Осторожный обычно капитан так увлекся желанием оказать
помощь погибающим итальянцам и так усердно всматривался в
берег, давал свистки, что мы попали в лабиринт неподвижных
айсбергов. Смерили глубину -- три с половиной сажени. Айсберги
на мели. Капитан дал сигнал в машину и в трубку тихо сказал: --
Нажми, старина!
Механик вышел на палубу, огляделся, сдвинул шапку на
затылок, свистнул и ушел в машину. Выбрались благополучно.
Опять почти никто не заметил.
Убили зайца пудов на тридцать. На краю тонкой льдины
лежит. Много народу пустить опасно. Двое, как акробаты,
скатились с лестницы. На льдине каждое движение рассчитано,
точно и грациозно. Багор пробует льдину Легкий прыжок. Льдинка
покачнулась, но промышленник уже на другой, третьей, пока
льдинка собралась перевернуться. Сняли шкуру, взяли и тушу для
обитателей "медвежьего дома".
Ночь, небо затянуто не темным, а многокрасочным пологом,
на горизонте -- ярко-красочным. Кажется, не одно, а три солнца
светят из-за облаков. Яркий предзакатный свет собрался в трех
местах. А на другой половине неба бахромчатые занавеси
шоколадного цвета на синеватом, слегка мутном фоне.
14 августа. Туман несется полосами -- то редкий и
посветлеет, то сдвинется почти к самому пароходу, и мы
затериваемся в океане.
16 августа. Туман. На большой льдине озерки пресной воды.
Снова берем запас.
20 август а. К пароходу из тумана выплыла медведица с
медвежонком. Медвежонка взяли живым.
Из тумана появляются и исчезают, проходя мимо, льдины
причудливых форм -- очень похоже на карнавал...
Оборачиваюсь. Рядом старик промышленник тоже наблюдает за
льдами. А карнавал льдов все идет и идет. Между льдинами
появляются нерпы, зайцы...
Вечером по радио слушаем чей-то доклад о походе
"Малыгина". Начало пропустили. Участник похода "старался":
говорил, что они были "накануне прикосновения к
неприкосновенным припасам", что "льда кругом больше, чем у них
провизии и угля". И трогательно рассказывал, как встретили
первые льды,-- они "ласкались, как ласковые собаки". Радио дало
нам веселый вечер.
21 августа. Получено распоряжение обследовать восточную
сторону Земли Франца-Иосифа. Туман разнесло. Океан тяжелый,
темно-стальной с белыми гребнями. Редкий снег.
22 августа. Мокрый снег хлопьями облепил пароход. Стоим у
льдины. Нет, не стоим, а с льдиной куда-то несемся. Можно
попросить капитана показать на карте, где мы, но не все ли
равно: лишь бы двигаться не на юг. а еще на север.
Вечером встретили "Гобби". Идет на поиски итальянцев и
Амундсена. Сравнительно небольшое судно, машина на корме. На
палубе два гидроплана в собранном виде, стоят под стрелами,
всегда могут быть опущены в воду. Подошли близко. Капитан
"Гобби" и начальник экспедиции Ларсен приехали к нам. С "Гобби"
нас усердно фотографировали и вели киносъемку. Чтобы не
повредить крылья самолетов, "Гобби" носом подошел к борту
"Седова". Иной мир. Чужая речь, костюмы. Хозяйка судна,
американка Гобби, и ее спутница одеты по-мужски. По виду у них
на судне все хорошо прилажено, но у нас как-то теплее, проще и
уютнее.
Туман поднялся, и на горизонте стала видна земля -- мыс
Гранта, Стофан, Билль, места знакомые: здесь мы уже были. Но
внизу еще осела полоса тумана, над ней -- темный с белыми
полосами снега остров; на ровной площадке глетчера, будто
искусственно, сделан конус. Туман развеялся, и остров оказался
не так дико высок, каким выглядел до этого. Солнце за облаками,
но еще не закатилось. Хорошо бы еще несколько солнечных ночей.
23 августа. Стоим в Британском проливе. Туман сливается с
глетчерами. Иногда куски тумана вытягиваются, отрываются и
улетают, будто острова выкидывают в небо куски глетчера. В
одном месте туман стал подыматься кусок за куском, как
извержение. Стоим близко от мыса Флора.
24 августа. Идем малым ходом мимо о. Хукер, где зимовал
"Фока". Рядом о. Едзерайдис, низенький и без ледника --
зеленеет. На нем, похоже, стоят две избы. Подошли ближе -- это
только камни, а уже подумалось, что нашли итальянцев.
Пароход ударил в льдину. На ней за ропаком спал медведь.
Охотники его не видели и не приготовились. Медведь проснулся от
толчка, вскочил, заорал и бежать! И ушел. А за кормой другой
появился.
Ночь солнечная. Вдруг из-за горизонта серым клином
вытянулся туман, закрыл розовеющие облака и навалил ся на льды,
на пароход. Идем к Новой Земле.
25 августа. Весь пароход покрыт ледяной коркой. Антенну
опускали, чтобы отбить лед. Промышленники заканчивают плетение
сетей. Путь длинный, времени много, и постоянно несколько
человек занято сетями.
26 августа. День ясный. Океан свободен ото льда,
промышленники назвали его голым.
Дошли до севера Новой Земли. Мыс Ледяной, за ним и мыс
Желания... От Земли Франца-Иосифа это уже на юг. Тут больше
земли, свободной от ледников. Мыс Желания длинной узкой полосой
вышел в океан, и на нем зелень.
7 часов вечера. По обе стороны от солнца на тонком слое
тумана два кусочка яркой радуги.
27 августа. Встретился лед, подводная часть зеленая, почти
цвета желтеющей травы. Капитан объясняет это пресной водой из
Оби. Туман.
Ждем встречи с ботом Госторга "Новая Земля". "Седов" дает
свистки. На 76+ северной широты свистки создают впечатление
населенности.
Стало по-осеннему сумеречно, и часы в каюте стали громче
тикать.
30 августа. Обошли Новую Землю. Карские ворота кругом.
Встретили последние льды. Отошли от Новой Земли. Тут уже дома.
В полночь по горизонту над закатом полоса широкой усиленной
радуги, переходящей в темно-синий прозрачный тон. А на другой
стороне Неба луна над горизонтом в оранжевом треугольнике.
НА СЕВЕРЕ ДАЛЬНЕМ
ЛЕТНИЕ СОЛНЕЧНЫЕ НОЧИ
Полные красоты, развертываются летние ночи за Полярным
кругом. Там к полуночи солнце склонится к горизонту, как будто
остановится, постоит -- и снова пойдет выше, чтобы, поднявшись,
начать свой рабочий день. Вернее сказать, днем солнце светит
обычно и тени падают, а ночью пропадают тени и свет кажется
праздничным.
Раз в Карских воротах мои спутники по экспедиции поехали
бить ленных гусей (гуси, линяя, почти не летают, и бьют их
палками -- назвать это охотой трудно). Меня оставили на
островке-торче, площадью метров с двадцать, и забыли, увлекшись
ловлей гусей.
Океан был спокоен. Полночь. Солнце висит над горизонтом, а
с другой стороны -- луна, чуть золотистая. Она не светила, а
только светилась, отражаясь в океане. Из воды торчали маленькие
островки.
Свет ровный, ласковый окружил и меня, и островки, и все
видимое пространство. Казалось, что все стало почти прозрачным.
Я написал этюд. Сидел в свете, в тишине и рад был, что один
среди этого великого молчания.
Не заметил, как прошла ночь. Солнце поднялось высоко,
упали тени. Пробежала рябью вода--как'буДто я откуда-то
вернулся. Оглянулся... Красиво, светло, но исчезла золотая
радуга, только что все наполнявшая. Лишь в душе осталась
радость пережитого.
Мои спутники вернулись на судно, а за завтраком вспомнили,
что оставили меня на островке в океане. Вернулись.
-- Ты не очень сердит на нас, что забыли тебя? Уж прости,
заохотились.
Жаль было уходить с островка. Куда там сердиться, я готов
был благодарить их за эту забывчивость.
БЕЛЫЕ МЕДВЕДИ
Первого медведя на свободе я увидал в Карском море в
летнюю солнечную ночь. Медведь спал на льдине. В ту ночь море
было сиреневое, льды -- розоватые, подводная часть льдин,
просвечивая в воде, была зеленая. Медведь, вырисовываясь на
снегу желтоватой массой, спал к нам спиной. Мы подходили так,
что ветер шел от медведя к нам. Он не слышал запаха людей, но
услыхал шум парохода, приподнял голову, понюхал воздух и снова
лег. .Но шум уже мешал. Медведь встал, обернулся на нас. Он был
крупный и в прозрачном воздухе солнечной ночи казался
громадным. Посмотрел на нас, почуял, видимо, опасность и
бросился в воду: торопился добраться до ледяного поля,
растянувшегося на километры. Тогда он еще мог бы спастись
быстрым бегом. В воде медведю трудно удирать: плавает он тише,
чем бегает, а жир мешает долго держаться под водой.
Но две белые шлюпки с разных сторон, обойдя льдину, уже
мчались за ним. Медведь оборачивался, ревел сердито, нырял.
Когда медведь нырял -- увы, неглубоко,-- он был красивого
зеленого цвета. Раздался выстрел...
Через час медвежьи окорока висели, привязанные к вантам.
Шкура на веревке полоскалась за бортом. Повар жарил медвежье
мясо.
Мимо плыли розоватые льдины с зелеными тенями. На льдинах
встречались кровавые пятна -- тут медведь позавтракал.
Встречались убитые, но несъеденные нерпы, оставленные про
запас. Мы вторглись в медвежьи владения, нарушив их покой.
Потом встречи с медведями стали чаще и сделались
обыденными. На борт взяли трех маленьких медвежат. Убили
медведицу. На льдине снимали шкуру, а два медвежонка не
уходили, ревели и плавали около. Их поймали петлями и на воде
втиснули в ящики. Ящики деревянные, обиты внутри железом.
Подняли ящики на борт, сняли петли с медвежат, окатили их
водой. "Пассажиры" очухались, им дали воды, угостили сахаром.
Медвежата сразу полюбили сахар. Через несколько дней они
освоились с заключением. Их можно было гладить. Медвежата и
сами ласкались -- лизали руки и, высовывая из ящика морду,
смешно оглядывали подходящих.
Так с воды достали еще одного маленького медведя и одного
подростка. Для подростка заготовленные ящики были малы.
Торопясь, сколотили ящик и не обили его железом. Когда подняли
на борт, медведь показал себя! Окатили его водой, освободили от
петли. Он замотал головой, взревел дико, заметался в ящике,
схватил пастью доску толщиной в два пальца и смял ее, как
бумажную.
Весело было! Кто куда рассыпался: кто на мостик капитана,
кто на ванты вскарабкался повыше, но в каюту никто не ушел. Не
шутка -- рукопашная с медведем, и ружья под рукой не оказалось,
но интересно, и "шкуру" надо не упустить.
Маленькие медвежата рев подняли в три глотки. Из-за их
рева разговаривать стало трудно. Хорошо если бы медведь,
вырвавшись, кинулся за борт,-- на воде его можно было бы опять
взять. А если бы, разозленный, он бросился на людей, то трудно
сказать, чем бы дело кончилось. Догадался механик -- сунул в
ящик железный толстый прут. Медведь занялся прутом: грыз его,
мял лапами и отчаянно урчал. А тем временем сколотили новый
ящик, обили железом и привязали к первому -- дверь в дверь.
Разом открыли -- подняли двери ящиков. Медведь приостановился
настороженно. В новый ящик сунули мясо. Рванулся медведь за
мясом его и заперли в крепком ящике. ;"
Поймали моржонка живого. Убили моржа-самку, на отмели
снимали шкуру. Моржонок все плавал и рвался к матери. Затащили
шлюпку на отмель, уложили в нее снятую шкуру, а шлюпку на бок
опрокинули. Моржонок забрался в шлюпку, прижался к шкуре и
успокоился. Так его и привезли на пароход.
ГАРПУНЕР
Старик гарпунер промахнулся. Молодежь посмеивалась, а
старик, если бы водка была, напился бы пьяным, а трезвый только
отругивался. Он и сам был раздосадован промахом. Пришел ко мне
в каюту.
-- Эх, Григорьевич! Мне бы крови стакан выпить для
поправления глаза, я показал бы им, как я бью. Пулю в пулю
лепить буду!
Остановились у берега, убили оленя. Прибежал ко мне
старик.
-- Попроси капитана, пусть меня пошлет шкуру снимать.
Молодые испортят, изрежут.
Капитан согласился. Я -- не охотник и не очень стремился
смотреть, как снимают шкуру. Так хорошо почувствовать под
ногами твердую землю после долгого плавания на воде!
Встретилась громадная глыба заледеневшего снега, одним краем
держалась у крутого склона горы. Под глыбой можно было встать
во весь рост. Только холодно, и редкие капли падали. Я пошел
под льдиной. Сыро, холодно, даже как-то могильно. Прошел. Меня
ждали спутники: они не успели остановить меня, боялись
окрикнуть и ждали, затаив дыхание. Едва я показался у края,
меня подхватили ласковые руки. -- Как ты жив остался! Счастье,
что не крикнул.
Я оглянулся. Льдина так надежно держится, гулко падают
успокаивающие капли.
Один из спутников выстрелил. От сотрясения воздуха льдина
дрогнула и осела. Урок хороший! Я больше не проходил под такими
висящими льдинами.
Пришли к месту охоты. Шкура с оленя снята. Старик гарпунер
сидит довольнехонек. Выпил две кружки горячей крови: усы,
борода -- все в крови. -- Вот теперь не дам промаху!
Поставили мишень -- какую-то щепку. Старик стрелял пуля в
пулю. Что это -- самовнушение или, действи тельно, горячая
кровь оленя помогла?
Вскоре после этого был случай, когда с нашей шлюпки и
шлюпки с норвежского судна одновременно бросили гарпуны в
моржа. Как доказать, чей гарпун попал первым?
Старик гарпунер по душевному складу был добродушнейшим
существом. Но его взлохмаченная голова, большая с проседью
борода, громкий голос и уменье дико таращить глаза производили
устрашающее впечатление. Недаром дали ему прозвище -- Черт.
Черт вскочил, вытаращил глаза да как заорет на норвежцев,
бросая разом и русские и норвежские ругательства... Норвежцы
отступились.
И было из-за чего шуметь: зверина был больше чем в тонну
весом.
во ЛЬДАХ
Ехал я с экспедицией по установке радиосвязи на Югорском
Шаре, Вайгаче и Маре-Сале.
Пароход не был приспособлен к плаванию во льдах -простой
полугрузовик. Ехали "на авось". На этот раз "авось" вывезло. Но
были близки к гибели.
За Колгуевым нас встретили льды. Мимо плыли льдины
причудливых форм. Сначала как цветы -- большие, белые.
Зеленеющие подводные части льдин усиливали сходство с
растениями. Лед все прибывал и, словно стадо, стал обступать
кругом.
Замедлили ход, но двигались. Думали, авось выйдем из
полосы льдов. Но натолкнулись на ледяные поля длиною в
километры. Мы счастливо попали в озеро среди льдов. Если бы лед
сдвинулся, пароход раздавило бы. Опасность была велика. А
кругом так светло, так нарядно среди белых синеющих льдов с
зелеными озерками пресной воды на них, что об опасности не
думалось. Со льдин добавили запасы воды.
Часть спутников (не северяне) все же напугалась и пыталась
добраться до берега. Взяли лодку, всякого груза (провизии,
дров, ружье и т.д.) набрали свыше сил и потащились. Через
несколько дней пришли обратно -- измученные, чуть живые от
усталости.
Прошло 28 дней. Зашуршали льды, двинулись... Мы были
свободны.
Много разных льдин встречалось, иногда -- источенные
водой, как кружевные. Красивые льдины!
А раз океан рассказал жуткую повесть. У берега
остановилась льдина, на ней что-то темнело. Я подошел ближе
посмотреть, что это. В льдину вмерз руль.
Льдина давняя, руль вмерз довольно глубоко. Где судно?
Спасся ли кто-нибудь из бывших на нем?.. Кругом тихо,
золотисто-радужный свет наполнял все. А на берегу, близко к
воде, ко льдам, цветут ромашки с ярко-оранжевыми серединами и
крупные незабудки -- голубые и розовые.
БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК вз прошлого города Архангельска
В восьмидесятых-девяностых годах прошлого века весь город
знал Куликовского Александра Павловича. Рабочий в колбасной,
Куликовский причинял много хлопот начальствующим лицам. При
видимой благонадежности Куликовский был бунтарем...
Семья у Александра Павловича была большая, ребят --
десять. Жили голодно.
Восстанавливая в памяти Куликовского и его "дела", я
обратился к людям старше меня годами. Спросил у Марьи
Яковлевны, помнит ли Куликовского.
-- Как не помнить! И было тоне сколь давно. Будто вчера
или позавчера (Марье Яковлевне за восемьдесят, и восьмидесятые
и девяностые годы для нее -- недавнее вчера).--Трезвый
Александр Павлович,--продолжала рассказ Марья Яковлевна,-- шел
всегда прямо. В костях широк. Когда здоровался, волосами весело
встряхивал. Волосы темные, курчавились. Росту был
обыкновенного, значит, среднего. Ходил в шляпе, только в
большие морозы надевал шапку. Ему в провинность ставили и шляпу
-- "Будто господин какой!" Не могли подобрать закона для
запрета шляпы.
1 2 3 4 5 6 7 8