Едва успев отправиться в путь, он начал волноваться, не могла ли телевизионная программа преувеличить красоты Санта-Фе, не окажется ли город похожим на все остальные населенные пункты США.
По автомагистрали № 40 он некоторое время ехал вдоль могучей зубчатой стены гор. Когда же он повернул к северу на шоссе со старинным названием Бирюзовый тракт, то окружающий пейзаж стал изменяться. В качестве архитектурной нормы здесь выступали отдельно стоящие бревенчатые хижины и легкие каркасные домики с островерхими крышами в форме буквы А. Некоторое время он ехал по местности, где не было вообще никаких построек. Зато имелась сравнительно богатая растительность: можжевельник, раскидистые южные сосны-пинии, разнообразные приземистые кактусы и похожие на полынь кусты, достигавшие шести футов в высоту. Узкая дорога змеилась по обратной стороне того самого горного хребта, который он видел из Альбукерке. Путь уводил все выше и выше, и Декер вспомнил рассказ стюардессы из «МД-80» насчет того, что Альбукерке находится на высоте в милю — более пяти тысяч футов — над уровнем моря, точно так же, как Денвер, а Санта-Фе расположен гораздо выше — семь тысяч футов, и чтобы попасть туда, нужно преодолеть серьезный подъем. Стюардесса сказала также, что в течение первых нескольких дней приезжие, как правило, чувствуют себя медлительными и сильно задыхаются. Она со смехом вспомнила одного пассажира, который однажды спросил ее, правда ли, что Санта-Фе круглый год находится на высоте семь тысяч футов над уровнем моря.
Декер пока что не замечал никакой реакции своего организма на высоту, но ее следовало ожидать. В конце концов он был обучен думать о затяжных прыжках с парашютом с высоты в двадцать тысяч футов как о чем-то само собой разумеющемся. Зато он отчетливо видел, насколько чище стал воздух, каким синим здесь было небо, каким ярким — солнце, и понял, почему плакат в аэропорту именовал Нью-Мексико «Землей танцующего солнца». Потом он выехал на плато, и от открывшегося зрелища у него захватило дух. Глядя налево, он видел слегка волнистую перспективу пустыни, которая, казалось, раскинулась на сотни миль на север и юг, а с запада поле зрения ограничивалось далекими горами, которые казались выше и массивнее, чем хребет около Альбукерке. Плавно поднимавшаяся дорога заставляла его то и дело совершать резкие повороты; с некоторых из них открывались еще более впечатляющие перспективы. Декер чувствовал себя так, будто попал на вершину мира.
Мадрид, насчет которого Декеру приходилось все время напоминать себе, что название этого города произносится с ударением на первом слоге, оказался деревней, состоявшей из лачуг и каркасных домиков, большая часть которых была занята людьми, выглядевшими как дожившие и сохранившие свои взгляды до наших дней представители контркультуры шестидесятых годов. Поселение размещалось в узкой долине, окруженной с одной стороны лесочком, а с другой — склоном, на котором даже из машины были видны выходы угля, ради которых и был основан этот городок где-то на переломе девятнадцатого-двадцатого веков. Таверна «Шахтный Ствол» занимала хрупкое с виду двухэтажное деревянное здание, остро нуждающееся в покраске и оказавшееся едва ли не самым большим домом в городе. Ее было легко найти, поскольку таверна располагалась справа от дороги, у самого подножья слегка изогнутого склона, спускавшегося к городу.
Декер припарковал свой «Интрепид» и запер двери. Стоя рядом с машиной, он рассматривал группу одетых в кожаные куртки мотоциклистов, подъехавших почти одновременно с ним. Они остановились возле дома, расположенного чуть дальше по дороге, отвязали от своих машин сложенные мольберты и холсты с недописанными пейзажами и потащили все это внутрь. Проводив их взглядом, Декер улыбнулся и поднялся по лесенке ко входу в таверну. Его шаги прогрохотали по рассохшемуся дереву, как по барабану. Толкнув громко заскрипевшую на петлях затянутую сеткой раму, повешенную вместо двери, он попал в миниатюрное подобие салуна конца девятнадцатого века, снабженного даже небольшой сценой. За стойкой бара к стене были приколоты кнопками банкноты едва ли не всех существовавших в мире валют.
В полутемном помещении было довольно людно; шла оживленная беседа. Сидя за пустым столом, Декер впитывал впечатления от ковбойских шляп, татуировок и бисерных ожерелий. Дело здесь было поставлено далеко не так энергично, как в аэропорту Альбукерке, и Декеру пришлось довольно долго ждать, прежде чем к нему не торопясь подошел мужчина с длинными волосами, собранными в хвост, в переднике и с подносом в руке. Не будем проявлять нетерпения, сказал себе Декер. Считай, что находишься в своеобразной декомпрессионной камере.
Джинсы официанта были продраны на коленях.
— Кто-то мне говорил, что вы готовите лучшую в мире «Маргариту», — сказал Декер. — Это, видимо, была ошибка.
— Вы можете сами это узнать.
— Принесите мне один.
— Что-нибудь поесть?
— А что вы порекомендуете?
— В полдень мы готовили куриный фахитас. Но уже близится вечер... Попробуйте начос.
— Идет.
Начос состоял из монтеррейского сыра, зеленой сальсы, фасоли, салата, помидоров и перцев-халапеньо. Когда Декер попробовал перец, у него из глаз брызнули слезы. Он почувствовал, что оказался на небесах, и понял, что, если бы он съел это самое блюдо двумя днями раньше, его корчило бы от болей в желудке.
«Маргарита» действительно оказался лучшим из всех коктейлей, которые он когда-либо пробовал под этим названием.
— В чем ваш секрет? — спросил он официанта.
— Унция с четвертью лучшей текилы, изготовленной исключительно из синей агавы. Три четверти унции куантро. Полторы унции свежеотжатого лимонного сока. Ломтик свежего лайма.
Когда Декер попробовал напиток, его губы сами собой растянулись в довольную улыбку. Соль, насыпанная на край стакана, прилипла к губам. Он слизнул ее и заказал еще одну порцию. Допив второй коктейль, он чуть не заказал третий, но его остановило то, что он не знал, как на него подействует алкоголь на этой высоте. Он совершенно не хотел на кого-нибудь наехать по дороге. Больше того, он хотел быть в состоянии отыскать Санта-Фе.
Дав официанту на чай четверть того, что тот запросил за еду и выпивку, Декер вышел наружу, ощущая себя подвыпившим и очень довольным, каким не ощущал себя на протяжении многих лет. Прищурившись на опускающееся солнце, он посмотрел на свои водонепроницаемые часы из тех, какими пользуются аквалангисты, — они показывали четыре тридцать дня, — надел черные очки и сел в машину. Никаких последствий опьянения он не чувствован, разве что воздух казался еще более чистым, небо — более синим и солнце — более ярким. Отъезжая от города по узкой извилистой дороге мимо новых можжевельников, пиний и тех похожих на полынь кустов, название которых ему очень хотелось узнать, он заметил, что цвет земли изменился и к господствовавшему до сих пор желтому прибавились сразу красный, оранжевый и коричневый цвета. Растительность сделалась зеленее. Дорога плавно изгибалась налево по склону, откуда открывался вид на несколько миль вперед. Перед ним, в отдалении, на еще более высоком месте, виднелись располагавшиеся среди предгорий миниатюрные деревни, напоминавшие те крошечные домики, которыми любят играть дети, а позади них возвышались потрясающе красивые горы, обозначенные на карте Декера как хребет Сангре де Кристо — Кровь Христова. Солнечный свет окрашивал домики золотом, отчего они казались волшебными. Декер не преминул отметить, что на номерных знаках автомобилей штата Нью-Мексико напечатаны слова «Земля очарования». Золотые домики, окруженные зелеными соснами, манили к себе, и Декер нисколько не сомневался в том, что это и есть то самое место, куда он направлялся.
5
Въехав в город (Санта-Фе, население 62 424), Декер свернул в ту сторону, куда направляла стрелка указателя с надписью: «Историк-пласа» — Историческая площадь. Людные улицы центра города, казалось, делались все уже и уже и путались, наподобие лабиринта, как будто четырехсотлетний город застраивался наобум. То и дело встречались саманные дома, и ни один из них не походил на другие, как будто все они строились тоже без всякого плана и проекта. Хотя в основном дома были низкими, лишь в немногих насчитывалось больше трех этажей, их архитектура в стиле пуэбло — воспоминание о давно исчезнувших с лица земли государствах коренных американцев — наводила на мысль о несокрушимых горных утесах. Тем с большим удивлением Декер обнаружил, что это отели. Даже автомобильный гараж, обслуживавший центр города, был выстроен в стиле пуэбло. Декер запер «Интрепид» и не спеша направился по улице, начало которой было оформлено огромным порталом. В дальнем конце улицы он увидел собор, который напомнил ему о церквях в Испании. Но прежде, чем он дошел до него, слева открылась Пласа — прямоугольная площадь размером с небольшой городской квартал, с газоном, металлическими скамейками, выкрашенными в белый цвет, высокими деревьями по краям и мемориалом участникам Гражданской войны в центре. Декер заметил также забегаловку под вывеской «Пласа-кафе» и ресторан под названием «Op-хаус»; с перил его веранды свисали связки высушенного красного перца. Перед длинным, приземистым старинным саманным зданием, именовавшимся Дворцом губернатора, по сторонам от входа сидели коренные американцы. На расстеленных перед ними на тротуаре одеялах были разложены серебряные и бирюзовые поделки, которые потомки воинственных племен стремились продать туристам.
К тому моменту, когда Декер плюхнулся на скамью возле газона на Пласа, бодрящий эффект от двух бокалов «Маргариты» успел сойти на нет. Он испытывал острое болезненное предчувствие и в который раз спросил себя, насколько велика сделанная им ошибка. На протяжении минувших двадцати лет, когда он был сначала военным, а потом оперативником разведки, его непрерывно опекали, ход его жизни был до мелочей определен другими людьми. Теперь он оказался предоставлен самому себе, и это его пугало.
«Ты же хотел начать новую жизнь», — сказала какая-то его часть.
«Но что я буду делать?»
«Для начала хорошо будет обзавестись каким-нибудь жильем».
«А что потом?»
«Попытаться создать себя заново».
Его очень раздражало то, что он никак не мог заставить замолчать свои профессиональные инстинкты — пересекая Пласа и направляясь к отелю, на вывеске которого красовалась надпись «Ла фонда», он выполнил все требовавшиеся процедуры по выявлению «хвоста». Старомодный, созданный несколько десятков лет назад под сильным влиянием испанского стиля вестибюль был выкрашен в успокоительно-теплые темные тона, но инстинкты отвлекали Декера, требуя, чтобы он отрешился от окружающей обстановки и сосредоточился на окружавших его людях. Получив комнату, он направился в гараж, где оставил машину, не забыв снова тщательно провериться по дороге.
С этим нужно кончать, сказал он себе. Я больше не должен жить таким дурацким образом.
Почти сразу же следом за ним под навес вошел немолодой мужчина с седоватой бородой, одетый в брюки хаки и мешковатый синий летний пуловер, под которым без труда можно было спрятать любое оружие. Декер остановился рядом со своим «Интрепидом», вынул из кармана ключи и приготовился воспользоваться ими как оружием. Лишь после того, как мужчина сел в «Рендж-Ровер» и, не задерживаясь, выехал со стоянки, он с облегчением перевел дух.
С этим нужно кончать, еще раз сказал себе Декер. Совершив большое усилие, он заставил себя не совершать процедур проверки, пока перегонял машину на стоянку отеля «Ла фонда» и нес чемодан в номер. Потом он заставил себя сесть во время обеда за столик спиной к двери ресторана. Потом он решительно отправился на вечернюю прогулку по центру города, наугад выбирая наименее освещенные уголки.
В небольшом, но густо заросшем деревьями парке, рядом с глубоким облицованным бетоном каналом, по которому, журча, бежала вода, из темноты возникла фигура.
— Отдай бумажник.
Декер не на шутку растерялся.
— У меня пушка! Я сказал: отдай мне свой гребаный бумажник.
Декер уставился на уличного мальчишку, которого лишь с трудом можно было различить в темноте. А потом все же не смог сдержаться. И рассмеялся.
— Чего это, мать твою, тебя развеселило?
— Ты хочешь меня ограбить? Ты, похоже, меня разыгрываешь. После всех тех усилий, которые я предпринял, чтобы перестать соблюдать осторожность!
— Когда я всажу в тебя долбаную пулю, тебе уже не будет так весело!
— Ладно, ладно, я это заслужил. — Декер вынул из кармана бумажник и запустил в него пальцы. — Вот все деньги, которые у меня есть.
— Я сказал, что мне нужен твой гребаный бумажник, а не только твои гребаные деньги.
— Не отказывайся от удачи. Я могу поделиться деньгами, но водительские права и кредитная карточка нужны мне самому.
— Крутого из себя строишь, долбаный говнюк! Живо, дай сюда!
Декер сломал мальчишке обе руки, отобрал оружие и перебросил незадачливого грабителя через парапет канала. Услышав, как затрещали ветки, когда превратившийся в жертву нападающий рухнул в росшие рядом с водой кусты, Декер перегнулся через парапет и услышал, как мальчишка стонет в темноте.
— Ты слишком много ругаешься.
Он извлек из памяти запечатлевшееся там название ближайшей улицы, отыскал телефон-автомат, набрал 911 и сообщил диспетчеру, куда нужно прислать машину «Скорой помощи». Затем он пропихнул пистолет сквозь решетку водостока и отправился обратно в «Ла фонду». В баре гостиницы он заказал коньяк, зная по опыту, что этот напиток служит отличным средством для подавления избытка адреналина в крови. Его внимание привлекла табличка на стене.
— Это что, шутка? — спросил он бармена. — Что ношение огнестрельного оружия здесь противозаконно?
— Бар едва ли не единственное место в Нью-Мексико, где нельзя носить огнестрельное оружие, — ответил бармен. — А по улицам можете ходить с чем хотите. Нужно только, чтобы ваша пушка была на виду.
— Будь я проклят, отлично придумано.
— Конечно, закон соблюдают далеко не все. Мне остается только догадываться, у кого есть оружие, а у кого его нет.
— Будь я трижды проклят! — восхитился Декер.
— И все, кого я знаю, держат что-нибудь в своих автомобилях.
Декер уставился на него. Он ощущал себя настолько же ошеломленным, как в парке, когда подросток попытался его ограбить.
— Похоже, что люди тут кое-что понимают в том, что значит принять меры предосторожности.
6
— "Первопроходец" — это христианский оружейный магазин, — важно заявил продавец.
Его утверждение застало Декер врасплох.
— Да ну?.. — протянул он, не найдя никакого осмысленного ответа.
— Мы верим в то, что Иисус ожидает от нас ответственного подхода к делу своей собственной безопасности.
— Я думаю, что Иисус прав. — Декер окинул взглядом витрины с дробовиками и винтовками и остановился на запертом стеклянном ящике со множеством пистолетов. В магазине сладко пахло ружейным маслом. — Я хотел приобрести «вальтер» калибра .380.
— Ничем не можем помочь. Весь выбор на витрине.
— Тогда, как насчет «зиг-зауэра-928»?
— Отличное оружие, — одобрил продавец. На ногах у него были легкие туфли, больше похожие на домашние тапочки, одет он был в джинсы и красную рубашку в крупную клетку, а на поясе носил полуавтоматический «кольт» калибра .45. Лет тридцати пяти, коренастый, загорелый. — Когда американские войска приняли девятимиллиметровую «беретту» как штатное вооружение, наверху решили, что эти пистолеты — они меньше размером — пригодятся для разведчиков, потому что удобнее для скрытного ношения.
— Да ну?.. — повторил Декер, оторопев от такой осведомленности.
Продавец отпер стеклянную витрину и вынул пистолет размером с ладонь Декера.
— Те же самые девятимиллиметровые патроны, что и для «беретты». Емкость магазина немного меньше — тринадцать, — да еще один в патроннике. Затвор двойного действия, так что его не нужно каждый раз взводить, чтобы выстрелить: нажимайте себе на спуск, и все дела. А если курок взведен и вы вдруг раздумали стрелять, то можете совершенно безопасно спустить пружину, отведя в сторону вот этот рычажок. Чрезвычайно хорошая работа. Первоклассное оружие.
Он вынул магазин, оттянул затвор, продемонстрировав пустой патронник, и лишь после этого вручил пистолет Декеру. Тот вставил в рукоять пустой магазин и прицелился в висевший на стене, вероятно, именно для этого плакат с портретом Саддама Хуссейна.
— Считайте, что уже продали его мне, — сказал Декер.
— Цена по прейскуранту — девятьсот пятьдесят. Вам, как знатоку, я уступлю за восемьсот.
Декер положил кредитную карточку на прилавок.
— Я очень сожалею, — сказал клерк, — но Большой брат не дремлет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
По автомагистрали № 40 он некоторое время ехал вдоль могучей зубчатой стены гор. Когда же он повернул к северу на шоссе со старинным названием Бирюзовый тракт, то окружающий пейзаж стал изменяться. В качестве архитектурной нормы здесь выступали отдельно стоящие бревенчатые хижины и легкие каркасные домики с островерхими крышами в форме буквы А. Некоторое время он ехал по местности, где не было вообще никаких построек. Зато имелась сравнительно богатая растительность: можжевельник, раскидистые южные сосны-пинии, разнообразные приземистые кактусы и похожие на полынь кусты, достигавшие шести футов в высоту. Узкая дорога змеилась по обратной стороне того самого горного хребта, который он видел из Альбукерке. Путь уводил все выше и выше, и Декер вспомнил рассказ стюардессы из «МД-80» насчет того, что Альбукерке находится на высоте в милю — более пяти тысяч футов — над уровнем моря, точно так же, как Денвер, а Санта-Фе расположен гораздо выше — семь тысяч футов, и чтобы попасть туда, нужно преодолеть серьезный подъем. Стюардесса сказала также, что в течение первых нескольких дней приезжие, как правило, чувствуют себя медлительными и сильно задыхаются. Она со смехом вспомнила одного пассажира, который однажды спросил ее, правда ли, что Санта-Фе круглый год находится на высоте семь тысяч футов над уровнем моря.
Декер пока что не замечал никакой реакции своего организма на высоту, но ее следовало ожидать. В конце концов он был обучен думать о затяжных прыжках с парашютом с высоты в двадцать тысяч футов как о чем-то само собой разумеющемся. Зато он отчетливо видел, насколько чище стал воздух, каким синим здесь было небо, каким ярким — солнце, и понял, почему плакат в аэропорту именовал Нью-Мексико «Землей танцующего солнца». Потом он выехал на плато, и от открывшегося зрелища у него захватило дух. Глядя налево, он видел слегка волнистую перспективу пустыни, которая, казалось, раскинулась на сотни миль на север и юг, а с запада поле зрения ограничивалось далекими горами, которые казались выше и массивнее, чем хребет около Альбукерке. Плавно поднимавшаяся дорога заставляла его то и дело совершать резкие повороты; с некоторых из них открывались еще более впечатляющие перспективы. Декер чувствовал себя так, будто попал на вершину мира.
Мадрид, насчет которого Декеру приходилось все время напоминать себе, что название этого города произносится с ударением на первом слоге, оказался деревней, состоявшей из лачуг и каркасных домиков, большая часть которых была занята людьми, выглядевшими как дожившие и сохранившие свои взгляды до наших дней представители контркультуры шестидесятых годов. Поселение размещалось в узкой долине, окруженной с одной стороны лесочком, а с другой — склоном, на котором даже из машины были видны выходы угля, ради которых и был основан этот городок где-то на переломе девятнадцатого-двадцатого веков. Таверна «Шахтный Ствол» занимала хрупкое с виду двухэтажное деревянное здание, остро нуждающееся в покраске и оказавшееся едва ли не самым большим домом в городе. Ее было легко найти, поскольку таверна располагалась справа от дороги, у самого подножья слегка изогнутого склона, спускавшегося к городу.
Декер припарковал свой «Интрепид» и запер двери. Стоя рядом с машиной, он рассматривал группу одетых в кожаные куртки мотоциклистов, подъехавших почти одновременно с ним. Они остановились возле дома, расположенного чуть дальше по дороге, отвязали от своих машин сложенные мольберты и холсты с недописанными пейзажами и потащили все это внутрь. Проводив их взглядом, Декер улыбнулся и поднялся по лесенке ко входу в таверну. Его шаги прогрохотали по рассохшемуся дереву, как по барабану. Толкнув громко заскрипевшую на петлях затянутую сеткой раму, повешенную вместо двери, он попал в миниатюрное подобие салуна конца девятнадцатого века, снабженного даже небольшой сценой. За стойкой бара к стене были приколоты кнопками банкноты едва ли не всех существовавших в мире валют.
В полутемном помещении было довольно людно; шла оживленная беседа. Сидя за пустым столом, Декер впитывал впечатления от ковбойских шляп, татуировок и бисерных ожерелий. Дело здесь было поставлено далеко не так энергично, как в аэропорту Альбукерке, и Декеру пришлось довольно долго ждать, прежде чем к нему не торопясь подошел мужчина с длинными волосами, собранными в хвост, в переднике и с подносом в руке. Не будем проявлять нетерпения, сказал себе Декер. Считай, что находишься в своеобразной декомпрессионной камере.
Джинсы официанта были продраны на коленях.
— Кто-то мне говорил, что вы готовите лучшую в мире «Маргариту», — сказал Декер. — Это, видимо, была ошибка.
— Вы можете сами это узнать.
— Принесите мне один.
— Что-нибудь поесть?
— А что вы порекомендуете?
— В полдень мы готовили куриный фахитас. Но уже близится вечер... Попробуйте начос.
— Идет.
Начос состоял из монтеррейского сыра, зеленой сальсы, фасоли, салата, помидоров и перцев-халапеньо. Когда Декер попробовал перец, у него из глаз брызнули слезы. Он почувствовал, что оказался на небесах, и понял, что, если бы он съел это самое блюдо двумя днями раньше, его корчило бы от болей в желудке.
«Маргарита» действительно оказался лучшим из всех коктейлей, которые он когда-либо пробовал под этим названием.
— В чем ваш секрет? — спросил он официанта.
— Унция с четвертью лучшей текилы, изготовленной исключительно из синей агавы. Три четверти унции куантро. Полторы унции свежеотжатого лимонного сока. Ломтик свежего лайма.
Когда Декер попробовал напиток, его губы сами собой растянулись в довольную улыбку. Соль, насыпанная на край стакана, прилипла к губам. Он слизнул ее и заказал еще одну порцию. Допив второй коктейль, он чуть не заказал третий, но его остановило то, что он не знал, как на него подействует алкоголь на этой высоте. Он совершенно не хотел на кого-нибудь наехать по дороге. Больше того, он хотел быть в состоянии отыскать Санта-Фе.
Дав официанту на чай четверть того, что тот запросил за еду и выпивку, Декер вышел наружу, ощущая себя подвыпившим и очень довольным, каким не ощущал себя на протяжении многих лет. Прищурившись на опускающееся солнце, он посмотрел на свои водонепроницаемые часы из тех, какими пользуются аквалангисты, — они показывали четыре тридцать дня, — надел черные очки и сел в машину. Никаких последствий опьянения он не чувствован, разве что воздух казался еще более чистым, небо — более синим и солнце — более ярким. Отъезжая от города по узкой извилистой дороге мимо новых можжевельников, пиний и тех похожих на полынь кустов, название которых ему очень хотелось узнать, он заметил, что цвет земли изменился и к господствовавшему до сих пор желтому прибавились сразу красный, оранжевый и коричневый цвета. Растительность сделалась зеленее. Дорога плавно изгибалась налево по склону, откуда открывался вид на несколько миль вперед. Перед ним, в отдалении, на еще более высоком месте, виднелись располагавшиеся среди предгорий миниатюрные деревни, напоминавшие те крошечные домики, которыми любят играть дети, а позади них возвышались потрясающе красивые горы, обозначенные на карте Декера как хребет Сангре де Кристо — Кровь Христова. Солнечный свет окрашивал домики золотом, отчего они казались волшебными. Декер не преминул отметить, что на номерных знаках автомобилей штата Нью-Мексико напечатаны слова «Земля очарования». Золотые домики, окруженные зелеными соснами, манили к себе, и Декер нисколько не сомневался в том, что это и есть то самое место, куда он направлялся.
5
Въехав в город (Санта-Фе, население 62 424), Декер свернул в ту сторону, куда направляла стрелка указателя с надписью: «Историк-пласа» — Историческая площадь. Людные улицы центра города, казалось, делались все уже и уже и путались, наподобие лабиринта, как будто четырехсотлетний город застраивался наобум. То и дело встречались саманные дома, и ни один из них не походил на другие, как будто все они строились тоже без всякого плана и проекта. Хотя в основном дома были низкими, лишь в немногих насчитывалось больше трех этажей, их архитектура в стиле пуэбло — воспоминание о давно исчезнувших с лица земли государствах коренных американцев — наводила на мысль о несокрушимых горных утесах. Тем с большим удивлением Декер обнаружил, что это отели. Даже автомобильный гараж, обслуживавший центр города, был выстроен в стиле пуэбло. Декер запер «Интрепид» и не спеша направился по улице, начало которой было оформлено огромным порталом. В дальнем конце улицы он увидел собор, который напомнил ему о церквях в Испании. Но прежде, чем он дошел до него, слева открылась Пласа — прямоугольная площадь размером с небольшой городской квартал, с газоном, металлическими скамейками, выкрашенными в белый цвет, высокими деревьями по краям и мемориалом участникам Гражданской войны в центре. Декер заметил также забегаловку под вывеской «Пласа-кафе» и ресторан под названием «Op-хаус»; с перил его веранды свисали связки высушенного красного перца. Перед длинным, приземистым старинным саманным зданием, именовавшимся Дворцом губернатора, по сторонам от входа сидели коренные американцы. На расстеленных перед ними на тротуаре одеялах были разложены серебряные и бирюзовые поделки, которые потомки воинственных племен стремились продать туристам.
К тому моменту, когда Декер плюхнулся на скамью возле газона на Пласа, бодрящий эффект от двух бокалов «Маргариты» успел сойти на нет. Он испытывал острое болезненное предчувствие и в который раз спросил себя, насколько велика сделанная им ошибка. На протяжении минувших двадцати лет, когда он был сначала военным, а потом оперативником разведки, его непрерывно опекали, ход его жизни был до мелочей определен другими людьми. Теперь он оказался предоставлен самому себе, и это его пугало.
«Ты же хотел начать новую жизнь», — сказала какая-то его часть.
«Но что я буду делать?»
«Для начала хорошо будет обзавестись каким-нибудь жильем».
«А что потом?»
«Попытаться создать себя заново».
Его очень раздражало то, что он никак не мог заставить замолчать свои профессиональные инстинкты — пересекая Пласа и направляясь к отелю, на вывеске которого красовалась надпись «Ла фонда», он выполнил все требовавшиеся процедуры по выявлению «хвоста». Старомодный, созданный несколько десятков лет назад под сильным влиянием испанского стиля вестибюль был выкрашен в успокоительно-теплые темные тона, но инстинкты отвлекали Декера, требуя, чтобы он отрешился от окружающей обстановки и сосредоточился на окружавших его людях. Получив комнату, он направился в гараж, где оставил машину, не забыв снова тщательно провериться по дороге.
С этим нужно кончать, сказал он себе. Я больше не должен жить таким дурацким образом.
Почти сразу же следом за ним под навес вошел немолодой мужчина с седоватой бородой, одетый в брюки хаки и мешковатый синий летний пуловер, под которым без труда можно было спрятать любое оружие. Декер остановился рядом со своим «Интрепидом», вынул из кармана ключи и приготовился воспользоваться ими как оружием. Лишь после того, как мужчина сел в «Рендж-Ровер» и, не задерживаясь, выехал со стоянки, он с облегчением перевел дух.
С этим нужно кончать, еще раз сказал себе Декер. Совершив большое усилие, он заставил себя не совершать процедур проверки, пока перегонял машину на стоянку отеля «Ла фонда» и нес чемодан в номер. Потом он заставил себя сесть во время обеда за столик спиной к двери ресторана. Потом он решительно отправился на вечернюю прогулку по центру города, наугад выбирая наименее освещенные уголки.
В небольшом, но густо заросшем деревьями парке, рядом с глубоким облицованным бетоном каналом, по которому, журча, бежала вода, из темноты возникла фигура.
— Отдай бумажник.
Декер не на шутку растерялся.
— У меня пушка! Я сказал: отдай мне свой гребаный бумажник.
Декер уставился на уличного мальчишку, которого лишь с трудом можно было различить в темноте. А потом все же не смог сдержаться. И рассмеялся.
— Чего это, мать твою, тебя развеселило?
— Ты хочешь меня ограбить? Ты, похоже, меня разыгрываешь. После всех тех усилий, которые я предпринял, чтобы перестать соблюдать осторожность!
— Когда я всажу в тебя долбаную пулю, тебе уже не будет так весело!
— Ладно, ладно, я это заслужил. — Декер вынул из кармана бумажник и запустил в него пальцы. — Вот все деньги, которые у меня есть.
— Я сказал, что мне нужен твой гребаный бумажник, а не только твои гребаные деньги.
— Не отказывайся от удачи. Я могу поделиться деньгами, но водительские права и кредитная карточка нужны мне самому.
— Крутого из себя строишь, долбаный говнюк! Живо, дай сюда!
Декер сломал мальчишке обе руки, отобрал оружие и перебросил незадачливого грабителя через парапет канала. Услышав, как затрещали ветки, когда превратившийся в жертву нападающий рухнул в росшие рядом с водой кусты, Декер перегнулся через парапет и услышал, как мальчишка стонет в темноте.
— Ты слишком много ругаешься.
Он извлек из памяти запечатлевшееся там название ближайшей улицы, отыскал телефон-автомат, набрал 911 и сообщил диспетчеру, куда нужно прислать машину «Скорой помощи». Затем он пропихнул пистолет сквозь решетку водостока и отправился обратно в «Ла фонду». В баре гостиницы он заказал коньяк, зная по опыту, что этот напиток служит отличным средством для подавления избытка адреналина в крови. Его внимание привлекла табличка на стене.
— Это что, шутка? — спросил он бармена. — Что ношение огнестрельного оружия здесь противозаконно?
— Бар едва ли не единственное место в Нью-Мексико, где нельзя носить огнестрельное оружие, — ответил бармен. — А по улицам можете ходить с чем хотите. Нужно только, чтобы ваша пушка была на виду.
— Будь я проклят, отлично придумано.
— Конечно, закон соблюдают далеко не все. Мне остается только догадываться, у кого есть оружие, а у кого его нет.
— Будь я трижды проклят! — восхитился Декер.
— И все, кого я знаю, держат что-нибудь в своих автомобилях.
Декер уставился на него. Он ощущал себя настолько же ошеломленным, как в парке, когда подросток попытался его ограбить.
— Похоже, что люди тут кое-что понимают в том, что значит принять меры предосторожности.
6
— "Первопроходец" — это христианский оружейный магазин, — важно заявил продавец.
Его утверждение застало Декер врасплох.
— Да ну?.. — протянул он, не найдя никакого осмысленного ответа.
— Мы верим в то, что Иисус ожидает от нас ответственного подхода к делу своей собственной безопасности.
— Я думаю, что Иисус прав. — Декер окинул взглядом витрины с дробовиками и винтовками и остановился на запертом стеклянном ящике со множеством пистолетов. В магазине сладко пахло ружейным маслом. — Я хотел приобрести «вальтер» калибра .380.
— Ничем не можем помочь. Весь выбор на витрине.
— Тогда, как насчет «зиг-зауэра-928»?
— Отличное оружие, — одобрил продавец. На ногах у него были легкие туфли, больше похожие на домашние тапочки, одет он был в джинсы и красную рубашку в крупную клетку, а на поясе носил полуавтоматический «кольт» калибра .45. Лет тридцати пяти, коренастый, загорелый. — Когда американские войска приняли девятимиллиметровую «беретту» как штатное вооружение, наверху решили, что эти пистолеты — они меньше размером — пригодятся для разведчиков, потому что удобнее для скрытного ношения.
— Да ну?.. — повторил Декер, оторопев от такой осведомленности.
Продавец отпер стеклянную витрину и вынул пистолет размером с ладонь Декера.
— Те же самые девятимиллиметровые патроны, что и для «беретты». Емкость магазина немного меньше — тринадцать, — да еще один в патроннике. Затвор двойного действия, так что его не нужно каждый раз взводить, чтобы выстрелить: нажимайте себе на спуск, и все дела. А если курок взведен и вы вдруг раздумали стрелять, то можете совершенно безопасно спустить пружину, отведя в сторону вот этот рычажок. Чрезвычайно хорошая работа. Первоклассное оружие.
Он вынул магазин, оттянул затвор, продемонстрировав пустой патронник, и лишь после этого вручил пистолет Декеру. Тот вставил в рукоять пустой магазин и прицелился в висевший на стене, вероятно, именно для этого плакат с портретом Саддама Хуссейна.
— Считайте, что уже продали его мне, — сказал Декер.
— Цена по прейскуранту — девятьсот пятьдесят. Вам, как знатоку, я уступлю за восемьсот.
Декер положил кредитную карточку на прилавок.
— Я очень сожалею, — сказал клерк, — но Большой брат не дремлет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50