А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В который раз переполняемый ненавистью Видессос
поднимался на грабеж и насилие.
Марк вел несколько манипул с тренировочного поля в казарму, когда
увидел, что путь его перегорожен большой толпой, жадно внимающей
возбужденному монаху. Высокий худой человек со следами оспы на лице и
горящими глазами стоял на перевернутой телеге перед лавкой бакалейщика и
выкрикивал, обращаясь ко всем, кто его слышал, речь, полную ненависти к
еретикам.
- Любой, изменяющий догматам веры, есть пособник - нет, жалкий раб! -
ледяной адской нечисти! Единственные и неизменные слова Фоса проклятые
чужеземцы извращают своими баснями о ставках и азартной игре. Они хотят
соблазнить нас, сманить с истинного пути и бросить в холодные объятия
Скотоса, а наш великий Патриарх, - в ярости он почти выплюнул это слово, -
поощряет их и помогает Отцу Зла войти в наш дом. Воистину, говорю я вам,
друзья мои, не должно свершиться этой сделке с силами Тьмы. Отступившие от
истинной веры сами идут к пропасти и увлекают за собой других, подобно
тому, как один испорченный персик заражает гниением всю корзину. Бальзамон
призывает нас к терпимости. Что ж, сегодня мы терпим ересь намдалени, а
завтра нам придется терпеть и храм Скотоса? - Монах произнес слово
"терпимость" как грязное ругательство. Его голос зазвучал еще
пронзительнее. - Если восточные варвары не признают правоту нашей веры,
гоните их из города, говорю я вам! Они так же страшны, как и Казд, и даже
еще больше, потому что еретики носят маску святош, скрывая свое неверие!
Толпа, внимавшая ему, гудела в одобрении. Люди потрясали кулаками,
раздавались вопли: "Грязные варвары!", "Чтоб чума взяла намдалени!"
- Придется разбить несколько пустых голов. Сейчас этот дурак подольет
в огонь еще немного масла, и наше дело плохо, - сказал Виридовикс Марку.
- Но тогда вспыхнет весь город, - ответил трибун. Он видел, что его
солдаты уже положили руки на рукояти мечей и приготовились пустить в ход
длинные палки, которые они использовали на тренировках вместо копий.
Как раз в этот момент монах поднял голову и увидел римлян - людей в
незнакомой одежде. Он, вероятно, понял, что это не намдалени, но в своей
ярости был готов броситься на любого чужеземца. Оратор вытянул свой
длинный костлявый палец и крикнул, указывая на легионеров:
- Видите? Это люди Княжества пришли, чтобы зарубить меня раньше, чем
я успею поведать вам слова правды!
- Ложь! - закричал римлянин, чувствуя, что толпа уже готова
растерзать легионеров. За своей спиной он услышал, как Гай Филипп
предупреждает: "Хотят они нас бить или не хотят, но кто без команды
двинется, получит по лбу!"
- Ложь?! - с раздражением спросил монах. - Так скажи правду!
Толпа медленно растекалась вокруг легионеров, окружая их.
- Разве ты не видишь? Мы поисковая группа. Ищем храм Скотоса, о
котором ты говорил. Кстати, ты не подскажешь, как туда добраться?
Монах в изумлении вытаращил глаза, живо напомнив Марку только что
выловленного карпа. Толпа замерла, пораженная наглостью чужеземца. Скаурус
внимательно наблюдал за людьми - примут ли они шутку или растерзают римлян
за богохульство? Сначала один, потом другой, затем еще трое человек в
толпе разразились грубым хохотом. Через миг вся толпа уже хохотала.
Видессиане стояли лицом к лицу с легионерами, но не нападали на римлян, а
хвалили находчивость их командира. Монах, внезапно покинутый своими
слушателями, бросил последний, горящий ненавистью взгляд на Скауруса, слез
со своего импровизированного подиума и исчез - ушел разжигать ненависть в
другом месте. (В этом Марк был уверен.)
В толпе раздалось ворчание. Монах развлекал людей, но он ушел, и
теперь они ожидали того же от Скауруса Тишина становилась слишком долгой.
Трибун больше не мог придумать ничего забавного. И тут загремел могучий
голос Виридовикса, затянувшего песню приграничных районов, повествующую о
битвах с конокрадами из Казда. Только полное равнодушие к музыке объясняло
неведение Марка относительно того, какой прекрасный голос был у
Виридовикса. Его галльский акцент придавал песне особое обаяние. У кого-то
в толпе нашлась волынка, и вскоре кельт, видессиане и те из римлян,
которые знали песню, уже распевали ее во все горло. Когда они закончили,
кто-то из горожан начал другую, довольно простую и грубую, в городе ее
хорошо знали. Большинство легионеров тоже успели с ней познакомиться. Марк
провел в тавернах достаточно времени, чтобы выучить ее припев: "А мы
пьяней, пьяней вина!"
После двух - трех песен римляне и видессиане казались вечными
друзьями. Они перемигивались, обменивались репликами, знакомились. Марк
мог свободно продолжать путь. Десяток горожан продолжал следовать за ним,
через каждые несколько кварталов кто-нибудь затягивал что-то новенькое.
Когда они дошли до казармы, у четырех легионеров оказались срезаны
кошельки. Но даже Гай Филипп, который в любом другом случае бросился бы в
город, чтобы наказать воров, отнесся к потере с философским спокойствием:
- Невысока плата за предотвращение бунта, - сказал он.
- Для тебя, может быть, и невысока, - пробормотал один из ограбленных
легионеров, но так тихо, что центурион не понял, кто именно это сказал.
Гай Филипп фыркнул и грозно поглядел на солдат.
- Я полностью согласен со старым волком, - сказал Виридовикс Марку. -
Ты быстро принял правильное решение и остановил драку, пока она еще не
началась. Но разве ты не боялся, что твои слова только подольют масла в
огонь?
- Да, - признался Марк. - Но я думал, что хуже все равно не будет.
Для объяснений времени не было, а договориться с этим фанатиком, который
их заводил, я не надеялся. Я и подумал, что их нужно чем-нибудь ошеломить
или насмешить - к счастью, мне удалось сделать и то, и другое. Ты тоже
помог, ведь ты здорово поешь.
- Неплохо, - согласился довольный кельт. - Нет ничего лучше, чем
хорошая песня, если надо забыть свою злость. У видессиан есть неплохие
песенки. Та, с которой я начал, напомнила мне одну нашу, кельтскую.
Конокрадство - для нас игра, она тешит мужскую гордость, и мы любим петь
про это. Вернее, любили, - добавил он печально. Это был один из тех редких
случаев, когда галл позволял Марку увидеть свое тщательно скрываемое
одиночество.
Взволнованный, трибун сжал плечо кельта.
- Мы все здесь твои друзья, ты знаешь, - сказал он. Это было правдой
- не нашлось бы ни одного римлянина, который не любил бы их бывшего врага.
Виридовикс тоже это знал.
- Ну да, - сказал он, дергая себя за длинный ус. - И я рад этому. Но
иногда этого недостаточно. - Он произнес что-то на родном языке, затем
покачал головой. - Даже мне самому кельтская речь начинает казаться
странной.

На следующий день начались бунты против Намдалена, и зачинщиками их,
как и опасался Марк, оказались монахи. Это был день, священный для Фоса.
Процессии верующих потянулись по улицам, распевая гимны, неся факелы,
позолоченные сферы и деревянные диски. Трибун узнал об этом позже. Одна из
таких процессий двигалась по главной торговой улице Видессоса, которую
называли Серединной. По пути ей встретился один из маленьких храмов, где
намдалени справляли праздник согласно своим обычаям. Увидев группу
островитян, входящих в еретический собор, разъяренные монахи возглавили
толпу.
- Выкорчевать ересь! - кричали они.
На этот раз ни у кого не нашлось мягкой шутки, чтобы остановить дикую
толпу. Факелы Фоса подожгли храм Фоса, верующий убивал верующего, полагая,
что этим он прославляет себя. И когда намдалени из дымящегося храма храбро
бросились на дикарей, кровь видессиан окрасила булыжную мостовую
Серединной улицы. Толпа, смелая от своей многочисленности, озверела,
увидев, что несколько человек погибли. "Месть!" - завопили фанатики,
забывая о том, что первые пролили кровь, и бросились по городу, разыскивая
намдалени, чтобы утолить свою ярость.
Как это обычно бывает, бунт скоро забыл о своей причине. Поджоги,
грабежи и насилия были слишком редким "развлечением", чтобы оставить их
только для намдалени. Очень скоро бурлящая толпа перестала щадить и своих
соотечественников. Тем не менее люди Княжества оставались главной мишенью
для фанатиков.
Отдаленный рев озлобленной толпы и черные столбы дыма, поднимающиеся
в небо, принесли новость о бунте и римляне Скаурус мог только благодарить
город за то, что он не взорвался до полудня - самого святого времени Фоса.
Римляне, которые вставали рано, уже закончили свои утренние тренировки и
возвратились в казармы до начала бунта. Им пришлось бы несладко, окажись
они в лабиринтах улиц, которые были так хорошо знакомы бунтовщикам.
Сначала Скаурус решил, что это небольшая вспышка, вроде той, что
возникла после того, как они столь неудачно преследовали Авшара. Тогда
несколько видессианских батальонов легко подавили мятеж. Трибун увидел
солдат, хватающих колотушки и тупые колья и бегущих в сторону районов,
откуда доносился шум. Через два часа они вернулись в полном беспорядке,
неся убитых и раненых. На их покрытых копотью лицах было написано
изумление.
Кварталы за дворцовым комплексом были уже в руках фанатичной толпы.
Появление слабого и плохо вооруженного отряда только распалило
бунтовщиков. Воющая стая, возбужденная легкой победой, стала еще наглее.
Марк поднялся на крышу, чтобы посмотреть, что делается в городе. К своей
тревоге, он обнаружил маленькие группы плохо вооруженных людей, которые
пробирались через императорский квартал и сады, окружавшие его, в поисках
добычи. С большого расстояния, но очень отчетливо донесся боевой клич
толпы: "Выкопаем кости намдалени!" Это было выражение видессианских
грабителей: когда они бывали чем-то недовольны, они желали своим врагам
разоренной могилы. Если римляне еще не знали, где находится эпицентр
взрыва, то после этого дикого крика все стало ясно. Скаурус приказал одной
из манипул приготовиться к бою и встать цепью вокруг казармы. Он не знал,
подействовала ли угроза острых легионерских копий или же видессиане просто
ничего не имели против римлян, но никто из мятежников не решился проверить
их на прочность.
Закат был сумрачен - казалось, это очень соответствовало образу
теперешнего Фоса. Кровавый шар солнца медленно катился вниз, исчезая в
клубах дыма. Пламя драконьими языками лизало темное ночное небо. На своем
островке спокойствия римляне ожидали приближения ночи, держа оружие
наготове. Марк не думал, что его солдат направят против мятежников - в
прошлом их никогда не использовали для этой цели - но он не был уверен и в
том, что его легионеры так уж неприкосновенны для бунтовщиков. Трибун
провел на ногах почти всю ночь. Было далеко за полночь, когда он решил,
что нападения на римскую казарму не предвидится. Он улегся на кровать и
забылся на несколько часов беспокойным сном.
Один из солдат разбудил Марка задолго до восхода.
- Что случилось? - спросил все еще полусонный трибун. Затем он
внезапно очнулся и вскочил. - Нас атакуют!
- Нет, командир. Вокруг почти спокойно. Нефон Комнос говорит, что ему
нужно встретиться с тобой. Центурион считает, что это очень важно, поэтому
я тебя и разбудил. Если хочешь, я отошлю его назад.
- Кто дежурит? Глабрио?
- Да.
Марк решил довериться спокойному молодому центуриону и его оценке
событий.
- Я поговорю с Комносом, но, если можешь, задержи его на пару минут,
чтобы я мог собраться с мыслями.
- Сделаю, как надо, командир, - обещал легионер и поспешил назад.
Скаурус плеснул водой себе в лицо, привел в порядок растрепавшиеся во
сне волосы и пригладил мятую одежду. Он мог, собственно, и не делать
этого. Когда караульный привел Нефона Комноса в казарму, одного беглого
взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что видессианский офицер был на
последней грани изнеможения. Куда делась его обычная твердая походка? Он
шатался, как пьяный, и, похоже, удерживал глаза открытыми только сильным
напряжением воли. С шумным вздохом он рухнул на стул, который предложил
ему римлянин.
- Нет, нет, вина не надо, спасибо. Если я выпью хоть глоток, я тут же
засну, а я не могу себе этого позволить. - Он громко зевнул и потер
красные, воспаленные глаза. - Фос, какая ужасная ночь, - прошептал он.
Он сидел без движения и молчал. Марк слегка подтолкнул его вопросом:
- Как там дела?
- А как ты думаешь? Плохо, очень плохо. Я предпочел бы оказаться
голым в лесу среди волков, чем быть честным человеком на улице в эту ночь.
Если тебя просто ограбят, считай, что тебе здорово повезло.
Гай Филипп подошел к ним как раз вовремя. Как всегда, он спросил
напрямик:
- Чего вы ждете? Это просто дикая толпа, это же не армия. У вас
достаточно солдат, чтобы раздавить их в течение одного часа.
Комнос сдавил руками свою кольчугу, как бы сгибаясь под ее тяжестью.
- Если бы все было так просто...
- Мне лучше отвернуться, - заявил Гай Филипп. - Потому что ты
начинаешь действовать мне на нервы.
- Сейчас я не смог бы одолеть самую красивую шлюху в городе, не
говоря уже о такой старой безобразной обезьяне, как ты, - буркнул Комнос,
заставив старшего центуриона засмеяться. - Я не могу послать армию в
город. Во-первых, слишком многие из наших солдат даже пальцем не
шевельнут, чтобы спасти намдалени от ярости толпы - они и сами-то не
слишком их жалуют.
- Плохи ваши дела, если одна часть вашей доблестной армии не хочет
помочь другой, - заметил Гай Филипп.
- К сожалению, это правда. Более того, недоверие взаимно: люди
Княжества не доверяют видессианским солдатам даже больше, чем горожанам.
Скаурус почувствовал внезапный поворот разговора, понял намек, и он
ему совсем не понравился. Следующие же слова имперского офицера
подтвердили справедливость опасений трибуна.
- Во всей столице только два отряда, которые пользуются уважением и
горожан, и намдалени - халога и твои солдаты. Я хочу использовать вас,
чтобы разделить намдалени и толпу, пока видессианские солдаты наводят в
городе порядок. Если вы и халога сможете удержать эту заразу от
распространения, мятеж быстро потеряет силу.
Трибун был отнюдь не в восторге от перспективы послать своих солдат в
уличные драки, которые кипели в Видессосе. Он уже затвердил первую
заповедь командира наемников: его солдаты были капиталом, который не стоит
разбрасывать как попало. Но, к сожалению, предложение Комноса имело смысл.
Не подогреваемый охотой на еретиков, бунт быстро бы угас.
- Ты приказываешь? - требовательно спросил он. Если бы Нефон Комнос
без колебаний ответил "да", он, вероятно, сразу отказался бы. Но
видессианин был старым солдатом, и обычаи наемников были известны ему
лучше, чем самому Скаурусу. К тому же он успел изучить характер трибуна.
- Приказывать тебе? - сказал он. - Нет. Если бы я хотел это сделать,
я мог бы послать распоряжение через спафариоса. Я пришел просить об
одолжении во имя Империи. Бальзамон сказал лучше, чем я: война с Каздом
отодвигает все остальное на второй план. Неважно, что там кричат
идиоты-монахи, слова Патриарха правдивы. Война не может начаться, если
здесь не будет мира. Поможешь ли ты укрепить этот мир?
- Будь ты проклят, - сказал Скаурус устало. Комнос умело коснулся его
слабой струны - чувства долга.
Он подумал о том, каким числом своих ограниченных ресурсов он мог бы
рискнуть.
- Четыреста человек, - решил он. - Двадцать взводов по двадцать
человек в каждом. Я не могу дробить отряд мельче, если только мои офицеры
не сочтут это нужным, иначе бандиты разобьют моих солдат поодиночке.
- Договорились, - тут же сказал Комнос. - И спасибо тебе.
- Если бы я сказал "не стоит благодарности", я бы солгал.
Затем Скаурус повернулся к Гаю Филиппу и добавил по-латыни:
- Помоги мне отобрать лучших солдат. Держи все в полном порядке, пока
нас не будет. И во имя всех богов, никого не бросай в погоню, если наш
рейд будет неудачным. Даже если мы не вернемся, у тебя все же останется
больше когорты, достаточно серьезная сила для того, чтобы вас уважали в
этом мире, где пехота так беспомощна.
- Эй, постой-ка. Что за чепуху ты несешь о том, что ты можешь не
вернуться? Я иду с тобой, и все тут.
Марк покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44