А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Нет, нет, – повторяла она, пытаясь выдернуть у него руку и потянуть его к машине.
Миссис Пауэрс увидела их через голову Мэддена.
Джонс отпустил хрупкие сопротивляющиеся пальцы, и она мелкими шажками побежала по росистой траве. Он неуклюже поспешил за ней и, взяв ее руки, положил их на дверцу машины, эти нервные узкие руки, в которых мягко трепетал зеленый веер.
– О, здравствуйте! А я и не знала, что вы собираетесь сюда! Иначе я бы припасла для вас партнеров. Уверена, что вы чудно танцуете. Впрочем, как только мужчины вас увидят – от кавалеров отбоя не будет!
«Что ей от него нужно! Следит за мной: не доверяет мне».
– Чудесный бал! И мистер Гиллиген тут! – («Чего это она явилась только беспокоить его! Небось, когда он дома сидит, ей на него плевать!») – Ну, конечно, Дональда без мистера Гиллигена даже представить себе трудно. Правда, приятно, когда мистер Гиллиген так привязан к человеку? Вы не находите, миссис Пауэрс? – Она напряженна выпрямила руки, опиравшиеся на дверцу машины, и всем телом гибко я податливо откинулась назад, – О, Руфус тоже тут! – («Да, она очень хорошенькая. И глупая. Но… но хорошенькая».) – Бросил меня ради другой женщины! Да, да, не отрицайте! Знаете, миссис Пауэрс, я хотела заставить его потанцевать со мной, а он не захотел. Может быть, вам больше повезет? – Приподнятое колено натянуло хрупкое, как стекло, серебро ее платья. – Ах, не возражайте: мы все знаем, как привлекательна миссис Пауэрс. Правда, мистер Джонс? – («Видно, какой у тебя круглый задик, все видно, когда ты так стоишь. Знает, что делает».) Глаза у нее стали злые, темные. – Зачем вы мне сказали, что они танцуют? – упрекнула она Джонса.
– Вы же знаете, что он не может танцевать, – сказала миссис Пауэрс. – Привезли его послушать музыку.
– Мистер Джонс сказал, что вы с ним танцуете. Я и поверила. Кажется, я вообще меньше про него знаю, чем некоторые другие. Но, разумеется, он болен, и не… не помнит старых друзей, когда у него столько новых!
«Неужели она заплачет? Похоже на нее! Вот дурочка!»
– Нет, вы к нему несправедливы. Но, может быть, вы хотите посидеть с ним? Мистер Мэдден, пожалуйста…
Но мистер Мэдден уже открыл дверцу.
– Нет, нет, если ему хочется слушать музыку, я ему только помешаю. Он гораздо охотнее посидит с миссис Пауэрс.
«Да, сейчас закатит сцену».
– Погодите минуточку. Ведь он вас сегодня еще не видел.
Она не сразу согласилась, потом Джонс увидал мягкое движение бедер, беглый блеск чулка и попросил спичку у Гиллигена. Музыка умолкла, а меж двух одинаковых магнолий веранда походила на опустевшую сцену. Голова негра-шофера казалась круглой, как пушечное ядро; может быть, он спал. Она поднялась в машину и опустилась на сиденье рядом с Мэгоном, тихим и покорным. Миссис Пауэрс вдруг сказала:
– Вы танцуете, мистер Мэдден?
– Да, немножко, – сознался он.
И, выйдя из машины, она обернулась, глядя в удивленное, пустое личико Сесили.
– Можно, я оставлю вас посидеть с Дональдом, а сама немножко потанцую с мистером Мэдденом? – Она взяла Мэддена под руку. – Не хотите ли и вы пройти туда, Джо?
– Нет, не стоит, – оказал Гиллиген. – Куда мне с ними состязаться? Вот Сесили с возмущением смотрела, как другая женщина уводит одного из зрителей представления. Однако оставались Гиллиген и Джонс. Джонс без приглашения тяжело влез в машину, на свободное место. Сесили бросила на него сердитый взгляд и повернулась спиной, чувствуя, как его локоть прижимается к ней.
– Дональд, милый! – сказала она, обнимая Мэгона. С этой стороны шрам был не виден, и она притянула его лицо к себе, прижимаясь щекой к щеке. Чувствуя прикосновение, слыша голоса, он пошевельнулся. – Это Сесили, Дональд, – нежно сказала она.
– Сесили, – повторил он покорно.
– Да, это я. Обними меня, как раньше, Дональд, мой любимый.
Она нервно передернулась, но локоть Джонса не сдвинулся, присосавшись к ней, словно щупальце осьминога. Пытаясь отодвинуться от него, она судорожно прижалась к Мэгону, и тот поднял руку, чуть не сбив очки.
– Осторожней, лейтенант! – торопливо предупредил Гиллиген, и тот опустил руку.
Сесили быстро поцеловала его в щеку, разжала руки, выпрямилась.
– Ах, музыка началась, а я обещала этот танец! – Она встала в машине, оглядываясь. Кто-то с безукоризненным изяществом скользил мимо с сигаретой во рту. – Ли! Ли! – с веселым облегчением закричала она. – Я тут! – И, открыв дверцу, спрыгнула навстречу безукоризненному кавалеру.
Джонс, мешковатый, жирный, вышел за ней и остановился, обтягивая пиджак на толстых, тяжелых бедрах и желчно взирая на мистера Риверса. Она вся напряглась и, повернувшись к Гиллигену, спросила:
– А вы сегодня не танцуете?
– Нет, мэм! – ответил он. – Я по-ихнему не могу. В наших краях на такие танцы пришлось бы брать лицензию!
Она засмеялась – в три нотки, вся, как деревце на ветру. На миг из-под век блеснули глаза, меж темно-красных губ блеснули зубы.
– Как остроумно, правда? Вот мистер Джонс тоже не танцует, значит, остается только Ли.
Ли – то есть мистер Риверс – стоял в ожидании, и Джонс тяжеловесно проговорил:
– Это мой танец.
– Простите, я обещала Ли, – быстро возразила она. – А вы потом отобьете, правда?
Ее пальцы мимоходом легли на его рукав, и Джонс, глядя на мистера Риверса, желчно повторил:
– Это мой танец.
Мистер Риверс поглядел на него и торопливо отвел глаза:
– О, прошу прощения! Разве вы танцуете?
– Ли! – резко сказала она и снова коснулась его рукой.
Мистер Риверс опять скрестил взгляды с мистером Джонсом.
– Прошу прощения! – пробормотал он. – Я потом отобью вас. – И он ушел скользящим шагом.
Сесили поглядела ему вслед, потом, пожав плечами, обернулась к Джонсу. На ее шее, ее плече теплыми, мягкими отблесками лежал свет. Она взяла Джонса под руку.
– Вот это да! – сказал Гиллиген, глядя ей вслед. – Ее насквозь видать.
– Это все война, – объяснил негр-шофер, тут же засыпая снова.
13
Джонс, несмотря на сопротивление, тянул ее в тень. Миртовый куст закрыл их от всех.
– Пустите! – сказала она, отбиваясь.
– Что это с вами? Ведь один раз вы уже со мной целовались?
– Пустите! – повторила она.
– Ради кого? Ради этого несчастного мертвеца? Какое ему до вас дело?
Он держал ее, пока, истощив всю свою нервную энергию, она затихла, хрупкая, как пойманная птица. Он вглядывался в ее лицо, казавшееся белым пятном; она видела в темноте бесформенную, тяжелую фигуру, пахнущую табаком и шерстью.
– Пустите! – жалобно повторила она и, очутившись вдруг на свободе, побежала по траве, чувствуя росу на туфельках, с облегчением глядя на стайку мужчин на перилах веранды. Отутюженное лицо мистера Риверса над безукоризненным бельем выплыло ей навстречу, и она схватила его за руку.
– Давайте танцевать, Ли! – сказала она тонким голоском и резким броском метнулась к нему под прерывистую подсказку саксофонов.
14
– Ого! – Они толкали друг друга локтями. – Гляди, кого Руф подцепил!
И пока хозяйка, рассыпаясь в любезностях, стояла рядом с ее темным прямым платьем, двое из них, пошептавшись, отвели Мэддена в сторону.
– Пауэрс? – спросили они, когда он наклонился к ним.
Но он остановил их:
– Да, он самый. Но об этом молчок, понимаете? Никому не говорите. – Он взглянул на шеренгу сидевших. – Ничего хорошего не выйдет.
– Нет, какого черта! – уверили они его. – Значит, Пауэрс!
Но они танцевали с ней: сначала – один, потом – второй, а потом, увидев ее уверенную умелую поступь, каждый, кто когда-нибудь танцевал, включался в веселое соревнование, отбивая ее друг у друга, ухаживая за ней в перерывах, а некоторые до того осмелели, что стали приглашать других барышень, с которыми были когда-то знакомы.
Вскоре Мэдден только смотрел со стороны, но оба его приятеля проявили необычайную настойчивость и неутомимость: видя, что она неподолгу танцует с плохими танцорами, они непрестанно угощали ее безвкусным пуншем, добрые, чуть бестактные.
Ее успех сразу вызвал взрыв обычных женских пересудов. Критиковали ее платье, ее «нахальство» – пришла на бал в будничном костюме, и вообще, зачем она сюда явилась. Живет в одном доме с двумя молодыми людьми, один – совершенно посторонний. Другой женщины в доме нет… кроме этой служанки. А с ней тоже что-то произошло неладное, правда, несколько лет назад. Однако миссис Уордл подошла, поговорила с ней. Но она со всеми разговаривает, кто не успевает от нее сбежать. И Сесили Сондерс в перерывах между танцами останавливалась около нее, брала ее под руку, что-то говорила ей глуховатым, нервным, торопливым голосом, делая глазки всем мужчинам, не умолкая ни на минуту… Негр-кларнетист снова спустил с цепи свою неутомимую свору, и пары, сомкнувшись, заполнили веранду.
Миссис Пауэрс перехватила взгляд Мэддена и подозвала его.
– Мне надо идти, – сказала она. – А если я выпью еще хоть один бокал этого пунша…
Они пробирались между танцующими парами, а за ними, протестуя, шла вереница ее поклонников. Но она не сдавалась, и они прощались с ней, желали ей спокойной ночи и крепко жали руку с благодарностью и сожалением.
– Совсем как в доброе, старое время, – робко сказал кто-то, и она обвела их всех медленным, неулыбчивым, дружеским взглядом.
– Правда? Ну, надеюсь, скоро увидимся. До свидания, до свидания!
Они смотрели ей вслед, пока ее темное платье не слилось с тенью за светлым крутом. Музыка гремела, потом медные инструменты замирали, и (?????)
– Слушайте, она вся насквозь просвечивала, – оживленно сообщил им Гиллиген, когда они подошли.
Мэдден отворил дверцу, попытался помочь ей сесть.
– Я устала, Джо. Давайте уедем.
Голова шофера негра походила на круглое пушечное ядро, и он уже не спал. Мэдден посторонился, услышал фырканье мотора, шум сцепления, увидел, как машина мягко покатила по аллее.
Пауэрс… тот, что метался по траншее среди перепуганных солдат охваченных бессмысленной истерикой. Пауэрс. Лицо в короткой вспышке винтовочного огня: белый мотылек в нерешительном, грустном рассвете.
15
Джордж Фарр со своим приятелем, продавцом из кафе, шел под деревьями, и ему казалось, что кроны их плывут над ним в обратную сторону, а дома казались то громадными, темными, то слабо освещенными просветами в тени деревьев. В домах спали люди, люди, окованные сном, временно освобожденные от плоти. Другие люди танцевали где-то под весенним небом: девушки танцевали с юношами, а другие юноши, чья плоть познала все тайны девичьих тел, бродили по темным улицам, одни, одни…
– Слушай, – сказал приятель. – У нас еще добрых два глотка осталось.
Он жадно глотнул, чувствуя, как огонь из горла переходит внутрь, наполняя его жаркой благодарностью, почти физическим мускульным восторгом. (Ее тело, запрокинутое, нагое, славно узкий водоем расступается, уплывает двумя серебряными потоками из одного источника.) Доктор Гэри будет с ней танцевать, он обнимет ее за талию, каждому можно прикоснуться к ней. (Только тебе нельзя: она с тобой и разговаривать не желает, а ведь ты видел ее, распростертую, серебряную… Лунный свет на ней, словно на затихшем водоеме, такая мраморная, такая тонкая, незапятнанная даже тенью, страстная нежность тесно сомкнутых рук, так тесно сомкнутых, что тело ее исчезло в темной, всепоглощающей жадности ее рта.) «О господи, господи!..»
– Слышь, пойдем-ка в кафе, приготовим еще бутылочку того же!
Джордж не ответил, и приятель повторил свое предложение.
– Оставь меня в покое! – с яростью бросил он в ответ.
– Черт тебя дери, я же тебе ничего не сделал! – крикнул тот с вполне понятной обидой.
Они остановились на углу, откуда начиналась другая улица, уходя под тень деревьев, в темноту, в неприятное уединение. «Извини. Я дурак. Извини, что налетел на тебя, ты же ни в чем не виноват». Он неловко повернул назад.
– Знаешь, я лучше пойду домой. Что-то мне нехорошо. Утром увидимся.
Приятель принял невысказанное извинение:
– Ладно. Завтра увидимся.
Все дальше уходила фигура приятеля, пока не исчезла, пока не стихли его шаги. И Джордж Фарр остался один в городе, на земле, в мире, наедине со своим горем. Музыка доходила смутно, как тревожный ропот в весенней ночи, смягченная расстоянием: тоска, неутолимая ничем. «О господи! О господи!»

ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Наконец Джордж Фарр прекратил всякие попытки увидеть Сесили. Сначала он звонил ей по телефону, настойчиво и напрасно, так что в конце концов эти телефонные звонки стали самоцелью, а не средством: он даже забыл, зачем он ей названивает. Наконец он сказал себе, что ненавидит ее, что уедет отсюда; кончилось тем, что он стал избегать ее с тем же упорством с каким раньше добивался свидания. Прячась по закоулкам, как преступник, он бродил по городу, избегая ее, чувствуя, как останавливается сердце, когда случайно мелькнет ее неповторимый облик. А по ночам он метался без сна, думая о ней, вскакивал, наспех одевался, ходил мимо ее темного дома и в затяжной тоске смотрел на окно комнаты, где она лежала, теплая, нежная, в сокровенности сна, и, возвратясь домой, засыпал, видя ее в отрывочных сновидениях.
И когда пришла ее записка, он испытал облегчение, острое и горькое, как боль. Взяв из окошка почты квадратный белый конверт и увидев ее нервный почерк, опутавший бумагу, как паутина, он почувствовал что-то вроде оглушающего, безмолвного сотрясения мозга. «Не пойду», – сказал он себе, зная, что пойдет, вновь и вновь перечитывая записку, не зная, в силах ли он вынести свидание с ней, в силах ли говорить с ней, касаться ее.
Раньше назначенного времени он уже сидел наверху, скрытый от взоров поворотом лестницы, ведущей на балкон. Лестница заканчивалась широкой деревянной балюстрадой; от ее подножия длинным туннелем шло к выходу, к свету, узкое помещение аптеки-кондитерской, все пропитанное смешанным запахом карболки и сладких сиропов, запахов химической, искусственной чистоты.
Он видел, как она вошла, и, привстав, увидал, что она сначала остановилась, заметив его, и потом, в луче света, падавшего сзади из двери на ее белое платье, окружая ее неглубоким нимбом, она, словно во сне, пошла к нему, постукивая каблучками. Он сел, весь дрожа, слушая стук каблучков по ступенькам. Потом увидел ее платье и, чувствуя, как перехватило дыхание, взглянул ей в лицо, и она, не остановившись, как птица с лету, упала в его объятия.
– Сесили, ах, Сесили… – прошептал он, принимая ее поцелуй. Но тут же отвел губы. – Ты меня чуть не убила!
Она быстро притянула его лицо к себе, что-то шепча у его щеки. Он крепче обнял ее, и они долго сидели так, не двигаясь. Потом он прошептал:
– Ты все платье изомнешь, наверно, тебе так неудобно!
Но она только покачала головой. Наконец она села как следует.
– Это мне? – опросила она, беря бокал с замороженным сладковатым питьем, стоявший на столе. Другой стакан она подала ему, и он взял его, не сводя с нее глаз.
– Теперь нам надо пожениться, – сказал он уверенно.
– Да? – Она отпила глоток.
– А как же иначе? – удивился он.
– Наоборот – теперь нам уже незачем жениться! – Она, прищурившись, посмотрела на него и, увидев его растерянное лицо, громко расхохоталась Эта грубость, прорывавшаяся в ней иногда, так не вязалась с ее безупречной, врожденной утонченностью, что Джордж Фарр каждый раз испытывал неловкость. Он, как и большинство мужчин, был стыдлив по природе. С неодобрением, молча, посмотрел он на нее. Она поставила стакан, прижалась к нему всей грудью. – Джордж, что ты?
Растаяв, он снова обнял Сесили, но она отвела губы. И он выпустил ее, чувствуя по ее сопротивлению, что он победил.
– Но разве ты не пойдешь за меня замуж?
– Миленький, да ведь мы уже поженились! Разве ты во мне сомневаешься? Или тебе нужно брачное свидетельство, чтобы остаться мне верным?
– Ты знаешь, что нет. – Не мог же он ей сказать, что ревнует, что не верит ей. – Но если…
– Если что?
– Если ты не хочешь выйти за меня замуж – значит, ты меня не любишь!
Она отодвинулась от него. Глаза у нее потемнели, стали синими.
– Как ты можешь? – Она отвернулась, не то вздрогнув, не то пожав плечами. – Впрочем, я так и думала. Что ж, видно, сглупила. Значит, ты… ты просто… просто развлекался со мной, да?
– Сесили… – Он пытался снова обнять ее. Она уклонилась, встала.
– Я тебя не виню. Наверно, каждый мужчина поступил бы так на твоем месте. Всем мужчинам только это от меня и нужно. Так что лучше уж ты, чем кто-нибудь другой… Жаль только, Джордж, что ты мне ничего раньше не сказал, до… до того. А я-то думала, что ты – другой! – Она повернула к нему узкую спину.
«Какая она… какая она маленькая, беспомощная! А я ее обидел!» – подумал он с острой болью и, вскочив, обвил ее руками, не думая, что их могут увидеть.
– Не надо! Не смей! – шепнула она, быстро оборачиваясь. Глаза у нее опять позеленели. – Увидят! Сядь сейчас же!
– Не сяду, пока не возьмешь свои слова обратно!
– Сядь! Сядь сейчас же! Прошу тебя! Джордж! Пожалуйста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31