" Он вдруг ощерился, замотал огромной своей башкой с непомерно большими ушами и бурлами, лизнул меня липкой лопатой сенбернаровского языка и скорбно спросил: "Собака лаяла... или нет?"
Вздрогнув, я открыл правый, здоровый глаз.
"Вот оно, пришло, вспомнилось то, что мучило, ускользая. Конечно! Почему я не спросил Вартана, как вела себя собака? Эта мысль появилась, когда мы ехали сюда, и повторно уже по приезде, но дать ей дальнейшее развитие я не мог, поскольку в тот самый момент получил сильнейший удар по затылку. Очевидно, кто-то из тех мальчиков, парящихся в бане, закончив процедуру омовения, решил перейти к физической разминке. Потом притащили в подвал, и я простился с жизнью, но, как оказалось, преждевременно. Если меня оставили в живых, то, надо думать, на то есть основания. Какие же? Первый и самый реальный вариант: меня будут пытать, надеясь получить хотя бы скудные сведения об алмазе. К сожалению, я таковыми не располагаю. И второй попробуют заставить меня работать на себя. Мне он больше нравится, если без трупов, конечно".
Спиной я почувствовал, что открылась дверь. Кто-то и о чем-то меня спросил. Но, к сожалению, ответить не было возможности, потому что моя рожа была прибинтована к столбу вместе с ушами. На всякий случай замычал.
- Ну вот, Иваныч, я же говорил, живой, а ты икру мечешь, - подходя ближе, успокаивал кого-то приблатненно-педерастичный голосок. - Его же Гриб товарил, а он в этом деле профи, знает, когда надо остановиться. В органах-то подучили. Вот если б я его массировал, тут летальный исход был бы вполне возможен.
Мысленно я поблагодарил родные органы и их методы обучения.
- Помнишь, Иваныч, как я неаккуратно того козла замочил, ты еще мне... понавтыкал.
- Заткнись! Отвяжи его и тащи в баню. Там нальешь сто пятьдесят и хорошенько пропаришь. В общем, приведешь его в божеский вид. Потом ко мне в кабинет. И смотри мне, парень, без глупостей. Хоть пальцем тронешь... Коля, ты меня знаешь!
- Понял, шеф. Все будет окей! - засуетился Коля, уже освобождая меня от интимной близости бетона.
- Я буду у себя, - сообщил Унжаков-Барановский, уходя, - если что-то непредвиденное, позвонишь. Может, кого-то еще прислать?
- Да брось ты, Иваныч, неужто я с такой легавой моськой сам не справлюсь?
- Ну Бог в помощь!
Отвязанный, я тут же повалился на приятно холодный пол. Руки, ноги не слушались. Лежа на спине, наконец рассмотрел писклявого Колю, обладателя бабьего голоса и мокрушника-любителя. Им оказался здоровенный буйвол, напрочь лишенный волосяного покрова и, вероятно, мозгов.
- Ну что, мой маленький, очухался? Сейчас в баньку пойдем, попаримся как следует, потом душ холодный и опять в парную. Я тебе массажик сделаю, к вечеру огурчиком будешь.
- Не надо! - едва ворочая языком, агрессивно воспротивился я.
- Чего не надо, мой сладкий?
- Массажиков твоих гребаных.
- Это ты зря! Помять грешные телеса я мастер-профессионал.
- Уже слышал, только что.
- А-а, - довольный и польщенный, пискнул буйвол. - То дело другое, и массаж другой. Но ты человек пока нужный, и обхождение с тобой будет соответственное. Как в пятизвездочном отеле. Пойдем, что ли?
- Болван! - осмелел я, пируя во время чумы. - Ты что, не видишь, ноги никак не могут отойти. Перетянули всего, как колбасу.
- А, это я тебя приторачивал. Ты, мой маленький, на ножках не держался, падал все время. Вот и пришлось тебя связать покрепче с бетонной опорой, для устойчивости. Ну ладно, пойдем!
Толком я так и не понял, когда и как он закинул меня к себе на шею. В этом положении и выволок на свет, словно барана. С одной стороны ноги болтались вместе с, задницей, с другой - руки с головой, а точнее со второй задницей. И донес до предбанника или зала для торжественных встреч и презентаций, во всяком случае, именно таким это помещение казалось.
Здесь буйвол осторожно положил меня на резной дубовый диван.
- Ну что, мой хороший, раздеть тебя?
- Пошел вон!
- Ну зачем так грубо? Мы ведь интеллигенты!
- Не люблю педерастов. У меня на них аллергия.
- Надоело... - грязно и не интеллигентно выматерился буйвол. - Ну за что мне такое наказание! С восьмого класса иначе, как пидором, никто не называет. И все из-за голоса. Незнакомые бабы брезгливо отворачиваются. Мне хоть ревом реви, больно до них я охочий. Приходится все со старыми подругами трахаться, а это утомительно и не этично, пропадает чарующая загадочность прекрасного. На той неделе снял одну в кабаке, ничего так телка. Думал путанка путевая, а оказалось лесбиянка х... Привалили к ней на хату, а там подружка ее сидит. Ну, думаю, повезло! Двоих оттрахаю. А они, прикинь, друг друга при мне вылизывать начали. Я хотел уйти, они говорят, заплати сперва. Ну я и заплатил им. Вот этим ремнем офицерским. Ты бы слышал, как они верещали. Музыка! А тут два дуболома - "пастуха" с нотами врываются и на меня. Плати, и все! Я одного об стенку жопой шарахнул, другой сам удалился. Комедия!
- Ладно, раздевай, убедил!
Бережно, как младенца, он распеленал меня, потом преподнес стакан водки, держа наготове удивительно аппетитный огурчик. Захрустев им, я уже сам поплелся в парную. Буйвол нещадно хлестал меня то дубовым, то березовым веником, обливал холодной водой, опять давал жару и снова окунал в бассейн. Вконец обессиленный, но неплохо отремонтированный, я уснул на том же дубовом резном диване, а мокрушник Коля продолжал интенсивно массировать мои конечности, рассказывая что-то смешное и страшное...
* * *
Часа через три, посвежевший, хотя все еще хромающий, я под конвоем буйвола-банщика был доставлен в кабинет шефа. Ну зачем бандюге кабинет? Понятно, если аферист - президент фирмы, такое помещение ему необходимо, но для чего оно грабителю, убийце и каннибалу? Чтобы сидеть и считать черепа съеденных или просто убитых людей? Для этого сгодятся старые дедовские счеты с костяшками. По крайней мере, будут соответствовать духу времени и роду занятий. Но Унжаков понаставил всяческих компьютеров, мониторов, даже факсом не погнушался. А квадратура кабинета? Да чтоб я так жил! У Иосифа Виссарионовича, кажется, было поскромнее.
- Садись, Кот, и жди, - указал мне на вальяжное кресло буйвол. Сигары, сигареты - можешь курить. Другого ничего не лапай. Руки повыдергаю. Сейчас Томка принесет кофе и коньяк.
Я раскурил самую большую и, наверное, самую дорогую сигару. Погружаясь в вонь ее своеобразной прелести, погрузился и в свои, далеко не прелестные думы. Чем все это кончится? Меня постараются купить, что равносильно моральному уничтожению, или просто убьют? Я понимал - лучше первое, но даже сам себе признаться в этом не мог. Коготок увязнет - всей птичке пропасть. Так, что ли, учил сына отец Оганян? Если даже я смогу помочь Унжакову вернуть алмаз, этим дело не ограничится. Он потребует очередных услуг, явно не праведного характера. Дальше - больше, вплоть до мокрых дел. А выбора уже не будет. Убийства я не терплю с пеленок. Точнее, с пяти лет, когда пьяный сосед зарезал свою жену и двоих детей. Наверное, это и послужило первым толчком к выбору моей будущей профессии. И вот теперь, очевидно, мне предложат поменять ее на диаметрально противоположную. Какая мерзость! Апокалипсис. И моим шефом будет не какой-нибудь полковник Криволапов, а людоед и вор в законе Унжаков Георгий Иванович.
Приехали. А кричали, что мы стоим на краю пропасти. Если это так, то каково на ее дне? Поневоле будешь сожалеть о добром дедушке Брежневе.
Интересно, выполнила ли Ленка мои наставления? Говорил ей, отстань от меня, найди нормального мужика, так нет: "Любовь. Любовь".
Плоскозадая секретарша, наверное Томка, бледная, как поганка, притащила мини-поднос с графинчиком коньяку, стеклянной джезвой и блюдцем нарезанных лимонов. Господи, опять лимоны, везде лимоны, кругом лимоны! Достали!
- Убери это говно! - ткнул я пальцем в радужные солнечные кружки, кажется, символ моих несчастий.
- Хорошо. - Бледное личико дитя подземелья пошло бордовыми пятнами. - У нас так не разговаривают.
- Заткнись, у вас еще хуже разговаривают. - Я подмигнул ей левым затекшим глазом. - Где твой недоделанный шеф?
- Люди в вашем положении обычно сидят молча и ждут. - Наконец она взяла себя в руки. - Да, ждут своей судьбы, молча.
Вот сучка, недооценил я ее. Но с другой стороны, с волками жить по-волчьи выть.
- Ты вот что, киска, замени мне коньяк на водку, а лимон - на огурец. Кофе оставь, тогда я буду любить тебя вечно, как Зигфрид Кримчильду, как Демон Тамару.
- Так не надо, он ведь убил ее.
- Какая разница, зато любовь.
- Бедный легавый, должно быть, у тебя собачья жизнь, если ты положил глаз на такое чучело, как я.
- Ты себя явно недооцениваешь. В общем, тащи огурец и шефа.
- А я здесь, тащить меня не надо, - откуда-то сзади выполз Унжаков, щерясь добродушной волчьей улыбкой.
- Что, глянулась тебе моя Тамарка, доченька моя приемная? Я не против, только вот Леночка бы твоя пошла на уступ.
Кабинет поплыл перед моими глазами, я резко дернулся в кресле и почти заорал:
- Где она?
- Вот видишь, Тамарка, какие мы, мужики. И там поесть не прочь, и здесь укусить не откажемся. Блядуны, одним словом. А огурчик с водочкой ты пойди принеси. Разговор у нас будет задушевный, водочка к этому располагает.
Я смотрел на него, и меня не покидало чувство, что где-то когда-то мы уже встречались. Пусть коротко, мимолетно, но встречались.
- А вот сигару-то ты, ментенок, выбрал самую скверную. Не всегда большой хрен самый качественный.
- Где Елена, людоед?
- А-а-а... - Он с удовольствием вытянулся в кресле, улыбаясь ласково и гадко. - Ты вот что, шавка легавая, если я хоть раз еще услышу это слово "людоед" или "каннибал", то ни тебя, ни Елены в нашем беспокойном мире и, в частности, на нашей голубой планете больше не будет. - Он опять улыбнулся. Ляжку твоей бабы я захаваю лично. С тебя-то взять нечего. Сухой ты и испитый, старый козел. Ну а остальное сожрут мои свиньи. У меня большой свинарник.
Когда он улыбался, то становился еще паскудней, но вместе с омерзением приходил страх. Где же я его мог видеть? Где пересекались наши дороги? Поднял в памяти кучу старых уголовных дел, которые когда-то приходилось вести, но ничего подобного там не обнаружил, и вообще фамилии Унжаков, равно как и Барановский, мне ничего не говорили.
- Гончаров, ты хочешь жить?
- Это сакраментальный для меня вопрос.
- А для меня нет. Ваши жизни, я имею в виду. Для меня гораздо важнее заполучить алмаз, или скорее всего уже пару бриллиантов. Ну да это не имеет значения!
- Где Елена?
- Что ты как попугай заладил: "Где Елена? Где Елена?" Здесь твоя подружка. Коблы хотели ее на круг, да я не позволил. Так что цени. Тут я у тебя единственный друг и защитник. Отвернусь, тебя разорвут, а ее под кодляк и до смерти. Всасываешь?
- Где Елена, конкретно?
- Достал ты меня, вша легавая.
- Сначала я хочу ее видеть, потом будет разговор.
- Ну пойдем, покажу. Только никакого общения. Иначе под кодлу, а вечером тебе подадут на ужин бефстроганов из ее жопы. Ты правильно понял дядю Жору?
- Да.
На третьем этаже бандитского особняка в уютной спаленке Ленка пила ликер, курила "Сильву", смотрела порнуху и, кажется, была вполне довольна жизнью. "Вот сучка", - подумал я.
- Ой, Кот, наконец-то! Жду, жду, а тебя все нет.
- Ну, вижу, от скуки ты не умираешь.
- Да, дядя Жора гостеприимный хозяин и обаятельный человек, очень мило с его стороны пригласить нас в гости. Ты рад?
"Знала бы ты, дура, что сегодня твоя ляжка пойдет на жаркое, пела бы по-другому", - подумал я, но вслух сказал:
- Конечно, и у него прекрасная сауна с бассейном.
- Это уж точно, - самодовольно согласился Унжаков, - люблю старые косточки погреть. Ну да ладно, нам пора. Завтра утром, возможно, встретимся.
- Как утром? - вылупила Ленка удивленные глазищи. - Что же, я все время одна буду?
- Могу прислать к вам моих девочек. Сходите в парную, на первом этаже спортзал, разомнетесь, попрыгаете.
Меня мучила мысль, виделась ли она с Юркой, но, к сожалению, приходилось молчать, потому как ноги любимой женщины я приемлел только в живом виде.
- Ну как, вы удовлетворены положением вашей подруги? - осведомился бандюга, когда мы вернулись в его кабинет.
- Вполне. - И тут я вдруг вспомнил, где его видел. Разбитое тело Ирины заносят в машину. Возле нас останавливается "шестерка", и пожилой респектабельный водитель, приоткрыв дверцу, интересуется: "Насмерть, что ли?" Точно. И кто-то, кажется Захарыч, еще ответил: "Да нет, легкий обморок". Вот тогда-то я и увидел впервые этого суперподонка, который теперь сидел напротив и щерил свою поганую волчью пасть. Жаль, что папаша Оганяна плохо учился в школе - не знал анатомии, сейчас бы этот мерзавец тут не отсвечивал. И какой черт вывел на него ту бурятку или якутку? Сколько бы проблем она сняла, пройди мимо раненого зверя.
- Ну так что, Гончаров, работать будем? Джокер у меня.
- Похоже, мне не остается ничего другого, кроме как соглашаться. Кстати, каким образом вы вывезли Елену?
- Хм, по твоей же записке-приглашению.
- Но она прекрасно знает мой почерк и стиль обращения.
- А у меня есть люди, которые могут все это имитировать. У меня все есть, кроме алмаза, который по праву принадлежит мне, и в этом направлении вы должны работать.
- Я бы с превеликим удовольствием отдал тебе твой гребаный кристалл, если бы только знал, где он.
- Возможно, это и так, но тогда у тебя появляется задача найти его, и как можно скорее, а то Леночка совсем заскучает и пойдет по кругу. Поговори с Вартаном, постарайся убедить, что жизнь его матери дороже какой-то стекляшки.
- Уже говорил, бесполезно. Кстати, где он?
- Там же, где был и ты, в подвале. Правда, в лучшем состоянии. Пока приходится его беречь.
- Пока? В том-то и дело, дед Жора, что пока. А дальше? Даже если мы и найдем твоего хренового кумира, нас всех ожидает одно и то же. Дубина по затылку или пуля в лоб, и не надо мне вешать лапшу на уши о твердом слове бандита.
- Хм, ты не учел, легаш, что я в законе, а это меняет дело.
- Жорик, я бы тебе поверил, если бы не твои слова, тобою же сказанные.
- Какие?
- "В деле играет бриллиант, а он веры и обещаний не терпит". Так?
- Хм. Так. Но выхода у тебя нет, а если ты справно проделаешь работу, появится и надежда на порядочность дяди Жоры.
- Оставив нас в живых, дядя Жора будет постоянно неуютно себя чувствовать, поэтому рано или поздно он придет к единственно правильному решению: нет свидетелей - нет и опасности.
- Логично. Но для тебя лично и твоей "кошки" есть выход.
- Какой?
- Работать у меня, зацепиться на грязном деле, и тогда ваши жизни приобретают реальные очертания, в моем понимании, по крайней мере.
- А что касается семьи Оганяна? Бандит улыбнулся и развел руками:
- Его папаша воткнул в меня тесак и крысанул алмаз, почему я должен остаться в долгу?
- Что-то не верится, чтобы армянин-интеллигент пошел на убийство.
- А ты дочитай его тетрадку, сомнения исчезнут. Там она, на письменном столе. Дочитай, а я пойду хозяйство свое посмотрю. Через часик вернусь. Только из кабинета не выходи. Мальчишки мои с ножиками кругом бегают. Еще не так поймут. Туалет за той дверью. Захочешь чего, зови Тамарку. Она все сделает вплоть до... Читай!
Людоед ушел.
* * *
"... Сынок, я с ужасом смотрел на своего попутчика, или теперь уже подельника, так у них называется. Со мной случилась полная истерика. Я что-то бессвязно лопотал, ползал, то вокруг деда, то вокруг парнишки, и, кажется, пытался делать им искусственное дыхание. А убийца тем временем выворачивал карманы старика, злобно посмеивался и показывал мне нож. Сколько продолжался этот кошмар, я не помню. Знаю только, что убийца закапывал трупы в снег, а я плакал по невинно загубленным душам.
Потом мы немного проехали на санях, но в город въезжать на этой лошади было нельзя, потому что эта лошадь убитых Михаилом людей. Когда показались огни, мы отпустили кобылу, дальше направились пешком. Да, видно, вовремя, потому что со стороны прииска показались фары нескольких машин. Возможно, искали Барановского. Сойдя с зимника, мы затаились в кустах. Мой подельник приказал вытащить еду. Боже мой! Почти в полной темноте, луна едва светила, он резал сало тем же самым тесаком, которым недавно убил людей. Сынок, ты бы видел, как он кромсал и рвал это сало! Мне было страшно. Я почти наверняка знал, что, когда отдам ему алмаз или готовые бриллианты, он, вот так же зло хохотнув, всадит нож в мою спину. Почувствовал себя обреченным. А кроме того, меня делала безумным сама мысль, что я могу лишиться моего драгоценного кумира, посланного самим сатаной. В какой-то момент, когда Михаил, отрезав очередной шматок, отложил тесак в сторону, сознание мое помутилось. Видно, сам дьявол властвовал над моим разумом. Я схватил страшное оружие и со всей силы всадил его в спину Барановского. Да, сынок, я убил его. Твой отец убийца.
Как я добрел до города? Почти не помню. Очнулся утром. Хозяйка-старушка хлопотала возле меня, делая какие-то примочки и компрессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18