- Они были чересчур заняты семьей, бизнесом?.
- Да, именно так. Короче, я запомнил, как Бен - его звали Бен -
говорил моему отцу: "Ты меня давно знаешь, Чак. Я никогда не занимался
политикой. Но после того, что мы увидели за границей, я никогда больше и
шагу отсюда не сделаю. Я не хочу, чтобы мои внуки росли такими, как мы там
видели. И вот что я тебе еще скажу: я готов пожертвовать тысячи долларов,
нет, десятки тысяч любой партии, республиканцам или демократам, все равно,
кому, пока они готовы защищать эту мою страну.
- И вот так ты и попал в разведку?
- Ну, не совсем так. Но свою роль, я думаю, это сыграло. Я искал
способ выразить то, что я думаю об окружающем мире, а эта профессия словно
собрала все вместе.
Барбара уже привыкла в склонности Фоледы без особых причин заводить
такие вот разговоры. Обычно это случалось, когда он был чем-то озабочен,
но предпочитал держать это при себе. Некоторые утверждают, что лучше всего
им думается, когда они спят. А для него способом отвлечь свои мысли, пока
подсознание напряженно работало, был именно такой разговор.
- Ты думаешь, что всем нашим сотрудникам нужна именно такая
идеология? - спросила она. Фоледа покачал головой.
- Такого закона, во всяком случае, нет. Возьми, например, Лью
Мак-Кейна. Ему не интересно спасать мир ради демократии. Он любит
рискованную работу, и считает, что для того, чтоб быть собой, нужно быть
свободным. И кстати, для его стиля работы идеология может быть лишней
помехой. Может быть, поэтому он хороший оперативник, а мне лучше работать
в кабинете. Но с другой стороны... - Фоледа отвернулся от окна.
- Что ты думаешь об этом деле с Дьяшкиным? - неожиданно спросил он.
Барбара работала с ним достаточно долго, чтобы не задавать бессмысленные
вопросы.
- А что тебя беспокоит?
Фоледа посмотрел на разбросанные по столу бумаги.
- Все сошлось очень просто... Посмотри: первое, двое наших
провалились на Русалке. Месяц спустя в Японии возникает этот профессор со
своим желанием перебежать. По случайному стечению обстоятельств он,
оказывается, начальник основной станции связи с Русалкой. А пока все это
происходит, наши хакеры из Форт Мид находят ключ к коду, который взломать
оказалось значительно проще, чем положено, и выясняют, что наверху у
кого-то частная линия связи с этим профессором, - он вопросительно выпятил
подбородок.
- Даже если АНБ еще не обнаружило это - у него должен быть какой-то
способ отвечать.
- Правильно. А почему ты так думаешь?
Барбара пожала плечами.
- Может быть, мы сможем воспользоваться этой его линией, чтобы
связаться с нашими людьми там наверху.
- А зачем тебе это?
- Затем, что Советы не дают нам под любыми предлогами поговорить с
ними официально... - глаза Барбары сузились, когда она поняла, к чему
клонит Фоледа.
- Девять из десяти. А что еще ты подумала?
Она нахмурилась:
- А может быть, кто-то хочет, чтобы я думала именно это?
- Десять из десяти.
Он встал и подошел к окну. Несколько секунд стоял там в молчании.
- Все, что связано с Русалкой, серьезно. Есть вопросы, на которые нам
нужны ответы, прежде чем мы сможем двигаться дальше. С кем связан Дьяшкин
на станции? Для чего это сделано? Почему он хочет сбежать? А самое главное
- он настоящий? Мы не можем вслепую влезть в такое дело.
Барбара молчала. Она поняла всю сложность ситуации, но сейчас не
могла подсказать даже направления, в котором можно было получить
необходимые ответы. Это могло быть очередное упражнение в долгом и трудном
перелопачивании информации, которое составляет девяносто процентов работы
разведчика: просеивание неинтересного на первый взгляд мусора, мелочей,
поиск закономерностей и взаимосвязей, в надежде, что найдется что-то
путное. Значит, начнется сбор дополнительной информации по Дьяшкину.
Какие-нибудь личные мелочи, черты характера, принципы - все, что может
заполнить пустые места. Барбара посмотрела на стол Фоледы в надежде
отгадать направление, в котором будет работать его мозг. На одном из
экранов на столе светилась справка, которую он собирал из различных банков
данных. Заголовок гласил: "Доркас, Анна Леонидовна. Псевдоним "Скрипач"".
Фоледа отвернулся от окна и наблюдал за ней.
- Да, администратор из Аэрофлота. Бывшая жена Дьяшкина.
- Я знаю.
- Правда, она больше не работает в Аэрофлоте. - Фоледа подошел ближе
к столу и пригляделся к экрану. - В 2014 году, через три года после
развода с Дьяшкиным, она снова вышла замуж, на этот раз за одного типа по
имени Энрико Доркас, известного, как зарубежный корреспондент журнала
"Новое Время".
Барбара поджала губы. Это был журнал, рассказывающий об иностранных
новостях и событиях, основанный в 1943 году КГБ для того, чтобы прикрывать
работу офицеров советской разведки за границей.
- Значит, он из КГБ. И где они живут?
- Он полковник. А живут они в Лондоне, в советской резиденции в
Кенсингтоне. Официально она мелкий клерк в посольстве. Но тут мы подходим
к самому интересному. Видишь ли, в соответствии с теми материалами, что мы
получили от Интеллидженс Сервис, Анна Доркас, а в девичестве Пенкова,
связана с нелегальной организацией советских интеллигентов-диссидентов,
"Клуб По Пятницам". Как это разрешается старшим офицерам, она с мужем
живут не в посольстве, а снимают квартиру на Бейсуотер. Это двойное
преимущество для человека, связанного с диссидентской активностью. Первое
- возможность путешествия за рубеж, второе - свобода общения с
заграничными группами и источниками внешней помощи. Отдел СИС, который
работает с ней, говорит, что она охотно сотрудничает с ними.
- Ты хочешь сказать, что ее завербовали британцы?
- Именно.
Барбара кивнула, и уже хотела что-то сказать, но осеклась и снова
задумчиво посмотрела на экран.
- Если, конечно... Если она не из КГБ. Тогда эта диссидентская
история может быть просто крышей для выявления зарубежных связей
диссидентов.
Фоледа довольно хмыкнул.
- В этом и весь вопрос: она женила на себе высокого офицера КГБ для
того, чтобы иметь уникальную возможность для своей диссидентской
деятельности, или же она верная жена члена партии, маскирующаяся под
диссидента?
- А насколько ей доверяют англичане?
Фоледа пожал плечами.
- Она предоставила им списки личного состава посольства, которые они
просили, схему организации, имена некоторых агентов, которые передают
информацию Советам. Это был материал, который мы уже получили из других
источников, так что они могли определить фальшивку. Но с другой стороны,
если Советы знали, что эти материалы у нас уже есть, то им не было смысла
их скрывать, и они могли передать настоящие документы. Так что это ничего
не доказывает.
- Ммм... - Барбара откинулась в кресле. - А когда, ты говоришь, она
вышла за этого Энрико?
- Три года назад - в 2014.
- Если она настоящий диссидент и устроила все это специально, то у
нее уже тогда должны были быть связи с диссидентским движением. Что на нее
есть у наших людей в Москве?
- В основном то, что подтверждает ее подлинность. Но Советы известны
тем, что создают своим агентам крышу еще за много лет до того, как
собираются их использовать. Есть свидетельства, что она была связана с
"Клубом По Пятницам" по крайней мере в течение восьми лет. - Фоледа с
любопытством посмотрел на Барбару, словно пытаясь угадать, поняла ли она
ход его мысли.
- Восемь лет, - повторила она. - Это начиная с 2009, когда она еще
была замужем за Дьяшкиным.
- Да-а.
Барбара поняла, в чем дело.
- Если Анна - настоящий диссидент с таким стажем, то вероятно, что и
Дьяшкин - тоже.
- Правильно. - Фоледа обошел вокруг стола и снова уселся в кресло. -
Это стоит выяснить, по-моему. И выяснить это будет несложно, потому что
Анна не только за границами советского блока, но и уже связана с
английской разведкой.
- Ясно. Я займусь этим, - ответила Барбара. - А сейчас? Мне готовить
вопросы для англичан?
- Не для англичан. - Фоледа покачал головой.
- А для кого?
- Ты когда последний раз ездила в Англию?
От удивления глаза Барбары широко открылись.
- Я? Я не занималась ничем таким уже много лет.
- Значит, поря стряхнуть паутину. У тебя случайно нет стремления
спасти Землю или принести новое тысячелетие мира и покоя?
- У меня? Нет. Как сказал Торо: "Что бы не побеспокоило человека,
даже запор - как он мчится изменять весь мир". Я просто делаю свое дело,
вот и все.
Грубое лицо Фоледы расплылось в улыбке.
- Ты идеально подходишь для оперативной работы, совсем, как Лью.
Может быть, нам придется подержать тебя там немного. Скажем так, что в
настоящий момент я не хочу выносить сор из избы.

20
Женщина по имени Наташа чем-то напоминала непристойно разжиревшую
жабу. Тройной, покрытый волосатыми бородавками подбородок, жуткие толстые
руки со складками на сгибе и поросячьи глазки, с вечным неодобрением
глядящие из-под мясистых ресниц.
- Тут еще и половины нет, - выругалась она, поставив вторую
проволочную корзину с грязной посудой поверх первой; при всем желании Пола
не успела бы ее закончить. От Наташи жутко несло немытым телом.
- С'час принесу еще, потом полы помоешь. В чем дело - не привыкла
работать? В Америке, небось, всю жизнь негры на тебя вкалывали. Ничего,
здесь все наоборот. Кто не работает - тот не ест! - и она удалилась,
пробурчав еще одно короткое слово, которого Пола так и не поняла.
Она вытащила из корзины стопку тарелок, опустила их в большую
раковину, наполненную горячей грязной водой и насыпала еще чистящего
порошка. Руки были в грязи, а волосы прилипли ко лбу. Руки были еще и
красные, опухшие - ей выдали дырявые перчатки. "Другой пары нет!". А
нельзя ли поискать? "Это невозможно!". Вечный русский ответ на любой
вопрос. Они могли построить в космосе искусственный маленький мир из
алюминия, добытого на Луне, но не могли придумать посудомоечную машину,
которая бы не ломалась. А почему ее нельзя починить? "Это невозможно!".
Почему? "Это невозможно!".
Ее привезли на окраину городской зоны Новой Казани, в женскую часть
вероятно, очень большого исправительного заведения под "поверхностью
земли". После унизительного врачебного осмотра и обыска ей выдали тюремную
одежду, туалетные принадлежности и отправили в камеру, где кроме нее,
находилось еще семь женщин. В этой камере и ели и спали - в общем, все
прелести тюремной жизни. Вся ее жизнь протекала теперь между камерой и
рабочим местом, жаркой и шумной кухней, десять часов в день, да еще
коридоры коричневого цвета. Пола стала просто мечтать об одиночной камере,
по крайней мере в одиночестве она могла думать без помех.
- И как это называется? Это называется вымыла? - жаба вернулась. -
Сильнее три, сильнее. Люди с этого есть будут. В чем дело - что, боишься,
ручки заболят?
- Порошок почти кончился. Нужно еще порошка.
- А порошка больше нет.
- Разве нельзя взять еще?
- Это невозможно.
- Но почему?
- Это невозможно!

Пола ужинала в одиночестве, отодвинувшись на край единственного в
камере стола и старалась не замечать шуточек, которыми ее сокамерницы
забросали новенькую американку.
- Что это с ней сегодня, а?
- Ручки потрескались, не видишь, что ли? Работать-то не привыкла.
- А что, разве в Америке никто не работает?
- Конечно, работают. Негры работают, рабочий класс работает. На
капиталистов.
- Тогда она, наверно, капиталистка.
- Дочка капиталиста. Принцесса.
- Умная.
- Достойная и почтенная.
- Тяжело ей, наверное, здесь. - Хихиканье.
- Правда, принцесса? Это правда, что твой папа - капиталист? И ты
росла в большом доме с шелковыми простынями? И за тобой бегали слуги,
чтобы вытереть тебе нос?
- И задницу! - Взрыв хохота.
- Теперь понюхаешь, каково им было.
- В России каждый сам себе нос вытирает.

В маленьком умывальнике в конце камеры было две раковины и один
унитаз. Пола пыталась отмыть чуть теплой водой и твердым немыльным мылом
всю грязь, налипшую на руки за день. Вошла Катерина, стройная белоруска, с
длинными черными волосами и бледной кожей. Она казалась безразличной,
почти равнодушной, но ее выдавали живые глаза и речь человека, не похожего
на остальных. Она повесила полотенце на крючок за дверью и вынула из
маленькой пластиковой сумки кусочек мыла, зубную щетку, зубной порошок и
расческу, потом, не говоря ни слова, открыла кран. Тот лихорадочно
затрясся, откашлялся воздухом, попавшим в трубу, и потекла желтоватая
струйка. Вода в колонии использовалась повторно, очищаясь в замкнутой
экологической системе.
Мыло Катерины было белее и мягче, чем серый кусок в руках Полы, и она
подняла глаза, глядя в зеркало:
- Где ты достала такое?
- Мне выдали.
- А у меня вот это. Почему такая разница.
- Ну... иногда так случается. Если понравишься кладовщице...
- Ты хочешь сказать, у нее есть любимчики.
- Надо просто понравиться.
- А я не нравлюсь.
- Может быть, кладовщица вообще не любит американцев.
- И не только она.
Катерина пожала плечами и стала раздеваться. Пола продолжала оттирать
руки, потом спросила:
- Я могу поговорить с тобой, Катерина?
- Я не могу тебе запретить.
- Я, по-моему, чего-то не понимаю. Слушай, почему русские верят всей
этой пропаганде? Глаза же у них есть? У них головы на плечах, они же могут
подумать, неужели вы верите всему, что о нас твердят? - Пола беспомощно
взмахнула рукой. - Столько времени прошло, должны же вы знать... Наши
политики тоже твердят нам всякую ерунду о русских, но мы-то понимаем, что
они без этого не могут. Нам может не нравиться советская система, но мы же
не путаем ее с людьми. Как против людей, мы против вас ничего не имеем.
- Ты говоришь о глазах, о голове на плечах, о людях - и сама служишь
системе, которая давит людей.
- Это неправда. Вам говорят неправду. В нашей системе люди свободны,
это...
- Тем хуже. Если у вас не было выбора, если вас принудили быть рабами
- это одно. Но если вы свободны и предпочли стать рабами... И ты мне еще
говоришь о пропаганде!
Пола устало тряхнула головой.
- И ты в самом деле веришь, что американцы враждебны ко всем русским?
- Америка - сердце капитала. Капиталисты неизбежно попытаются
уничтожить прогрессивный социализм до того, как их сметет со сцены
истории. Наша первейшая задача - оборонять себя перед этой угрозой. А как
же иначе? Сколько раз вы нападали на нас... А ты еще обвиняешь нас в
коварстве!
Пола удивленно посмотрела на нее:
- Мы нападали? Я ничего не понимаю. О чем ты? Ни одна страна не
нападала на вас, кроме Гитлера, конечно, и тогда мы сражались вместе. Ни
одна демократическая страна не нападала на Россию.
- Вот так вам лгут, - ответила Катерина. - В первый же год Советской
власти, летом восемнадцатого, капиталисты послали свои армии в Россию,
чтобы вместе с контрреволюционным отребьем уничтожить молодое Советское
государство. Это что, не нападение?
Пола редко интересовалась историей. Она вскинула голову:
- Не знаю... Наверное, я никогда не интересовалась этим временем...
- Видишь, - Катерина покачала головой. - Да. Американцы, англичане,
французы, японцы - все. Разве ты не знала? И даже тогда, после четырех лет
войны в Европе, после революции, все равно Красная Армия была непобедима.
Ты говоришь, что Гитлер не ваш, что он не демократ? Зато ваши так
называемые демократии вооружили Германию, позволили ему встать на ноги,
чтобы отправить его войной на Россию. Самим было слишком страшно. Они
пытались развязать войну, и отползти в сторону, как змеи, но они
недооценили Сталина.
- Я не знаю, я...
- А! Что ты знаешь? Ничего ты не знаешь. А потом, когда чудище,
которое они вырастили, повернулось против них, Россия спасла их. А потом
Россия выбросила японских захватчиков из Китая и закончила войну. Россия
всегда защищала других от захватчиков. После войны вы. американцы и ваши
марионетки пытались вторгнуться в Корею. И вы пытались захватить Ближний
Восток, вы пытались захватить Кубу, и Вьетнам.
Пола открыла рот:
- Вас учат - этому?
- А ты еще говоришь о том, что на нас никто не нападает, что мы
параноики. Ты еще удивляешься, почему мы плохо о вас думаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51