Но в конце концов мы все же нашли путь, и коттедж позади вскоре скрылся из виду, а вокруг стало мрачно и сыро. Наши ноги тонули, словно в упругом ковре, и Мидж сообщила мне, что верхний слой почвы составляют перегнившие листья, растения и разложившиеся животные.
Последнее не вызвало у меня восторга, и мне не стало лучше, когда она добавила, что то, по чему мы ступаем, наполнено живыми организмами, которые растворяют и перерабатывают вышеупомянутое. Вот так лес процветает, а не заваливается год от года мусором — ничто не пропадает зря, все умершее, растения или животные, требуется для жизни чего-то другого. «Интересно», — подумал я, и это в самом деле было интересно.
Мидж с удовольствием показывала деревья и растения, не то чтобы стремясь расширить кругозор городского недотепы, а чтобы вызвать у меня интерес и вовлечь в новую среду обитания. Луб, ясень, платан, клен — я начал различать разные виды деревьев и их особенности (да я и не был таким тупым, как притворялся). Мидж объясняла, что в лесу существует несколько уровней. Первый — подпочва, верхний слой и нижняя поросль, включающий травянистые и древесные растения, молодые деревца, папоротники и прочее. Потом уровень кустарников с цветущими кустами, такими как боярышник, кизил, бузина и т. п. Над ними — лесная крыша, или шатер, как называла это Мидж. Там гнездились серьезные ребята, хищники вроде неясыти и ястреба-перепелятника вместе с шайкой прочих, таких как черные вороны и сороки.
Я упоминаю это не как урок по природоведению, а просто чтобы показать, как любит Мидж меня учить... — нет, неудачное слово, лучше сказать: читать мне лекции о природе. Она страстно хотела сделать меня ее частью, какой являлась сама, по-своему понимая, что теперь, когда я оказался вдали от суеты нашего прежнего образа жизни, мне потребуется сменить интересы.
И я подыгрывал ей не просто из удовольствия, но и потому, что искренне хотел охватить этот особый мир. Вы могли бы подумать, что насчет последнего мои иллюзии немного рассеялись, хотя это и не совсем так; полагаю, я просто искал чего-то большего, может быть, чего-то лучшего, чем знал до сих пор. Вероятно, так можно сказать про всех нас, но не у всех бывает возможность для перемены. Возможно, если бы я знал, что найду, я бы не так рвался к этому.
Мы остановились у поваленного дерева, большая часть сердцевины которого превратилась в коричневую комковатую труху, а остатки коры заросли зеленым мхом. Папоротник тоже принял участие в маскировке ствола, но смерть дерева витала вокруг, как призрак над могилой. Мой взгляд привлекли яркие красные пятна, и я подошел поближе рассмотреть их.
Опустившись на корточки, я через плечо сказал Мидж:
— Посмотри-ка! И после этого ты скажешь, что не бывает никаких гномов и эльфов?
— Я никогда не говорила, что их не бывает. — Она опустилась на колени рядом со мной. — Ой, Майк, я бы на твоем месте оставила это в покое!
Я пощупал мухоморы пальцем. Их пучок словно явился из детской сказки, с одной из иллюстраций Мидж, такими волшебными они казались со своими светлыми ножками и алыми в белую крапинку шляпками.
— Ядовитые? — спросил я зачарованно.
— От них несколько дней промучаешься животом. Это мухоморы, и их определенно не едят.
— А выглядят вполне мило. А эльфы, думаешь, дома? — Я постучал по шляпке.
— Эльфы никогда не выходят, если рядом люди. Давай не будем их тревожить, а то они могут напакостить.
Опершись руками о колени, я встал.
— Правильно. Не хочется, чтобы меня сглазили. — Я серьезно взглянул на Мидж. — Интересно, а бывают тут...
— Нет, Майк, насколько я знаю, такое «волшебство» бывает только в некоторых районах Уэльса. Очень сомнительно, что они растут в Гемпшире.
Могу сказать, что ее не обрадовало мое любопытство, и я придвинулся поближе.
— Знаешь, я бы и дотрагиваться не стал ни до чего подобного.
Она прислонилась ко мне.
— Меня пугает одна мысль, Майк. Если с тобой опять что-нибудь случится, как раньше...
Она не договорила, но я знал, что Мидж имела в виду мои прежние привычки, когда я кое-что покуривал, кое-что понюхивал — ничего сильнодействующего, никаких игл, только то, что быстро проходит, и этого было трудно избежать, вращаясь в кругах моих друзей-музыкантов. Как-то на одной вечеринке кто-то подсунул мне кокаин. Это обернулось печально, как рассказали мне потом, и все прошло лишь через три дня. Тогда Мидж не отходила от меня, а я не мог прийти в себя, я еле дышал, и она нянчила меня после, не брюзжа и не жалуясь, всегда ласковая, обращалась со мной как с заболевшим малышом. Мне повезло, что все обошлось без последствий для психики и без полицейского расследования — наверное, там решили, что я достаточно наказан, да и наркотик был не мой. И в общем касательно наркотиков на этом мой опыт и заканчивался. Больше я не пробовал. Да и до того они не вошли у меня в привычку, я не потреблял ничего сильнодействующего, так что бросить не составило труда. Но, может быть, теперь вы поймете, почему меня так потрясло то легкое одурение, что я испытал в первый день в круглой комнате. В жизни трудно избежать ошибок.
Я прижал Мидж к себе и погладил по голове, сама тишина в лесу успокаивала меня.
— Ты по-прежнему веришь мне, Мидж?
— Конечно, верю, — пылко ответила она. — Просто я не хочу снова так пугаться, вот и все.
Она выглядела такой маленькой и несчастной, что я не удержался от улыбки.
— Я скорее отрежу себе ногу, чем снова доставлю тебе такое беспокойство, — сказал я.
Она фыркнула, но в уголках ее губ заиграла улыбка.
— И где мне взять запасную ногу?
— Здесь где-нибудь найдется склад ног.
Ее стон был таким громким, что с ближайшего куста вспорхнула птица.
— Это ужасно. — Она зачерпнула сухих листьев и бросила в меня. — Это в самом деле ужасно!
Увернувшись и стряхивая мусор с волос, я побежал прочь. Она бросилась за мной, набрав в руки еще мусора, но зацепилась за незаметный сук и обрушила на себя дождь сухих листьев.
Мидж выругалась, а я запрыгал, показывая на нее пальцем.
— Вот, вот, что теперь подумают все эти человечки услышав такое? Разве Энид Блайтон употребляет такие выражения? Разве Кристофер Робин когда-нибудь говорил так с Винни-Пухом?
Я снова увернулся, увидев, как сук, о который Мидж споткнулась, полетел мне в голову.
— Ох ты, ох ты! — проговорил я. — Твой издатель знает об этой твоей отвратительной черте?
— Я доберусь до тебя, Стрингер! Погоди, я доберусь до тебя! — И она стала описывать, что сделает с определенными нежными частями моего тела, когда наложит на них лапу.
Но я оставался вне досягаемости.
— Не верю своим ушам! Разве Гретель говорила так Гензелю? Разве Джилл была так похожа на Джека? Разве принцесса проявляла такой садизм по отношению к прекрасному тритону?
— К лягушке.
— Что?
— К лягушке, а не тритону.
— Что тебе больше нравится, малышка.
Она опять бросилась на меня, и я побежал прочь, слыша за спиной разъяренные крики. Случайные снаряды отскакивали от моей спины, но я легко оторвался от преследования.
Мы уже прошли значительную часть леса, двигаясь вдоль какой-то еле заметной тропинки с еще менее заметными ответвлениями, и внезапно я словно переступил порог между ночью и днем и оказался на открытом месте.
Солнце на мгновение ослепило меня, но, несколько раз быстро моргнув и прикрыв глаза рукой, я обнаружил, что стою на широком покатом лугу. Внизу на фоне продолжавшегося леса стоял большой серый дом — даже скорее дворец.
На двухэтажном здании под крышей с коньком виднелись слуховые окна, а на самой крыше возвышался ряд печных труб, как перевернутые вверх дном сундуки. Вдоль первого этажа шло, наверное, восемь или девять окон, и столько же окошек поменьше — над ними. Я различил широкую лестницу, ведущую к довольно большому входу. Дом не имел крыльца, но дверь обрамляли квадратные колонны и выступающий из стены карниз. До самой прямоугольной площадки перед входом, где не было никаких газонов, простирался луг, а дорога, поворачивающая за угол дома, вероятно, шла через лес к шоссе.
Место было определенно глухим, и серые стены, несмотря на яркое солнце, придавали зданию мрачную задумчивость. Хотя все вокруг дома выглядело очень красиво, в нем самом мне померещилось что-то угрюмое и неприветливое.
Сзади тихими шагами кто-то подкрался, и цепкие руки обхватили меня за пояс, а скрюченные пальцы полезли к тем нежным частям, спасая которые, я так резво убегал. Но прежде чем Мидж успела нанести мне какой-либо урон, я схватил ее за запястья, и она издала разочарованный крик. Повернувшись и прижав ее к себе, так что она оказалась беспомощной, я укусил ее за маленький носик.
Мидж отдернула голову, одновременно смеясь и задыхаясь, но, когда поняла, что сопротивление бесполезно, прекратила вырываться.
— Хулиган, — сказала она одновременно обиженно и ласково.
— Будешь хорошо себя вести?
— Х-м-м-м-м...
— Что-что? Я не расслышал.
— Крыса!
— Согласен. Но ты не ответила на мой вопрос — Я почувствовал, как ее голова, прижатая к моей груди, кивает. — Это означает «да»?
Приглушенное ворчание и опять какое-то копошение.
— Хорошо.
Я отпустил ее, но не ослабил бдительности. Мидж шагнула назад и лягнула меня в голень.
— Чертова корова! — завопил я, потирая ногу.
— Папа научил меня, как обращаться с такими гадами, как ты, когда я еще носила косички, — дразнилась Мидж, приплясывая на безопасном расстоянии.
Я бросился на нее, стараясь схватить за колени, но поймал лишь одну ногу, и мы покатились вниз по травянистому склону. Мидж хихикала и ругалась, колотя меня кулаками, а я не отпускал ее, наслаждаясь ощущением наших прижатых друг к другу тел.
Мы остановились, отдуваясь; я оказался лежащим на спине, Мидж отдыхала сверху. Увидев дом, она вытаращила глаза и, все еще не отдышавшись, сказала:
— Что за странное место!
Она села, и я оперся на локоть, чтобы вместе с ней посмотреть за луг.
— Выглядит мрачновато, правда? — заметил я.
По пологому склону, шевеля траву, пробежал ветерок; он коснулся нас и поспешил дальше. Я поежился, хотя мне было тепло.
— Интересно, кто там живет? — сказала Мидж.
— Кто-то, у кого денег больше, чем мы когда-либо увидим, и этот кто-то, очевидно, любит уединение. Даже дверь выходит на другую сторону от дороги.
— Дом выглядит таким... таким пустым.
— Может быть, хозяев нет, а может быть, это одно из старых семейных владений, содержать которые уже никто не может себе позволить. Я слышал, последние десятилетия были жестоки ко многим владельцам подобных дворцов.
— Нет, я имела в виду не такую пустоту. — Мидж нахмурилась, стараясь вложить в слова чувство. — Он выглядит унылым, безжизненным, — проговорила она наконец. — Такое красивое место, а дом кажется таким... гадким. — Она взглянула на меня. — Он кажется враждебным.
— О, я бы не стал так говорить. Хотя, конечно, если мы вторглись в частные владения, кто-то может проявить враждебность, увидев нас здесь.
Мидж тут же вскочила на ноги.
— Не волнуйся так, — сказал я, оставаясь на месте. — Я пошутил. Мы не видели никаких табличек о частных владениях.
Она обернулась, словно боясь увидеть приближающихся лесников с заряженными ружьями.
— Не нравится мне здесь. Я чувствую себя так, будто за нами наблюдают.
Я встал и отряхнул траву с джинсов.
— Ты просто невозможна. Нет ничего более мирного, а ты так перепугалась.
— Мне просто не по себе. Давай пойдем, а, Майк?
Теперь уже я посмотрел на нее с некоторой озабоченностью; в ее тоне была тревога, вряд ли вызванная данной ситуацией.
— Ладно, Мидж, — сказал я, протягивая ей руку, — пошли.
Мы пошли обратно в лес, и, прежде чем зайти в тенистое укрытие, я бросил последний взгляд на серый дом. Отсюда мрачный дом казался вполне невинным.
* * *
Немного спустя, почти вернувшись через лес обратно, на той же самой тропинке, по которой шли туда (по крайней мере, Мидж уверяла меня, что тропинка та же самая), мы нашли подраненного дрозда. Мидж уверенно вела меня за собой, а я шел сзади, засунув руки в карманы джинсов и насвистывая песенку гномов «Хай-хо».
Я вздрогнул, когда Мидж вдруг замерла и, вытянув руку, остановила меня. Я тоже замер со сложенными для свиста губами.
— В чем дело? — прошептал я, но она только махнула рукой и присела на корточки на тропинке. Я услышал бешеное трепыхание и тоже опустился рядом.
Мидж раздвинула листву и отшатнулась от резкого птичьего крика. На нас черными встревоженными глазками смотрела птичка и испуганно вертела головкой.
— О, бедняжка, — сочувственно проговорила Мидж. — Смотри, Майк, у него сломано крыло.
Я придвинулся поближе, и встревоженная птичка захлопала по земле здоровым крылом, отчаянно стремясь убежать. Мидж осторожно протянула руку, и птичка тут же затихла, хотя поглядывала с прежней тревогой. Ведьмочка тихо что-то проворковала, и, к моему изумлению, птичка позволила ей потрогать пальцем взъерошенную грудку.
— Это дрозд-деряба, — тихо сказала мне Мидж. — Наверное, он налетел на дерево или запутался в кустах. Не похоже, что на него напал какой-то зверь, — нигде нет никаких следов крови или ран.
Я посмотрел на серо-коричневую птичку и заметил, что прикосновение Мидж произвело на нее едва ли не гипнотическое воздействие: темные глазки почти закрылись, словно дрозд вдруг заснул.
— И что нам с ним делать? — прошептал я.
— Нельзя оставлять его здесь. Он не переживет ночь среди лесных хищников.
— Но мы не можем взять его домой.
— Почему? Мы можем приютить и обогреть его на ночь, а завтра я отвезу его в Кентрип или Бэнбери, где есть ветеринар.
— Крыло слишком сильно повреждено, Мидж, — видишь, как оно все перекручено. Если даже птичка перенесет шок, крыло все равно никогда не заживет.
— Ты удивишься, как живучи эти пташки; его можно вылечить, вот увидишь. — Она нежно обхватила птичку ладонями и осторожно подняла, та почти не сопротивлялась. Мидж устроила ее на груди, и, я думаю, дрозд оценил комфорт, потому что его веки закрылись и он словно уснул. Мидж с такой нежностью смотрела на прильнувшее к ней маленькое пернатое тельце, что я ощутил, как внутри меня что-то оттаяло. Сколько нежных чувств ни питал я к ней, всегда есть пространство для дополнительной щемящей нежности. Можете назвать меня сентиментальным ослом.
Мы встали, я положил Мидж руку на плечо, и мы пошли по тропинке назад. Чтобы не потревожить прижатого к груди дрозда, Мидж двигалась еще грациознее.
Вскоре я увидел впереди белый просвет и понял, что мы подходим к опушке у Грэмери.
Но я заметил и кое-что еще. По крайней мере, мне так показалось, потому что, когда я хотел присмотреться, оно исчезло.
Мне показалось, что в некотором отдалении среди деревьев стоит какая-то фигура. Мидж вся сосредоточилась на птичке и, насколько я понял, ничего не заметила Я прищурился, чтобы лучше видеть, и осмотрел тот участок леса. Может быть, это была всего лишь тень от покачнувшегося на ветру куста? Нет, никого не видно.
И все же мне было трудно избавиться от чувства, что среди деревьев кто-то стоит. Фигура в черном, совершенно неподвижная и наблюдающая. Наблюдающая за нами.
Гость
В тот вечер мы расположились на отдых в круглой комнате, Мидж легла на ковер, подложив под голову подушки, а я с гитарой устроился на диване — сцена в испанском стиле, — поставив на подвернувшийся рядом столик бутылку вина и стакан. Раненый дрозд внизу, в кухне, перевязанный мягкой материей, отдыхал на полке и выглядел довольно благополучно, хотя и немного печально. Мидж дала ему в клювик намоченного в молоке хлеба и со всей возможной осторожностью пристроила сломанное крылышко. Теперь выздоровление зависело от самой птички.
Солнце уже почти село за деревья, и комнату, как и раньше, заливал его теплый свет, но на этот раз мягче, как-то глубоко успокаивая. Я перебирал струны гитары, и звуки резонировали в изогнутых стенах, наполняя комнату волшебной музыкой. Я сыграл пьесу, которая раньше мне не удавалась, — Большую сонату Паганини ля-минор (да, я не только рок-н-роллер) — и Мидж была от моей музыки не просто под впечатлением, а прямо-таки в трансе. Как и я сам. Теперь в пьесе ничто не вызывало сомнений, пальцы нигде не спотыкались, и я наслаждался своей ловкостью, мои руки были уверенны и сильны, их уже не смущала сложность и длительность композиции (как всегда бывало раньше). Конечно, случались и ошибки, но они терялись в потоке захватывающей музыки, и когда я закончил, то, наверное, сама старая Сегодня удостоила бы меня кивком. Но мне хватило и незабываемого выражения на лице Мидж.
Она подползла и положила руку мне на колени.
— Это было... — Она быстро помотала головой. — Блестяще.
Я поднял руки ладонями к себе и посмотрел на них, словно они принадлежали кому-то другому.
— Да, — признал я, чуть дыша, — я был неплох, правда? Боже, я был невероятен!
— Еще, — попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Последнее не вызвало у меня восторга, и мне не стало лучше, когда она добавила, что то, по чему мы ступаем, наполнено живыми организмами, которые растворяют и перерабатывают вышеупомянутое. Вот так лес процветает, а не заваливается год от года мусором — ничто не пропадает зря, все умершее, растения или животные, требуется для жизни чего-то другого. «Интересно», — подумал я, и это в самом деле было интересно.
Мидж с удовольствием показывала деревья и растения, не то чтобы стремясь расширить кругозор городского недотепы, а чтобы вызвать у меня интерес и вовлечь в новую среду обитания. Луб, ясень, платан, клен — я начал различать разные виды деревьев и их особенности (да я и не был таким тупым, как притворялся). Мидж объясняла, что в лесу существует несколько уровней. Первый — подпочва, верхний слой и нижняя поросль, включающий травянистые и древесные растения, молодые деревца, папоротники и прочее. Потом уровень кустарников с цветущими кустами, такими как боярышник, кизил, бузина и т. п. Над ними — лесная крыша, или шатер, как называла это Мидж. Там гнездились серьезные ребята, хищники вроде неясыти и ястреба-перепелятника вместе с шайкой прочих, таких как черные вороны и сороки.
Я упоминаю это не как урок по природоведению, а просто чтобы показать, как любит Мидж меня учить... — нет, неудачное слово, лучше сказать: читать мне лекции о природе. Она страстно хотела сделать меня ее частью, какой являлась сама, по-своему понимая, что теперь, когда я оказался вдали от суеты нашего прежнего образа жизни, мне потребуется сменить интересы.
И я подыгрывал ей не просто из удовольствия, но и потому, что искренне хотел охватить этот особый мир. Вы могли бы подумать, что насчет последнего мои иллюзии немного рассеялись, хотя это и не совсем так; полагаю, я просто искал чего-то большего, может быть, чего-то лучшего, чем знал до сих пор. Вероятно, так можно сказать про всех нас, но не у всех бывает возможность для перемены. Возможно, если бы я знал, что найду, я бы не так рвался к этому.
Мы остановились у поваленного дерева, большая часть сердцевины которого превратилась в коричневую комковатую труху, а остатки коры заросли зеленым мхом. Папоротник тоже принял участие в маскировке ствола, но смерть дерева витала вокруг, как призрак над могилой. Мой взгляд привлекли яркие красные пятна, и я подошел поближе рассмотреть их.
Опустившись на корточки, я через плечо сказал Мидж:
— Посмотри-ка! И после этого ты скажешь, что не бывает никаких гномов и эльфов?
— Я никогда не говорила, что их не бывает. — Она опустилась на колени рядом со мной. — Ой, Майк, я бы на твоем месте оставила это в покое!
Я пощупал мухоморы пальцем. Их пучок словно явился из детской сказки, с одной из иллюстраций Мидж, такими волшебными они казались со своими светлыми ножками и алыми в белую крапинку шляпками.
— Ядовитые? — спросил я зачарованно.
— От них несколько дней промучаешься животом. Это мухоморы, и их определенно не едят.
— А выглядят вполне мило. А эльфы, думаешь, дома? — Я постучал по шляпке.
— Эльфы никогда не выходят, если рядом люди. Давай не будем их тревожить, а то они могут напакостить.
Опершись руками о колени, я встал.
— Правильно. Не хочется, чтобы меня сглазили. — Я серьезно взглянул на Мидж. — Интересно, а бывают тут...
— Нет, Майк, насколько я знаю, такое «волшебство» бывает только в некоторых районах Уэльса. Очень сомнительно, что они растут в Гемпшире.
Могу сказать, что ее не обрадовало мое любопытство, и я придвинулся поближе.
— Знаешь, я бы и дотрагиваться не стал ни до чего подобного.
Она прислонилась ко мне.
— Меня пугает одна мысль, Майк. Если с тобой опять что-нибудь случится, как раньше...
Она не договорила, но я знал, что Мидж имела в виду мои прежние привычки, когда я кое-что покуривал, кое-что понюхивал — ничего сильнодействующего, никаких игл, только то, что быстро проходит, и этого было трудно избежать, вращаясь в кругах моих друзей-музыкантов. Как-то на одной вечеринке кто-то подсунул мне кокаин. Это обернулось печально, как рассказали мне потом, и все прошло лишь через три дня. Тогда Мидж не отходила от меня, а я не мог прийти в себя, я еле дышал, и она нянчила меня после, не брюзжа и не жалуясь, всегда ласковая, обращалась со мной как с заболевшим малышом. Мне повезло, что все обошлось без последствий для психики и без полицейского расследования — наверное, там решили, что я достаточно наказан, да и наркотик был не мой. И в общем касательно наркотиков на этом мой опыт и заканчивался. Больше я не пробовал. Да и до того они не вошли у меня в привычку, я не потреблял ничего сильнодействующего, так что бросить не составило труда. Но, может быть, теперь вы поймете, почему меня так потрясло то легкое одурение, что я испытал в первый день в круглой комнате. В жизни трудно избежать ошибок.
Я прижал Мидж к себе и погладил по голове, сама тишина в лесу успокаивала меня.
— Ты по-прежнему веришь мне, Мидж?
— Конечно, верю, — пылко ответила она. — Просто я не хочу снова так пугаться, вот и все.
Она выглядела такой маленькой и несчастной, что я не удержался от улыбки.
— Я скорее отрежу себе ногу, чем снова доставлю тебе такое беспокойство, — сказал я.
Она фыркнула, но в уголках ее губ заиграла улыбка.
— И где мне взять запасную ногу?
— Здесь где-нибудь найдется склад ног.
Ее стон был таким громким, что с ближайшего куста вспорхнула птица.
— Это ужасно. — Она зачерпнула сухих листьев и бросила в меня. — Это в самом деле ужасно!
Увернувшись и стряхивая мусор с волос, я побежал прочь. Она бросилась за мной, набрав в руки еще мусора, но зацепилась за незаметный сук и обрушила на себя дождь сухих листьев.
Мидж выругалась, а я запрыгал, показывая на нее пальцем.
— Вот, вот, что теперь подумают все эти человечки услышав такое? Разве Энид Блайтон употребляет такие выражения? Разве Кристофер Робин когда-нибудь говорил так с Винни-Пухом?
Я снова увернулся, увидев, как сук, о который Мидж споткнулась, полетел мне в голову.
— Ох ты, ох ты! — проговорил я. — Твой издатель знает об этой твоей отвратительной черте?
— Я доберусь до тебя, Стрингер! Погоди, я доберусь до тебя! — И она стала описывать, что сделает с определенными нежными частями моего тела, когда наложит на них лапу.
Но я оставался вне досягаемости.
— Не верю своим ушам! Разве Гретель говорила так Гензелю? Разве Джилл была так похожа на Джека? Разве принцесса проявляла такой садизм по отношению к прекрасному тритону?
— К лягушке.
— Что?
— К лягушке, а не тритону.
— Что тебе больше нравится, малышка.
Она опять бросилась на меня, и я побежал прочь, слыша за спиной разъяренные крики. Случайные снаряды отскакивали от моей спины, но я легко оторвался от преследования.
Мы уже прошли значительную часть леса, двигаясь вдоль какой-то еле заметной тропинки с еще менее заметными ответвлениями, и внезапно я словно переступил порог между ночью и днем и оказался на открытом месте.
Солнце на мгновение ослепило меня, но, несколько раз быстро моргнув и прикрыв глаза рукой, я обнаружил, что стою на широком покатом лугу. Внизу на фоне продолжавшегося леса стоял большой серый дом — даже скорее дворец.
На двухэтажном здании под крышей с коньком виднелись слуховые окна, а на самой крыше возвышался ряд печных труб, как перевернутые вверх дном сундуки. Вдоль первого этажа шло, наверное, восемь или девять окон, и столько же окошек поменьше — над ними. Я различил широкую лестницу, ведущую к довольно большому входу. Дом не имел крыльца, но дверь обрамляли квадратные колонны и выступающий из стены карниз. До самой прямоугольной площадки перед входом, где не было никаких газонов, простирался луг, а дорога, поворачивающая за угол дома, вероятно, шла через лес к шоссе.
Место было определенно глухим, и серые стены, несмотря на яркое солнце, придавали зданию мрачную задумчивость. Хотя все вокруг дома выглядело очень красиво, в нем самом мне померещилось что-то угрюмое и неприветливое.
Сзади тихими шагами кто-то подкрался, и цепкие руки обхватили меня за пояс, а скрюченные пальцы полезли к тем нежным частям, спасая которые, я так резво убегал. Но прежде чем Мидж успела нанести мне какой-либо урон, я схватил ее за запястья, и она издала разочарованный крик. Повернувшись и прижав ее к себе, так что она оказалась беспомощной, я укусил ее за маленький носик.
Мидж отдернула голову, одновременно смеясь и задыхаясь, но, когда поняла, что сопротивление бесполезно, прекратила вырываться.
— Хулиган, — сказала она одновременно обиженно и ласково.
— Будешь хорошо себя вести?
— Х-м-м-м-м...
— Что-что? Я не расслышал.
— Крыса!
— Согласен. Но ты не ответила на мой вопрос — Я почувствовал, как ее голова, прижатая к моей груди, кивает. — Это означает «да»?
Приглушенное ворчание и опять какое-то копошение.
— Хорошо.
Я отпустил ее, но не ослабил бдительности. Мидж шагнула назад и лягнула меня в голень.
— Чертова корова! — завопил я, потирая ногу.
— Папа научил меня, как обращаться с такими гадами, как ты, когда я еще носила косички, — дразнилась Мидж, приплясывая на безопасном расстоянии.
Я бросился на нее, стараясь схватить за колени, но поймал лишь одну ногу, и мы покатились вниз по травянистому склону. Мидж хихикала и ругалась, колотя меня кулаками, а я не отпускал ее, наслаждаясь ощущением наших прижатых друг к другу тел.
Мы остановились, отдуваясь; я оказался лежащим на спине, Мидж отдыхала сверху. Увидев дом, она вытаращила глаза и, все еще не отдышавшись, сказала:
— Что за странное место!
Она села, и я оперся на локоть, чтобы вместе с ней посмотреть за луг.
— Выглядит мрачновато, правда? — заметил я.
По пологому склону, шевеля траву, пробежал ветерок; он коснулся нас и поспешил дальше. Я поежился, хотя мне было тепло.
— Интересно, кто там живет? — сказала Мидж.
— Кто-то, у кого денег больше, чем мы когда-либо увидим, и этот кто-то, очевидно, любит уединение. Даже дверь выходит на другую сторону от дороги.
— Дом выглядит таким... таким пустым.
— Может быть, хозяев нет, а может быть, это одно из старых семейных владений, содержать которые уже никто не может себе позволить. Я слышал, последние десятилетия были жестоки ко многим владельцам подобных дворцов.
— Нет, я имела в виду не такую пустоту. — Мидж нахмурилась, стараясь вложить в слова чувство. — Он выглядит унылым, безжизненным, — проговорила она наконец. — Такое красивое место, а дом кажется таким... гадким. — Она взглянула на меня. — Он кажется враждебным.
— О, я бы не стал так говорить. Хотя, конечно, если мы вторглись в частные владения, кто-то может проявить враждебность, увидев нас здесь.
Мидж тут же вскочила на ноги.
— Не волнуйся так, — сказал я, оставаясь на месте. — Я пошутил. Мы не видели никаких табличек о частных владениях.
Она обернулась, словно боясь увидеть приближающихся лесников с заряженными ружьями.
— Не нравится мне здесь. Я чувствую себя так, будто за нами наблюдают.
Я встал и отряхнул траву с джинсов.
— Ты просто невозможна. Нет ничего более мирного, а ты так перепугалась.
— Мне просто не по себе. Давай пойдем, а, Майк?
Теперь уже я посмотрел на нее с некоторой озабоченностью; в ее тоне была тревога, вряд ли вызванная данной ситуацией.
— Ладно, Мидж, — сказал я, протягивая ей руку, — пошли.
Мы пошли обратно в лес, и, прежде чем зайти в тенистое укрытие, я бросил последний взгляд на серый дом. Отсюда мрачный дом казался вполне невинным.
* * *
Немного спустя, почти вернувшись через лес обратно, на той же самой тропинке, по которой шли туда (по крайней мере, Мидж уверяла меня, что тропинка та же самая), мы нашли подраненного дрозда. Мидж уверенно вела меня за собой, а я шел сзади, засунув руки в карманы джинсов и насвистывая песенку гномов «Хай-хо».
Я вздрогнул, когда Мидж вдруг замерла и, вытянув руку, остановила меня. Я тоже замер со сложенными для свиста губами.
— В чем дело? — прошептал я, но она только махнула рукой и присела на корточки на тропинке. Я услышал бешеное трепыхание и тоже опустился рядом.
Мидж раздвинула листву и отшатнулась от резкого птичьего крика. На нас черными встревоженными глазками смотрела птичка и испуганно вертела головкой.
— О, бедняжка, — сочувственно проговорила Мидж. — Смотри, Майк, у него сломано крыло.
Я придвинулся поближе, и встревоженная птичка захлопала по земле здоровым крылом, отчаянно стремясь убежать. Мидж осторожно протянула руку, и птичка тут же затихла, хотя поглядывала с прежней тревогой. Ведьмочка тихо что-то проворковала, и, к моему изумлению, птичка позволила ей потрогать пальцем взъерошенную грудку.
— Это дрозд-деряба, — тихо сказала мне Мидж. — Наверное, он налетел на дерево или запутался в кустах. Не похоже, что на него напал какой-то зверь, — нигде нет никаких следов крови или ран.
Я посмотрел на серо-коричневую птичку и заметил, что прикосновение Мидж произвело на нее едва ли не гипнотическое воздействие: темные глазки почти закрылись, словно дрозд вдруг заснул.
— И что нам с ним делать? — прошептал я.
— Нельзя оставлять его здесь. Он не переживет ночь среди лесных хищников.
— Но мы не можем взять его домой.
— Почему? Мы можем приютить и обогреть его на ночь, а завтра я отвезу его в Кентрип или Бэнбери, где есть ветеринар.
— Крыло слишком сильно повреждено, Мидж, — видишь, как оно все перекручено. Если даже птичка перенесет шок, крыло все равно никогда не заживет.
— Ты удивишься, как живучи эти пташки; его можно вылечить, вот увидишь. — Она нежно обхватила птичку ладонями и осторожно подняла, та почти не сопротивлялась. Мидж устроила ее на груди, и, я думаю, дрозд оценил комфорт, потому что его веки закрылись и он словно уснул. Мидж с такой нежностью смотрела на прильнувшее к ней маленькое пернатое тельце, что я ощутил, как внутри меня что-то оттаяло. Сколько нежных чувств ни питал я к ней, всегда есть пространство для дополнительной щемящей нежности. Можете назвать меня сентиментальным ослом.
Мы встали, я положил Мидж руку на плечо, и мы пошли по тропинке назад. Чтобы не потревожить прижатого к груди дрозда, Мидж двигалась еще грациознее.
Вскоре я увидел впереди белый просвет и понял, что мы подходим к опушке у Грэмери.
Но я заметил и кое-что еще. По крайней мере, мне так показалось, потому что, когда я хотел присмотреться, оно исчезло.
Мне показалось, что в некотором отдалении среди деревьев стоит какая-то фигура. Мидж вся сосредоточилась на птичке и, насколько я понял, ничего не заметила Я прищурился, чтобы лучше видеть, и осмотрел тот участок леса. Может быть, это была всего лишь тень от покачнувшегося на ветру куста? Нет, никого не видно.
И все же мне было трудно избавиться от чувства, что среди деревьев кто-то стоит. Фигура в черном, совершенно неподвижная и наблюдающая. Наблюдающая за нами.
Гость
В тот вечер мы расположились на отдых в круглой комнате, Мидж легла на ковер, подложив под голову подушки, а я с гитарой устроился на диване — сцена в испанском стиле, — поставив на подвернувшийся рядом столик бутылку вина и стакан. Раненый дрозд внизу, в кухне, перевязанный мягкой материей, отдыхал на полке и выглядел довольно благополучно, хотя и немного печально. Мидж дала ему в клювик намоченного в молоке хлеба и со всей возможной осторожностью пристроила сломанное крылышко. Теперь выздоровление зависело от самой птички.
Солнце уже почти село за деревья, и комнату, как и раньше, заливал его теплый свет, но на этот раз мягче, как-то глубоко успокаивая. Я перебирал струны гитары, и звуки резонировали в изогнутых стенах, наполняя комнату волшебной музыкой. Я сыграл пьесу, которая раньше мне не удавалась, — Большую сонату Паганини ля-минор (да, я не только рок-н-роллер) — и Мидж была от моей музыки не просто под впечатлением, а прямо-таки в трансе. Как и я сам. Теперь в пьесе ничто не вызывало сомнений, пальцы нигде не спотыкались, и я наслаждался своей ловкостью, мои руки были уверенны и сильны, их уже не смущала сложность и длительность композиции (как всегда бывало раньше). Конечно, случались и ошибки, но они терялись в потоке захватывающей музыки, и когда я закончил, то, наверное, сама старая Сегодня удостоила бы меня кивком. Но мне хватило и незабываемого выражения на лице Мидж.
Она подползла и положила руку мне на колени.
— Это было... — Она быстро помотала головой. — Блестяще.
Я поднял руки ладонями к себе и посмотрел на них, словно они принадлежали кому-то другому.
— Да, — признал я, чуть дыша, — я был неплох, правда? Боже, я был невероятен!
— Еще, — попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36