Стремительные наступательные действия наших фронтов и успешное уничтожение окруженных вражеских войск у Волги еще сильнее укрепляли веру в неминуемый разгром врага, в нашу победу. Летчики полка прилагали все силы к тому, чтобы ускоренно освоить Як-1, быстрее убыть на фронт и лично участвовать в боях с противником.
В эти дни радостных событий на фронтах и еще не забытых переживаний у меня произошла встреча с девушкой, пришла настоящая любовь. Она перевернула мои взгляды на влияние семьи в становлении летчика и на его способности в боях с врагом. Не скрою, раньше я считал, что во время войны у летчика не может быть так называемой личной жизни.
Взаимное стремление к встречам после полетов и боев у нас с Машей, фельдшером из санбата, становилось все сильнее. Серьезность наших взаимоотношений не мог не заметить Вадим Фадеев. Однажды у нас с ним состоялся серьезный разговор.
— Саша, ты что, решил создать семью?
— Да, Вадим. У нас с Машей настоящие чувства Друг к другу, и мы хотим быть вместе, на всю жизнь.
— Когда же свадьба? Решайте! Я как ваш друг постараюсь помочь организовать ее.
— Не спеши. Нужно время, чтобы проверить серьезность наших чувств, взаимную верность.
— А ты не думал, что можешь погибнуть и оставить ее вдовой?
— Нет, Вадим! Сейчас я как никогда уверен в боевом опыте. Сбить меня не так-то просто!
Говоря об этом, верил в себя. Более четырехсот боевых вылетов, около двенадцати засчитанных и несколько незасчитанных сбитых вражеских самолетов научили воевать. Конечно, война есть война. Можно и погибнуть…
Счастливых дней у нас с Марией оказалось немного. Их батальон срочно убыл на другой фронт, под Миллерово. Мы успели только попрощаться и договорились ждать друг друга. Нас тоже не задержали под Махачкалой. Перебросили в запасной полк, базирующийся западнее Баку. Мы должны были перевооружаться на американские истребители Р-39 «аэрокобра», получаемые по ленд-лизу через Иран.
После прибытия в третий уже по счету запасной авиаполк, разместив эскадрилью в общежитие, я направился на аэродром посмотреть на новую материальную часть. У стоянки самолетов увидел подполковника Дзусова.
— Что, пришел посмотреть на американскую технику?
— Точно, товарищ командир полка! Нам приказано переучиваться на «аэрокобры».
— Значит, на смену нам. Мы уже закончили перевооружение и завтра улетаем на Кубань.
— Как «аэрокобры», стоящие истребители? — поинтересовался я у Дзусова.
— Самолет хороший. По скорости не уступает «мессершмиттам» и имеет сильное вооружение. Воевать на нем можно, — обрадовал меня Ибрагим Магометович. — Иди к моему самолету и познакомься с ним.
«Аэрокобра» мне понравилась своими формами и, главным образом, мощным вооружением. Сбивать вражеские самолеты было чем — пушка калибра 37 миллиметров, два крупнокалиберных скорострельных пулемета и четыре пулемета нормального калибра по тысяче выстрелов в минуту каждый. Мое настроение не испортилось и после предупреждения летчиков об опасной особенности самолета срываться в штопор из-за задней центровки. В этом недостатке пришлось убедиться воочию на следующий день.
Перед отлетом на фронт штурман полка выполнял сложный пилотаж на малой высоте. Самолет неожиданно сорвался в штопор. Высоты для вывода не хватило, и «аэрокобра» врезалась в землю.
Глядя на дымящуюся воронку, в которой догорали обломки самолета, я подумал, что «аэрокобра» не прощает ошибок в пилотировании. Эта катастрофа подтвердила мнение американских летчиков. Они боялись «аэрокобры» и неохотно воевали на ней.
Думая об этом, я решил досконально изучить особенности истребителя и снять появившиеся у меня и у летчиков нашей части опасения. На этом самолете нам придется воевать, а недоверие к боевой технике снижает активность. Может привести к неоправданным потерям.
За короткий срок летчики изучили матчасть. Затем мы приступили к полетам. У меня, летавшего ранее на таких строгих самолетах, как И-16 и МИГ-3, переучивание на «аэрокобру» не вызвало особых затруднений. Быстро овладел пилотированием самолета на пределе его возможностей. Вскоре почувствовал, что этот истребитель стал как бы частью моего тела и моего летного мышления. Летчикам эскадрильи прививал уверенность в пилотировании самолета, снимая с них навязчивую боязнь, оставшуюся от катастрофы штурмана дзусовского полка. В тренировочных полетах добивался у летчиков высокой координации движений рулями самолета. А это одна из гарантий от срыва в штопор.
Энергичный пилотаж, полеты в усложненных метеорологических условиях стали обязательными в летной подготовке: учил тому, что необходимо в боевых условиях. Твердая, железная последовательность, постепенное усложнение программ обеспечили переучивание без летных происшествий. Вскоре мы были полностью подготовлены для ведения боевых действий. Летчики подразделения перегнали машины для полка из Ирана.
Начинался новый этап в боевой деятельности полка. Летный состав был высоко подготовлен в морально-психологическом отношении. Безграничный патриотизм, готовность к защите своего социалистического Отечества сочетались с полным овладением боевым самолетом, умением на пределе использовать все его пилотажные и огневые возможности.
В эти дни я часто мысленно возвращался к тяжелым неделям начала Великой Отечественной войны. В сорок первом году мы не успели переучиться на МИГ-3. Осваивали его в ходе боев. За это заплатили кровью. Погибли в жестоких схватках многие боевые друзья. Сейчас другое дело. Уверенность в овладении боевым самолетом пополнилась знанием совершенной тактики истребителей. Пилоты овладели приемами современного боя, разработанными на опыте прошедших боевых действий. Летный состав физически отдохнул, окреп и был готов к сражениям в небе.
Я сожалел лишь о том, что не пришлось провести учебные бои с летчиками на других типах истребителей. Это позволило бы практически проверить боевые качества своего самолета и разработанные мной приемы ведения боя.
Однако такой случай вскоре представился.
Накануне нашего перелета на фронт нам приказали вылетать в Тбилиси — мне на своем самолете, а летчику Сапожникову из соседнего полка на «Спитфайре». На аэродроме к нам подъехал автомобиль. Из него вышел крупный мужчина в кожаном реглане.
— Я директор авиазавода, — представился он. — Вас вызвали сюда для проведения показательных воздушных боев с новым истребителем, облегченным ЛаГГ-3. Мы считаем, что эти машины не хуже, а лучше многих иностранных. Скоро подъедет командование авиации фронта и Черноморских ВВС, и мы начнем полеты.
— А что конкретно мы должны делать? — спросил я у директора.
— Вы будете вылетать в паре с «лаггами» и проводить учебный воздушный бой. О порядке вылетов вас проинструктирует начальник испытательной летной группы завода.
Директор уехал. Мы прилегли под крылом боевой машины, невольно прислушались к разговорам техников. Они заправляли горючим наши самолеты.
— Вот сейчас летчики-испытатели покажут, как надо воевать, — услышали мы.
— Саша, слышишь, что нам пророчат техники? — нарушил молчание Сапожников.
— Слышу! Это уже касается лично нас. Жаль позорить «лагга», но придется показать, что такое воздушный бой и как надо драться.
В это время приземлились два «лагга» — наши «противники». Проработали полетное задание и стали ждать вылета. Условия боя были непростыми. Наши «противники» должны были идти у нас с Сапожниковым на пеленге ведомыми. Таким образом, еще до начала боя на виражах они имели выгодные позиции. Но хозяева так решили и спорить мы не стали. Выход надо было искать в ходе боя.
Приехало руководство. В первой паре взлетел я. Набрал установленную высоту и покачиванием крыльев дал команду начинать бой на горизонтальных маневрах. Энергично ввел свой самолет в вираж и, подпустив на безопасную дистанцию «лагг», сделал неожиданно бочку со снижением. ЛаГГ-3 проскочил надо мной. Я тут же пристроился ему в хвост и взял в прицел. Сколько «лагг» ни крутился, я не выпустил его из прицела. Прошло несколько минут. Результат был очевиден.
Посмотрим, как будет вести себя противник на вертикалях. Бросил свой самолет в крутое пикирование и, разогнав скорость, ушел на горку. В верхней точке положил самолет на крыло. «Лагг» шел ниже в боевом развороте. Мне не стоило большого труда зайти ему в хвост и вписать его в прицел, парируя все попытки «противника» уйти из-под удара.
Сапожников также выиграл бой на виражах. На вертикальных маневрах бой в его паре прошел на равных.
При скоростном пролете над аэродромом, после разгона на пикировании, ЛаГГ-3 неотрывно шел рядом со мной, а «Спитфайр», имеющий худшие пикирующие свойства, значительно приотстал от нас.
Начальство уехало. За ним уехал и директор завода. Все прошло не так, как он задумал. Директор даже не поблагодарил нас за труд. Подошел лишь инженер завода. Он был явно расстроен.
— Ну, что, инженер, пригорюнился? И на хорошем самолете надо уметь вести бой, — пытался успокоить его. — Ваш «лагг» неплохой самолет. Но вооружение на нем слабовато.
— Ничего!.. Мы сейчас приступаем к производству нового самолета, Ла-5. Ставим мощный звездообразный мотор и две пушки. Он покажет себя в боях.
— Дай бог! Будет нам на чем гонять «мессеров», Давайте его быстрее в войска.
Мне потом не раз приходилось слышать отзывы и самому летать на ЛаГГ-3 и Ла-5. В боях они показали себя неплохо. По многим качествам Ла-5 превосходил лучшие гитлеровские машины. Но многое значила подготовка летчика. Можно проиграть схватку и на хорошей технике. Думаю, что показной бой не дал возможности выявить все качества истребителя. За штурвалами сидели летчики, имеющие далеко не одинаковые показатели: испытатели и фронтовики, имеющие боевой опыт. Диапазон их подготовки был далеко не идентичен. Но этот учебный бой подтвердил нашу готовность к предстоящим встречам с реальным противником.
КУБАНЬ: ДЕРЗОСТЬ, НОВАТОРСТВО
Разгром фашистских армий в битве под Сталинградом, на Среднем Дону и стремительное продвижение наших войск на Ростов создали угрозу окружения вражеской группировки на Северном Кавказе. Стремясь избежать нового «котла», противник под натиском войск Северо-Кавказского фронта поспешно отступал, неся большие потери в боевой технике и личном составе.
Отходящая 17-я немецкая армия и часть соединений когда-то грозной 1-й танковой армии не успели через Ростов прорваться на запад и отошли на Таманский полуостров. Здесь закрепились. Место было удобное. Разлившаяся Кубань и непреодолимые плавни, заросшие камышом, с многочисленными болотами Кубано-Приазовской низменности, Черное море создали естественную преграду перед Таманским плацдармом. Противник здесь создал развитую в инженерном отношении глубокую оборонительную полосу, названную Голубой линией.
Гитлеровцы стремились удержать Таманский плацдарм, рассчитывая использовать его для нового наступления на Кавказ, а также с целью предотвратить выход советских войск к Крыму.
Затишье боевых действий весной 1943 года позволило противнику сосредоточить в Крыму и на Таманском полуострове мощную группировку авиации. Наша авиация в этом районе имела на вооружении около шестисот самолетов. При этом значительная часть их была устаревших типов. Усиление нашей авиационной группировки задерживалось: медленно подсыхали грунтовые аэродромы. По плану сосредоточения одним из первых перебрасывался на Кубань и наш полк. Мы уже закончили переучивание на новую технику и были готовы к ведению боевых действий.
Высокая морально-политическая, тактическая и техническая подготовка летного состава, без сомнения, обеспечивала успешные действия в сложной воздушной обстановке. Летчики и техники понимали, что предстоящее воздушное сражение потребует от каждого огромного напряжения, решительности, смелости, и были готовы к новым жарким боям. С особым нетерпением готовились к ним те, кто испытал тяжесть отступления. Почти два года мы с горечью в душе оставляли свои аэродромы и перелетали на другие, расположенные восточнее. Теперь идем на запад.
Эскадрилья парами быстро взлетела с промежуточного аэродрома и построилась правым пеленгом, с превышением пар самолетов между собой. Образовался боевой порядок «этажерка». Встали на курс и пошли в южном направлении на новый аэродром. Вскоре впереди на горизонте показалось Черное море. Над побережьем довернули вдоль берега на северо-запад. Слева — бескрайняя и пустынная синь воды. Лишь вблизи берега видны небольшие корабли. Их хорошо заметно по белому бурунному следу.
Справа по маршруту — Главный Кавказский хребет. Блестят под лучами солнца снежные вершины, среди которых величественно возвышается Эльбрус. Горы Кавказа напомнили мне о боях прошлого лета. Полк действовал тогда против войск 1-й и 4-й танковых армий, наступавших на Сталинград и Грозный. Потом в памяти всплыли тяжелые схватки в небе Молдавии и Украины. Страшное было время. Не хватало самолетов, особенно новых, да и боевого опыта не было. Отступление, гибель друзей в тяжелых сражениях с сильным и опытным врагом угнетали нас, вызывали ненависть к фашистским захватчикам. В то время редко кто из боевых летчиков верил, что дойдет до конца войны. Но каждый был твердо уверен в нашей победе над фашизмом.
Группа подходит к району, где возможно появление противника. С воспоминаниями надо было кончать, сосредоточить внимание на поиске воздушного противника. Осматривая свой сектор, я периодически обозревал все воздушное пространство вокруг нашей эскадрильи. Радовало, что четко выдерживается боевой порядок в группе. Сколько труда вложено в обучение летчиков новой тактике, сколько я имел неприятностей в борьбе с теми, кто стремился готовить воздушных бойцов по старинке. Вот ведь парадокс: тот, кто лично не летал на боевые задания, требовал строго выполнять устаревшие инструкции. Теперь все это позади. Воевать будем так, как требует современный бой. Мы готовы к этому. Я был уверен, что враг испытает силу наших ударов, был убежден в том, что новые тактические приемы, новые формы построения боевых порядков оправдаются в воздушных схватках.
Уверен был и в боевых друзьях. Одни уже испытаны в сражениях, другие надежно подготовлены к ним, рвутся на задания. Им передан опыт возмужавших в битвах бойцов. Они не должны чувствовать себя беспомощными новичками, увидев самолеты врага. Поведут их в бой опытные фронтовые летчики, Одно беспокоило меня. Сомнение вызывал назначенный, вопреки моим возражениям, заместителем командира эскадрильи капитан Паскеев. С самого начала войны он проявлял боязливость в боях. На Северном Кавказе при штурмовке группой автоколонны его самолет был подожжен зениткой. Летчик получил небольшие ожоги, но удачно выбросился с парашютом. Мне казалось, что в этом бою он получил тяжелую психическую травму. Неудача надломила его. По-видимому, инстинкт самосохранения довлел над летчиком, и он не мог совладать с собой при встрече с противником. Это был серьезный изъян. Он грозил не только ему. Ведь заместителю командира эскадрильи приходится водить группы на боевые задания. У меня не было твердой веры в этого офицера.
Позади остались скрытые дымкой снежные вершины Кавказа. Сейчас справа, все понижаясь к западу, располагались покрытые лесами отроги хребта.
Внизу, под нами, Туапсе, поворотный пункт нашего маршрута. Теперь курс на север, на Краснодар. На полпути от Туапсе до Краснодара меня охватило беспокойство, показалось, что летим к берегу Азовского моря. Еще раз сверил наш курс по ориентирам, расположенным слева и справа. Идем правильно. Огляделся и понял, что в заблуждение ввели весенние разливы Кубани и ее многочисленные плавни. Воды столько, что ее можно было принять за залив Азовского моря.
Подходим к Краснодару. Вот и аэродром. Даю целеуказания по новому методу, освоенному всеми летчиками полка:
— Я — Покрышкин, одиннадцать часов, ниже тридцать градусов — аэродром!
Бросив взгляд в указанном направлении, летчики эскадрильи моментально увидят место посадки. Этот метод целеуказания был отработан для выигрыша времени на ориентирование летчиков в группе. Услышав данные, летчики не искали цель в широком секторе воздушного пространства, а сразу направляли взгляд в указанном секторе. Это важно в воздушном бою. Больше шансов на победу у того, кто раньше обнаружит врага. А суть метода в том, что место цели указывается по воображаемому циферблату часов. Ноль и двенадцать — по продольной оси самолета вперед. Ориентирование же по вертикали — в градусах угла ниже или выше горизонта.
После посадки мы с трудом нашли места для стоянки самолетов — все бетонные карманы были заняты, а на грунт сруливать было еще нельзя, грязь засасывала колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
В эти дни радостных событий на фронтах и еще не забытых переживаний у меня произошла встреча с девушкой, пришла настоящая любовь. Она перевернула мои взгляды на влияние семьи в становлении летчика и на его способности в боях с врагом. Не скрою, раньше я считал, что во время войны у летчика не может быть так называемой личной жизни.
Взаимное стремление к встречам после полетов и боев у нас с Машей, фельдшером из санбата, становилось все сильнее. Серьезность наших взаимоотношений не мог не заметить Вадим Фадеев. Однажды у нас с ним состоялся серьезный разговор.
— Саша, ты что, решил создать семью?
— Да, Вадим. У нас с Машей настоящие чувства Друг к другу, и мы хотим быть вместе, на всю жизнь.
— Когда же свадьба? Решайте! Я как ваш друг постараюсь помочь организовать ее.
— Не спеши. Нужно время, чтобы проверить серьезность наших чувств, взаимную верность.
— А ты не думал, что можешь погибнуть и оставить ее вдовой?
— Нет, Вадим! Сейчас я как никогда уверен в боевом опыте. Сбить меня не так-то просто!
Говоря об этом, верил в себя. Более четырехсот боевых вылетов, около двенадцати засчитанных и несколько незасчитанных сбитых вражеских самолетов научили воевать. Конечно, война есть война. Можно и погибнуть…
Счастливых дней у нас с Марией оказалось немного. Их батальон срочно убыл на другой фронт, под Миллерово. Мы успели только попрощаться и договорились ждать друг друга. Нас тоже не задержали под Махачкалой. Перебросили в запасной полк, базирующийся западнее Баку. Мы должны были перевооружаться на американские истребители Р-39 «аэрокобра», получаемые по ленд-лизу через Иран.
После прибытия в третий уже по счету запасной авиаполк, разместив эскадрилью в общежитие, я направился на аэродром посмотреть на новую материальную часть. У стоянки самолетов увидел подполковника Дзусова.
— Что, пришел посмотреть на американскую технику?
— Точно, товарищ командир полка! Нам приказано переучиваться на «аэрокобры».
— Значит, на смену нам. Мы уже закончили перевооружение и завтра улетаем на Кубань.
— Как «аэрокобры», стоящие истребители? — поинтересовался я у Дзусова.
— Самолет хороший. По скорости не уступает «мессершмиттам» и имеет сильное вооружение. Воевать на нем можно, — обрадовал меня Ибрагим Магометович. — Иди к моему самолету и познакомься с ним.
«Аэрокобра» мне понравилась своими формами и, главным образом, мощным вооружением. Сбивать вражеские самолеты было чем — пушка калибра 37 миллиметров, два крупнокалиберных скорострельных пулемета и четыре пулемета нормального калибра по тысяче выстрелов в минуту каждый. Мое настроение не испортилось и после предупреждения летчиков об опасной особенности самолета срываться в штопор из-за задней центровки. В этом недостатке пришлось убедиться воочию на следующий день.
Перед отлетом на фронт штурман полка выполнял сложный пилотаж на малой высоте. Самолет неожиданно сорвался в штопор. Высоты для вывода не хватило, и «аэрокобра» врезалась в землю.
Глядя на дымящуюся воронку, в которой догорали обломки самолета, я подумал, что «аэрокобра» не прощает ошибок в пилотировании. Эта катастрофа подтвердила мнение американских летчиков. Они боялись «аэрокобры» и неохотно воевали на ней.
Думая об этом, я решил досконально изучить особенности истребителя и снять появившиеся у меня и у летчиков нашей части опасения. На этом самолете нам придется воевать, а недоверие к боевой технике снижает активность. Может привести к неоправданным потерям.
За короткий срок летчики изучили матчасть. Затем мы приступили к полетам. У меня, летавшего ранее на таких строгих самолетах, как И-16 и МИГ-3, переучивание на «аэрокобру» не вызвало особых затруднений. Быстро овладел пилотированием самолета на пределе его возможностей. Вскоре почувствовал, что этот истребитель стал как бы частью моего тела и моего летного мышления. Летчикам эскадрильи прививал уверенность в пилотировании самолета, снимая с них навязчивую боязнь, оставшуюся от катастрофы штурмана дзусовского полка. В тренировочных полетах добивался у летчиков высокой координации движений рулями самолета. А это одна из гарантий от срыва в штопор.
Энергичный пилотаж, полеты в усложненных метеорологических условиях стали обязательными в летной подготовке: учил тому, что необходимо в боевых условиях. Твердая, железная последовательность, постепенное усложнение программ обеспечили переучивание без летных происшествий. Вскоре мы были полностью подготовлены для ведения боевых действий. Летчики подразделения перегнали машины для полка из Ирана.
Начинался новый этап в боевой деятельности полка. Летный состав был высоко подготовлен в морально-психологическом отношении. Безграничный патриотизм, готовность к защите своего социалистического Отечества сочетались с полным овладением боевым самолетом, умением на пределе использовать все его пилотажные и огневые возможности.
В эти дни я часто мысленно возвращался к тяжелым неделям начала Великой Отечественной войны. В сорок первом году мы не успели переучиться на МИГ-3. Осваивали его в ходе боев. За это заплатили кровью. Погибли в жестоких схватках многие боевые друзья. Сейчас другое дело. Уверенность в овладении боевым самолетом пополнилась знанием совершенной тактики истребителей. Пилоты овладели приемами современного боя, разработанными на опыте прошедших боевых действий. Летный состав физически отдохнул, окреп и был готов к сражениям в небе.
Я сожалел лишь о том, что не пришлось провести учебные бои с летчиками на других типах истребителей. Это позволило бы практически проверить боевые качества своего самолета и разработанные мной приемы ведения боя.
Однако такой случай вскоре представился.
Накануне нашего перелета на фронт нам приказали вылетать в Тбилиси — мне на своем самолете, а летчику Сапожникову из соседнего полка на «Спитфайре». На аэродроме к нам подъехал автомобиль. Из него вышел крупный мужчина в кожаном реглане.
— Я директор авиазавода, — представился он. — Вас вызвали сюда для проведения показательных воздушных боев с новым истребителем, облегченным ЛаГГ-3. Мы считаем, что эти машины не хуже, а лучше многих иностранных. Скоро подъедет командование авиации фронта и Черноморских ВВС, и мы начнем полеты.
— А что конкретно мы должны делать? — спросил я у директора.
— Вы будете вылетать в паре с «лаггами» и проводить учебный воздушный бой. О порядке вылетов вас проинструктирует начальник испытательной летной группы завода.
Директор уехал. Мы прилегли под крылом боевой машины, невольно прислушались к разговорам техников. Они заправляли горючим наши самолеты.
— Вот сейчас летчики-испытатели покажут, как надо воевать, — услышали мы.
— Саша, слышишь, что нам пророчат техники? — нарушил молчание Сапожников.
— Слышу! Это уже касается лично нас. Жаль позорить «лагга», но придется показать, что такое воздушный бой и как надо драться.
В это время приземлились два «лагга» — наши «противники». Проработали полетное задание и стали ждать вылета. Условия боя были непростыми. Наши «противники» должны были идти у нас с Сапожниковым на пеленге ведомыми. Таким образом, еще до начала боя на виражах они имели выгодные позиции. Но хозяева так решили и спорить мы не стали. Выход надо было искать в ходе боя.
Приехало руководство. В первой паре взлетел я. Набрал установленную высоту и покачиванием крыльев дал команду начинать бой на горизонтальных маневрах. Энергично ввел свой самолет в вираж и, подпустив на безопасную дистанцию «лагг», сделал неожиданно бочку со снижением. ЛаГГ-3 проскочил надо мной. Я тут же пристроился ему в хвост и взял в прицел. Сколько «лагг» ни крутился, я не выпустил его из прицела. Прошло несколько минут. Результат был очевиден.
Посмотрим, как будет вести себя противник на вертикалях. Бросил свой самолет в крутое пикирование и, разогнав скорость, ушел на горку. В верхней точке положил самолет на крыло. «Лагг» шел ниже в боевом развороте. Мне не стоило большого труда зайти ему в хвост и вписать его в прицел, парируя все попытки «противника» уйти из-под удара.
Сапожников также выиграл бой на виражах. На вертикальных маневрах бой в его паре прошел на равных.
При скоростном пролете над аэродромом, после разгона на пикировании, ЛаГГ-3 неотрывно шел рядом со мной, а «Спитфайр», имеющий худшие пикирующие свойства, значительно приотстал от нас.
Начальство уехало. За ним уехал и директор завода. Все прошло не так, как он задумал. Директор даже не поблагодарил нас за труд. Подошел лишь инженер завода. Он был явно расстроен.
— Ну, что, инженер, пригорюнился? И на хорошем самолете надо уметь вести бой, — пытался успокоить его. — Ваш «лагг» неплохой самолет. Но вооружение на нем слабовато.
— Ничего!.. Мы сейчас приступаем к производству нового самолета, Ла-5. Ставим мощный звездообразный мотор и две пушки. Он покажет себя в боях.
— Дай бог! Будет нам на чем гонять «мессеров», Давайте его быстрее в войска.
Мне потом не раз приходилось слышать отзывы и самому летать на ЛаГГ-3 и Ла-5. В боях они показали себя неплохо. По многим качествам Ла-5 превосходил лучшие гитлеровские машины. Но многое значила подготовка летчика. Можно проиграть схватку и на хорошей технике. Думаю, что показной бой не дал возможности выявить все качества истребителя. За штурвалами сидели летчики, имеющие далеко не одинаковые показатели: испытатели и фронтовики, имеющие боевой опыт. Диапазон их подготовки был далеко не идентичен. Но этот учебный бой подтвердил нашу готовность к предстоящим встречам с реальным противником.
КУБАНЬ: ДЕРЗОСТЬ, НОВАТОРСТВО
Разгром фашистских армий в битве под Сталинградом, на Среднем Дону и стремительное продвижение наших войск на Ростов создали угрозу окружения вражеской группировки на Северном Кавказе. Стремясь избежать нового «котла», противник под натиском войск Северо-Кавказского фронта поспешно отступал, неся большие потери в боевой технике и личном составе.
Отходящая 17-я немецкая армия и часть соединений когда-то грозной 1-й танковой армии не успели через Ростов прорваться на запад и отошли на Таманский полуостров. Здесь закрепились. Место было удобное. Разлившаяся Кубань и непреодолимые плавни, заросшие камышом, с многочисленными болотами Кубано-Приазовской низменности, Черное море создали естественную преграду перед Таманским плацдармом. Противник здесь создал развитую в инженерном отношении глубокую оборонительную полосу, названную Голубой линией.
Гитлеровцы стремились удержать Таманский плацдарм, рассчитывая использовать его для нового наступления на Кавказ, а также с целью предотвратить выход советских войск к Крыму.
Затишье боевых действий весной 1943 года позволило противнику сосредоточить в Крыму и на Таманском полуострове мощную группировку авиации. Наша авиация в этом районе имела на вооружении около шестисот самолетов. При этом значительная часть их была устаревших типов. Усиление нашей авиационной группировки задерживалось: медленно подсыхали грунтовые аэродромы. По плану сосредоточения одним из первых перебрасывался на Кубань и наш полк. Мы уже закончили переучивание на новую технику и были готовы к ведению боевых действий.
Высокая морально-политическая, тактическая и техническая подготовка летного состава, без сомнения, обеспечивала успешные действия в сложной воздушной обстановке. Летчики и техники понимали, что предстоящее воздушное сражение потребует от каждого огромного напряжения, решительности, смелости, и были готовы к новым жарким боям. С особым нетерпением готовились к ним те, кто испытал тяжесть отступления. Почти два года мы с горечью в душе оставляли свои аэродромы и перелетали на другие, расположенные восточнее. Теперь идем на запад.
Эскадрилья парами быстро взлетела с промежуточного аэродрома и построилась правым пеленгом, с превышением пар самолетов между собой. Образовался боевой порядок «этажерка». Встали на курс и пошли в южном направлении на новый аэродром. Вскоре впереди на горизонте показалось Черное море. Над побережьем довернули вдоль берега на северо-запад. Слева — бескрайняя и пустынная синь воды. Лишь вблизи берега видны небольшие корабли. Их хорошо заметно по белому бурунному следу.
Справа по маршруту — Главный Кавказский хребет. Блестят под лучами солнца снежные вершины, среди которых величественно возвышается Эльбрус. Горы Кавказа напомнили мне о боях прошлого лета. Полк действовал тогда против войск 1-й и 4-й танковых армий, наступавших на Сталинград и Грозный. Потом в памяти всплыли тяжелые схватки в небе Молдавии и Украины. Страшное было время. Не хватало самолетов, особенно новых, да и боевого опыта не было. Отступление, гибель друзей в тяжелых сражениях с сильным и опытным врагом угнетали нас, вызывали ненависть к фашистским захватчикам. В то время редко кто из боевых летчиков верил, что дойдет до конца войны. Но каждый был твердо уверен в нашей победе над фашизмом.
Группа подходит к району, где возможно появление противника. С воспоминаниями надо было кончать, сосредоточить внимание на поиске воздушного противника. Осматривая свой сектор, я периодически обозревал все воздушное пространство вокруг нашей эскадрильи. Радовало, что четко выдерживается боевой порядок в группе. Сколько труда вложено в обучение летчиков новой тактике, сколько я имел неприятностей в борьбе с теми, кто стремился готовить воздушных бойцов по старинке. Вот ведь парадокс: тот, кто лично не летал на боевые задания, требовал строго выполнять устаревшие инструкции. Теперь все это позади. Воевать будем так, как требует современный бой. Мы готовы к этому. Я был уверен, что враг испытает силу наших ударов, был убежден в том, что новые тактические приемы, новые формы построения боевых порядков оправдаются в воздушных схватках.
Уверен был и в боевых друзьях. Одни уже испытаны в сражениях, другие надежно подготовлены к ним, рвутся на задания. Им передан опыт возмужавших в битвах бойцов. Они не должны чувствовать себя беспомощными новичками, увидев самолеты врага. Поведут их в бой опытные фронтовые летчики, Одно беспокоило меня. Сомнение вызывал назначенный, вопреки моим возражениям, заместителем командира эскадрильи капитан Паскеев. С самого начала войны он проявлял боязливость в боях. На Северном Кавказе при штурмовке группой автоколонны его самолет был подожжен зениткой. Летчик получил небольшие ожоги, но удачно выбросился с парашютом. Мне казалось, что в этом бою он получил тяжелую психическую травму. Неудача надломила его. По-видимому, инстинкт самосохранения довлел над летчиком, и он не мог совладать с собой при встрече с противником. Это был серьезный изъян. Он грозил не только ему. Ведь заместителю командира эскадрильи приходится водить группы на боевые задания. У меня не было твердой веры в этого офицера.
Позади остались скрытые дымкой снежные вершины Кавказа. Сейчас справа, все понижаясь к западу, располагались покрытые лесами отроги хребта.
Внизу, под нами, Туапсе, поворотный пункт нашего маршрута. Теперь курс на север, на Краснодар. На полпути от Туапсе до Краснодара меня охватило беспокойство, показалось, что летим к берегу Азовского моря. Еще раз сверил наш курс по ориентирам, расположенным слева и справа. Идем правильно. Огляделся и понял, что в заблуждение ввели весенние разливы Кубани и ее многочисленные плавни. Воды столько, что ее можно было принять за залив Азовского моря.
Подходим к Краснодару. Вот и аэродром. Даю целеуказания по новому методу, освоенному всеми летчиками полка:
— Я — Покрышкин, одиннадцать часов, ниже тридцать градусов — аэродром!
Бросив взгляд в указанном направлении, летчики эскадрильи моментально увидят место посадки. Этот метод целеуказания был отработан для выигрыша времени на ориентирование летчиков в группе. Услышав данные, летчики не искали цель в широком секторе воздушного пространства, а сразу направляли взгляд в указанном секторе. Это важно в воздушном бою. Больше шансов на победу у того, кто раньше обнаружит врага. А суть метода в том, что место цели указывается по воображаемому циферблату часов. Ноль и двенадцать — по продольной оси самолета вперед. Ориентирование же по вертикали — в градусах угла ниже или выше горизонта.
После посадки мы с трудом нашли места для стоянки самолетов — все бетонные карманы были заняты, а на грунт сруливать было еще нельзя, грязь засасывала колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56