джерри не работает в праздники, – вытащив палец изо рта, отозвался Брет.
– Понятно.
– И вообще сегодня надо готовить жаркое. Мы с мамой вчера вечером положили цыпленка в соус. Он уже промариновался.
– Жаркое… – Лайем загрустил. Цыпленок с овощами. Интересно, как его готовить? – Ты не поможешь мне?
– А ты сам не умеешь?
– Я умею разрезать человеку живот, вытащить из него аппендикс и зашить обратно. Как-нибудь я справлюсь с ужином для маленького мальчика!
– Не думаю, что это поможет приготовить цыпленка, – нахмурился Брет.
– Почему бы тебе не перебраться на кухню? Мы могли бы справиться с ним вдвоем.
– Но я тоже не умею готовить.
– Что-нибудь придумаем. Все получится отлично. Пошли! – Лайем помог Брету подняться с дивана. Когда малыш устроился на стуле, он достал из холодильника овощи и маринованного цыпленка, пошарив по ящикам, нашел разделочную доску и большой нож. Он решил начать с грибов.
– Мама никогда не кладет сюда грибы. Я их терпеть не могу.
– Да? – удивился Лайем, убрал грибы и потянулся за цветной капустой.
– Нет, – встревожился Брет. – Что-то не так. Говорю же, я не знаю, как это делать.
– Да, я…
Снова зазвонил телефон.
– Черт побери! – Лайем швырнул нож на стол и не шевелился до тех пор, пока звонки не прекратились.
– А вдруг это звонили из больницы… или Джейси? – предположил Брет.
– В следующий раз подойду, – пообещал Лайем и взял брокколи. – Это резать?
– Угу.
Лайем стал крошить капусту.
– Режь мельче!
Лайем не ответил. Он старательно шинковал капусту.
– Надо налить подсолнечного масла в кастрюлю. Телефон снова зазвонил. Лайем нехотя снял трубку.
Это оказалась Шейла, подружка Майк из Сэддл-клуба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27