А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво,– не хочет строить коттеджик, паразит.
Дочка заглянула в печку... А оттуда вдруг-не то плач, не то хохот.
– Ой, не могу-у!..– стонал Иван.– Не от огня помру-от смеха!..
– Чего это? – зло спросила дочка Бабы-Яги. И Яга тоже подошла к печке.– Чего он?
Хохочет?..
– Чего ты, эй?
– Ой, помру от смеха! – орал Иван.– Ой, не выживу я!..
– Вот идиот-то,– сказала дочка.– Чего ты?
– Да усы-то!.. Усы-то... Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь...
– Как все... А чего? – не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась.
– Да усы-то!
– Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую.
– Да тебе-то не мешают... А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь...
– А чего мужу? Куда ты гнешь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? – вовсе встревожилась дочка.
– Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: "Черт те что: солдат не солдат и баба не баба". И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей.
Баба-Яга и дочка призадумались.
– Ну-ка,.вылазь,-велела дочь.
Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся.
– Хорошо погрелся...
– А чего ты нам советуешь? – спросила Баба-Яга.– С усами-то.
– Чего, чего... Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить. – Да как свести-то, как?
– Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете.
– Не кинем, Ванюшка, – заговорила ласково дочь Бабы-Яги.– Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться.
Тут наш Иван пошел тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники.
– Это не просто,– заговорил он,– это надо состав делать... – Ну и делай!
– Делай, делай... А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться...
– Давай так.– заволновалась Баба-Яга,– слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Иван призадумался.
– Быстрей! – заторопилась усатая дочь.– А то Горыныч войдет. Тут и Иван заволновался: – Слушайте, он же войдет и...
– Ну?
– Войдет и с ходу сожрет меня.
– Он может.– сказала дочь.– Чего бы такое придумать?
– Я скажу, что ты мой племянник,– нашлась Баба-Яга.– Понял?
– Давайте,– понял Иван.– Теперь так: мой состав-то не сразу действует...
– Как это? – насторожилась дочь.
– Мы его счас наведем и наложим на лицо маску... Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской...
– А обманет? -заподозрила дочь.– Мам?
– Пусть только попробует,– сказала Баба-Яга,– пусть только надует: навернется с поднебесья – мокрое место останется.
– Ну, елки зеленые-то?..– опять заволновался Иван; похоже, он и хотел надуть.– Ну что за народ! В чем дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь,-нет, они начинают тут... Вы меня уважаете, нет?
– При чем тут "уважаете"? Ты говори толком...
– Нет, не могу,– продолжал Иван тараторить.– Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ? Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: "Мама, а что это у тебя?" А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: "Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами!" Легко будет ребенку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него-с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальется слезами и пойдет домой... к усатой мамке...
– Хватит! – закричала дочь Бабы-Яги.– Наводи свой состав. Что тебе надо?





– Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины – мы накладываем на лицо такую маску...
– На все лицо? Как же я дышать-то буду?
– Ну что за народ! – опять горько затараторил Иван.– Ну ничего невозможно...
– Ладно! – рявкнула дочь.-Спросить ничего нельзя.
– Нельзя! – тоже рявкнул Иван.– Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помет. Маска будет с дыркой – будешь дышать. Все.
– Слышали? – сказала Яга стражникам.– Одна нога здесь, другая в сарае! Арш!
Стражники побежали за навозом, глиной и пометом.
А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча... Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил:
– Кто это?
– Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка,– сказала Яга.– Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем.
– Здравствуй, дядя Горыныч! – поздоровался Иван.– Ну, как дела?
Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал.
– Да ну что, елки зеленые? Что? Ну – племянник. ты же слышал! Пришел к тете Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить – всех детишечек пожрем, да? Папа называется!
Головы Горыныча посоветовались между собой.
– По-моему, он хамит,-сказала одна.
Вторая подумала и сказала:
– Дурак, а нервный.
А третья выразилась и вовсе кратко:
– Лангет,– сказала она.
– Я счас такой лангет покажу!..– взорвался от страха Иван.– Такой лангет устрою, что кое-кому тут не поздоровится. Тетя, где моя волшебная сабля? – Иван вскочил с лавки и забегал по избушке – изображал. что ищет волшебную саблю.– Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!-Иван кричал на Горыныча, но не смотрел на него,– жутко было смотреть на эти три спокойные головы.– Такое счас устрою!..
– Он просто расхамился,– опять сказала первая голова.
– Нервничает,– заметила вторая.– Боится.
А третья не успела ничего сказать: Иван остановился перед Горынычем и сам тоже долго и внимательно смотрел на него.
– Шпана,– сказал Иван.– Я тебя сам съем.
Тут первый раз прозвучал голос Ильи Муромца.
– Ванька, смотри!-сказал Илья.
– Да что "Ванька", что "Ванька"! – воскликнул Иван.– Чего ванькать-то? Вечно кого-то боимся, кого-то опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай от страха. Не хочу! Хватит! Надоело! – Иван и в самом деле спокойно уселся на лавку, достал дудочку и посвистел маленько.– Жри,– сказал он, отвлекаясь от дудочки.– Жрать будешь? Жри. Гад. Потом поцелуй свою усатую невесту. Потом рожайте усатых детей и маршируйте с имя. Он меня, видите ли, пугать будет!.. Хрен тебе! – И Ванька опять засвистел в свою дудочку.
– Горыныч,– сказала дочь,– плюнь, не обращай внимания. Не обижайся.
– Но он же хамит,– возразила первая голова.– Как он разговаривает?!





– Он с отчаяния. Он не ведает, что творит. – Я все ведаю,– встрял Иван, перестав дудеть.– Все я ведаю. Я вот сейчас подберу вам марш... для будущего батальона...
– Ванюшка,– заговорила Баба-Яга кротко,– не хами. племяш. Зачем ты так?
– Затем, что нечего меня на арапа брать. Он, видите ли, будет тут глазами вращать! Вращай, когда у тебя батальон усатых будет – тогда вращай. А счас нечего.
– Нет, ну он же вовсю хамит! – чуть не плача сказала первая голова.– Ну как же?
– Заплачь, заплачь,– жестко сказал Иван.– А мы посмеемся. В усы.
– Хватит тянуть,– сказала вторая голова.
– Да, хватит тянуть,– поддакнул Иван.– Чего тянуть-то? Хватит тянуть.
– О-о! – изумилась третья голова.– Ничего себе!
– Ага!-опять дурашливо поддакнул Иван.– Во, даеть Ванькя! Споем? – И Ванька запел:

Эх, брил я тебя
На завалинке,
Подарила ты меке
Чулки-валенки...

Горыныч, хором

Оп – тирдарпупия! -

допел Ванька. И стало тихо. И долго было тихо. – А романсы умеешь?-спросил Горыныч. – Какие романсы? – Старинные.
–.Сколько угодно... Ты что, романсы любишь? Изволь, батюшка, я тебе их нанизак) сколько хошь. Завалю романсами. Например'
Хаз-булат удало-ой, Бедна сакля твоя-а, Золотою казной Я осыплю тебя-а!..
А? Романс!..– Ванька почуял некую перемену в Горы-ныче, подошел к нему и похлопал одну голову по щеке.– Мх, ты... свирепый. Свирепунчик ты мой. – Не ёрничай,– сказал Горыныч.– А то откушу руку
–Ванька отдернул руку.
– Ну, ну, ну,– молвил он мирно,– кто же так с мастером разговаривает? Возьму вот и не буду петь.
– Будешь,– сказала голова Горыныча, которую Иван приголубил.– Я тебе возьму и голову откушу.
Две другие головы громко засмеялись.
И Иван тоже мелко и невесело посмеялся.
– Тогда-то уж я и вовсе не спою – нечем. Чем же я петь-то буду?
– Филе,-сказала голова, которая давеча говорила "лангет". Это была самая глупая голова.
– А тебе бы все жрать! – обозлился на нее Иван.– Все бы ей жрать!.. Живоглотка какая-то. – Ванюшка, не фордыбачь,– сказала Баба-Яга.– Пой.
– Пой,– сказала и дочь.– Разговорился. Есть слух – пой.
– Пой,– велела первая голова.– И вы тоже пойте.
– Кто? – не поняла Баба-Яга.– Мы?
– Вы. Пойте.
– Может быть, я лучше одна? – вякнула дочь; ее не устраивало, что она будет подпевать Ивану.– С мужиком петь... ты меня извини, но...
– Три, четыре,– спокойно сказал Горыныч.– Начали.

Дам коня, дам седло,-

запел Иван, Баба-Яга с дочкой подхватили:

Дам винтовку свою-у,
А за это за все
Ты отдай мне жену-у.
Ты уж стар, ты– уж се-ед,
Ей с тобой не житье,
С молодых юных ле-ет
Ты погубишь ее-о-о.

Невыразительные круглые глазки Горыныча увлажнились: как всякий деспот, он был слезлив.
– Дальше,– тихо сказал он.

Под чинарой густой,-

пел дальше Иван,-

Мы сидели вдвое-ом,
Месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом.

И Иван с чувством повторил еще раз, один:

Эх, месяц плыл золотой,
Все молчало круго-ом...

– Как ты живешь, Иван?– спросил растроганный Горыныч.
– В каком смысле? – не понял тот.
– Изба хорошая?
– А-а. Я счас в библиотеке живу, вместе со всеми.
– Хочешь отдельную избу?
– Нет. Зачем она мне?
– Дальше.

Она мне отдала-ась...-

повел дальше Иван,-

До последнего дня...

– Это не надо,– сказал Горыныч.– Пропусти.
– Как же? – не понял Иван.
– Пропусти.
– Горыныч, так нельзя,– заулыбался Иван,– из песни слова не выкинешь.
Горыныч молча смотрел на Ивана; опять воцарилась эта нехорошая тишина.
– Но ведь без этого же нет песни! – занервничал Иван.– Ну? Песни-то нету!
– Есть песня,– сказал Горыныч.
– Да как же есть? Как же есть-то?!
– Есть песня. Даже лучше – лаконичнее.
– Ну ты смотри, что они делают! – Иван даже хлопнул в изумлении себя по ляжкам.– Что хотят, то и делают! Нет песни без этого, нет песни без этого, нет песни!.. Не буду петь лаконично. Все.
– Ванюшка,– сказала Баба-Яга,– не супротивничай.
– Пошла ты!..– вконец обозлился Иван.– Сами пойте. А я не буду. В гробу я вас всех видел! Я вас сам всех сожру! С усами вместе. А эти три тыквы... я их тоже буду немножко жарить...
– Господи, сколько надо терпения,– вздохнула первая голова Горыныча.– Сколько надо сил потратить, нервов... пока их научишь. Ни воспитания, ни образования...
– Насчет "немножко жарить" – это он хорошо сказал,– молвила вторая голова.– А?
– На какие усы ты все время намекаешь? – спросила Ивана третья голова.– Весь вечер сегодня слышу: усы, усы... У кого усы?
– А па-арень улыбается в пшеничные усы,– шутливо спела первая голова.– Как там дальше про Хаз-булата?
– Она мне отдалась,– отчетливо сказал Иван. Опять сделалось тихо.
– Это грубо, Иван,-сказала первая голова.-Это дурная эстетика. Ты же в библиотеке живешь... как ты можешь? У вас же там славные ребята. Где ты набрался этой сексуальности? У вас там, я знаю, Бедная Лиза... прекрасная девушка, я отца ее знал... Она невеста твоя?
– Кто? Лизка? Еще чего!
– Как же? Она тебя ждет.
– Пусть ждет – не дождется.
– Мда-а... Фрукт,– сказала третья голова.
А голова, которая все время к жратве клонила, возразила:
– Нет, не фрукт,– сказала она серьезно.– Какой же фрукт? Уж во всяком случае – лангет. Возможно даже – шашлык.
– Как там дальше-то? – вспомнила первая голова.– С Хаз-булатом-то.
– Он его убил,– покорно сказал Иван.
– Кого?
– Хаз-булата.
– Кто убил?
– М-м...– Иван мучительно сморщился.– Молодой любовник убил Хаз-булата. Заканчивается песня так: "Голова старика покатилась на луг".
– Это тоже не надо. Это жестокость,– сказала голова.
– А как надо?
Голова подумала.
– Они помирились. Он ему отдал коня, седло – и они пошли домой. На какой полке ты там сидишь, в библиотеке-то?
– На самой верхней... Рядом с Ильей и донским Атаманом.
– О-о! – удивились все в один голос.
– Понятно,– сказала самая умная голова Горыныча, первая.– От этих дураков только и наберешься... А зачем ты к Мудрецу идешь?
– За справкой.
– За какой справкой?
– Что я умный.
Три головы Горыныча дружно громко засмеялись. Баба-Яга и дочь тоже подхихикнули.
– А плясать умеешь? – спросила умная голова.
– Умею,-ответил Иван.– Но не буду.
– Он, по-моему, и коттеджики умеет рубить,– встряла Баба-Яга.– Я подняла эту тему...
– Ти-хо! – рявкнули все три головы Горыныча.– Мы никому больше слова не давали!
– Батюшки мои,– шепотом сказала Баба-Яга.– Сказать ничего нельзя!
– Нельзя! – тоже рявкнула дочь. И тоже на Бабу-Ягу.– Базар какой-то!
– Спляши, Ваня,– тихо и ласково сказала самая умная голова.
– Не буду плясать,– уперся Иван.
Голова подумала:
– Ты идешь за справкой...– сказала она.– Так?
– Ну? За справкой.
– В справке будет написано: "Дана Ивану... в том, что он – умный". Верно? И " печать.
– Ну?
– А ты не дойдешь.– Умная голова спокойно смотрела на Ивана.– Справки не будет.
– Как это не дойду? Если я пошел, я дойду.
– Не.– Голова все смотрела на Ивана– Не дойдешь. Ты даже отсюда не выйдешь.
Иван постоял в тягостном раздумье... Поднял руку и печально возгласил: – Сени!
– Три, четыре,-сказала голова.– Пошли.
Баба-Яга и дочь запели:

Ох, вы сени, мои сени,
Сени новые мои...

Они пели и прихлопывали в ладоши.

Сени новые-преновые
Решетчатые...

Иван двинулся по кругу, пристукивая лапоточками... а руки его висели вдоль тела: он не подбоченился, не вскинул голову, не смотрел соколом.
– А почему соколом не смотришь? – спросила голова.
– Я смотрю,– ответил Иван.
– Ты в пол смотришь.
– Сокол же может задуматься?
– О чем?
– Как дальше жить... Как соколят вырастить. Пожалей ты меня, Горыныч,– взмолился Иван.– Ну сколько уж? Хватит...
– А-а,– сказала умная голова.– Вот теперь ты поумнел. Теперь иди за справкой. А то начал тут... строить из себя. Шмакодявки. Свистуны. Чего ты начал строить из себя? Иван молчал.









– Становись лицом к двери,– велел Горыныч. Иван стал лицом к двери. – По моей команде вылетишь отсюда со скоростью звука.
– Со звуком – это ты лишка хватил, Горыныч,– возразил Иван.– Я не сумею так.
– Как сумеешь. Приготовились... Три, четыре!
Иван вылетел из избушки.
Три головы Горыныча, дочь н Баба-Яга засмеялись.
– Иди сюда,– позвал Горыныч невесту,– я тебя ласкать буду.


***

А Иван шел опять темным лесом... И дороги опять – никакой не было, а была малая звериная тропка. Шел, шел Иван, сел на поваленную лесину и закручинился.
– В душу как вроде удобрения свалили,– грустно сказал он.– Вот же как тяжко! Достанется мне эта справка...
Сзади подошел Медведь и тоже присел на лесину. – Чего такой печальный, мужичок? – спросил Медведь.
– Да как же!..-сказал Иван.-И страху натерпелся, и напелся, и наплясался... И уж так-то теперь на душе тяжко, так нехорошо – ложись и помирай.
– Где это ты так?
– А в гостях... Черт занес. У Бабы-Яги.
– Нашел к кому в гости ходить. Чего ты к ней поперся?
– Да зашел по пути...
– А куда идешь-то?
– К Мудрецу.
– Во-он куда! – удивился Медведь.– Далеко.
– Не знаешь ли, как к нему идти?
– Нет. Слыхать слыхал про такого, а как идти, не знаю.
1 2 3 4 5 6