Лотар чувствовал, что эта девушка каким-то магическим способом, в котором, однако, не было вовсе никакой магии, притягивает к себе его внимание.
– Жарна, ты уже считаешься невестой по местным правилам?
– Конечно, и уже давно. Просто мне нет охоты спешить с этим. Но я знаю, что придет день, и я стану хозяйкой какого-нибудь большого дома, и буду любить своего мужа, и растить детей.
Они вышли на открытый переход между башнями. Тут дул резкий, холодный ветер с моря и светили звезды. Жарна улыбалась. В ней не было не то что жеманности, но даже деревенской сдержанности. Она была совершенно уверена в своей судьбе.
– Ты не будешь скучать? – Лотар и сам не знал, почему так спросил.
– О чем? – Девушка была искренне удивлена. – Это же самая счастливая участь для женщины. И самая интересная.
– Ну, есть женщины, которые думают, что увидеть мир или познакомиться с интересными людьми – более увлекательно, чем просто растить детей.
– Это все тоже может быть, Лотар. – Теперь ее голос звучал почти покровительственно, словно она знала что-то, о чем Желтоголовый даже не догадывался. А может, и в самом деле ей ведомо что-то, чего он не поймет никогда, пусть даже проживет на свете две тысячи лет. – Но главное и первое в жизни – то, что я уже назвала.
– Вы тут все какие-то очень… спокойные.
– Разве это плохо?
Они стали подниматься по лестнице, проложенной в гулкой, высокой башне. Здесь гуляли сквозняки и порывами врывались в не забранные стеклом бойницы, охватывающие всю долину.
– Нет, но я привык жить иначе. Я привык, что нужно быть готовым к неприятностям, а не к счастью. Я привык, что первое дело в жизни – надежное оружие, которое нельзя оставлять так далеко, чтобы до него нельзя было в любой момент дотянуться.
Жарна долго шла молча, потом обернулась. В лице ее не было и тени волнения.
– Мне жаль тебя, Лотар. Ты, наверное, не поймешь, что спокойствие придает жизни совсем другую цену.
Они поднялись уже до половины башни, и Лотар спросил:
– А ты уверена, что живешь именно той жизнью, какой она тебе кажется? Что у вас на Шонморе нет и намека на ту жизнь, которой живу я? Все-таки мы кое-что нашли в одном из подвалов замка КамЛут.
Она не ответила. Они прошли еще десяток ступеней молча.
– Твой отец знает это, значит, должна знать и ты, Жарна.
Они уже выходили на открытую всем ветрам площадку башни, когда девушка наконец ответила:
– Я думаю теперь, что должны быть такие люди, как ты, Лотар, и такие, как мы тут, на Шонморе. И тут уж ничего не поделаешь, каждый должен быть счастлив своей участью.
В этом суждении не было ничего необыкновенного, но Лотару оно понравилось. Он понял, что, если бы это было возможно, он хотел бы иногда разговаривать с этой девушкой, и ждать ее ответов, и раздумывать над ними, и беспокоиться от того, что не понял ее слов.
На башне никого не было. Жарна, ничуть не смутившись этим, подошла к Лотару и взяла его за руку. Ее прикосновение взволновало его. Это было удивительное чувство – теплое и простое. Оно напомнило Лотару его детское волнение, когда дома он кормил в голодные зимы птиц, озябших белок и разных мелких зверюшек, которым трудно было пережить суровые холода.
– Не знаю, возможно, сэр Лотар, этот разговор кажется тебе пустым и ненужным. Но я благодарна за то, что ты сказал, и буду думать над твоими словами. А теперь – спокойной ночи.
Она легко повернулась и исчезла в темноте лестницы, по которой они только что поднялись. Лотар из вежливости подождал, пока она дойдет до нижних ступенек, а потом отправился в комнату, которую Обрисса КаФрам отвела им для ночлега.
Глава 33
Все уже улеглись, но никто еще не спал. Ждали его. Он задвинул мощный, шириной в три дюйма кованый засов, подошел к кровати, оставленной для него у северной стены, сел и стал медленно, с удовольствием снимать сапожки.
Из открытого окна дуло. Ветер, который взъерошил волосы Жарны, теперь казался слишком сильным и колючим. От него веяло какой-то неявной угрозой. Лотар не знал, какой именно, и решил не придавать этому значения. Он был странно возбужден и в то же время совершенно спокоен. Желтоголовый был счастлив – вероятно, это можно было назвать и так.
Сухмет поднялся и подложил свежих поленьев в камин. Как все камины, которые редко топили, он больше дымил, чем грел. Вытирая руки от липкой сосновой смолы, Сухмет громко и отчетливо произнес:
– Только не думай, господин мой, что все обстоит так, как выглядит.
Лотар расслабленно улыбнулся:
– Я даже не пытаюсь о чем-либо думать, я просто вспоминаю.
– Там было что-то существенное, когда мы ушли? – резво повернулся к Лотару Рубос.
– Нет, я вспоминаю ощущение… Вернее, впечатление, возникающее, когда ее волосы развеваются на ветру, или как она чуть наклоняет голову, когда спрашивает… Это очень красиво. Кажется, я начинаю понимать людей, которые утверждают, что им этого не хватает.
– Тебе этого тоже не хватает? – удивился Рубос. – А вот мне… – М-да, – хмыкнул Сухмет и отошел к своей кровати, – я и забыл, что ты единственный среди нас женатый человек. Своего рода эксперт. Только не задавайся, я тоже был женат. И даже три раза.
– Три раза? – удивился Лотар. – Зачем нужно три раза жениться?
– Ну, – Сухмет посерьезнел, – во-первых, у нас все не совсем так, как у вас, и быть женатым на двух женщинах означает всего лишь, что ты заботишься о старшей. Это признак уважения. А во-вторых, третий раз я был женат, когда только-только получил свободу от Харисмуса и мне было лет триста. Я очень нуждался тогда в утешении, а женщины на этот предмет – первейшие мастерицы. – Он помолчал и добавил: – Правда, они потом за это довольно много требуют.
– Чего? – заинтересованно спросил Санс.
Лотар подумал, что он, кажется, впервые задал вопрос в их компании по своему почину. Это был или очень тревожный симптом, или знак неминуемого выздоровления. Хотелось бы, конечно, выздоровления.
– Они требуют участия в твоей жизни, почти без остатка – твоего времени, твоих эмоций, мыслей, сил, желаний, твоего естества. Это далеко не каждый может дать, и еще меньше людей хотят это отдавать. Видишь ли, – рассудительно подытожил Сухмет, обращаясь к Сансу, – любовь проходит.
– Странно, – Лотар наконец разделся и лег, уютно укутавшись в меховое одеяло. Теперь ветер не казался таким уж страшным, бывало и хуже. – Кажется, это самое чудесное переживание, которое может быть, и хочется, чтобы оно не кончалось.
– К счастью для нас, это не так, – сказал Рубос. В его тоне звучали нотки горечи. Они начисто опровергали слова, которые он произнес. – Все-таки, как ни крути, это – слабость. И солдату она не к лицу.
– Не знаю, не уверен, – вдруг снова произнес Санс. И решительно закончил: – Вернусь, когда все кончится, и женюсь. Если она, конечно…
– У тебя есть некая… влюбленность? – поинтересовался Сухмет.
– Не было бы, не говорил… Не было бы, – Санс вздохнул, – не осталось бы даже надежды.
В комнате повисла тишина. Вдруг ее нарушил Бостапарт:
– Ерунда все это. Главное – мастерство. И любое отклонение от него – вызов, или угроза, или ловушка. Прости меня, Учитель, а ты не думал, что тебя сознательно пытаются размагнитить, чтобы ты не почувствовал источника других времен в долине? Или какие-нибудь очаги магии, которые предназначены для того, чтобы разделаться с нами?
– Ну, помимо Лотара есть еще и Сухмет. Уж он-то не влюбится ни за что на свете. В его-то возрасте! – хмыкнул Рубос.
– Я убежден, что через Учителя можно воздействовать и на Сухмета, – произнес Бост. – Я, правда, не знаю как, но…
– Бост, ты слишком плохо занимался на моих уроках боевой магии, чтобы строить свои предположения, – холодновато отозвался восточник.
Лотар повернулся на бок и посмотрел в угол, где расположился юноша. Бост сидел в своей кровати очень прямо, строго соблюдая равновесие между символами состояния духа и тела. Это было то, от чего Лотар и сам никак не мог избавиться. И не составляло труда предположить, кому сейчас Бост подражал.
К тому же рядом с ним лежал и дорожный плащ Лотара. Это немного раздражало, но по прошествии некоторого времени уже не хотелось растрачивать внимание на то, что кто-то в подражание твоим повадкам таскает твою одежду. По крайней мере, сейчас Лотара это не злило. К тому же Бост остался у него один, и с ним нужно было обращаться мягче.
– И все-таки, Лотар, что ты узнал? – поинтересовался Рубос.
Желтоголовый улыбнулся:
– Что узнал? Узнал, что мог бы полюбить ее по-настоящему, жениться и увезти ее к нам домой. И быть счастливым до тех пор, пока, как пророчествует Сухмет, она не избавилась бы от меня, словно от изношенной вещи. – Он рассмеялся: – Я говорю, но сам в это не верю. Сухмет, существует магия любви?
– Конечно, господин мой, но она – штука довольно грубая, почти целиком связанная с физиологией и чересчур сильными воздействиями на органы чувств. Часто у нее отвратительные внешние приемы, если исходить из нашей воинской техники.
– Ну, – Лотар помялся, – вообще-то я спрашивал о другом. Я хотел знать, есть ли наука о влюбленности?
Сухмет задумался:
– Если исключить физиологию, то можно сказать так: в маскировочных разделах есть магия совпадения и несовпадения привлекательности. Если ею пользоваться с умом, то можно сделать так, что любовь будет длиться очень долго. Теоретически гораздо дольше, чем срок одной человеческой жизни.
– Это хорошо, – решил Лотар и собрался спать.
Но тут неожиданно заинтересовался Рубос. Он даже сел на своей кровати.
– Что же ты молчал, старик? Если что-то… можно поправить, то тебе нужно торговать этим. И я собираюсь быть первым покупателем.
– Торговать? – Сухмет переспросил так, словно вдруг перестал верить своим ушам. – Торговать вообще-то можно и многим другим. Только хотелось бы знать, что именно людям нужно, а что они сами должны в себе вырабатывать. Если заняться этим всерьез, может, и можно нажиться на эмоциональном дискомфорте, но это будет такое же малопочтенное занятие, как торговля костылями… Или даже так – как продажа наркотиков здоровым людям. Этот путь ведет к тому, что ты не помощь им окажешь, а только поработишь их. – Сухмет вдруг очень грустно улыбнулся: – Это очень старая проблема. Уже все было и ни у кого не сработало, Рубос. На этом поле даже Харисмус – Учитель Учителей – потерпел поражение.
– Все, – очень трезво сказал Рубос, – я был не прав. Я беру свои слова назад и собираюсь спать. – Он оглянулся на окно: – Да закроет кто-нибудь это окошко, дует так, что завтра все встанем с ревматизмом.
– А ты ведь еще не так стар, – буркнул Сухмет с сухим смешком.
А ведь и в самом деле очень холодно, подумал Лотар. С чего бы это? Не может быть так холодно, не может… Если здесь нет чего-либо еще.
На просьбу Рубоса отреагировали Санс и Бост. Но Бостапарт был проворнее и действовал быстрее. Пока лейтенант поднимался, мальчишка уже накинул плащ Лотара на плечи и прошел полдороги. А Лотар все думал, но теперь его глаза смотрели в огонь камина.
Огонь не мог быть таким ярким, если не реагировал на присутствие то ли магии, то ли очень враждебной воли. Странно, почему тогда молчат колокольчики?..
И вдруг он понял, почему они молчали. Обычно они начинали звенеть, когда опасность угрожала ему, Лотару, и почти всегда молчали при угрозе для кого-то другого, пусть даже очень похожего и мечтающего еще больше походить на него…
– Бост, стой! – заорал Лотар, скатываясь с кровати. – На пол, вниз!
Но было уже поздно. Раздался тупой и холодный звук разорвавшейся живой плоти… В груди Бостапарта торчала тяжелая, фунта на три, арбалетная стрела. От нее веяло такой бешеной магией, такой неукротимой злобой и ненавистью, которой хватило бы, чтобы отравить население целого города.
Бост повернулся к Лотару, чуть улыбнулся холодеющими губами, стараясь извиниться за то, что не успел как следует исполнить приказ Учителя, и упал. С такой стрелой в груди не выжил бы никто. И даже Сухмет со своей знаменитой на полконтинента сумочкой лекарств и хирургических инструментов был тут бессилен.
Башенное окно, выходящее во двор замка КаФрам, так и осталось незакрытым.
Глава 34
– Сухмет! – заорал Лотар так, что чуть штукатурка на стенах не осыпалась. Вероятно, этот крик был слышен даже в замковом дворе.
– Понял! – ответил восточник.
Он схватил посох Гурама, замаскированный от посторонних глаз перед визитом в замок Афиса КамЛута. Волшебный жезл в его руках мигом принял свой подлинный вид – сучковатого, перепачканного, сбитого на концах посоха. И Сухмет принялся колдовать.
Сначала от посоха ударил в потолок луч света, потом мощная волна жара прокатилась по комнате, но почти без остатка ушла в темное, бесчувственное тело Бостапарта.
Внезапно юноша сел и, не открывая глаз, произнес:
– Я видел ее, это Бетия. А теперь я ухожу… ухожу…
Голос его истаял. Но до того, как погас последний звук, Лотар поддерживал его, чтобы мертвец не упал назад слишком резко, словно еще мог удариться.
Пока Сухмет колдовал, Лотар полностью облачился в доспехи. Когда он подхватил Боста за плечи, то был уже готов к бою. За это время ни Рубос, ни тем более дрожащий от ужаса Санс не успели даже как следует выпутаться из простыней.
Но вот Сухмет встал в позу главного магического называния. Его руки взметнулись над головой, а старческий, не очень внушительный голос вдруг сделался низким, рокочущим, ужасным, как рычание могучего хищника перед последним прыжком. Этому голосу вдруг тонко, мелодично, но почему-то тоже страшно стал отзываться и посох.
Лотар взглянул в темное окно. Ветер там стих, а вечерний туман собирался на невесть откуда возникшем подоконнике, которого раньше не было. Он присмотрелся и вдруг понял, что эта влага крупными каплями собиралась и дальше – блестящая дорожка протянулась до башни напротив, откуда скорее всего и был сделан выстрел.
Лотар уже стоял у самого окна и примеривался ногой к решетке. Потом с выдохом ударил в самый центр, и решетка, которая, казалось, была поставлена на века, выгнулась наружу, как тонкий лист. Лотар схватил ее, отогнул, словно она была сделана не из кованых прутьев, а из теста, и вытащил из пазов в стене. Потом Желтоголовый со звоном швырнул ее назад в комнату и вылез наружу. Проверил прочность той невидимой поверхности, на которую ступил. Сухмет уже полностью построил ее, потому что с поклоном отложил посох, а сам принялся одеваться так, словно их ожидало долгое путешествие.
Рубос делал то же самое. Вздохнув, и Санс принялся за дело.
– Поверхность не скользкая и прогибается, но все-таки будьте осторожнее, когда пойдете, – сказал Лотар через плечо и двинулся по беззвучному воздушному мосту, словно по узенькому карнизу высоко в горах, осторожности ради расставив руки для поиска равновесия.
– По двое не ходить, – отчетливо сказал Сухмет. Потом, заметив, что Лотар уже идет по мосту, вдруг крикнул: – Она может поджидать тебя там!
Но Лотар не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Он был не против, чтобы Бетия ждала его на том конце воздушного мостика, перекинутого магическими заклинаниями Сухмета. Он был готов к этому.
Следом за ним, уверенно семеня ногами, по мосту пробежал Сухмет. Потом затопал Рубос. От его тяжелых шагов даже мост, казалось, заколебался, отозвавшись каким-то странным, бухающим звуком, словно эхо в глубоком колодце…
Лотар все время осматривался, но ничего подозрительного не видел. Он стоял на небольшой каменной бровке, похожей на полуразрушенный балкончик, с которого внутрь башни вело лишь небольшое отверстие неправильной формы. Когда-то оно было круглым, потом часть больших кирпичей обвалилась, и оно стало похожим на пролом в стене, сделанный очень большим тараном.
Лотар сунул внутрь голову и приготовился тут же отдернуть ее в случае опасности. Однако на огромном чердаке все было тихо.
Лотар вытащил голову и оглянулся на крышу – верхушка узенькой башенки с острой крышей внутри не могла быть больше двух-трех саженей. Он снова сунул голову в пролом – перед ним расстилалось темное пространство на много сотен футов.
Лотар почувствовал, что Сухмет догнал его, и пролез, чтобы освободить ему место. Старик так спешил, что даже немного запыхался, чего Лотар не мог припомнить уже много лет – с того дня, когда Перегрин гонял их по своему заповеднику ужасов, как двух цыплят.
– Я боялся, что ты не будешь достаточно осторожен, – буркнул Сухмет вместо объяснения.
Желтоголовый хмыкнул, но чувствовал, что его старый друг прав: он мог быть сейчас неосторожным, в нем клокотали ярость, гнев и разочарование, даже злоба на себя. Он должен был предвидеть, он собирался все предусмотреть, а вместо этого… Бост, последний из его учеников, был мертв.
Он ждал атаки на себя, полагая, что именно его смерть, может быть, удовлетворит противника, а выяснилось, что гибель одного ослабляет – по крайней мере лишает выдержки – остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Жарна, ты уже считаешься невестой по местным правилам?
– Конечно, и уже давно. Просто мне нет охоты спешить с этим. Но я знаю, что придет день, и я стану хозяйкой какого-нибудь большого дома, и буду любить своего мужа, и растить детей.
Они вышли на открытый переход между башнями. Тут дул резкий, холодный ветер с моря и светили звезды. Жарна улыбалась. В ней не было не то что жеманности, но даже деревенской сдержанности. Она была совершенно уверена в своей судьбе.
– Ты не будешь скучать? – Лотар и сам не знал, почему так спросил.
– О чем? – Девушка была искренне удивлена. – Это же самая счастливая участь для женщины. И самая интересная.
– Ну, есть женщины, которые думают, что увидеть мир или познакомиться с интересными людьми – более увлекательно, чем просто растить детей.
– Это все тоже может быть, Лотар. – Теперь ее голос звучал почти покровительственно, словно она знала что-то, о чем Желтоголовый даже не догадывался. А может, и в самом деле ей ведомо что-то, чего он не поймет никогда, пусть даже проживет на свете две тысячи лет. – Но главное и первое в жизни – то, что я уже назвала.
– Вы тут все какие-то очень… спокойные.
– Разве это плохо?
Они стали подниматься по лестнице, проложенной в гулкой, высокой башне. Здесь гуляли сквозняки и порывами врывались в не забранные стеклом бойницы, охватывающие всю долину.
– Нет, но я привык жить иначе. Я привык, что нужно быть готовым к неприятностям, а не к счастью. Я привык, что первое дело в жизни – надежное оружие, которое нельзя оставлять так далеко, чтобы до него нельзя было в любой момент дотянуться.
Жарна долго шла молча, потом обернулась. В лице ее не было и тени волнения.
– Мне жаль тебя, Лотар. Ты, наверное, не поймешь, что спокойствие придает жизни совсем другую цену.
Они поднялись уже до половины башни, и Лотар спросил:
– А ты уверена, что живешь именно той жизнью, какой она тебе кажется? Что у вас на Шонморе нет и намека на ту жизнь, которой живу я? Все-таки мы кое-что нашли в одном из подвалов замка КамЛут.
Она не ответила. Они прошли еще десяток ступеней молча.
– Твой отец знает это, значит, должна знать и ты, Жарна.
Они уже выходили на открытую всем ветрам площадку башни, когда девушка наконец ответила:
– Я думаю теперь, что должны быть такие люди, как ты, Лотар, и такие, как мы тут, на Шонморе. И тут уж ничего не поделаешь, каждый должен быть счастлив своей участью.
В этом суждении не было ничего необыкновенного, но Лотару оно понравилось. Он понял, что, если бы это было возможно, он хотел бы иногда разговаривать с этой девушкой, и ждать ее ответов, и раздумывать над ними, и беспокоиться от того, что не понял ее слов.
На башне никого не было. Жарна, ничуть не смутившись этим, подошла к Лотару и взяла его за руку. Ее прикосновение взволновало его. Это было удивительное чувство – теплое и простое. Оно напомнило Лотару его детское волнение, когда дома он кормил в голодные зимы птиц, озябших белок и разных мелких зверюшек, которым трудно было пережить суровые холода.
– Не знаю, возможно, сэр Лотар, этот разговор кажется тебе пустым и ненужным. Но я благодарна за то, что ты сказал, и буду думать над твоими словами. А теперь – спокойной ночи.
Она легко повернулась и исчезла в темноте лестницы, по которой они только что поднялись. Лотар из вежливости подождал, пока она дойдет до нижних ступенек, а потом отправился в комнату, которую Обрисса КаФрам отвела им для ночлега.
Глава 33
Все уже улеглись, но никто еще не спал. Ждали его. Он задвинул мощный, шириной в три дюйма кованый засов, подошел к кровати, оставленной для него у северной стены, сел и стал медленно, с удовольствием снимать сапожки.
Из открытого окна дуло. Ветер, который взъерошил волосы Жарны, теперь казался слишком сильным и колючим. От него веяло какой-то неявной угрозой. Лотар не знал, какой именно, и решил не придавать этому значения. Он был странно возбужден и в то же время совершенно спокоен. Желтоголовый был счастлив – вероятно, это можно было назвать и так.
Сухмет поднялся и подложил свежих поленьев в камин. Как все камины, которые редко топили, он больше дымил, чем грел. Вытирая руки от липкой сосновой смолы, Сухмет громко и отчетливо произнес:
– Только не думай, господин мой, что все обстоит так, как выглядит.
Лотар расслабленно улыбнулся:
– Я даже не пытаюсь о чем-либо думать, я просто вспоминаю.
– Там было что-то существенное, когда мы ушли? – резво повернулся к Лотару Рубос.
– Нет, я вспоминаю ощущение… Вернее, впечатление, возникающее, когда ее волосы развеваются на ветру, или как она чуть наклоняет голову, когда спрашивает… Это очень красиво. Кажется, я начинаю понимать людей, которые утверждают, что им этого не хватает.
– Тебе этого тоже не хватает? – удивился Рубос. – А вот мне… – М-да, – хмыкнул Сухмет и отошел к своей кровати, – я и забыл, что ты единственный среди нас женатый человек. Своего рода эксперт. Только не задавайся, я тоже был женат. И даже три раза.
– Три раза? – удивился Лотар. – Зачем нужно три раза жениться?
– Ну, – Сухмет посерьезнел, – во-первых, у нас все не совсем так, как у вас, и быть женатым на двух женщинах означает всего лишь, что ты заботишься о старшей. Это признак уважения. А во-вторых, третий раз я был женат, когда только-только получил свободу от Харисмуса и мне было лет триста. Я очень нуждался тогда в утешении, а женщины на этот предмет – первейшие мастерицы. – Он помолчал и добавил: – Правда, они потом за это довольно много требуют.
– Чего? – заинтересованно спросил Санс.
Лотар подумал, что он, кажется, впервые задал вопрос в их компании по своему почину. Это был или очень тревожный симптом, или знак неминуемого выздоровления. Хотелось бы, конечно, выздоровления.
– Они требуют участия в твоей жизни, почти без остатка – твоего времени, твоих эмоций, мыслей, сил, желаний, твоего естества. Это далеко не каждый может дать, и еще меньше людей хотят это отдавать. Видишь ли, – рассудительно подытожил Сухмет, обращаясь к Сансу, – любовь проходит.
– Странно, – Лотар наконец разделся и лег, уютно укутавшись в меховое одеяло. Теперь ветер не казался таким уж страшным, бывало и хуже. – Кажется, это самое чудесное переживание, которое может быть, и хочется, чтобы оно не кончалось.
– К счастью для нас, это не так, – сказал Рубос. В его тоне звучали нотки горечи. Они начисто опровергали слова, которые он произнес. – Все-таки, как ни крути, это – слабость. И солдату она не к лицу.
– Не знаю, не уверен, – вдруг снова произнес Санс. И решительно закончил: – Вернусь, когда все кончится, и женюсь. Если она, конечно…
– У тебя есть некая… влюбленность? – поинтересовался Сухмет.
– Не было бы, не говорил… Не было бы, – Санс вздохнул, – не осталось бы даже надежды.
В комнате повисла тишина. Вдруг ее нарушил Бостапарт:
– Ерунда все это. Главное – мастерство. И любое отклонение от него – вызов, или угроза, или ловушка. Прости меня, Учитель, а ты не думал, что тебя сознательно пытаются размагнитить, чтобы ты не почувствовал источника других времен в долине? Или какие-нибудь очаги магии, которые предназначены для того, чтобы разделаться с нами?
– Ну, помимо Лотара есть еще и Сухмет. Уж он-то не влюбится ни за что на свете. В его-то возрасте! – хмыкнул Рубос.
– Я убежден, что через Учителя можно воздействовать и на Сухмета, – произнес Бост. – Я, правда, не знаю как, но…
– Бост, ты слишком плохо занимался на моих уроках боевой магии, чтобы строить свои предположения, – холодновато отозвался восточник.
Лотар повернулся на бок и посмотрел в угол, где расположился юноша. Бост сидел в своей кровати очень прямо, строго соблюдая равновесие между символами состояния духа и тела. Это было то, от чего Лотар и сам никак не мог избавиться. И не составляло труда предположить, кому сейчас Бост подражал.
К тому же рядом с ним лежал и дорожный плащ Лотара. Это немного раздражало, но по прошествии некоторого времени уже не хотелось растрачивать внимание на то, что кто-то в подражание твоим повадкам таскает твою одежду. По крайней мере, сейчас Лотара это не злило. К тому же Бост остался у него один, и с ним нужно было обращаться мягче.
– И все-таки, Лотар, что ты узнал? – поинтересовался Рубос.
Желтоголовый улыбнулся:
– Что узнал? Узнал, что мог бы полюбить ее по-настоящему, жениться и увезти ее к нам домой. И быть счастливым до тех пор, пока, как пророчествует Сухмет, она не избавилась бы от меня, словно от изношенной вещи. – Он рассмеялся: – Я говорю, но сам в это не верю. Сухмет, существует магия любви?
– Конечно, господин мой, но она – штука довольно грубая, почти целиком связанная с физиологией и чересчур сильными воздействиями на органы чувств. Часто у нее отвратительные внешние приемы, если исходить из нашей воинской техники.
– Ну, – Лотар помялся, – вообще-то я спрашивал о другом. Я хотел знать, есть ли наука о влюбленности?
Сухмет задумался:
– Если исключить физиологию, то можно сказать так: в маскировочных разделах есть магия совпадения и несовпадения привлекательности. Если ею пользоваться с умом, то можно сделать так, что любовь будет длиться очень долго. Теоретически гораздо дольше, чем срок одной человеческой жизни.
– Это хорошо, – решил Лотар и собрался спать.
Но тут неожиданно заинтересовался Рубос. Он даже сел на своей кровати.
– Что же ты молчал, старик? Если что-то… можно поправить, то тебе нужно торговать этим. И я собираюсь быть первым покупателем.
– Торговать? – Сухмет переспросил так, словно вдруг перестал верить своим ушам. – Торговать вообще-то можно и многим другим. Только хотелось бы знать, что именно людям нужно, а что они сами должны в себе вырабатывать. Если заняться этим всерьез, может, и можно нажиться на эмоциональном дискомфорте, но это будет такое же малопочтенное занятие, как торговля костылями… Или даже так – как продажа наркотиков здоровым людям. Этот путь ведет к тому, что ты не помощь им окажешь, а только поработишь их. – Сухмет вдруг очень грустно улыбнулся: – Это очень старая проблема. Уже все было и ни у кого не сработало, Рубос. На этом поле даже Харисмус – Учитель Учителей – потерпел поражение.
– Все, – очень трезво сказал Рубос, – я был не прав. Я беру свои слова назад и собираюсь спать. – Он оглянулся на окно: – Да закроет кто-нибудь это окошко, дует так, что завтра все встанем с ревматизмом.
– А ты ведь еще не так стар, – буркнул Сухмет с сухим смешком.
А ведь и в самом деле очень холодно, подумал Лотар. С чего бы это? Не может быть так холодно, не может… Если здесь нет чего-либо еще.
На просьбу Рубоса отреагировали Санс и Бост. Но Бостапарт был проворнее и действовал быстрее. Пока лейтенант поднимался, мальчишка уже накинул плащ Лотара на плечи и прошел полдороги. А Лотар все думал, но теперь его глаза смотрели в огонь камина.
Огонь не мог быть таким ярким, если не реагировал на присутствие то ли магии, то ли очень враждебной воли. Странно, почему тогда молчат колокольчики?..
И вдруг он понял, почему они молчали. Обычно они начинали звенеть, когда опасность угрожала ему, Лотару, и почти всегда молчали при угрозе для кого-то другого, пусть даже очень похожего и мечтающего еще больше походить на него…
– Бост, стой! – заорал Лотар, скатываясь с кровати. – На пол, вниз!
Но было уже поздно. Раздался тупой и холодный звук разорвавшейся живой плоти… В груди Бостапарта торчала тяжелая, фунта на три, арбалетная стрела. От нее веяло такой бешеной магией, такой неукротимой злобой и ненавистью, которой хватило бы, чтобы отравить население целого города.
Бост повернулся к Лотару, чуть улыбнулся холодеющими губами, стараясь извиниться за то, что не успел как следует исполнить приказ Учителя, и упал. С такой стрелой в груди не выжил бы никто. И даже Сухмет со своей знаменитой на полконтинента сумочкой лекарств и хирургических инструментов был тут бессилен.
Башенное окно, выходящее во двор замка КаФрам, так и осталось незакрытым.
Глава 34
– Сухмет! – заорал Лотар так, что чуть штукатурка на стенах не осыпалась. Вероятно, этот крик был слышен даже в замковом дворе.
– Понял! – ответил восточник.
Он схватил посох Гурама, замаскированный от посторонних глаз перед визитом в замок Афиса КамЛута. Волшебный жезл в его руках мигом принял свой подлинный вид – сучковатого, перепачканного, сбитого на концах посоха. И Сухмет принялся колдовать.
Сначала от посоха ударил в потолок луч света, потом мощная волна жара прокатилась по комнате, но почти без остатка ушла в темное, бесчувственное тело Бостапарта.
Внезапно юноша сел и, не открывая глаз, произнес:
– Я видел ее, это Бетия. А теперь я ухожу… ухожу…
Голос его истаял. Но до того, как погас последний звук, Лотар поддерживал его, чтобы мертвец не упал назад слишком резко, словно еще мог удариться.
Пока Сухмет колдовал, Лотар полностью облачился в доспехи. Когда он подхватил Боста за плечи, то был уже готов к бою. За это время ни Рубос, ни тем более дрожащий от ужаса Санс не успели даже как следует выпутаться из простыней.
Но вот Сухмет встал в позу главного магического называния. Его руки взметнулись над головой, а старческий, не очень внушительный голос вдруг сделался низким, рокочущим, ужасным, как рычание могучего хищника перед последним прыжком. Этому голосу вдруг тонко, мелодично, но почему-то тоже страшно стал отзываться и посох.
Лотар взглянул в темное окно. Ветер там стих, а вечерний туман собирался на невесть откуда возникшем подоконнике, которого раньше не было. Он присмотрелся и вдруг понял, что эта влага крупными каплями собиралась и дальше – блестящая дорожка протянулась до башни напротив, откуда скорее всего и был сделан выстрел.
Лотар уже стоял у самого окна и примеривался ногой к решетке. Потом с выдохом ударил в самый центр, и решетка, которая, казалось, была поставлена на века, выгнулась наружу, как тонкий лист. Лотар схватил ее, отогнул, словно она была сделана не из кованых прутьев, а из теста, и вытащил из пазов в стене. Потом Желтоголовый со звоном швырнул ее назад в комнату и вылез наружу. Проверил прочность той невидимой поверхности, на которую ступил. Сухмет уже полностью построил ее, потому что с поклоном отложил посох, а сам принялся одеваться так, словно их ожидало долгое путешествие.
Рубос делал то же самое. Вздохнув, и Санс принялся за дело.
– Поверхность не скользкая и прогибается, но все-таки будьте осторожнее, когда пойдете, – сказал Лотар через плечо и двинулся по беззвучному воздушному мосту, словно по узенькому карнизу высоко в горах, осторожности ради расставив руки для поиска равновесия.
– По двое не ходить, – отчетливо сказал Сухмет. Потом, заметив, что Лотар уже идет по мосту, вдруг крикнул: – Она может поджидать тебя там!
Но Лотар не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Он был не против, чтобы Бетия ждала его на том конце воздушного мостика, перекинутого магическими заклинаниями Сухмета. Он был готов к этому.
Следом за ним, уверенно семеня ногами, по мосту пробежал Сухмет. Потом затопал Рубос. От его тяжелых шагов даже мост, казалось, заколебался, отозвавшись каким-то странным, бухающим звуком, словно эхо в глубоком колодце…
Лотар все время осматривался, но ничего подозрительного не видел. Он стоял на небольшой каменной бровке, похожей на полуразрушенный балкончик, с которого внутрь башни вело лишь небольшое отверстие неправильной формы. Когда-то оно было круглым, потом часть больших кирпичей обвалилась, и оно стало похожим на пролом в стене, сделанный очень большим тараном.
Лотар сунул внутрь голову и приготовился тут же отдернуть ее в случае опасности. Однако на огромном чердаке все было тихо.
Лотар вытащил голову и оглянулся на крышу – верхушка узенькой башенки с острой крышей внутри не могла быть больше двух-трех саженей. Он снова сунул голову в пролом – перед ним расстилалось темное пространство на много сотен футов.
Лотар почувствовал, что Сухмет догнал его, и пролез, чтобы освободить ему место. Старик так спешил, что даже немного запыхался, чего Лотар не мог припомнить уже много лет – с того дня, когда Перегрин гонял их по своему заповеднику ужасов, как двух цыплят.
– Я боялся, что ты не будешь достаточно осторожен, – буркнул Сухмет вместо объяснения.
Желтоголовый хмыкнул, но чувствовал, что его старый друг прав: он мог быть сейчас неосторожным, в нем клокотали ярость, гнев и разочарование, даже злоба на себя. Он должен был предвидеть, он собирался все предусмотреть, а вместо этого… Бост, последний из его учеников, был мертв.
Он ждал атаки на себя, полагая, что именно его смерть, может быть, удовлетворит противника, а выяснилось, что гибель одного ослабляет – по крайней мере лишает выдержки – остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30