Рекс приложил к его ране на лице целебную мазь, и кровотечение прекратилось, а опиум расширил зрачки и совершенно изменил выражение глаз.
— Проверьте, сможете ли вы подняться на ноги, — предложил ему Рекс.
Не дожидаясь слов и зная, что ей следует оставить их одних, Квинелла вышла из спальни в гостиную.
Через несколько минут появился Рекс и торопливо прошел мимо нее в свою спальню.
— Через четыре минуты поезд трогается, — сказал он. — Если мы не успеем, это будет непростительной ошибкой!
Ей не терпелось задать ему множество вопросов, но она знала, что сейчас не время.
Он тут же вновь появился, держа в руках деньги, и Квинелла, теперь уже сгорая от любопытства, последовала за ним в свою спальню.
Человек, которого она спасла, уже самостоятельно стоял на ногах, но его лишь с большим трудом можно было узнать. Желтое покрывало, перекинутое через одно плечо, и совершенно гладкая, без единого волоска, голова делали его похожим на святых людей — последователей Будды. В Рекс вручил ему деньги и несколько таблеток — Квинелла уже знала, что это опиум.
— Старайтесь расходовать их поэкономнее, — посоветовал он пришельцу, — они должны помочь вам продержаться, пока вы не будете в безопасности.
Он осмотрел комнату и увидел на туалетном столике Квинеллы небольшую серебряную чашу с сухими духами из цветочных лепестков. Он высыпал из нее лепестки и протянул ее номеру Е.17.
— Это вам для сбора подаяний! Человек улыбнулся:
— Я знал, сэр, что если я найду вас, вы меня спасете.
— Никогда не говорите, что путешествие окончено, пока не доберетесь до дому, — ответил Рекс цитируя индийскую пословицу.
Номер Е.17 посмотрел на Квинеллу.
— Спасибо, мэм. Надеюсь, я не очень сильно вас напугал. Простите, но у меня не было выбора — когда вы выглянули из окна, я понял, что это мой единственный шанс.
— Я рада, что смогла помочь вам, — ответила Квинелла.
— Вам пора уходить? — сказал Рекс.
Он поднял штору и запер дверь, через которую номер Е.17 проник в купе.
Потом он выглянул в окно, будто желая подышать свежим воздухом.
Посмотрев на небо, он глянул направо, потом налево и открыл дверь.
— Благослови вас Бог! — тихо сказал номер Е.17, когда проходил мимо Квинеллы.
Он очень осторожно спрыгнул на рельсы, видимо, опасаясь, как бы рана вновь не начала кровоточить, пересек пути, почти не видимый в темноте, и взобрался на противоположную платформу.
На какой-то момент он, казалось, остановился в нерешительности, но потом, увидев, что они наблюдают за ним, опустился и лег между спящими.
— Это очень благоразумно с его стороны, — прошептал Рекс.
— Но почему он не уходит сразу? — спросила Квинелла.
— Потому что те, кто его разыскивает, караулят его у выходов из вокзала и в течение ближайших нескольких часов будут тщательно проверять всех, кто покидает станцию.
— Действительно! Теперь я понимаю, — воскликнула Квинелла.
Она подняла глаза на Рекса, стоящего рядом, и спросила:
— Что вы будете делать с тем донесением, которое он передал вам? И как вы сможете передать его тому человеку в Дели?
— Какое донесение и какой человек? — спросил Рекс.
Он сказал это с деланным удивлением, как бы поддразнивая ее, и она поняла, что он без слов предлагает ей забыть обо всем, что здесь произошло.
Он стал собирать с пола черные волосы, грязную одежду, снятую с номера E.I 7, перепачканные кровью комки ваты — и свернул все это в один сверток.
Потом он с сожалением посмотрел на пятна крови, оставленные нежданным гостем на светлом ковре.
— Я смою их, — уверенно сказала Квинелла.
— Каким образом? — спросил он.
— Холодной водой, — ответила она.
— Ах да, конечно, — сказал он, — не беспокойтесь, я сделаю все сам.
Он намочил полотенце и принялся энергично тереть ковер. Вскоре пятна исчезли, но полотенце превратилось в грязную тряпку.
Будто отвечая на молчаливый вопрос Квинеллы, он сказал:
— Не беспокойтесь! Ехать на север нам еще долго — я вполне успею избавиться и от полотенец, и от всего остального.
Он осмотрел все вокруг, проверяя, не осталось ли еще каких-нибудь следов пребывания их гостя.
— Как жаль, что мы не смогли накормить его как следует, — посетовала Квинелла.
— Ну, теперь-то он не будет голодать и сам сумеет раздобыть себе деньги, — заметил на это Рекс. — Вообще-то опиум притупляет чувство голода, а кроме того, народ всегда не прочь пополнить список своих добрых дел, накормив святого человека.
— Хорошо, что вы догадались изменить ему внешность. Мне кажется, теперь его и родная мать с трудом узнает. Он англичанин?
— А о ком это мы разговариваем? — поинтересовался Рекс.
Квинелла вздохнула:
— Вы со мной очень нелюбезны. А ведь это я впустила его. И даже не закричала.
— Вы вели себя просто замечательно, — сказал Рекс совсем другим тоном, — и вы поступали так, как я от вас и ожидал.
— Вы говорите это, чтобы сделать мне приятное, или я и в самом деле со всем справилась хорошо?
Квинелла, как ребенок, ждала его похвалы.
— Вы все сделали очень хорошо, — сказал он, — а так как вы моя жена, то такое может с нами случаться и впредь. Завтра, когда у нас будет время, у, я расскажу вам что-нибудь интересное — о чем вам так не терпится узнать.
— Вот это правильно, — улыбнулась Квинелла.
Она встретилась с ним глазами, и впервые за эти несколько часов ей пришло в голову, что на ней ничего нет, кроме прозрачной ночной рубашки, а он обнажен до пояса.
И это не только Индия с ее многообразными религиями и народностями, с ее захватывающей душу красотой, но и что-то еще, очень важное.
Один сильный мира сего борется с другим, а Реке оказался в самом пекле — в самом центре этого противостояния.
«Я помогла ему сегодня, постараюсь помогать и дальше», — решила Квинелла.
Вернувшись в свою спальню, Рекс старательно разрезал грязную одежду, снятую с номера Е.17, на мелкие кусочки.
Было бы большой ошибкой оставлять сверток рядом с железной дорогой, за которой вполне могли установить усиленное наблюдение в связи с прохождением поезда особого назначения.
«Никогда не рискуй напрасно» — это был девиз, который накрепко засел в головах тех, кто участвовал в Большой Игре, как и другой — «никогда не оставляй улик».
Убрать обрезанные волосы не стоило большого труда. Он разделил их на мелкие клочки и через час, когда поезд уже набрал скорость. Открыл окно и стал пускать их по ветру постепенно — чуть ли не по одному волоску.
С полотенцем тоже было, просто. Он разорвал его, повозил по полу, а потом намочил и выбросил наружу — как сделал бы любой ленивый слуга, не желающий утруждать себя стиркой.
И лишь когда он успешно избавился от этих улик, а другие ждали своей очереди, когда поезд пойдет по более глухим местам, — только тогда Рекс вытащил донесение из набедренной повязки.
Он внимательно прочел его, сжег в пепельнице, потом, присев на край постели, написал телеграмму на имя владельца маленького магазинчика в Дели:
«Посылка слегка повреждена в дороге, но дошла нормально. Высылайте еще, как договорились».
Подписи он не поставил. Утром его слуга на ближайшей же остановке передаст телеграмму начальнику станции с распоряжением отправить ее немедленно.
Затем он лег в постель и закрыл глаза.
Но он думал не о номере Е.17, мирно спящем на платформе, и не о его преследователях, которые сейчас лихорадочно снуют в потоке пассажиров, спешащих на поезд или с поезда, в поисках человека с порезанным лицом и с ножевым ранением в боку. Нет, он думал о Квинелле.
При первой встрече с опасностью она вела себя просто безупречно
Другая женщина, такая, как Китти Барнстэпл, наверняка закричала бы или упала в обморок, если бы увидела, что к ней в купе проник мужчина-туземец.
Поведение же Квинеллы было достойно племянницы сэра Теренса.
Но ведь она жила в доме у своего дяди совсем недолго и в своей благополучной, полной роскоши жизни никогда не встречала ничего более опасного, чем этот князек, помешавшийся на ее красоте.
Здесь же было совсем другое: человек, борющийся за жизнь, которого могла спасти или уничтожить женщина, не сумевшая в роковой момент удержаться от крика.
«Я мог бы и раньше догадаться, что она не похожа на других», — подумал Рекс.
Глава 6
Когда они добрались до Лакхнау, Рекс уже совершенно точно знал, что влюблен: влюблен так, как никогда прежде за всю свою жизнь.
Он понял это в тот момент, когда, стоя в спальне Квинеллы, вдруг заметил, что на ней лишь прозрачная ночная рубашка, а сам он — голый до пояса. Это случилось в ту беспокойную ночь, когда к ним явился истекающий кровью человек номер Е.17.
Как и она, Рекс был в эти минуты настолько взволнован и полон решимости поскорее изменить внешность пришельца и дать ему возможность уйти, пока не тронулся поезд, что думал тогда о Квинелле лишь как о помощнице, исполняющей все его приказания.
Но когда они остались одни и он по выражению ее лица понял, что ее смущает то, что он видит ее неодетой, он вдруг сразу почувствовал в ней женщину.
Ему с трудом удалось сдержать внезапное побуждение привлечь ее к себе и страстно поцеловать. Он почувствовал, как в висках гулко застучала кровь, и по всему телу молнией пронеслась острая волна желания.
В тот момент он хотел ее так сильно, так неистово… И теперь, вспоминая об этом, понимал, почему тогда, на корабле, впервые сравнил ее с тигровой лилией.
Под чистотой цветка скрывался настоящий огонь, возбуждающий мужчину настолько, что он совершенно терял голову, и ему оставалось лишь действовать так, как поступил тогда принц.
Но поскольку Рекс привык жить, полностью контролируя себя и скрывая свои чувства, то он деланно безразличным голосом пожелал Квинелле спокойной ночи, чтобы ни в коем случае не испугать ее.
Проведя остаток ночи без сна, страстно желая быть с нею вместе, опаленный огнем, охватившим не только его тело, но и разум, он тогда окончательно понял, что влюблен — влюблен безоглядно и безоговорочно.
Это завладело им неожиданно — когда в своем желании спасти жизнь раненого Квинелла вдруг забыла о своей ледяной холодности и о том кольце безразличия и ненависти, которым она себя окружила.
Вместо этого он увидел испуганную, полную жалости и сострадания женщину, которая взволнована и потрясена кровавыми происшествиями, свалившимися на нее так неожиданно.
Думая об этом, он пришел к выводу, что именно такой хотел бы видеть свою жену: бесстрашной, находчивой, но прежде всего — женщиной со всеми ее добродетелями.
Квинелла влекла его как женщина, и все его тело и разум томились и тосковали о ней.
На следующий день, когда они с утра встретились в гостиной между своими двумя спальнями, Рекс заставил себя вести себя так же, как и накануне.
С чувством легкой иронии он думал о том, что из всех ролей, которые ему пришлось играть в жизни, эта, пожалуй, будет самая трудная. Он все обдумал предыдущей ночью. и пришел к выводу, что если Квинелле когда-нибудь суждено полюбить его, а он, видит Бог, больше всего на свете хочет этого, то он будет добиваться ее, как не добивался еще ни одной женщины.
Он понимал, что, пытаясь сломать существующие между ними преграды, он лишь создал бы много новых.
Первым шагом здесь было бы убедить ее доверять ему и, как он надеялся, заинтересовать ее — ведь он отличался от других мужчин, которых она встречала.
Но до этого было еще далеко, и он был уверен что даже одно поспешное слово, один неосторожный жест могут возродить прежний страх в ее глазах, и она опять замкнется в себе.
Когда она появилась в их общей гостиной в тонком белом платье из муслина, он удивился — и как это он мог вообразить, что она его не привлекала как женщина!
Теперь он понимал — это потому, что ей удалось тогда скрыть от него свою сущность, как он проделывал это сам, когда заставил целое племя свирепых горцев поверить в то, что он факир, перед которым они должны благоговеть.
Он как бы закрывал дверь в свой реальный мир, и точно так же смогла это проделать Квинелла.
Теперь он знал, что она не похожа ни на одну из всех знакомых ему женщин и что он будет бороться за нее, даже если это потребует всей его жизни.
Никогда раньше Рексу Дэвиоту не приходилось завоевывать женщину.
Они всегда сами преследовали его и падали в его объятия даже раньше, чем он был готов ответить им взаимностью.
И он не мог не признать, что завоевание Квинеллы обещало быть не менее захватывающим, чем любая из тех ролей, которые ему приходилось играть в Большой Игре.
Каким-то неуловимым образом он чувствовал, что, хотя Квинелла и не осознавала этого, между ними уже возникло духовное родство, и теперь его задачей было убедить ее, что они должны принадлежать друг другу: это их кармы, божественное предопределение.
Когда она села на свое обычное место у окна, он увидел, что глаза ее светятся, а на губах улыбка.
Они были одни, но, оглянувшись на всякий случай, Квинелла произнесла тихим шепотом:
— Я молилась за то, чтобы ему удалось уйти! А мы когда-нибудь узнаем конец этой истории?
Рекс покачал головой:
— Я не сомневаюсь, что он ушел, но никогда не нужно задавать вопросов.
Она слегка вздохнула:
— Это было так невероятно, и теперь я все время буду бояться за вас.
— За меня?
— Я ведь вполне могла повести себя глупо и не открыть дверь, когда он просил меня сделать это.
Рекс прекрасно понял, что она пытается объяснить ему, и, помедлив, сказал:
— Могу вас успокоить: сейчас, в качестве вице-губернатора, я должен выполнять совершенно другое задание. Правда, после того, что произошло этой ночью, все это может показаться вам довольно скучным и банальнам.
— Я, конечно же, не думаю, что вся жизнь в Индии состоит из этого, — ответила Квинелла, — но мне хотелось бы помогать вам и тоже участвовать в Большой Игре.
Рекс улыбнулся:
— Боюсь, для женщины в вашем положении это совершенно невозможно. Правда, иногда все-таки приходится нам помогать — как это случилось с вами прошлой ночью.
— Расскажите мне про Большую Игру, — попросила она. — Теперь, когда я увидела, как это опасно, я понимаю, что под этим таким типично британским названием скрывается что-то гораздо более серьезное, чем просто игра.
— Это верно, — ответил Рекс.
Тихим голосом он стал рассказывать ей о соперничестве англичан и русских в Центральной Азии и о шпионаже, возникшем на этой почве.
На самом деле он не рассказывал Квинелле ничего сверх того, что было известно не только большинству старших армейских офицеров, но, к сожалению, и многим совершенно посторонним лицам.
Тем не менее благодаря своему живому воображению Квинелла поняла, что люди, которых специально вербовали, тренировали и обучали, как в случае необходимости следует распорядиться своей жизнью, были необходимы для защиты Индии и для мира на Востоке.
Когда Рекс впервые попал на северо-западную границу, он обнаружил, что Большая Игра охватывает всю огромную территорию Индии и в ее сети вовлечены не только англичане, но и многие, многие индийцы.
В книге, хранящейся под замком в Отделе отчетов по Индии, есть список номеров: шифры самых разных людей и секретных сведений, против которых, в случае неожиданного разоблачения, часто оказывались бессильными русские или другие шпионы. Обычно номер Р.32 не имел представления, кто такой М.14, с которым он был в постоянной связи, точно так же, как Д.7 ничего не знал о номере Г.12. Но всегда был кто-то, к кому они могли обратиться в случае самой крайней необходимости — в минуты отчаянной опасности, как это случилось в прошлую ночь с номером Е.17, — и тот приходил к ним на помощь. Рекс и понятия не имел, откуда номер Е.17 смог установить его личность. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с этим человеком и едва ли увидится с ним когда-нибудь еще.
Но сам факт, что агент рассчитывал на его помощь, говорил о том, что в будущем ему следует быть более осмотрительным, чем прежде.
Сэр Теренс был совершенно прав, когда уговаривал его на какое-то время покинуть Северо-Запад и другие места, где он так успешно поработал.
Рекс проговорил с Квинеллой до самого ленча — слуга внес свежую еду, полученную на станции, где они сейчас стояли и откуда доносился привычный шум вокзальной суеты. И Квинелла встала, подошла к окну на другой стороне вагона и подняла штору.
Она смотрела в окно, и Рекс понимал, что сейчас она смотрит на толпу совершенно иначе, чем раньше, — как бы под другим углом зрения.
Кто же из этих толкающихся, орущих людей, нагруженных багажом или прижимающих к себе плачущих младенцев, был вовлечен в тайные интриги, где считалось обычным бросить на обочине дороги убитого или замучить до смерти человека из-за сведений, которые он не хотел выдавать?
Она стояла у окна вполоборота к Рексу. Он увидел мягкую линию ее груди, стройный стан и безупречные, почти греческие черты ее лица на фоне калейдоскопа яркой движущейся толпы за окном, и снова кровь бросилась ему в голову, а сердце бешено заколотилось в груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16