Она не совсем отдавала себе отчет, что значит это «слишком поздно». Но понимала, что граф сможет беспрепятственно целовать ее, касаться ее тела. Он сильный мужчина, а она слабая девушка. Едва ли она сможет долго сопротивляться ему. Эта мысль ужасала ее и вызывала отвращение. Какое унижение! О, если этот человек дотронется до нее, ей придется умереть. Пусть сейчас она и не представляла, как сможет убить себя.
Симонетта понимала только одно: ей надо бежать. Бежать до полного изнеможения, бежать, пока силы не оставили ее окончательно. Так бегут маленькие зверьки, спасаясь от хищников. Деревья стали редеть. За ними начинался склон, где днем они были вместе с Пьером, У нее мелькнула мысль': а вдруг, по какому-то чудесному стечению обстоятельств, он все еще там? Но она с отчаянием понимала, что уже слишком темно для рисования, а любоваться лунным светом ему, наверное, так же тяжело, как и ей. Луна им обоим напоминала о счастливых мгновениях, которые они провели вместе.
Но ей все равно необходимо было отыскать либо Пьера, либо отца. Иначе ей не миновать той участи, которую уготовил для нее граф. И тогда она погибла!
«Как же мне быть?.. — спрашивала себя Симонетта, пробираясь между деревьями. — Куда же… мне… бежать?»
Ветки кустарника, словно союзники ее преследователей, цеплялись за ноги, не давали бежать, они не отпускали ее.
«Ах, ну почему я не осталась дома! Мне ничего не грозило бы сейчас!» — с тоской думала девушка.
Спокойная безмятежность Фарингем-парка казалась ей теперь надежным приютом, отныне недостижимым для нее.
Она уже бежала по лугу. По тому самому лугу, через который совсем недавно радостно летела навстречу Пьеру.
Вот и то место, где молодой художник всегда ставил свой мольберт.
Но тут Симонетте показалось, что она услышала мужской голос. От этого звука она содрогнулась, судорожным усилием воли сдержала крик ужаса и из последних сил бросилась к Храму любви. Неожиданно у нее появилась отчаянная надежда, что, возможно, эти люди не станут искать ее там. Если ей удастся спрятаться среди развалин, они в, темноте не заметят ее.
Девушка с трудом преодолевала подъем. Каждый шаг давался ей ценой неимоверных усилий. Когда она добралась до развалин, она остановилась, судорожно ловя ртом воздух. Неужели ей удалось добраться до потаенного места?
Но успеет ли она спрятаться, прежде чем ее заметят преследователи?
Проскользнув в дверной проем, девушка вдруг поняла, что в храме кто-то или что-то есть. Большое и темное. Симонетта вскрикнула от ужаса.
И тут внезапно, так внезапно, что она не успела в это поверить, сильные руки Пьера сжали ее в объятиях. Словно некое божество пришло ей на помощь.
— Ма cherie! Любимая! Ты здесь? Что с тобой?
Говорить Симонетта не могла. Она не устояла бы на ногах, если бы Пьер не обнимал ее.
Он подхватил ее на руки и внес внутрь храма. Там он усадил ее на каменную скамью и сел рядом, крепко прижав девушку к себе.
— Что же все-таки случилось? — с тревогой спрашивал Пьер. — Скажи же.
Обессиленная от долгого бега, Симонетта с трудом проговорила каким-то чужим голосом:
— Там… граф!.. Граф…. пришел… в дом… он хотел выкрасть меня!
— Бог мой! Как он посмел! — воскликнул Пьер, порываясь вскочить.
— Нет, нет! С ним еще двое слуг… Он сказал… он… увезет меня… в Париж, — испугавшись за своего друга еще больше, чем за себя и удерживая его, судорожно повторяла Симонетта. — Люди графа могут появиться здесь. Они… преследуют… меня… Они могут найти нас… и тогда они убьют… тебя.
Пьер был вне себя от гнева.
— Думаю, они не найдут нас здесь, — сказал он, словно размышляя вслух. — Если они все же появятся, мы заранее увидим их. Я мог бы отвести тебя в селение, но, мне кажется, не стоит этого делать.
Симонетта, все еще с трудом переводя дыхание, прижималась к нему, стараясь успокоиться и поверить наконец в свое спасение. Пьер здесь, рядом, он защитит ее.
Она заметила, как внимательно наблюдает ее друг за рощей, и спросила:
— А если… если они оба появятся здесь?
— С двумя я справлюсь, — ответил Пьер. — Но мне нужен граф.
— Ох… нет… не надо! — заволновалась Симонетта. — Не навлекай на себя… беду. Я… уже боюсь… И помни, он ведь способен… не знаю как, но он способен… ты больше не сможешь продать ни одной картины.
— Ты снова заботишься только обо мне?
— О ком же… мне еще заботиться?
Молодой человек крепче прижал к себе девушку.
— Я никак не могу понять, как все произошло.
— Мой… учитель отправился… в селение заказать карету… Мы уезжаем завтра.
— Завтра? Но вы никуда не собирались, когда я говорил с тобой днем.
— Нет… Но ему неожиданно оказалось необходимо вернуться… в Англию… — Она запнулась, подумав, как был бы поражен Пьер, если бы она объяснила ему причину. Но Пьер только сказал:
— Выходит, одна проблема решена. Когда вы вернетесь домой, граф больше не будет угрожать тебе.
— Д-да… это так…
— Если он все-таки появится где-то рядом, — настойчиво продолжал Пьер, — сразу же, ты слышишь, сразу же беги в полицию. Впрочем, у тебя, наверное, есть кто-нибудь из родственников, чтобы сделать это за тебя?
— О да… У меня есть родственники… в Англии.
— О, как бы я хотел объясниться с ними и внушить им, как они должны заботиться о тебе. И никогда… никогда, никогда больше! Ты слышишь меня, Симонетта? Никогда больше не приезжай во Францию с мужчиной, неспособным должным образом беречь и защищать тебя.
— Напрасно ты так говоришь! — вступилась Симонетта за отца.
— Может быть. Но ты слишком красива, моя маленькая Венера. Всегда найдутся мужчины, которые станут преследовать тебя…
Пьер замер, внезапно замолчав, но тут же заговорил вновь:
— О Боже! А я, как я могу допустить подобное? Разве я могу оставить тебя, а сам день и ночь мучиться мыслью, что какой-нибудь мерзавец вроде графа охотится за тобой и ты напугана так же, как сейчас?!
— О… я… мне было бы так… так страшно, если бы я… не встретила тут тебя…
С этими словами Симонетта повернула голову в сторону рощи. Лунный свет превратил луг в искрящееся серебро, а справа и слева темнели темно-лиловые уступы скал. Только их вершины чуть тронуло мягкое сияние луны. Какая красота! Но вспомнив о графе, Симонетта вздрогнула, и пальцы ее судорожно сжались. Пьер почувствовал, как трепещет от страха эта худенькая девушка рядом с ним.
— Успокойся, дорогая моя, — проникновенно проговорил он. — Не могу я оставить тебя. Но защитить тебя и заботиться о тебе я смогу только в том случае, если ты станешь моей женой!
Эти слова прозвучали так неожиданно, что Симонетта изумленно посмотрела на Пьера, на миг забыв обо всем на свете, даже о преследующих ее людях графа.
Вот Пьер и произнес то, что ей так хотелось услышать, и радость солнечным лучом озарила для нее все вокруг. Но ей придется отказать ему.
А Пьер говорил и говорил, останавливаясь только для того, чтобы перевести дыхание:
— Все не так просто. Пойми, я действительно знаю, как сложно тебе будет. Возможно, ты так никогда и не станешь счастливой, но, клянусь, я сделаю все возможное, чтобы избавить тебя от боли. Боюсь только, не всегда это будет в моих силах.
— Не… понимаю…
Симонетта никак не могла подобрать слова. Ей следовало бы давно прервать его и объяснить, что им не суждено связать свои судьбы.
— Почему… почему же непременно… несчастна? — спросила она, не в силах сдержать любопытство.
— Ты англичанка и не знаешь, насколько французские семьи отличаются от английских. Понимаешь, любимая, моя родня придет в ярость, узнав о моей женитьбе. Но, поскольку ничего изменить они уже не смогут, каждый из членов моей семьи приложит все усилия, чтобы продемонстрировать свое недоброжелательное отношение к тебе. Они постараются дать тебе понять, насколько ты нежеланна, как сильно они не одобряют мой выбор и почему отвергают тебя и твой образ жизни до замужества.
Ничего подобного Симонетта не ожидала. Она думала услышать о жизни в нищете, которая ожидает тех, кто пытается зарабатывать на жизнь своим талантом художника.
Не спуская глаз с Пьера, девушка пыталась вникнуть в смысл его слов. Ее изумляло все. И главное, его неожиданное предложение руки и сердца, хотя ни разу за все время он не начинал подобного разговора.
— Видишь ли, красавица моя, — сказал Пьер, — ты напрасно тревожилась за меня. Не во власти графа помешать мне в чем бы то ни было.
— Почему?
— Я не художник. Живопись — всего лишь мое увлечение.
— Не художник?.. Но как же… это?
— Да, я люблю рисовать. Люблю живопись. Хочу, хотя иногда боюсь, что у меня это не получится, стать хорошим импрессионистом.
— Но ты… обязательно добьешься успеха…
Симонетта заметила, как Пьер снисходительно улыбнулся в ответ.
— Мне хотелось бы, чтобы ты верила в меня. Только твое мнение и имеет для меня значение. По правде говоря, все было бы много проще, если бы ты и вправду выходила замуж за художника-импрессиониста.
Пьер поцеловал ее в лоб и продолжил:
— Тогда мы вместе боролись бы за жизнь, продавали бы картины, а ты вдохновляла бы меня, и я пытался бы достичь высот Клода Моне, творчеством которого ты восхищаешься.
— И Сислея, — прошептала Симонетта, вспомнив его великолепную картину в доме графа.
Но вслед за этим воспоминанием вернулся страх. Девушка с тревогой взглянула в сторону луга. Но никто не приближался к укрывавшим их стенам.
— Забудь о графе, — попросил Пьер. — Ему придется смириться с тем, что он потерял тебя. Отныне он навсегда исчезнет из нашей жизни.
— Ты… действительно… так считаешь?
— Полагаю, каким бы наглым и самонадеянным ни был этот человек, он не рискнет преследовать тебя в селении.
Скорее всего он решил, что ты убежала именно туда.
— Надеюсь, ты прав… :
— Давай же поговорим о нас с тобой. Я все обдумал.
Мне следовало решить это раньше. Мы поженимся, и, хотя члены моей семьи не столь ужасны, как граф, тебе с ними придется нелегко. Но я буду рядом. Мы будем вместе. Обещаю тебе, ты одолеешь это. С твоей красотой, твоим обаянием, с твоим умом ты завоюешь их расположение.
— Но… я не понимаю… почему… они не захотят принять меня… сразу…
— Дело вовсе не в тебе… не в тебе лично. Дело в моей семье, для которой ты всего лишь начинающая художница.
Ты столь чужда их образу жизни, что они сочтут тебя недостойной своего внимания. Они решительно придут в ужас от моего выбора.
Симонетта перевела дыхание.
— Пьер… спасибо за твое предложение… но, Пьер… постарайся понять… Я… вынуждена сказать «нет»!
Выговорив это, девушка стала судорожно думать, как же ей объяснить ему причины ее отказа.
Но Пьер расхохотался и сжал Симонетту в своих объятиях.
— Ты снова заботишься только обо мне, и за это я люблю тебя еще больше. Разве мог бы я отыскать еще одно такое удивительное создание?! Такое бескорыстное и любящее?! Обещаю тебе, ты ни о чем не пожалеешь. — Молодой человек наклонился к Симонетте и стал целовать ее. — Я не намерен слушать твои возражения. Ты моя, и я твердо решил жениться. Вместе мы одолеем все трудности. Волшебная сила любви сделает нас абсолютно неуязвимыми.
— О, Пьер… Пьер, послушай! — взмолилась Симонетта. — Я не могу стать твоей женой. И прошу… выслушай меня… прежде чем скажешь еще что-нибудь…
Девушка замолчала.
— Сегодня, когда я прогнал тебя, я думал только о тебе.
Я не смог бы вынести, если бы сделал тебя несчастной. Но сейчас… сейчас я знаю одно: без меня тебя ждут еще большие беды.
И снова он целовал свою любимую, не давая ей произнести ни слова.
— Я понял теперь одно: нам совершенно немыслимо расстаться. Если ты станешь моей женой, я смогу защитить тебя, и я стану боготворить тебя до последних дней моей жизни.
Слова Пьера звучали, словно клятва перед алтарем. Симонетта замерла, так трогательно это было.
Но потом ее душевная боль стала еще сильнее. Ей все равно придется раскрыть Пьеру свой обман. И как бы сильна ни была их любовь, как бы страстно она ни стремилась к нему, никогда ей не позволят выйти за него замуж. Но как же невыносимо трудно ей сейчас, когда надо все объяснить Пьеру!
Глубоко вздохнув, Симонетта уже готова была начать, но Пьер заговорил снова:
— Дорогая моя, любимая, ведь я никакой не Пьер Валери. Мое настоящее имя Монтрей. Я герцог де Монтрей!
Симонетта буквально окаменела. Ей показалось, что все это ей снится.
Но для Пьера ее молчание казалось невыносимым.
— Теперь ты знаешь правду, но я не хочу, чтобы ты чего-нибудь боялась. Для тебя это значит лишь одно: всегда и везде я буду любить и защищать тебя.
С этими словами он снова склонился к губам девушки.
Симонетта издала невнятный то ли вздох, то ли смешок…
И внезапно расплакалась. Она так долго сдерживалась!
Слезы ручьем текли по ее щекам. Уткнувшись лицом в плечо Пьера, она рыдала, рыдала и никак не могла остановиться.
Глава 7
— Все хорошо, успокойся, дорогая моя. Все хорошо! — шептал Пьер, пока Симонетта безуспешно пыталась справиться со слезами.
То были слезы облегчения. Вместе с ними уходили все страдания, разочарования и отчаяние этого вечера.
— Все хорошо, успокойся! — уговаривал ее Пьер. — Мы поженимся, и я не допущу, чтобы моя маленькая Венера стала несчастна.
— Я… не… несчастна, — с усилием выговорила Симонетта. — Я… счастлива… Пьер… но я думала, мне… нельзя… будет выйти за тебя замуж.
— Ты будешь моей женой, и я сделаю все, чтобы ты никогда больше не плакала, — с этими словами Пьер повернул ее лицо к себе и стал поцелуями осушать ее слезы.
Симонетта вся затрепетала от прикосновения его губ, словно жизнь возвращалась к ней.
Опять ее охватывал прежний восторг, и любимый увлекал ее в неведомые дали, где ее ждало чудо. Быть рядом с ним, принадлежать ему — разве это не чудо?
«Я люблю его… люблю его… люблю его!» — стучало ее сердце.
Откуда-то издалека к Симонетте пришла мысль, что ей следовало бы все-таки объяснить ему, почему вдруг оказалось, что нет никаких преград для их бракосочетания.
— ..Пьер… — начала она.
Но именно в этот миг они услышали шаги на дороге.
Она оцепенела.
Но тут Симонетта узнала фигуру отца, который направлялся из деревни к дому.
Стремительно выскользнув из объятий Пьера, девушка наклонилась над разрушенной галереей храма и тихо позвала, опасаясь, что ее может услышать граф, если он еще находится где-то поблизости:
— Папа! Папа!
Она не сомневалась, что и отец, и Пьер замерли, услышав ее зов.
— Папа! — снова окликнула девушка отца почему-то еще тише.
— Симонетта? — удивился герцог. — Где ты? Как вообще ты здесь оказалась?
Симонетта остановилась, ожидая у входа в храм.
Герцог направился к ней, пробравшись сквозь лавандовую изгородь.
— Что случилось? Почему ты не спишь?
Увидев Пьера, который появился за спиной Симонетты, он резко спросил:
— А это еще кто?
Симонетта взяла отца за руку.
— Послушай, папа, — начала она прерывающимся голосом, — не успел… ты уйти… в селение, как граф де Лаваль… подъехал в карете с двумя своими людьми… Он задумал… похитить меня и… увезти… силой.
Она заметила недоумение во взгляде отца, словно он не в, силах был поверить ни единому слову дочери.
— Увезти… силой… с собой? — переспросил он, повышая голос. — Какого дьявола, что ты хочешь этим сказать?!
Симонетта крепко сжала его руку.
— Не так громко… папа! Граф и его люди… могут быть в доме! Я… выскочила… в окно… и убежала. Я была просто в ужасе… Герцог де Монтрей… помог мне.
— Ничего подобного никогда не слышал, — гневно проговорил герцог.
— Но это все правда, сэр, — негромко вступил в разговор Пьер.
Герцог посмотрел на молодого человека, стоявшего на ступенях храма.
— Это вы герцог де Монтрей? Должно быть, это с вашим отцом я встречался на скачках.
От Симонетты не укрылось удивленное выражение лица Пьера, и, едва сдерживая смех, она пояснила отцу:
— Я… не… говорила ему… кто мы…
— Ему и не обязательно это знать, — возмущенно прервал ее отец, недовольный разоблачением их инкогнито. — Впрочем, если он был столь великодушен, что защитил тебя от этой свиньи Лаваля, я, естественно, чрезвычайно ему благодарен.
— И я… тоже, — пробормотала Симонетта.
— Благодарю вас, — повернулся герцог к Пьеру, — и хотя мне вовсе не хотелось бы, чтобы об этом знали здесь, в Ле-Бо, имею честь представиться — герцог Фарингем!
Глядя на пораженного Пьера, Симонетта уже не могла удержаться от смеха.
Пьер издал какой-то нечленораздельный звук, но для нее это прозвучало как победная песнь, которая уносила ее в звездное небо, где хор ангелов небесных пел песнь любви, подобную тем, что слагали трубадуры.
Стоя перед зеркалом в спальне и разглядывая свое отражение, Симонетта размышляла, сочтет ли Пьер, что она достаточно красива, чтобы носить его имя.
Она отослала экономку и горничных, которые помогали ей одеться. Было еще рано, и отец не был готов сопровождать ее в часовню. Ей же хотелось хоть несколько минут побыть одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Симонетта понимала только одно: ей надо бежать. Бежать до полного изнеможения, бежать, пока силы не оставили ее окончательно. Так бегут маленькие зверьки, спасаясь от хищников. Деревья стали редеть. За ними начинался склон, где днем они были вместе с Пьером, У нее мелькнула мысль': а вдруг, по какому-то чудесному стечению обстоятельств, он все еще там? Но она с отчаянием понимала, что уже слишком темно для рисования, а любоваться лунным светом ему, наверное, так же тяжело, как и ей. Луна им обоим напоминала о счастливых мгновениях, которые они провели вместе.
Но ей все равно необходимо было отыскать либо Пьера, либо отца. Иначе ей не миновать той участи, которую уготовил для нее граф. И тогда она погибла!
«Как же мне быть?.. — спрашивала себя Симонетта, пробираясь между деревьями. — Куда же… мне… бежать?»
Ветки кустарника, словно союзники ее преследователей, цеплялись за ноги, не давали бежать, они не отпускали ее.
«Ах, ну почему я не осталась дома! Мне ничего не грозило бы сейчас!» — с тоской думала девушка.
Спокойная безмятежность Фарингем-парка казалась ей теперь надежным приютом, отныне недостижимым для нее.
Она уже бежала по лугу. По тому самому лугу, через который совсем недавно радостно летела навстречу Пьеру.
Вот и то место, где молодой художник всегда ставил свой мольберт.
Но тут Симонетте показалось, что она услышала мужской голос. От этого звука она содрогнулась, судорожным усилием воли сдержала крик ужаса и из последних сил бросилась к Храму любви. Неожиданно у нее появилась отчаянная надежда, что, возможно, эти люди не станут искать ее там. Если ей удастся спрятаться среди развалин, они в, темноте не заметят ее.
Девушка с трудом преодолевала подъем. Каждый шаг давался ей ценой неимоверных усилий. Когда она добралась до развалин, она остановилась, судорожно ловя ртом воздух. Неужели ей удалось добраться до потаенного места?
Но успеет ли она спрятаться, прежде чем ее заметят преследователи?
Проскользнув в дверной проем, девушка вдруг поняла, что в храме кто-то или что-то есть. Большое и темное. Симонетта вскрикнула от ужаса.
И тут внезапно, так внезапно, что она не успела в это поверить, сильные руки Пьера сжали ее в объятиях. Словно некое божество пришло ей на помощь.
— Ма cherie! Любимая! Ты здесь? Что с тобой?
Говорить Симонетта не могла. Она не устояла бы на ногах, если бы Пьер не обнимал ее.
Он подхватил ее на руки и внес внутрь храма. Там он усадил ее на каменную скамью и сел рядом, крепко прижав девушку к себе.
— Что же все-таки случилось? — с тревогой спрашивал Пьер. — Скажи же.
Обессиленная от долгого бега, Симонетта с трудом проговорила каким-то чужим голосом:
— Там… граф!.. Граф…. пришел… в дом… он хотел выкрасть меня!
— Бог мой! Как он посмел! — воскликнул Пьер, порываясь вскочить.
— Нет, нет! С ним еще двое слуг… Он сказал… он… увезет меня… в Париж, — испугавшись за своего друга еще больше, чем за себя и удерживая его, судорожно повторяла Симонетта. — Люди графа могут появиться здесь. Они… преследуют… меня… Они могут найти нас… и тогда они убьют… тебя.
Пьер был вне себя от гнева.
— Думаю, они не найдут нас здесь, — сказал он, словно размышляя вслух. — Если они все же появятся, мы заранее увидим их. Я мог бы отвести тебя в селение, но, мне кажется, не стоит этого делать.
Симонетта, все еще с трудом переводя дыхание, прижималась к нему, стараясь успокоиться и поверить наконец в свое спасение. Пьер здесь, рядом, он защитит ее.
Она заметила, как внимательно наблюдает ее друг за рощей, и спросила:
— А если… если они оба появятся здесь?
— С двумя я справлюсь, — ответил Пьер. — Но мне нужен граф.
— Ох… нет… не надо! — заволновалась Симонетта. — Не навлекай на себя… беду. Я… уже боюсь… И помни, он ведь способен… не знаю как, но он способен… ты больше не сможешь продать ни одной картины.
— Ты снова заботишься только обо мне?
— О ком же… мне еще заботиться?
Молодой человек крепче прижал к себе девушку.
— Я никак не могу понять, как все произошло.
— Мой… учитель отправился… в селение заказать карету… Мы уезжаем завтра.
— Завтра? Но вы никуда не собирались, когда я говорил с тобой днем.
— Нет… Но ему неожиданно оказалось необходимо вернуться… в Англию… — Она запнулась, подумав, как был бы поражен Пьер, если бы она объяснила ему причину. Но Пьер только сказал:
— Выходит, одна проблема решена. Когда вы вернетесь домой, граф больше не будет угрожать тебе.
— Д-да… это так…
— Если он все-таки появится где-то рядом, — настойчиво продолжал Пьер, — сразу же, ты слышишь, сразу же беги в полицию. Впрочем, у тебя, наверное, есть кто-нибудь из родственников, чтобы сделать это за тебя?
— О да… У меня есть родственники… в Англии.
— О, как бы я хотел объясниться с ними и внушить им, как они должны заботиться о тебе. И никогда… никогда, никогда больше! Ты слышишь меня, Симонетта? Никогда больше не приезжай во Францию с мужчиной, неспособным должным образом беречь и защищать тебя.
— Напрасно ты так говоришь! — вступилась Симонетта за отца.
— Может быть. Но ты слишком красива, моя маленькая Венера. Всегда найдутся мужчины, которые станут преследовать тебя…
Пьер замер, внезапно замолчав, но тут же заговорил вновь:
— О Боже! А я, как я могу допустить подобное? Разве я могу оставить тебя, а сам день и ночь мучиться мыслью, что какой-нибудь мерзавец вроде графа охотится за тобой и ты напугана так же, как сейчас?!
— О… я… мне было бы так… так страшно, если бы я… не встретила тут тебя…
С этими словами Симонетта повернула голову в сторону рощи. Лунный свет превратил луг в искрящееся серебро, а справа и слева темнели темно-лиловые уступы скал. Только их вершины чуть тронуло мягкое сияние луны. Какая красота! Но вспомнив о графе, Симонетта вздрогнула, и пальцы ее судорожно сжались. Пьер почувствовал, как трепещет от страха эта худенькая девушка рядом с ним.
— Успокойся, дорогая моя, — проникновенно проговорил он. — Не могу я оставить тебя. Но защитить тебя и заботиться о тебе я смогу только в том случае, если ты станешь моей женой!
Эти слова прозвучали так неожиданно, что Симонетта изумленно посмотрела на Пьера, на миг забыв обо всем на свете, даже о преследующих ее людях графа.
Вот Пьер и произнес то, что ей так хотелось услышать, и радость солнечным лучом озарила для нее все вокруг. Но ей придется отказать ему.
А Пьер говорил и говорил, останавливаясь только для того, чтобы перевести дыхание:
— Все не так просто. Пойми, я действительно знаю, как сложно тебе будет. Возможно, ты так никогда и не станешь счастливой, но, клянусь, я сделаю все возможное, чтобы избавить тебя от боли. Боюсь только, не всегда это будет в моих силах.
— Не… понимаю…
Симонетта никак не могла подобрать слова. Ей следовало бы давно прервать его и объяснить, что им не суждено связать свои судьбы.
— Почему… почему же непременно… несчастна? — спросила она, не в силах сдержать любопытство.
— Ты англичанка и не знаешь, насколько французские семьи отличаются от английских. Понимаешь, любимая, моя родня придет в ярость, узнав о моей женитьбе. Но, поскольку ничего изменить они уже не смогут, каждый из членов моей семьи приложит все усилия, чтобы продемонстрировать свое недоброжелательное отношение к тебе. Они постараются дать тебе понять, насколько ты нежеланна, как сильно они не одобряют мой выбор и почему отвергают тебя и твой образ жизни до замужества.
Ничего подобного Симонетта не ожидала. Она думала услышать о жизни в нищете, которая ожидает тех, кто пытается зарабатывать на жизнь своим талантом художника.
Не спуская глаз с Пьера, девушка пыталась вникнуть в смысл его слов. Ее изумляло все. И главное, его неожиданное предложение руки и сердца, хотя ни разу за все время он не начинал подобного разговора.
— Видишь ли, красавица моя, — сказал Пьер, — ты напрасно тревожилась за меня. Не во власти графа помешать мне в чем бы то ни было.
— Почему?
— Я не художник. Живопись — всего лишь мое увлечение.
— Не художник?.. Но как же… это?
— Да, я люблю рисовать. Люблю живопись. Хочу, хотя иногда боюсь, что у меня это не получится, стать хорошим импрессионистом.
— Но ты… обязательно добьешься успеха…
Симонетта заметила, как Пьер снисходительно улыбнулся в ответ.
— Мне хотелось бы, чтобы ты верила в меня. Только твое мнение и имеет для меня значение. По правде говоря, все было бы много проще, если бы ты и вправду выходила замуж за художника-импрессиониста.
Пьер поцеловал ее в лоб и продолжил:
— Тогда мы вместе боролись бы за жизнь, продавали бы картины, а ты вдохновляла бы меня, и я пытался бы достичь высот Клода Моне, творчеством которого ты восхищаешься.
— И Сислея, — прошептала Симонетта, вспомнив его великолепную картину в доме графа.
Но вслед за этим воспоминанием вернулся страх. Девушка с тревогой взглянула в сторону луга. Но никто не приближался к укрывавшим их стенам.
— Забудь о графе, — попросил Пьер. — Ему придется смириться с тем, что он потерял тебя. Отныне он навсегда исчезнет из нашей жизни.
— Ты… действительно… так считаешь?
— Полагаю, каким бы наглым и самонадеянным ни был этот человек, он не рискнет преследовать тебя в селении.
Скорее всего он решил, что ты убежала именно туда.
— Надеюсь, ты прав… :
— Давай же поговорим о нас с тобой. Я все обдумал.
Мне следовало решить это раньше. Мы поженимся, и, хотя члены моей семьи не столь ужасны, как граф, тебе с ними придется нелегко. Но я буду рядом. Мы будем вместе. Обещаю тебе, ты одолеешь это. С твоей красотой, твоим обаянием, с твоим умом ты завоюешь их расположение.
— Но… я не понимаю… почему… они не захотят принять меня… сразу…
— Дело вовсе не в тебе… не в тебе лично. Дело в моей семье, для которой ты всего лишь начинающая художница.
Ты столь чужда их образу жизни, что они сочтут тебя недостойной своего внимания. Они решительно придут в ужас от моего выбора.
Симонетта перевела дыхание.
— Пьер… спасибо за твое предложение… но, Пьер… постарайся понять… Я… вынуждена сказать «нет»!
Выговорив это, девушка стала судорожно думать, как же ей объяснить ему причины ее отказа.
Но Пьер расхохотался и сжал Симонетту в своих объятиях.
— Ты снова заботишься только обо мне, и за это я люблю тебя еще больше. Разве мог бы я отыскать еще одно такое удивительное создание?! Такое бескорыстное и любящее?! Обещаю тебе, ты ни о чем не пожалеешь. — Молодой человек наклонился к Симонетте и стал целовать ее. — Я не намерен слушать твои возражения. Ты моя, и я твердо решил жениться. Вместе мы одолеем все трудности. Волшебная сила любви сделает нас абсолютно неуязвимыми.
— О, Пьер… Пьер, послушай! — взмолилась Симонетта. — Я не могу стать твоей женой. И прошу… выслушай меня… прежде чем скажешь еще что-нибудь…
Девушка замолчала.
— Сегодня, когда я прогнал тебя, я думал только о тебе.
Я не смог бы вынести, если бы сделал тебя несчастной. Но сейчас… сейчас я знаю одно: без меня тебя ждут еще большие беды.
И снова он целовал свою любимую, не давая ей произнести ни слова.
— Я понял теперь одно: нам совершенно немыслимо расстаться. Если ты станешь моей женой, я смогу защитить тебя, и я стану боготворить тебя до последних дней моей жизни.
Слова Пьера звучали, словно клятва перед алтарем. Симонетта замерла, так трогательно это было.
Но потом ее душевная боль стала еще сильнее. Ей все равно придется раскрыть Пьеру свой обман. И как бы сильна ни была их любовь, как бы страстно она ни стремилась к нему, никогда ей не позволят выйти за него замуж. Но как же невыносимо трудно ей сейчас, когда надо все объяснить Пьеру!
Глубоко вздохнув, Симонетта уже готова была начать, но Пьер заговорил снова:
— Дорогая моя, любимая, ведь я никакой не Пьер Валери. Мое настоящее имя Монтрей. Я герцог де Монтрей!
Симонетта буквально окаменела. Ей показалось, что все это ей снится.
Но для Пьера ее молчание казалось невыносимым.
— Теперь ты знаешь правду, но я не хочу, чтобы ты чего-нибудь боялась. Для тебя это значит лишь одно: всегда и везде я буду любить и защищать тебя.
С этими словами он снова склонился к губам девушки.
Симонетта издала невнятный то ли вздох, то ли смешок…
И внезапно расплакалась. Она так долго сдерживалась!
Слезы ручьем текли по ее щекам. Уткнувшись лицом в плечо Пьера, она рыдала, рыдала и никак не могла остановиться.
Глава 7
— Все хорошо, успокойся, дорогая моя. Все хорошо! — шептал Пьер, пока Симонетта безуспешно пыталась справиться со слезами.
То были слезы облегчения. Вместе с ними уходили все страдания, разочарования и отчаяние этого вечера.
— Все хорошо, успокойся! — уговаривал ее Пьер. — Мы поженимся, и я не допущу, чтобы моя маленькая Венера стала несчастна.
— Я… не… несчастна, — с усилием выговорила Симонетта. — Я… счастлива… Пьер… но я думала, мне… нельзя… будет выйти за тебя замуж.
— Ты будешь моей женой, и я сделаю все, чтобы ты никогда больше не плакала, — с этими словами Пьер повернул ее лицо к себе и стал поцелуями осушать ее слезы.
Симонетта вся затрепетала от прикосновения его губ, словно жизнь возвращалась к ней.
Опять ее охватывал прежний восторг, и любимый увлекал ее в неведомые дали, где ее ждало чудо. Быть рядом с ним, принадлежать ему — разве это не чудо?
«Я люблю его… люблю его… люблю его!» — стучало ее сердце.
Откуда-то издалека к Симонетте пришла мысль, что ей следовало бы все-таки объяснить ему, почему вдруг оказалось, что нет никаких преград для их бракосочетания.
— ..Пьер… — начала она.
Но именно в этот миг они услышали шаги на дороге.
Она оцепенела.
Но тут Симонетта узнала фигуру отца, который направлялся из деревни к дому.
Стремительно выскользнув из объятий Пьера, девушка наклонилась над разрушенной галереей храма и тихо позвала, опасаясь, что ее может услышать граф, если он еще находится где-то поблизости:
— Папа! Папа!
Она не сомневалась, что и отец, и Пьер замерли, услышав ее зов.
— Папа! — снова окликнула девушка отца почему-то еще тише.
— Симонетта? — удивился герцог. — Где ты? Как вообще ты здесь оказалась?
Симонетта остановилась, ожидая у входа в храм.
Герцог направился к ней, пробравшись сквозь лавандовую изгородь.
— Что случилось? Почему ты не спишь?
Увидев Пьера, который появился за спиной Симонетты, он резко спросил:
— А это еще кто?
Симонетта взяла отца за руку.
— Послушай, папа, — начала она прерывающимся голосом, — не успел… ты уйти… в селение, как граф де Лаваль… подъехал в карете с двумя своими людьми… Он задумал… похитить меня и… увезти… силой.
Она заметила недоумение во взгляде отца, словно он не в, силах был поверить ни единому слову дочери.
— Увезти… силой… с собой? — переспросил он, повышая голос. — Какого дьявола, что ты хочешь этим сказать?!
Симонетта крепко сжала его руку.
— Не так громко… папа! Граф и его люди… могут быть в доме! Я… выскочила… в окно… и убежала. Я была просто в ужасе… Герцог де Монтрей… помог мне.
— Ничего подобного никогда не слышал, — гневно проговорил герцог.
— Но это все правда, сэр, — негромко вступил в разговор Пьер.
Герцог посмотрел на молодого человека, стоявшего на ступенях храма.
— Это вы герцог де Монтрей? Должно быть, это с вашим отцом я встречался на скачках.
От Симонетты не укрылось удивленное выражение лица Пьера, и, едва сдерживая смех, она пояснила отцу:
— Я… не… говорила ему… кто мы…
— Ему и не обязательно это знать, — возмущенно прервал ее отец, недовольный разоблачением их инкогнито. — Впрочем, если он был столь великодушен, что защитил тебя от этой свиньи Лаваля, я, естественно, чрезвычайно ему благодарен.
— И я… тоже, — пробормотала Симонетта.
— Благодарю вас, — повернулся герцог к Пьеру, — и хотя мне вовсе не хотелось бы, чтобы об этом знали здесь, в Ле-Бо, имею честь представиться — герцог Фарингем!
Глядя на пораженного Пьера, Симонетта уже не могла удержаться от смеха.
Пьер издал какой-то нечленораздельный звук, но для нее это прозвучало как победная песнь, которая уносила ее в звездное небо, где хор ангелов небесных пел песнь любви, подобную тем, что слагали трубадуры.
Стоя перед зеркалом в спальне и разглядывая свое отражение, Симонетта размышляла, сочтет ли Пьер, что она достаточно красива, чтобы носить его имя.
Она отослала экономку и горничных, которые помогали ей одеться. Было еще рано, и отец не был готов сопровождать ее в часовню. Ей же хотелось хоть несколько минут побыть одной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13