..»
Я думал о законах войны, о том, пользуется ли наша группа статусом регулярной армии. Имеем ли мы право убить одного из нас, если он хочет уйти? Ведь уход Йована будет равносилен предательству!
— Если я дезертир, то ты — негодяй! — задохнулся от гнева Йован. — Можешь стрелять в меня.
В этот момент снизу послышался писклявый, простуженный голос. Нам давали полчаса сроку и предлагали спуститься вниз на переговоры. «Значит, миномета пока еще нет, — отметил я про себя, — иначе б они в качестве аванса обязательно пустили бы мину. Если они не доставят его хотя бы в течение трех часов, нам это на руку...»
— Эй! — крикнул Йован вниз. — Не стреляйте!
Мы замерли. Напряженная тишина повисла над горами.
— Обещаете?
— Под честное слово, — откликнулся тот же хриплый голос.
Йован встал во весь рост, а Минер, словно загипнотизированный, не сводил с него ненавидящего взгляда. Все молчали. И хотя мы были свидетелями их спора, все же поступок Йована застал нас врасплох. Йован шагнул на тропу. Никто не пытался его удержать. Ни с той, ни с другой стороны не раздалось ни единого выстрела.
— Вернись!.. Вернись!.. — вдруг закричал Минер, поднимая винтовку.
Йован повернул худое, опаленное солнцем лицо.
— Стреляй! — решительно сказал он. — Чего боишься? — И стал спускаться по склону.
С обеих сторон его могли убить, но Йован уже принял решение.
— Иди спокойно! — звал голос снизу.
«Как же поступит наш прирожденный комиссар?» — подумал я. Минер поднял винтовку и начал целиться. Руки его дрожали. Лицо осунулось.
— Он нас выдаст, — проговорил он,
— Нет! — возразила Адела.
— Он расскажет, сколько нас!
— Нет, — вступился и я.
— Вернись, ты сошел с ума! — вновь закричал Минер вслед Йовану. Казалось, вот-вот грянет выстрел.
— Нет, это мои земляки! — отвечал Йован. — Наверняка встречу знакомых!
Он шел медленно, беспечным вялым шагом, закинув винтовку на плечо. Дырявые полы его пиджака рвал ветер.
— Не стреляй, Минер, — попросил я. Минер обжег меня взглядом:
— Мы должны его убить.
— Дезертиров убивают для того, чтобы поднять боевой дух. Мне и тебе его не занимать...
— Эй, что у вас там происходит? — крикнул сверху Судейский.
— Йован пошел на переговоры.
— Стреляйте! Он продаст нас!
— Стреляй ты! — возразил Минер.
Судейский пополз к голой вершине. Адела заплакала. Целился он долго, но вдруг махнул рукой и вернулся на прежнее место. Кругом воцарилось молчание.
В долине навстречу Йовану вышли два человека в черной суконной одежде с аксельбантами. Встав по обе его стороны, они повели его дальше. С тех пор прошло два часа, но ни единого выстрела не долетело до нас ниоткуда.
Теперь нас осталось четверо. Если не удастся ускользнуть отсюда под покровом ночи, тогда конец. Медленно опускался вечер. Когда стемнело, мы осторожно поползли. Ни одна пуля не просвистела над головой. Это мне казалось очень странным: если они позволяют нам уйти, то зачем тогда нужно было целый день держать нас в окружении? Впрочем, когда кто-то из наших зацепился за камень, грянул выстрел. Но небо закрывали хмурые облака. Стояла непроглядная ночь. Под прикрытием тьмы мы отползли довольно далеко, а затем встали и, стараясь сохрайять спокойствие, пошли вслед за Минером.
«Что сделали с Йованом? — не выходило у меня из головы. — Несомненно, его убили...» Но я не мог поверить, что он вел себя как предатель. Нас Йован не выдал, иначе бы нам не спастись...
На опушке леса мы чуть не нарвались на засаду. Свернув вправо, вовремя улизнули.
— Теперь, можно полагать, выбрались, — облегченно вздохнул Судейский.
— Да, — ответил Минер. — Но ночью нам придется идти. И еще день. Тогда мы будем в безопасности.
Миновали большую поляну. Село обошли стороной. На одном из привалов Ад ела спросила:
— Что они сделали с Йованом?
— Убили, — ответил Минер.
— Откуда ты знаешь? — возразил Судейский.
Тот не ответил. В темноте слышно было лишь его прерывистое дыхание.
— Жаль старика, — произнес Судейский. — И девушку.
— Замолчи, пожалуйста, прошу тебя! — взмолилась Адела.
— Теперь нас четверо, — сказал Минер. — Можно шагать и побыстрее.
Мы двигались всю ночь. Рассвет застал нас в лесу. Здесь решено было устроить дневку. Мы понимали, что весь этот край — против нас. И Минер опасался засад. Он был уверен, что погони не миновать.
Утренний свет нежно и мягко опускался на землю. Мы расположились на отдых.
Близился вечер. До нашего слуха донесся звон овечьих ботал.
— Неплохо было б украсть ягненка, а? — обратился ко мне Судейский.
— Да, — ответил я, — неплохая мысль.
— Давайте обмозгуем, — проговорил Минер. — Идея-то хорошая, но от нее надо отказаться. Куда нам столько мяса? Ведь мы почти у цели.
— Я всегда был против воровства и грабежей, но сейчас — это совсем другое дело, — возразил Судейский.
— Не читай проповедей, — заметил Минер. — Ну что ж, давайте попробуем. Только это не так просто. Пастух увидит, устроят погоню.
— Будем защищаться, — храбрился Судейский.
— А сможем ли мы уйти от них, вот такие тощие?— вмешался я, но волчий голод заглушал и во мне голос разума. Все понимали опасность задуманной операции, но противостоять соблазну не было сил. Только Адела молчала.
Мы вышли на опушку леса. Невдалеке на лугу паслось стадо овец. Чабан стоял в стороне, у ног его лежала сторожевая собака. Картина была идиллической. Судей! скии прошептал:
— Опасности нет.
— Нужно немного подождать, — заметил Минер.
Мы осторожно подкрадывались к стаду. «Эта операция — не в духе Минера, — подумал я. — И как только он решился на это?»
Судейский подполз к самой опушке и бросился на ягненка, как волк на добычу. Перепуганные овцы шарахнулись в сторону. Собака залилась громким лаем. Чабан поднял крик. И поскольку совсем рядом находились загоны, то очень скоро появились вооруженные люди. Мы без труда отразили толпу крестьян.
«Мы не разбойники и не грабители, — успокаивал я себя. — Нас вынудили так жить...»
Ягненка мы зарезали, мясо разделили и ночью испекли на костре. Мы настолько изголодались, что съели ягнятину почти сырую. В лесу то здесь, то там раздавались выстрелы. Крестьяне, видимо, решили выследить нас.
На рассвете мы были уже километрах в трех от реки, за которой лежала «свободная территория». Но на одной из опушек напоролись на засаду. Первые пули попали в Судейского. Раненного в обе ноги и грудь, мы подобрали его и отошли в сосняк. Сознания он не потерял.
— Оставьте мне пистолет, — попросил он. — Оставите, а?
— Разумеется, — ответил Минер. — Но тебя мы не бросим.
— Не теряйте из-за меня время, — возразил Судейский.
Стреляли со стороны скалы, однако никто оттуда не появлялся: они не знали, сколько нас. Адела перевязала Судейского, разорвав его рубаху, однако остановить кровь не удалось. Лицо Судейского побледнело. Глаза померкли.
— Он умрет, — отозвал меня в сторону Минер. — Ты потом возьми пистолет.
Минер и Адела ушли вперед. Судейский истекал кровью. Вскоре он умер. Вынув у него из ладони пистолет, я стал догонять товарищей. Они шли осторожно, то и дело оглядываясь. Минер — впереди, Адела — следом. Когда у меня под ногой хрустнул сучок, Минер моментально повернул винтовку в мою сторону.
— Здесь начинаются дубовые леса. Вот в таком же встретились с тобой, — сказал я ему.
Он молча кивнул. Я пропустил Аделу вперед, заглянув ей в глаза. Наверное, мой взгляд был настолько красноречив, что она опустила глаза и покраснела. Когда мы присели отдохнуть, Минер довольно грубо сказал мне:
— Не пялься на нее.
Мне стало стыдно от его слов. И тем не менее я не мог отказаться от этой радости — любоваться Аделой. Кто знает, может, и меня завтра скосит очередная пуля?
На следующем привале Адела как бы невзначай сказала:
— Ты очень похудел и лицо у тебя усталое Впервые она так просто говорила со мной.
XXXII
Длинный стальной канат тянулся через Тару. Тонкая проволока удерживала подвижной обруч на нем. Его можно было подтягивать к каждому берегу. Я переправился первым и только успел отвязаться, как на левом берегу, там, где остались Минер и Адела, появились бандиты. Завязалась перестрелка.
Я оказался в более выгодном положении, чем Минер. Укрывшись за большим камнем, я начал целиться. Трое бандитов, подобравшиеся было к переправе, поспешно отступили. Но они тоже засекли меня. Пули змеями шипели вокруг. Бандиты наседали. Минер махнул мне рукой и вместе с Аделой скрылся куда-то влево, в лес.
Что означал жест Минера? Там еще слышались выстрелы. Над моей головой тоже просвистела пуля. Но вскоре стрельба прекратилась. Я осмотрелся. Кругом шумел лес. Пахло прелыми листьями и дубовой корой. Тишину леса нарушали лишь голоса птиц.
Я поспешил к месту нашей переправы. Минер, конечно, станет переходить реку только здесь, если он уже этого не сделал. В ином месте переправиться невозможно. А до другого брода, по моим предположениям, было шесть часов ходу для отдохнувшего человека, а для Минера с Аделой — все двенадцать.
Я спрятался у переправы и начал всматриваться в противоположный берег. Облака рассеялись, из-за гор показалась луна, озаряя окрестности призрачным светом. В лунном сиянии серебрилась река. Деревья подступали к самой воде. Стальной канат, натянутый между двумя берегами, поблескивал, отражаясь в волнах.
Прошло часа два, а я все вглядывался в противоположный берег. Казалось, уже нечего было надеяться увидеть своих товарищей, но вдруг я различил на опушке леса на той стороне две тени. Одна из них остановилась и подняла руки вверх! Или мне это просто показалось? Вот линия стального каната словно бы оборвалась посередине. Кто-то тянул обруч. Темная фигура двигалась легко и быстро. Я подполз совсем близко. А вдруг это бандиты?
— Руки вверх! — крикнул я, когда человек ступил на этот берег.
Однако вместо ответа раздался выстрел и послышался женский возглас. Это была Адела. Винтовка висела у нее на шее. Девушка выстрелила, не снимая ее. Это Минер научил нас так стрелять.
— Адела, — произнес я, — ты чуть не убила меня.
— Это ты?
Она глотнула воздух. Понимает ли она, как я ждал ее и как хочу, чтоб она бросилась мне на шею? Судя по всему, у нее было иное настроение.
Адела освободилась от веревок.
— Порядок! — крикнул я, повернувшись к тому берегу.
— Эй? — вопросительно откликнулся Минер.
— Наши здесь! — прокричал я, понимая, что в данной ситуации нужно именно так поступить. Я снова был солдатом.
— Здесь батальон из третьей! — заорал я изо всех сил.
— Здесь пролетарская, — ответил Минер. — Все в порядке.
Наши голоса в ночи перекрывали шум воды. Однако никто ни в лесу вдоль обоих берегов, ни на горных лугах, вверху, куда нам предстояло идти, ни внизу, у самой воды, не отозвался на наш крик — ни возгласа, ни выстрела. Минер командовал несуществующим отделением, а мы вдвоем с Аделой изображали батальон. Минер привязался к обручу и переправился. Мне казалось, он готов был нас обнять, однако сдержался.
— Пошли, — проговорил он,— теперь-то мы доберемся до наших.
Адела отвернулась. Плечи ее вздрагивали. Она с трудом сдерживала рыдания.
— Скверное это место, — сказал Минер, глядя н; воду.
— Бывало похуже, — заметил я.
— Скверно и то, что мы переправились, но не стоит оплакивать прошлое, — продолжал он.
— Прости, — тихо произнесла Адела.
— Два года назад здесь был наш штаб, Минер. Вот тут, прямо над головой. В хибаре на самом откосе. Она потом сгорела, — вспоминал я.
— Да, штаба нет, — вздохнул Минер. — Но у нас остались еще эти винтовки.
— Я ненавижу винтовки, — сказала Адела. Больше мы не вымолвили ни слова. Местность была
пересеченной, и за час мы проходили не больше трех километров. А нам предстояло шагать всю ночь. В тишине лишь трава шелестела от наших шагов.
Утром мы взобрались на высокий холм. Вдалеке виднелись села. Серебристые нити тумана тянулись к восходящему солнцу. Какой-то невыразимой прелести был полон и этот туман, и темный ковер лугов, и чистое утреннее солнце, словно огромный факел, озаривший окрестность. Трава повсюду засверкала каплями росы.
— Мы пришли, — нарушил тишину Минер. — В этих краях банд нет.
— Хорошо, — вздохнул я.
— Что это за земля? — спросила Адела.
— Ничья, — ответил Минер. — После немецкого наступления местные жители и сами не знают, на чьей они стороне. Здесь нет никакой власти, и никто никого не трогает.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался я, так как меня мучила неизвестность.
— Здесь граница двух срезов, — ответил Минер. — Он сдвинул шапку, вытер ладонью лоб и, глядя на меня спокойными, синими, как небо, глазами, добавил: — Пришло время!
Било вполне очевидно, что он хочет податься в свои края, и это, конечно, само собой разумелось.
1 Срез (сербско-хорв.)—административная единица, соответствующая уезду, району. — Прим. пер.
И тем не менее мне казалось, что расставание наступило слишком быстро, и я почувствовал себя страшно одиноким. Как февральское солнце, только вспыхнув, сразу же исчезает за тучами, так и взгляд Аделы осветил меня на мгновение. Молчание становилось тягостным. Наконец я глухо проговорил:
— Попрощаемся.
Минер был невозмутим, словно не замечал моего состояния.
— Я должен идти в свой срез. У меня задание. Ты,— обратился он к Аделе, — можешь присоединиться к одному из нас.
Легкий ветерок пробежал по траве. Туман рассеивался, открывая вход в ущелье. Повернувшись к Минеру, Ад ела спросила:
— Можно я пойду немного с тобой? Согласен?
— Разумеется, — ответил Минер.
Крепко пожав мне руку, он произнес на прощание:
— Спасибо за дружбу. Ты — хороший человек.
Минер и Адела спустились в ущелье. Я долго смотрел им вслед. Они становились все меньше и меньше и вот совсем исчезли в тумане.
«Ну что стоишь? — презрительно бросил я себе. — Шагай вон туда, на север. До сих пор ты все время шел на восток. Теперь пора повернуть на девяносто градусов».
Солнце жгло, как раскаленное железо. Я обогнул скалу. На ее вершине сидела какая-то большая сизая птица. Она не испугалась меня, не взлетела, лишь повернула в мою сторону голову. Я шел у подножия ее громадного трона, и все это время птица зорко следила за мной.
Леденящее душу одиночество охватило меня. Ведь мы расстались навеки! Шатаясь, как пьяный, я побрел на север. Ноги, казалось, сами выбирали дорогу. Шагая но красновато-коричневой тропе, я ничего перед собой не видел.
Я был так подавлен внезапностью нашего расставания, что никак не мог прийти в себя. «Можно я пойду немного с тобой?» — слышался мне голос Аделы. Что значит «немного»? День, месяц? Или это было сказано лишь для того, чтобы что-то сказать?
«Не обманывайся», — говорил я себе, вдыхая аромат горных трав, подставляя лицо свежему ветерку.
— Ты очень спешил, — произнес вдруг чей-то женский ГОЛОС.
Это была Адела. Я зашатался, словно шел к игорному столу, где оставил все, кроме одной единственной копейки. Какие волшебные чары снова свели нас вместе? Подавляя радость, я самым безмятежным, на какой только был способен, тоном ответил:
— Я хотел подождать тебя вон у той скалы. Девушка кивнула и пошла рядом, касаясь моего плеча.
Взволнованные, мы шли молча. Я был потрясен и чувствовал себя спасенным утопленником. А кругом пестрели яркие цветы, благоухало ослепительное утро...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Длинное, узкое плоскогорье простиралось перед нами с северо-востока на юго-запад. Горные хребты пунктирными линиями тянулись с севера к югу. Между ними залегли глубокие впадины, словно морщины на шее гигантского носорога.
Необъяснимое волнение охватывает человека, когда он поднимается на какую-нибудь вершину. Над всеми высокогорными пастбищами, над лугами, уходящими вдаль, открывается необъятный простор. Медленно плывут облака. Наклонив свои белые головы, они будто хотят заглянуть в глубь взволнованной земной коры. Когда стоишь на вершине, на пядь ближе к небу, мысль невольно взмывает ввысь, и, кажется, весь мир лежит у твоих ног.
За это время Минер наверняка ушел далеко — не услышишь и выстрела. Он, конечно, по-прежнему, шагает так, будто идет первым. Таких людей, как Минер, в будничной обстановке можно встретить лишь во сне или в романах!
Мы одолели холм. Потом полезли вверх по склону горы, у самой вершины которой журчал родник. Если б я мог описать все случившееся за эти двадцать дней! Когда погибли четверо из нашей семерки, Минер страшно переживал. Лицо его осунулось, скулы заострились, глаза запали и уже не светились добродушием, как раньше. Но ничто не смогло сломить его воли. И день, и ночь он был начеку, оставаясь верным нашему делу. Даже в минуты крайней опасности он умел приказывать с таким спокойствием и уверенностью во взгляде,
что каждый из нас беспрекословно подчинялся ему Лишь дьявольское упрямство Йована вносило разлад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Я думал о законах войны, о том, пользуется ли наша группа статусом регулярной армии. Имеем ли мы право убить одного из нас, если он хочет уйти? Ведь уход Йована будет равносилен предательству!
— Если я дезертир, то ты — негодяй! — задохнулся от гнева Йован. — Можешь стрелять в меня.
В этот момент снизу послышался писклявый, простуженный голос. Нам давали полчаса сроку и предлагали спуститься вниз на переговоры. «Значит, миномета пока еще нет, — отметил я про себя, — иначе б они в качестве аванса обязательно пустили бы мину. Если они не доставят его хотя бы в течение трех часов, нам это на руку...»
— Эй! — крикнул Йован вниз. — Не стреляйте!
Мы замерли. Напряженная тишина повисла над горами.
— Обещаете?
— Под честное слово, — откликнулся тот же хриплый голос.
Йован встал во весь рост, а Минер, словно загипнотизированный, не сводил с него ненавидящего взгляда. Все молчали. И хотя мы были свидетелями их спора, все же поступок Йована застал нас врасплох. Йован шагнул на тропу. Никто не пытался его удержать. Ни с той, ни с другой стороны не раздалось ни единого выстрела.
— Вернись!.. Вернись!.. — вдруг закричал Минер, поднимая винтовку.
Йован повернул худое, опаленное солнцем лицо.
— Стреляй! — решительно сказал он. — Чего боишься? — И стал спускаться по склону.
С обеих сторон его могли убить, но Йован уже принял решение.
— Иди спокойно! — звал голос снизу.
«Как же поступит наш прирожденный комиссар?» — подумал я. Минер поднял винтовку и начал целиться. Руки его дрожали. Лицо осунулось.
— Он нас выдаст, — проговорил он,
— Нет! — возразила Адела.
— Он расскажет, сколько нас!
— Нет, — вступился и я.
— Вернись, ты сошел с ума! — вновь закричал Минер вслед Йовану. Казалось, вот-вот грянет выстрел.
— Нет, это мои земляки! — отвечал Йован. — Наверняка встречу знакомых!
Он шел медленно, беспечным вялым шагом, закинув винтовку на плечо. Дырявые полы его пиджака рвал ветер.
— Не стреляй, Минер, — попросил я. Минер обжег меня взглядом:
— Мы должны его убить.
— Дезертиров убивают для того, чтобы поднять боевой дух. Мне и тебе его не занимать...
— Эй, что у вас там происходит? — крикнул сверху Судейский.
— Йован пошел на переговоры.
— Стреляйте! Он продаст нас!
— Стреляй ты! — возразил Минер.
Судейский пополз к голой вершине. Адела заплакала. Целился он долго, но вдруг махнул рукой и вернулся на прежнее место. Кругом воцарилось молчание.
В долине навстречу Йовану вышли два человека в черной суконной одежде с аксельбантами. Встав по обе его стороны, они повели его дальше. С тех пор прошло два часа, но ни единого выстрела не долетело до нас ниоткуда.
Теперь нас осталось четверо. Если не удастся ускользнуть отсюда под покровом ночи, тогда конец. Медленно опускался вечер. Когда стемнело, мы осторожно поползли. Ни одна пуля не просвистела над головой. Это мне казалось очень странным: если они позволяют нам уйти, то зачем тогда нужно было целый день держать нас в окружении? Впрочем, когда кто-то из наших зацепился за камень, грянул выстрел. Но небо закрывали хмурые облака. Стояла непроглядная ночь. Под прикрытием тьмы мы отползли довольно далеко, а затем встали и, стараясь сохрайять спокойствие, пошли вслед за Минером.
«Что сделали с Йованом? — не выходило у меня из головы. — Несомненно, его убили...» Но я не мог поверить, что он вел себя как предатель. Нас Йован не выдал, иначе бы нам не спастись...
На опушке леса мы чуть не нарвались на засаду. Свернув вправо, вовремя улизнули.
— Теперь, можно полагать, выбрались, — облегченно вздохнул Судейский.
— Да, — ответил Минер. — Но ночью нам придется идти. И еще день. Тогда мы будем в безопасности.
Миновали большую поляну. Село обошли стороной. На одном из привалов Ад ела спросила:
— Что они сделали с Йованом?
— Убили, — ответил Минер.
— Откуда ты знаешь? — возразил Судейский.
Тот не ответил. В темноте слышно было лишь его прерывистое дыхание.
— Жаль старика, — произнес Судейский. — И девушку.
— Замолчи, пожалуйста, прошу тебя! — взмолилась Адела.
— Теперь нас четверо, — сказал Минер. — Можно шагать и побыстрее.
Мы двигались всю ночь. Рассвет застал нас в лесу. Здесь решено было устроить дневку. Мы понимали, что весь этот край — против нас. И Минер опасался засад. Он был уверен, что погони не миновать.
Утренний свет нежно и мягко опускался на землю. Мы расположились на отдых.
Близился вечер. До нашего слуха донесся звон овечьих ботал.
— Неплохо было б украсть ягненка, а? — обратился ко мне Судейский.
— Да, — ответил я, — неплохая мысль.
— Давайте обмозгуем, — проговорил Минер. — Идея-то хорошая, но от нее надо отказаться. Куда нам столько мяса? Ведь мы почти у цели.
— Я всегда был против воровства и грабежей, но сейчас — это совсем другое дело, — возразил Судейский.
— Не читай проповедей, — заметил Минер. — Ну что ж, давайте попробуем. Только это не так просто. Пастух увидит, устроят погоню.
— Будем защищаться, — храбрился Судейский.
— А сможем ли мы уйти от них, вот такие тощие?— вмешался я, но волчий голод заглушал и во мне голос разума. Все понимали опасность задуманной операции, но противостоять соблазну не было сил. Только Адела молчала.
Мы вышли на опушку леса. Невдалеке на лугу паслось стадо овец. Чабан стоял в стороне, у ног его лежала сторожевая собака. Картина была идиллической. Судей! скии прошептал:
— Опасности нет.
— Нужно немного подождать, — заметил Минер.
Мы осторожно подкрадывались к стаду. «Эта операция — не в духе Минера, — подумал я. — И как только он решился на это?»
Судейский подполз к самой опушке и бросился на ягненка, как волк на добычу. Перепуганные овцы шарахнулись в сторону. Собака залилась громким лаем. Чабан поднял крик. И поскольку совсем рядом находились загоны, то очень скоро появились вооруженные люди. Мы без труда отразили толпу крестьян.
«Мы не разбойники и не грабители, — успокаивал я себя. — Нас вынудили так жить...»
Ягненка мы зарезали, мясо разделили и ночью испекли на костре. Мы настолько изголодались, что съели ягнятину почти сырую. В лесу то здесь, то там раздавались выстрелы. Крестьяне, видимо, решили выследить нас.
На рассвете мы были уже километрах в трех от реки, за которой лежала «свободная территория». Но на одной из опушек напоролись на засаду. Первые пули попали в Судейского. Раненного в обе ноги и грудь, мы подобрали его и отошли в сосняк. Сознания он не потерял.
— Оставьте мне пистолет, — попросил он. — Оставите, а?
— Разумеется, — ответил Минер. — Но тебя мы не бросим.
— Не теряйте из-за меня время, — возразил Судейский.
Стреляли со стороны скалы, однако никто оттуда не появлялся: они не знали, сколько нас. Адела перевязала Судейского, разорвав его рубаху, однако остановить кровь не удалось. Лицо Судейского побледнело. Глаза померкли.
— Он умрет, — отозвал меня в сторону Минер. — Ты потом возьми пистолет.
Минер и Адела ушли вперед. Судейский истекал кровью. Вскоре он умер. Вынув у него из ладони пистолет, я стал догонять товарищей. Они шли осторожно, то и дело оглядываясь. Минер — впереди, Адела — следом. Когда у меня под ногой хрустнул сучок, Минер моментально повернул винтовку в мою сторону.
— Здесь начинаются дубовые леса. Вот в таком же встретились с тобой, — сказал я ему.
Он молча кивнул. Я пропустил Аделу вперед, заглянув ей в глаза. Наверное, мой взгляд был настолько красноречив, что она опустила глаза и покраснела. Когда мы присели отдохнуть, Минер довольно грубо сказал мне:
— Не пялься на нее.
Мне стало стыдно от его слов. И тем не менее я не мог отказаться от этой радости — любоваться Аделой. Кто знает, может, и меня завтра скосит очередная пуля?
На следующем привале Адела как бы невзначай сказала:
— Ты очень похудел и лицо у тебя усталое Впервые она так просто говорила со мной.
XXXII
Длинный стальной канат тянулся через Тару. Тонкая проволока удерживала подвижной обруч на нем. Его можно было подтягивать к каждому берегу. Я переправился первым и только успел отвязаться, как на левом берегу, там, где остались Минер и Адела, появились бандиты. Завязалась перестрелка.
Я оказался в более выгодном положении, чем Минер. Укрывшись за большим камнем, я начал целиться. Трое бандитов, подобравшиеся было к переправе, поспешно отступили. Но они тоже засекли меня. Пули змеями шипели вокруг. Бандиты наседали. Минер махнул мне рукой и вместе с Аделой скрылся куда-то влево, в лес.
Что означал жест Минера? Там еще слышались выстрелы. Над моей головой тоже просвистела пуля. Но вскоре стрельба прекратилась. Я осмотрелся. Кругом шумел лес. Пахло прелыми листьями и дубовой корой. Тишину леса нарушали лишь голоса птиц.
Я поспешил к месту нашей переправы. Минер, конечно, станет переходить реку только здесь, если он уже этого не сделал. В ином месте переправиться невозможно. А до другого брода, по моим предположениям, было шесть часов ходу для отдохнувшего человека, а для Минера с Аделой — все двенадцать.
Я спрятался у переправы и начал всматриваться в противоположный берег. Облака рассеялись, из-за гор показалась луна, озаряя окрестности призрачным светом. В лунном сиянии серебрилась река. Деревья подступали к самой воде. Стальной канат, натянутый между двумя берегами, поблескивал, отражаясь в волнах.
Прошло часа два, а я все вглядывался в противоположный берег. Казалось, уже нечего было надеяться увидеть своих товарищей, но вдруг я различил на опушке леса на той стороне две тени. Одна из них остановилась и подняла руки вверх! Или мне это просто показалось? Вот линия стального каната словно бы оборвалась посередине. Кто-то тянул обруч. Темная фигура двигалась легко и быстро. Я подполз совсем близко. А вдруг это бандиты?
— Руки вверх! — крикнул я, когда человек ступил на этот берег.
Однако вместо ответа раздался выстрел и послышался женский возглас. Это была Адела. Винтовка висела у нее на шее. Девушка выстрелила, не снимая ее. Это Минер научил нас так стрелять.
— Адела, — произнес я, — ты чуть не убила меня.
— Это ты?
Она глотнула воздух. Понимает ли она, как я ждал ее и как хочу, чтоб она бросилась мне на шею? Судя по всему, у нее было иное настроение.
Адела освободилась от веревок.
— Порядок! — крикнул я, повернувшись к тому берегу.
— Эй? — вопросительно откликнулся Минер.
— Наши здесь! — прокричал я, понимая, что в данной ситуации нужно именно так поступить. Я снова был солдатом.
— Здесь батальон из третьей! — заорал я изо всех сил.
— Здесь пролетарская, — ответил Минер. — Все в порядке.
Наши голоса в ночи перекрывали шум воды. Однако никто ни в лесу вдоль обоих берегов, ни на горных лугах, вверху, куда нам предстояло идти, ни внизу, у самой воды, не отозвался на наш крик — ни возгласа, ни выстрела. Минер командовал несуществующим отделением, а мы вдвоем с Аделой изображали батальон. Минер привязался к обручу и переправился. Мне казалось, он готов был нас обнять, однако сдержался.
— Пошли, — проговорил он,— теперь-то мы доберемся до наших.
Адела отвернулась. Плечи ее вздрагивали. Она с трудом сдерживала рыдания.
— Скверное это место, — сказал Минер, глядя н; воду.
— Бывало похуже, — заметил я.
— Скверно и то, что мы переправились, но не стоит оплакивать прошлое, — продолжал он.
— Прости, — тихо произнесла Адела.
— Два года назад здесь был наш штаб, Минер. Вот тут, прямо над головой. В хибаре на самом откосе. Она потом сгорела, — вспоминал я.
— Да, штаба нет, — вздохнул Минер. — Но у нас остались еще эти винтовки.
— Я ненавижу винтовки, — сказала Адела. Больше мы не вымолвили ни слова. Местность была
пересеченной, и за час мы проходили не больше трех километров. А нам предстояло шагать всю ночь. В тишине лишь трава шелестела от наших шагов.
Утром мы взобрались на высокий холм. Вдалеке виднелись села. Серебристые нити тумана тянулись к восходящему солнцу. Какой-то невыразимой прелести был полон и этот туман, и темный ковер лугов, и чистое утреннее солнце, словно огромный факел, озаривший окрестность. Трава повсюду засверкала каплями росы.
— Мы пришли, — нарушил тишину Минер. — В этих краях банд нет.
— Хорошо, — вздохнул я.
— Что это за земля? — спросила Адела.
— Ничья, — ответил Минер. — После немецкого наступления местные жители и сами не знают, на чьей они стороне. Здесь нет никакой власти, и никто никого не трогает.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался я, так как меня мучила неизвестность.
— Здесь граница двух срезов, — ответил Минер. — Он сдвинул шапку, вытер ладонью лоб и, глядя на меня спокойными, синими, как небо, глазами, добавил: — Пришло время!
Било вполне очевидно, что он хочет податься в свои края, и это, конечно, само собой разумелось.
1 Срез (сербско-хорв.)—административная единица, соответствующая уезду, району. — Прим. пер.
И тем не менее мне казалось, что расставание наступило слишком быстро, и я почувствовал себя страшно одиноким. Как февральское солнце, только вспыхнув, сразу же исчезает за тучами, так и взгляд Аделы осветил меня на мгновение. Молчание становилось тягостным. Наконец я глухо проговорил:
— Попрощаемся.
Минер был невозмутим, словно не замечал моего состояния.
— Я должен идти в свой срез. У меня задание. Ты,— обратился он к Аделе, — можешь присоединиться к одному из нас.
Легкий ветерок пробежал по траве. Туман рассеивался, открывая вход в ущелье. Повернувшись к Минеру, Ад ела спросила:
— Можно я пойду немного с тобой? Согласен?
— Разумеется, — ответил Минер.
Крепко пожав мне руку, он произнес на прощание:
— Спасибо за дружбу. Ты — хороший человек.
Минер и Адела спустились в ущелье. Я долго смотрел им вслед. Они становились все меньше и меньше и вот совсем исчезли в тумане.
«Ну что стоишь? — презрительно бросил я себе. — Шагай вон туда, на север. До сих пор ты все время шел на восток. Теперь пора повернуть на девяносто градусов».
Солнце жгло, как раскаленное железо. Я обогнул скалу. На ее вершине сидела какая-то большая сизая птица. Она не испугалась меня, не взлетела, лишь повернула в мою сторону голову. Я шел у подножия ее громадного трона, и все это время птица зорко следила за мной.
Леденящее душу одиночество охватило меня. Ведь мы расстались навеки! Шатаясь, как пьяный, я побрел на север. Ноги, казалось, сами выбирали дорогу. Шагая но красновато-коричневой тропе, я ничего перед собой не видел.
Я был так подавлен внезапностью нашего расставания, что никак не мог прийти в себя. «Можно я пойду немного с тобой?» — слышался мне голос Аделы. Что значит «немного»? День, месяц? Или это было сказано лишь для того, чтобы что-то сказать?
«Не обманывайся», — говорил я себе, вдыхая аромат горных трав, подставляя лицо свежему ветерку.
— Ты очень спешил, — произнес вдруг чей-то женский ГОЛОС.
Это была Адела. Я зашатался, словно шел к игорному столу, где оставил все, кроме одной единственной копейки. Какие волшебные чары снова свели нас вместе? Подавляя радость, я самым безмятежным, на какой только был способен, тоном ответил:
— Я хотел подождать тебя вон у той скалы. Девушка кивнула и пошла рядом, касаясь моего плеча.
Взволнованные, мы шли молча. Я был потрясен и чувствовал себя спасенным утопленником. А кругом пестрели яркие цветы, благоухало ослепительное утро...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Длинное, узкое плоскогорье простиралось перед нами с северо-востока на юго-запад. Горные хребты пунктирными линиями тянулись с севера к югу. Между ними залегли глубокие впадины, словно морщины на шее гигантского носорога.
Необъяснимое волнение охватывает человека, когда он поднимается на какую-нибудь вершину. Над всеми высокогорными пастбищами, над лугами, уходящими вдаль, открывается необъятный простор. Медленно плывут облака. Наклонив свои белые головы, они будто хотят заглянуть в глубь взволнованной земной коры. Когда стоишь на вершине, на пядь ближе к небу, мысль невольно взмывает ввысь, и, кажется, весь мир лежит у твоих ног.
За это время Минер наверняка ушел далеко — не услышишь и выстрела. Он, конечно, по-прежнему, шагает так, будто идет первым. Таких людей, как Минер, в будничной обстановке можно встретить лишь во сне или в романах!
Мы одолели холм. Потом полезли вверх по склону горы, у самой вершины которой журчал родник. Если б я мог описать все случившееся за эти двадцать дней! Когда погибли четверо из нашей семерки, Минер страшно переживал. Лицо его осунулось, скулы заострились, глаза запали и уже не светились добродушием, как раньше. Но ничто не смогло сломить его воли. И день, и ночь он был начеку, оставаясь верным нашему делу. Даже в минуты крайней опасности он умел приказывать с таким спокойствием и уверенностью во взгляде,
что каждый из нас беспрекословно подчинялся ему Лишь дьявольское упрямство Йована вносило разлад!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21