Я был таким же
"капиталистом". На питание в сутки у меня было четыре
копейки... Особенно трудно было к концу месяца.
У меня не было денег на стирку. Но за ящиком, на котором я
жил (спал и занимался), оказывалась пара белья,-- должно быть,
я уронил и забыл. В кармане пальто оказывался чистый платок,
слегка смятый. То же было с воротовничками: помнится, вчера
воротничок был сомнительной свежести, а сегодня чистый и хорошо
выглаженный. Прошло много времени, прежде чем я догадался, что
Екатерина Константиновна стирала белье, платки, воротнички и
подбрасывала мне. Такая забота, такая деликатная забота от
старухи, замученной нуждой.
Раз Екатерина Константиновна мыла пол в своей комнате.
Вышла мыть в коридор, но сил не хватило. Легла на кровать,
оставив воду и вехоть. Я снял ботинки и вымыл коридор и кухню.
Екатерина Константиновна думала, что пол домыла ее
невестка, жена старшего сына.
Иногда, приходя домой, я находил на подушке на бумажнике
кусочек постного сахара. -- Екатерина Константиновна, откуда
это? -- Я сэкономила семь копеек, купила сахару. Это ваша доля.
Это было искренне, было от сердца, и отказаться было
нельзя.
ДОКТОР НАУК
1905 год. Мой первый приезд на Новую Землю. Пароход ушел.
Водку выпили. Опохмелились, кто как сумел. Кто баней, кто
кислым. Промышленники ушли на места промысла. В становище
остались старики, старухи и ребята.
Надо устраивать свое жилье. Выстирал белье, выстирал и
половики. Нашел их в сенях в углу, грязные и затоптанные, они
валялись там кучей. После стирки вычистил самовар, вымыл пол.
Поставил самовар греться и пошел полоскать белье.
Берег около дома оказался крутоват и довольно высок. У
берега припай плотной крепкой льдиной. Выполоскал белье. Вода
прозрачно-зеленоватая. Все видно до маленьких камешков, до
тонких веток водорослей. Верхний пресный слой воды замерзает и
разбегается стрелками. Смерил палкой,-- глубина мне почти до
плеч.
Не утерпел. Разделся и прыгнул в воду. Я задохся, меня
будто ледяными иголками проткнуло со всех сторон. Пробормотал:
-- Бабушки, дедушки!
Но окунулся и подождал, чтобы вода надо мной успокоилась.
Выскочил. Одеваться было некогда. Бросился по снежному припаю.
Согреваясь, исполнял танец, названья которому нет. Говорил
что-то похожее на привет морю, солнцу, ряби и дали морской.
Согревшись, надел ботинки, накинул пальто, собрал в охапку
мокрое белье и сухую одежду -- и домой.
Самовар вскипел и замолчал. Я прибавил углей, и он снова
весело запел. Напившись чаю, я погрузился в сон: устал за день
с непривычной работы. Самое трудное для меня -- мытье полов, от
него подколенки болят. Утром, едва открыл глаза, увидел соседа
по комнате. -- Болен? -- Болен.
-- Что болит, что чувствуешь? -- Подожди, сейчас соображу.
Проверил себя всего. -- Есть хочу.
Так два с половиной месяца и купался. Пропуски делал в дни
сильных ветров, когда из дома к дому ходили с помощью
протянутой веревки.
Осенью в Петербурге я почувствовал какое-то покалывание в
груди. Мне посоветовали идти к доктору Науку. Сказали, что
честный, внимательный и не очень дорогой -- визит 1 рубль. Наук
строго сказал:
-- О таких вещах, как сердце, легкие, нельзя говорить
легко,-- и внимательно меня выслушал.-- Совершенно здоровы.
Чего ради пришли ко мне? Сердце и легкие в полном порядке. Я,
одеваясь, рассказал о купании со льдины.
-- Раздевайтесь.-- Снова стуканье, слушанье.-- Вам
родители дали громадный капитал -- здоровье. Исключительное,
крепкое. Вам его надолго хватит. Ваши дедушка и бабушка,
вероятно, никогда не лечились?
-- Дедушка, бабушка -- староверы и не признают докторов. И
мама говорит: "Если доктора позвать, он навыдумывает разных
болезней".
-- Права Ваша матушка. Передайте ей привет. Пусть и дальше
живет дальше от докторов. Купаться Вы можете, только другому
никому не советуйте,-- для этого надо иметь ваше сердце. У вас
накожные нервные боли. А надо ли художнику лечиться от нервов?
Это может походить на лечение от талантливости. Я оделся и
протянул рубль за визит. -- Со здоровых не беру.
Лет через пять я почувствовал утром острую боль в спине. С
трудом оделся и добрался до Наука. Больных было много.
-- Вы так страдаете, что идите вне очереди,-- предложили
мне.
Прошел вне очереди. Доктор помог раздеться, провел рукой
по позвоночнику. Все прошло, боли как не бывало.
-- Вас надо горячим утюгом прогладить. Шляетесь, отнимаете
время. Заплатите за визит, чтобы неповадно было напрасно
ходить. -- Доктор, я был пять лет назад. -- Хотя бы десять. Раз
здоровы, не ходите. Доктор Наук взял мою одежду, выкинул на
середину зала ожидания:
-- Полюбуйтесь. Здоровый отнимает у вас, больных, время.
И стыдно было одеваться при дамах и хорошо ощущать себя
здоровым. Одевшись, я крикнул в кабинет доктора: -- Спасибо,
доктор!
и Вильгельма не пустили. Я был к великому испугу каймакама
(градоправителя). Оный дал переводчика, двух телохранителей.
Камень был на пирамиде Хеопса, в Коли-зее, был в Афинах. Но не
в Венеции. Обмануть Новую Землю? Оттолкнуть прижавшуюся к руке
вольную птицу? Тогда и Солнце не обнимет!
С хорошим человеком послал камень, заказал сказать: --
Новая Земля! Не довез, возьми!..
Вспомнил случай на базаре в Архангельске. Торговля
шла тихо, день не базарный. Две торговки ругались без
сердитости, просто не о чем было разговор вести... Одна
назвала другу -- барыня! Ох! Обруганная вскочила, она от обиды
просто задыхалась! -- Врешь, врешь! Всю жизнь была честной
женщиной!
Ни одного дня не была барыней!!! Ах! Хотелось
поблагодарить торговку. А было это лет пятьдесят с гаком тому
назад! У нас бар и чинов не считали людьми (!) У них души
нет...
СТРАНИЧКИ ИЗ ДНЕВНИКА
Я ехал на юг. В Константинополе мне сказали: -- Вы удачно
едете. Скоро зацветет миндаль, зацветет алоэ! Миндаль, алоэ!
Звучит-то как. Наконец-то я увижу что-то
красивое-красивое. Увижу самое прекрасное. Поехал дальше.
Увидал. Цветет миндаль. Ну да, цветет. Красиво. Да, очень
красиво. Вишни и яблоки тоже красиво цветут, даже лучше на
яркой зелени и в голубом небе.
Миндаль на фоне белого неба. От мельчайшей пыли,
наполняющей -горячий воздух, небо кажется белым.
А вот -- алоэ -- молодец! Увидал я этого хулигана за
городом. Обломанный палками прохожих, истерзанный, безобразный
алоэ расцвел большим огнистым цветком.
Как будто хулиган, голый, избитый, остановился у ворот
огорода и улыбнулся!
Улыбнулся так ярко, так хорошо, что весь стал красивым!
-- Молодец, Алоэ! Цвети! Ты хорош и растерзанный! Твой
цветок поет, звенит! Какое нам дело до выхоленных цветов,
богатых садов! Цвети, выгнанный, оборванный, цвети, обломанный.
Стоило ехать на юг, стоило спешить, чтобы видеть, как ты
ярко, громко цветешь!
В 1907 году, уезжая с Новой Земли, взял камешек и сказал:
-- Новая Земля, этот камень брошу в Большой канал в
Венеции. Не попал в Венецию. Камень был в Иерусалиме, у
Мертвого моря, у прудов Соломона, в Хевроне. В Хеврон
Середка сыта -- концы играют, руки машут, ноги пляшут,
язык песенки поет.
Семь человек -- печка.
Горница с улицей не спорница: на улице мороз, в горнице
поморозница.
Кинь кроху на лес, пойдешь и найдешь. У скупа не у нета.
Меня скупым не зовут, а смогу ли напомнить новое?
Встретилась старуха, спрашивает: -- Што тебя не видать: ни в
сноп, ни в горсть? Спросил старика: -- Што долго не заходил? --
Заделья не было. Пришел помор -- капитан один. -- Что жена не
пришла? -- Не выторопилась. Ох, Петр да свет Васильевич!
Не возьми в обиду, что поговорки кое-какие и идут кое-как.
К слову, к месту бегут, выстраиваются... На поклон легки, на
слово скоры, хороводы ведут, словами узор плетут. Только
успевай записывай: откуда берут, куда кладут! Так и сказки:
сижу пишу. Вдруг радио: ГОВОРИТ МОСКВА! Кто говорит: лучше
этого слова и нет. А, знать, пора спать.
А бывало и так, что сказка не отпустит! Ежели я в бабкиной
юбке с двумя самоварами полетел на Луну? Никакой остановки!
Надо долететь, поглядеть и домой воротиться!
Часто бывает и так: легко пишется, да не легко печатается.
Выкинули "Уйма в город на свадьбу пошла". Нельзя Соборна
колокольня взамуж за пожарну каланчу пошла. Возмутились
антирелигиозники. Колокола звонят.
Выкинули "Летно пиво" -- борьба с алкоголем. А я спиртного
и не пью. (Вот как встречу 2000 год -- выпью только
виноградного). В Риме я хлестал! За обедом литр!
И цена ему была 8 к. Это было недавно -- в 1907 году.
Извините, Вы-то не запомнили. Без сказки "Летно пиво" нет
пояснения, как девки в гал вылетели!
Сказывали небывальщину-послыхальщину: по поднебесью
медведь летит. Летят от нас на самолетах в бурые, и белые.
Разлетаются по зверинцам.
Мнится мне и сказать охота другу неслыхальщину: по
поднебесью Землю пашут, снопами машут, на Землю урожай
складывают.
Петр Васильевич, голубчик. Не думайте, что я того --
заговариваюсь...
Нельзя класть запрет мысли. Пусть летит, вьется. Говорят:
человек не может придумать, чего не может быть. Если моя баба
на радии в гости летала, а это правда, даже в печати обсказано,
хотя и с моих слов, а сказано -- значит, правда.
Очень захотелось увидать Вас на фото. Это, м. б., и не
очень трудно для Вас.
Выступал я в доме офицеров. Один полковник в месте, не
очень удобном для перехода, подхватил меня заботливо, ласково.
Я оглянулся. У детины спина -- хоть рожь молоти! Шарнул, что
силы моей было! Полковник обрадовался, жмет руку: -- Спасибо за
внимание.
На книжке этому милому человеку я написал: -- "За Вашей
широкой спиной, за спиной Советской Армии хорошо работникам
труда, работникам искусств! " Крепко Вас обнимаю, Петр
Васильевич!
Не очень протестуйте, мне приятно мысленно Вас обнять. Мой
портрет в книжке. Мой рост -- как у Наполеона. В 1812 году мы с
ним мерились в Москве. Что я ему сказал, в книжке написано.
Ст. Писахов

1 2 3 4 5 6 7 8