Но об этом будет сказано ниже. А сейчас нужно присмотреться к Махсуму, ведь он получил какое-то важное письмо, доставленное вместе с продовольствием.
Письмо было от Закирбая. Он сообщал, что красноармейцы появляются все чаще в близлежащих кишлаках. Они явно ищут, кто и откуда обеспечивает лагерь Махсума продовольствием. Поэтому снабжать лагерь продуктами становится все труднее. В то же время, писал Закирбай, положение красноармейцев незавидное и ухудшается с каждым днем. Дело в том, что Энвер-паша собрал в Душанбе многочисленное войско, призывает всех курбаши стать в его ряды. И если Асад Махсум найдет возможность спуститься с горы и соединиться с Энвером, то это намного приблизит день победы.
Прочитав письмо, Асад Махсум призадумался. Что делать? Там внизу совершаются большие дела, а он отсиживается в этой горной мышеловке. А что, если, накормив посытней воинов, сегодня же спуститься с горы и принять бой? Конечно, жертвы будут, зато можно спасти основную часть войска и вырваться из окружения. Другого выхода нет! Сидеть на месте и надеяться на чудо? Все равно погибнут и воины и он сам. Погибнут бесцельно, бесславно, так и не приняв участия в большом деле. Надо посоветоваться с людьми, сказать им, что пришло время сражаться.
Асад порывисто вскочил и вышел из комнаты. У дверей стоял пятисотник Урунбай, разговаривая со слугами.
— Ну,— обратился к нему Асад,— подготовили людей?
— Все построены на площадке и ждут вас!
— Закирбай прислал мне из Бухары письмо,— сказал, притворяясь веселым, Асад.— Идемте скорее, чтобы сообщить радостную весть всем.
— О, поздравляю вас! — воскликнул Урунбай, следуя за своим начальником.
На площадке собралось около двухсот воинов. Они дрожали от холода. Вместе с Урунбаем Асад Махсум поднялся на высокий плоский валун, улыбаясь, обвел взглядом строй воинов и громко, весело начал речь: — Героические мои братья, преданные мои воины! Я собрал вас, чтобы сообщить вам радостную весть, полученную мной сегодня. Верные люди из Бухары написали, что близится час нашей победы, нашего освобождения. Для того чтобы его ускорить, великие иностранные государства хотят нам помочь. Они послали к нам замечательного человека, опытного военачальника, зятя халифа, прославившегося в мировой войне господина Энвер-пашу! Под его руководством свыше двухсот тысяч воинов, вооруженных с избытком английским, французским, германским оружием... Энвер-паша уже взял Душанбе и призывает под свое победоносное знамя всех бойцов за веру, за ислам! Мой бухарский друг написал мне, что пока мои воины не соединятся с армией Энвер-паши. Наш отряд, мол, хоть и невелик, но проявил себя отлично в бою, каждый воин в нем может быть приравнен к десятку воинов противника. Все это написано по поручению самого Энвер-паши, который назвал нас отрядом победителей в священной войне! Наши соратники ждут нас, с ними вместе — нас ждут победы.
Конечно, продираться придется с боем. Вот я и собрал вас, чтобы посоветоваться, что делать. Положившись на милость божию, собраться с силами и сегодня же неожиданно ударить по врагу, открыть путь для победы над ним, или снова сидеть сложа руки, терпеть и ждать другого, более удачного случая?
Воины молчали. Тишину пронзил резкий голос пятисотника Урунбая:
— Давайте рискнем и ударим по врагу!
— Днем или ночью? — раздался чей-то вопрос.
— Думаю, что лучше всего после вечерней молитвы,— ответил Асад Махсум.— Сразу пойдем в наступление... Нападем неожиданно. Ведь они не могут даже предположить, что мы нападем в это время. Можно было бы и ночью, но именно тогда враги особенно бдительны.
Асад вместе с Урунбаем ушли с площадки.
К тому же в темноте мы можем не сразу найти дорогу. Ведь наша задача сейчас не в том, чтобы разгромить противника, а в том, чтобы расчистить себе путь для перехода к Энвер-паше.
— Верно, верно,— раздались голоса.
— Ну, если вы согласны, то сейчас я и пятисотник Урунбай проведем осмотр каждого из вас... Посмотрим, в каком состоянии ваше оружие, сколько патронов, чего вам не хватает. Я должен все знать.
А мы тем временем пройдем во двор Махсума к Ойше. Но прежде чем зайти в дом, объясним, почему Ойша и ее мать были сегодня в приподнято-радостном настроении.
В тот час, когда Махсум стоял на краю обрыва и смотрел вниз, не появится ли желанная корзина с продовольствием, Ойша получила письмо от Карима. Письмо принес один из караульных со сторожевого поста по дороге в лагерь Махсума. Это была единственная дорога, ведущая вниз. Ойше стало ясно, что Карим наладил связь с людьми Асада и привлек кого-то из них на свою сторону. Как раз вчера на посту дежурил один из этих людей. Закончив свое дежурство, он нашел удобную минуту и передал письмо Ойше, приняв меры предосторожности. Карим писал Ойше о своей горячей любви и преданности, просил, чтобы она берегла себя и мать, чтобы пока была с Асадом приветливой и ласковой, не злила его. Ведь Асад жестокий человек, от него можно чего угодно ждать. А Карим так беспокоится о ней, так жаждет встречи!
Карим принимает все меры к тому, чтобы заставить Асада сдаться без боя, без напрасного кровопролития. Если же из этого ничего не выйдет, придется дать бой и разгромить весь его лагерь. Во время боя Ойше и ее матери надлежит найти какое-нибудь надежное укрытие... Затем Карим просил Ойшу, приняв меры предосторожности, сообщить через подателя сего письма о планах Асада Махсума.
Письмо Карима, словно луч солнца в глухую холодную ночь, наполнило радостью сердца Ойши и ее матери. Давно не имели они от него вестей, и это приводило их в отчаяние.
— Выйдем ли мы когда-нибудь из этой крепости, избавимся ли от этого ада? — все еще сомневаясь, спрашивала мать.
— Да, день избавления близок! — уверенно отвечала Ойша.— Не стал бы Карим зря писать нам такое письмо.
Ойша и молодой человек, принесший письмо, вместе продумали план действий. За домиком, где жила Ойша, была низина, доверху заросшая густым кустарником. Тут часто прогуливалась Ойша. Средь трав высился молодой, еще очень тоненький одинокий чинар. Ойша называла его Каримом, нередко подходила к нему и, обняв его, горько плакала. Под его опавшей осенней листвой положили дощечку, под которую условились класть письма и ответы на них. Прощаясь с Ойшой, молодой «письмоносец» сказал, что через два часа придет за ее ответом.
И Ойша, пользуясь отсутствием Асада, села писать письмо.
Письмо начиналось словами стихотворения Хафиза, которые соответствовали чувствам и переживаниям Ойши:
«Боже, сделай так, чтоб любимый здоровым Вернулся ко мне и избавил меня от упреков. Все Ваши поручения и советы мы выполнили точно. Днем и ночью ждем Вас с нетерпением»,— писала Ойша, но ей пришлось тут же спрятать начатое письмо, за дверью послышались шаги, в комнату вошел Асад. Не глядя на Ойшу, он прямо прошел в свою комнату, вызвал слугу, взвалил ему на плечи тяжелый ящик с патронами для винтовок и сказал, куда их нести. Затем вернулся к Ойше.
— Плов должен быть готов сегодня к закату. После вечерней молитвы мы нападем на врага.
— Значит, это будет плов «охират»,— насмешливо сказала Ойша.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурясь, спросил Асад.
— Только то, что это будет последний наш плов. Ведь мы, беззащитные женщины, когда начнется стрельба, погибнем...
— Не глупи,— оборвал ее Асад.— Вы двинетесь с места только после того, как мы пойдем в атаку и враг будет разбит!
Асад Махсум стремительно вышел из комнаты. Ойша переглянулась с матерью.
— Знает ли об атаке Карим? Я напишу ему об этом, его надо предупредить. Как важно, чтобы он об этом знал заранее!
Ойша вытащила из ящика свое незаконченное письмо и стала быстро его дописывать. Затем тихонько вышла из дому и положила письмо в условленном месте. Как только она ушла, из-за густых кустов вышел черноусый юноша, подошел к тонкому чинару, вынул из-под дощечки письмо и быстро ушел.
Еще не стемнело, когда Асад Махсум вывел свой отряд. За поворотом по склону горы шла единственная узкая тропинка. По ней и должны были спуститься воины. Но сначала Махсум послал несколько человек разведать обстановку. Вернувшись, они сообщили, что внизу все спокойно, нигде они никого не повстречали, а у красноармейцев, по-видимому, какой-то праздник, издали доносятся звуки барабана, бубна, кар-ная...
— И давно слышится оттуда музыка? — спросил Махсум.
— Нет, недавно.
Вскоре после вечернего намаза.
— Выслали вперед людей?
— Послали. Двое дошли почти до половины пути. Все мирно, спокойно.
— Хорошо! Если аллаху будет угодно и он поможет нам, то мы пойдем в атаку, застанем врага врасплох и до одного уничтожим! — сказал Махсум и, понизив голос, отдал приказ: — За избавление, за победу, вперед!
Все вооружились винтовками. На страже стоял пятисотник Урунбай, он следил за порядком и поторапливал проходивших мимо него воинов — то уговорами, то окриками, то угрозами, то сладкими обещаниями скорой победы. Вот воины уже вступили в кишлак, расположенный у подножия горы. Очутившись в мирном кишлаке, они почувствовали себя свободно. Но хитрый Урунбай, хорошо знавший, что такое коварство, забеспокоился, его как раз смущали тишина и безлюдье. Он встал посреди улицы, подозвал к себе воинов и приказал им открыть ворота всех домов, и если там окажутся спрятавшиеся мужчины, вытащить их на улицу.
Воины кинулись выполнять приказ и вскоре привели двух крестьян.
— Они стояли за воротами и следили за нами,— сказал один из воинов.
— Не бойтесь нас,— сказал Урунбай,— мы не враги вам, мы пришли, чтобы освободить вас от посторонних. Скажите, где тут красноармейцы?
— Мы не знаем,— ответил один из приведенных.
— Странное дело,— проворчал Урунбай,— только сегодня вы ели, пили чай с красными и уже не знаете, где они!..
— Да, не знаем,— вступил в разговор и другой крестьянин.— Мы не пили с ними чай и понятия не имеем, куда они ушли...
— Если вы не хотите рассказать нам, избавителям вашим, как было дело, значит, вы наши враги. Вас нужно уничтожить, как паршивых псов! Облокул, а ну-ка, веди их!
Облокул с помощью еще двух воинов подтащили крестьян к краю дороги, отскочили от них и, подняв винтовки, стали прицеливаться.
— Раз! — скомандовал Урунбай. Крестьяне не тронулись с места. Молчали.
— Два! — воскликнул он и поднял руку, словно хотел еще что-то сказать. Но в ту же секунду из-за угла раздался выстрел и пятисотник, вскрикнув, упал на землю. Его люди опешили, они не ожидали такого поворота событий, но потом быстро сообразили и бросились бежать.
Попытка спастись бегством оказалась напрасной — пули сыпались на них со всех сторон. Им оставалось только ползти по земле, прятаться за оградами и беспорядочно отстреливаться...
Те воины Махсума, которые еще не успели войти в кишлак, мгновенно побежали обратно, чтобы скрыться на вершине горы. Как Махсум ни кричал на них, ни пугал, ни грозил, приказывая им остановиться, все было напрасно.
Спасая свою жизнь, они не слушались даже его.
Когда стало совсем темно, в лагерь вернулись полтораста воинов. Погибли или попали в плен полсотни человек.
У поворота на склоне горы Махсум оставил стражу из преданных ему людей, а сам поднялся в свой лагерь. Он был бледен и угрюм, глаза яростно сверкали.
— Что там произошло с Урунбаем? — спросил он у воинов, которые были рядом с пятисотником.
— Первая же пуля свалила его.
— Теперь совершенно ясно, что красные ждали нас. Значит, они знали о наших планах... Значит, в рядах наших воинов есть предатель!
— Что вы, начальник! — воскликнул слуга Махсума.— Мы все верны вам, преданы душой и телом!
— Если вы преданы и верны,— с горькой иронией сказал Асад Махсум,— то объясните, почему они были подготовлены? Почему, почему, почему?!
Все молчали. Махсум крепко сжал ладонями голову и застонал... Потом, затихнув, сел на валун и глубоко задумался. Все молча глядели на него.
После долгого молчания Махсум вскочил с валуна и резко сказал:
— Прежде всего нужно выявить предателя и разрубить его на куски! Вдруг заговорил немолодой воин, находившийся в отряде Махсума
с самых первых дней его существования:
— Дело не в предателе... Так нам на роду написано, такова наша судьба...
— Так что же, я должен подчиняться судьбе? — яростно воскликнул Махсум.
— Да,— ответил спокойно тот же воин,— от судьбы не уйдешь... Как бы человек ни старался изменить ее, ничего не выйдет. Лучше покориться ей! Если мы не спустимся с горы, то все помрем от голода и холода. Станем пищей для воронья...
— Заткни свою глотку, глупец! — крикнул Асад, схватив воина за ворот с такой силой, что ткань затрещала.— Ты хочешь учить меня? А может, ты продался красным, служишь большевикам? А?
— Совести у вас нет, - начальник, говорить такое...— сказал воин, отрывая от своей груди пальцы Махсума.— Это я-то предатель! В ваш отряд я пришел одним из первых... Кто у вас есть преданнее меня!
Поглядите в мои глаза. Вот уже около года, как я ушел с вами из родного дома, не вижу ни жены, ни детей. А вы, вместо того чтобы поблагодарить меня, особенно в такой тяжелый день, как сегодня, называете предателем...
Асад Махсум молчал, а тот, после короткой паузы, продолжал:
— Мы окружены красными со всех четырех сторон. Мы головы не можем высунуть из этого ада. Наши воины с каждым днем хиреют, а многие из них стоят сейчас на пороге смерти. Боеприпасы приходят к концу. Так не лучше ли объявить мир?
Он едва успел договорить эту фразу, как раздался револьверный выстрел. Пожилой воин упал мертвый. Почти одновременно с выстрелом прозвучал крик обезумевшего Асада Махсума:
— Это ждет каждого, кто окажется предателем!
А между тем внизу, в кишлаке, Карим, занявший в одном из домов небольшую комнату, отчитывал младшего командира отряда своего соединения:
— Почему ты без моего разрешения и преждевременно открыл стрельбу?
— Я не стерпел...
— Из-за того, что ты не смог сдержаться, сорван вырабатывавшийся много месяцев план! Понял? Что теперь мне с тобой делать?
— Если бы мы сидели не шелохнувшись, пятисотник расстрелял бы совершенно непричастных к нашему делу крестьян.
— Нет, не расстрелял бы,— резко сказал Карим.— Дело в том, что воины Махсума хотели застигнуть нас врасплох и напасть... А ты по глупости погубил весь наш план!
— Я не мог сложа руки смотреть, как будут погибать ни за что ни про что бедняки крестьяне!..
Карим не успел ответить младшему командиру — дверь в комнату отворилась, и вошел русский боец, отдал честь, вынул спрятанный за пазухой пакет и протянул его Кариму, отчеканив:
— Срочный.
Пакет был из Бухары, из Военного назирата. В письме сообщалось, что Энвер-паша, находясь в Душанбе, привлек в свой стан многих курбаши и собирается выступить в сторону Байсуна. А посему Кариму надлежит как можно скорее покончить с Асадом Махсумом и воспрепятствовать его присоединению к отрядам Энвера. Карим отпустил нарочного и продолжил разговор с младшим командиром:
— Вот центр попрекает нас за то, что мы еще не разоружили шайку Махсума...
Что же я им скажу? Стыдно даже сообщить, что все было подготовлено, тщательно разработано, да испортил все дело один мягкосердечный... Впрочем, сейчас говорить об этом ни к чему! Вот вернемся в Бухару, там и подумаем, что с тобой делать. А сейчас отправляйся к командиру, туркмену, и скажи, что я арестовал тебя на трое суток!
— Есть! — ответил арестованный и вышел из комнаты.
Карим вызвал своих помощников. Двое из них были русскими, двое — из местных.
— Товарищи, я получил из центра малоприятные известия,— сказал Карим и прочел им письмо.— Что будем делать?
После короткой паузы заговорил один из помощников Карима, Владимиров:
— Я допросил попавших к нам в плен воинов Асада... Они говорят, что в лагере положение очень тяжелое, они голодают, болеют... Боеприпасы у них на исходе...
— Это значит, что если мы будем держать их в осаде, то в один прекрасный день они вынуждены будут сдаться?
— Да, получается так... Волей-неволей...
— Было бы у нас время, хорошо бы продлить осаду,— сказал второй помощник,— но сейчас из Душанбе наступает Энвер... Да и Махсум, хорошо знающий эти места, может что-то сообразить... Найти никому не известную тропинку и обойти нас. Грозящая ему опасность заставит пошевелить мозгами. И по этой тропинке он спустит все свое войско!
— Но как? Где?
— А как он получает продовольствие и оружие? По этой, неведомой нам пока тропинке...
— Вы правы! — сказал Карим.— Медлить больше нельзя! Я думаю пойти посоветоваться к местному имаму... Говорят, что он хороший, порядочный человек и нам сочувствует. А утром я сам, взяв с собой караульного, поднимусь на гору, спокойно поговорю с Махсумом и предложу ему мир.
— А согласится ли Махсум заключить с нами мир?
— У него безвыходное положение, его собственные воины заставят мириться,— ответил Карим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31