На его пути, воссозданном поэтическим гением Гете, два Светоча любви — Маргарита и Елена Прекрасная. Первая — невинная и хрупкая девушка (при знакомстве с Фаустом ей 14 лет), живая и трепетная, как полевой цветок. Вторая — символ женской притягательности и неисчерпаемой чувственности, однако далеко не образец супружеской верности: напомним, что за свою полную приключений жизнь Елена сменила не одно брачное ложе, окончательно перессорила Олимпийских Богов и стала причиной долгой и кровопролитной Троянской войны. И все же в памяти людской она осталась идеалом красоты и наслаждения, которого и пожелал достичь Фауст, естественно, не в абстрактном, а в чувственно-материализованном виде.
С помощью всемогущего Мефистофеля Фауст стал последним по счету любовником Елены. И все же подлинную славу Гете и всей немецкой литературе принес образ Маргариты (Гретхен). История обольщенной и погубленной девушки традиционна для мировой культуры, включая фольклор. В «Фаусте» найдено нетрафаретное решение этой трагически-неувядающей темы. Ужаснувшись в содеянном, Фауст пытается спасти осужденную к отсечению головы возлюбленную, вызволить ее из камеры смертников. Сцена в тюрьме — одна из вершин поэтического гения Гете.
Однако спасение Гретхен произошло не с помощью нечистой силы, а при участии Божественного провидения. Спасенная на небесах, Маргарита в финале трагедии возвращается к своему неверному возлюбленному в виде бестелесной души из свиты Богоматери. Более того, она становится провожатой в эмпирей души Фауста, вырванной из лап дьявола, подобно тому, как это ранее произошло с Беатриче в Дантовом «Рае».
В итоге своих мучительных исканий и странствий по реальным и ирреальным мирам Фауст наконец приходит к выводу, что самое прекрасное, из-за чего стоит жить и не страшно умереть, — это служение людям. К построению справедливого и гармонически прекрасного общества он и приступает:
Вот высший и последний подвиг мой!
Я целый край создам обширный, новый,
И пусть мильоны здесь людей живут,
Всю жизнь в виду опасности суровой,
Надеясь лишь на свой свободный труд
«…»
Я предан этой мысли! Жизни годы
Прошли не даром, ясен предо мной
Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя, и муж, и старец пусть ведет,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа оставленного мной!
В предчувствии минуты дивной той
Я высший миг теперь вкушаю свой.
(Перевод Николая Холодковского)
Как и все великие произведения, «Фауст» философски афористичен. Одна-две строки выражают в нем глубочайшую мысль, которую порой не способен кратко сформулировать толстый схоластический фолиант. Это относится и к знаменитому афоризму о несовместимости пустого теоретизирования и живой многоцветной жизни: «Теория, мой друг, сера, но вечно зелено древо жизни». Это относится и к великому лозунгу самого Гете, вложенному им в уста Фауста, который и поныне повторяют все преобразователи мира: Im Anfang war die Tat! — Вначале было дело!
64. БАЙРОН
«ПАЛОМНИЧЕСТВО ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА»
Герой знаменитой поэмы Байрона с момента опубликования ее первых глав сразу же стал символом романтического направления в литературе. Герой-скиталец, разочарованный во всем — в жизни, любви, друзьях, традиционных ценностях и возвышенных идеалах — быстро сделался кумиром и объектом Для подражания для тысяч молодых людей в разных уголках Европы и Америки. Чайльд-Гарольд и его автор оказали колоссальное влияние на русскую поэзию и прозу: отблески романтического героя пали и на Чацкого, и на Онегина, и на Печорина (главный герой пушкинского романа в стихах так и именуется — «москвич в Гарольдовом плаще»).
Байрон никогда не идеализировал своего героя и отрицал какое бы то ни было сходство с собой. Гарольд — абсолютный (не разумный даже) эгоист, циник и прожигатель жизни. Таких во все времена было предостаточно, а в Наполеоновскую эпоху — и подавно. Но Байрон создал обобщенный тип, ставший символом. Вот доподлинная характеристика Чайльд-Гарольда:
Жил в Альбионе юноша. Свой век
Он посвящал лишь развлеченьям праздным,
В безумной жажде радостей и нег
Распутством не гнушаясь безобразным,
Душою предан низменным соблазнам
Но чужд равно и чести и стыду,
Он в мире возлюбил многообразном,
Увы! лишь кратких связей череду
Да собутыльников веселую орду.
(Перевод — здесь и далее — Вильгельма Левика)
Не прожив на свете и двадцати лет, герой Байрона ощутил пресыщение жизнью и отправился скитаться по миру:
Но вдруг в расцвете жизненного мая,
Заговорило пресыщенье в нем,
Болезнь ума и сердца роковая,
И показалось мерзким все кругом:
Тюрьмою — родина, могилой — отчий дом.
Вот, собственно, и весь сюжет знаменитой поэмы. Далее следуют описания различных стран, которые посещает нигде не испытывающий покоя Чайльд-Гарольд: Португалия, Испания, Греция, Албания, Бельгия, Германия, Швейцария, Италия. Впечатления героя перемежевываются с впечатлениями самого автора и сопровождаются обширными экскурсами в мировую историю. В этом смысле Время-Хронос — один из незримых героев поэмы. В «Чайльд-Гарольде» Байрон сумел достичь гениального поэтического эффекта — сплава Прошлого — Настоящего — Будущего. Незабываемы воссозданные им картины различных исторических событий. Резкими, откровенными мазками, сродни живописи Гойи, рисует он эпизоды испанского всенародного восстания против наполеоновских оккупантов:
Ты видишь трупы женщин и детей
И дым над городами и полями?
Кинжала нет — дубиной, ломом бей,
Пора кончать с незваными гостями!
На свалке место им, в помойной яме!
Псам кинуть труп — и то велик почет!
Засыпь поля их смрадными костями
И тлеть оставь — пусть внук по ним прочтет,
Как защищал свое достоинство народ!
Не менее впечатляющи воспоминания о Великой французской революции и ее апостоле Жан-Жаке Руссо:
И, молнией безумья озаренный,
Как пифия на троне золотом,
Он стал вещать, и дрогнули короны,
И мир таким заполыхал огнем,
Что королевства, рушась, гибли в нем.
Не так ли было с Францией, веками
Униженной, стонавшей под ярмом,
Пока не поднял ярой мести знамя
Народ, разбуженный Руссо с его друзьями.
Многие эпизоды и отступления насыщены глубоким философским содержанием, размышлениями над судьбами мира, сущностью мироздания и месте человека в системе природы:
Природа-мать, тебе подобных нет,
Ты жизнь творишь, ты создаешь светила.
Я приникал к тебе на утре лет,
Меня, как сына, грудью ты вскормила
И не отвергла, пусть не полюбила.
Ты мне роднее в дикости своей,
Где власть людей твой лик не осквернила.
Люблю твою улыбку с детских дней,
Люблю спокойствие — но гнев еще сильней.
Иль горы, волны, небеса — не часть
Моей души, а я — не часть Вселенной.
Байрон зарекомендовал себя не только как великий поэт, которому в то время на европейском континенте не было равных, но и оригинальным мыслителем, доходящим до высших высот космистских обобщений:
О звезды, буквы золотых письмен
Поэзии небесной! В них таится
И всех миров, и всех судеб закон.
И тот, чей дух к величию стремится,
К ним рвется ввысь, чтоб с ними породниться.
В них тайна, ими движет Красота.
И все, чем может человек, гордиться,
«Своей звездой» зовет он неспроста, —
То честь и счастье, власть и слава, и мечта.
«…» И, влившись в бесконечность бытия,
Не одинок паломник одинокий,
Очищенный от собственного «я»…
«Паломничество Чайльд-Гарольда» писалось постепенно: между первыми двумя главами (песнями), увидевшими свет в год нашествия Наполеона на Россию, и следующей 3-й главой прошло четыре года. Затем, спустя еще два года, была опубликована заключительная 4-я песнь. Все вместе они и составили славу и гордость английской поэзии.
Последние строфы поэмы — сплошь собственные раздумья автора, почти что полностью заслонившие главного героя. Поэт заканчивает обессмертивший его шедевр спокойно, как летописец:
Мой кончен труд, дописан мой рассказ, И гаснет, как звезда перед зарею, Тот факел, о который я не раз Лампаду поздней зажигал порою…
Хотя при жизни его называли больше «певец Гяура и Корсара» (по названиям восточных романтических поэм), после смерти (и бессмертия!) истина восторжествовала: сегодня Байрона именуют не иначе, как автор «Чайльд-Гарольда».
65. СТЕНДАЛЬ
«КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ»
Стендаль — писатель, который работал на будущее (Горький так и называл его книги «письмами в будущее»). Непризнанный при жизни, мало читаемый и почитаемый современниками, он доподлинно знал, что настоящие читатели ждут его впереди. И не ошибся!
«Я — наблюдатель человеческого сердца», — сказал он как-то о себе. Обыгрывая эти слова, Стефан Цвейг, посвятивший Стендалю одно из своих великолепных эссе, называет французского писателя «новым Коперником в астрономии сердца», искуснейшим психологом всех времен и великим знатоком чевеческой души:
Стендаль знал, как немногие, это сладострастие психолога, он был, почти как пороку, подвержен этой изысканной страсти людей выдающегося ума; но как красноречиво его тонкое опьянение тайнами сердца, как легко, как одухотворяюще его психологическое искусство! Его любопытство протягивает свои щупальца — разумные нервы, тонкий слух, острое зрение — и с какою-то возвышенною чувственностью высасывает сладкий мозг духа из живых вещей. Его гибкому интеллекту нет нужды надолго впиваться, он не душит свои жертвы и не ломает им кости, дабы уложить в прокрустово ложе системы; стендалевский анализ сохраняет неожиданность внезапного счастливого открытия, новизну и свежесть случайной встречи.
Самый знаменитый роман Стендаля открывается эпиграфом, который подходит ко всему творчеству писателя. Это слова Дантона: «Правда, горькая правда». «Красное и черное» распадается на две части: действие первой происходит в провинции, второй — в Париже в постнаполеоновскую эпоху. Сын плотника Жюльен Сорель — плебей, как он сам себя называет, — благодаря успехам в самообразовании попадает в высший свет: сначала служит гувернером у детей мэра небольшого приальпийского городка; затем — секретарем у маркиза Ла-Мол могущественного вельможи во времена реставрации Бурбонов И там, и здесь 19-летнего юношу ждет всепоглощающая любовь в Верьере он становится любовником жены мэра г-жи де Paналь; в Париже — соблазняет дочь маркиза Матильду.
Обе женщины — разные по возрасту и характеру — любят Жюльена самозабвенно, ради него готовы отдать не только честь, но и жизнь. В описании их мятущихся чувств, сомнениях импульсивных поступков и роковых решений Стендаль достигает высот, которые до него не были доступны никакому другому писателю. После — да. Его магическое влияние ощутили на себе многие беллетристы, особенно русские. Лев Толстой боялся признавать себя учеником Стендаля. И действительно, сквозь слова и поступки возлюбленных Жюльена Сореля явственно проглядывает образ будущей Анны Карениной. Достаточно привести небольшой отрывок из страстного письма г-ж де Реналь:
Ты не захотел меня впустить к себе сегодня ночью? Бывают минуты, когда мне кажется, что мне, в сущности, никогда не удавалось узнать до конца, что происходит у тебя в душе. Ты глядишь на меня — и твой взгляд меня пугает. Я боюсь тебя. Боже великий! Да неужели же ты никогда не любил меня? Если так, то пусть муж узнает все про нашу любовь и пусть он запрет меня на всю жизнь в деревне, в тюрьме, вдали от моих детей. Быть может, это и есть воля божья. Ну что ж, я скоро умру. А ты! Ты будешь чудовищем. Так, значит, не любишь? Тебе надоели мои безумства и вечные мои угрызения? Безбожный! Хочешь меня погубить? Вот самое простое средство. Ступай в Верьер, покажи это письмо всему городу, а еще лучше — пойди покажи его господину Вально. Скажи ему, что я люблю тебя — нет, нет, боже тебя сохрани от такого кощунства! — скажи ему, что я боготворю тебя, что жизнь для меня началась только с того дня, когда я увидала тебя, что даже в юности, когда предаешься самым безумным мечтам, я никогда не грезила о таком счастье, каким я тебе обязана, что я тебе жизнь свою отдала, душой своей для тебя пожертвовала — да, ты знаешь, что я для тебя и гораздо большим пожертвую.
Не менее экспрессивна и выразительна любовь импульсивной, непредсказуемой Матильды:
— Накажи меня за мою чудовищную гордость, — говорила она, обнимая его так крепко, словно хотела задушить в своих объятиях. — Ты мой повелитель, я твоя раба, я должна на коленях молить у тебя прощение за то, что я взбунтовалась. — И, разомкнув объятия, она упала к его ногам. — Да, ты мой повелитель! — говорила она, упоенная счастьем и любовью. — Властвуй надо мною всегда, карай без пощады свою рабыню, если она вздумает бунтовать.
Через несколько мгновений, вырвавшись из его объятий, она зажигает свечу, и Жюльену едва удается удержать ее: она непременно хочет отрезать огромную прядь, чуть ли не половину своих волос.
— Я хочу всегда помнить о том, что я твоя служанка, и если когда-нибудь моя омерзительная гордость снова ослепит меня, покажи мне эти волосы и скажи: «Дело не в любви и не в том, какое чувство владеет сейчас вашей душой; вы поклялись мне повиноваться — извольте же держать слово».
Любовь Жюльена более расчетлива и рациональна. Юноша вообще непомерно честолюбив и тщеславен. Тайный поклонник Наполеона, он ненавидит богачей и одновременно жаждет богатства, которое — он точно знает — принесет ему власть над людьми (в этом своем тайном устремлении главный герой Стендаля предвосхищает главных героев романов Достоевского «Преступление и наказание» и «Подросток»). Лишь в конце романа, после покушения на убийство, в нем пробуждается чувство раскаяния. Вот почему великий роман Стендаля — это, прежде всего, памятник Женской Любви, на котором могут быть начертаны, быть может, самые проникновенные слова о любви, сказанные когда-либо женщиной: «Я вся — одна сплошная любовь к тебе. Даже, пожалуй, слово «любовь» — это слишком слабо».
Эту беспримерную фразу г-жа де Реналь произносит уже в самом конце романа, когда наступила развязка, и Жюльен Сорель неудачно попытался застрелить свою первую возлюбленную. Г-жа де Реналь осталась жива, но не надолго. Через три дня после казни Жюльена она умерла, обнимая своих детей. Матильде же досталась голова гильотинированного любовника. Она долго целовала ее, положив перед собой на мраморный столик, а ночью похоронила ее в одной из горных пещер.
Вот уже 170 лет читатели и комментаторы спорят, что означают цвета, вынесенные в заглавие романа. Что такое «красное», а что «черное»? Выдвигались самые невероятные версии — чуть ли не «революция» и «контрреволюция». Зачем же так? Все гораздо проще. Точки над «и» расставила жизнь и кульминация романа: «красное» — это Любовь, «черное» — Смерть. Они никогда не смешиваются. Но почему-то всегда соседствуют. Истина, которую лишний раз подтверждает Стендаль.
66. БАЛЬЗАК
«ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ»
Бальзак безбрежен, как океан. Это — вихрь гениальности, буря негодования и ураган страстей. Он родился в один год с Пушкиным (1799) — всего на две недели раньше, — но пережил его на 13 лет. Оба гения отважились заглянуть в такие глубины человеческой души и людских отношений, в какие до них не был способен никто. Бальзак не побоялся бросить вызов самому Данте, назвав свою эпопею по аналогии с главным творением великого флорентийца «Человеческой комедией». Впрочем, с равным основанием ее можно назвать еще и «Нечеловеческой», ибо только титану под силу создать столь грандиозное горение.
«Человеческая комедия» — общее название, данное самими писателем, для обширного цикла своих романов, повестей и рассказов. Большинство произведений, объединенных в цикл, было опубликовано задолго до того, как Бальзак подобрал им приемлемое объединяющее название. Сам писатель так рассказывал о своем замысле:
Называя «Человеческой комедией» произведение, начатое почти тринадцать лет тому назад, я считаю необходимым разъяснить его замысел, рассказать о его происхождении, кратко изложить план, притом выразить все это так, как будто я к этому не причастен. «…»
Первоначальная идея «Человеческой комедии» предстала передо мной как некая греза, как один из тех невыполнимых замыслов, которые лелеешь, но не можешь уловить; так насмешливая химера являет свой женский лик, но тотчас же, распахнув крылья, уносится в мир фантастики. Однако и эта химера, как многие другие, воплощается: она повелевает, она наделена неограниченной властью, и приходится ей подчиниться. Идея этого произведения родилась из сравнения человечества с животным миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
С помощью всемогущего Мефистофеля Фауст стал последним по счету любовником Елены. И все же подлинную славу Гете и всей немецкой литературе принес образ Маргариты (Гретхен). История обольщенной и погубленной девушки традиционна для мировой культуры, включая фольклор. В «Фаусте» найдено нетрафаретное решение этой трагически-неувядающей темы. Ужаснувшись в содеянном, Фауст пытается спасти осужденную к отсечению головы возлюбленную, вызволить ее из камеры смертников. Сцена в тюрьме — одна из вершин поэтического гения Гете.
Однако спасение Гретхен произошло не с помощью нечистой силы, а при участии Божественного провидения. Спасенная на небесах, Маргарита в финале трагедии возвращается к своему неверному возлюбленному в виде бестелесной души из свиты Богоматери. Более того, она становится провожатой в эмпирей души Фауста, вырванной из лап дьявола, подобно тому, как это ранее произошло с Беатриче в Дантовом «Рае».
В итоге своих мучительных исканий и странствий по реальным и ирреальным мирам Фауст наконец приходит к выводу, что самое прекрасное, из-за чего стоит жить и не страшно умереть, — это служение людям. К построению справедливого и гармонически прекрасного общества он и приступает:
Вот высший и последний подвиг мой!
Я целый край создам обширный, новый,
И пусть мильоны здесь людей живут,
Всю жизнь в виду опасности суровой,
Надеясь лишь на свой свободный труд
«…»
Я предан этой мысли! Жизни годы
Прошли не даром, ясен предо мной
Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя, и муж, и старец пусть ведет,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа оставленного мной!
В предчувствии минуты дивной той
Я высший миг теперь вкушаю свой.
(Перевод Николая Холодковского)
Как и все великие произведения, «Фауст» философски афористичен. Одна-две строки выражают в нем глубочайшую мысль, которую порой не способен кратко сформулировать толстый схоластический фолиант. Это относится и к знаменитому афоризму о несовместимости пустого теоретизирования и живой многоцветной жизни: «Теория, мой друг, сера, но вечно зелено древо жизни». Это относится и к великому лозунгу самого Гете, вложенному им в уста Фауста, который и поныне повторяют все преобразователи мира: Im Anfang war die Tat! — Вначале было дело!
64. БАЙРОН
«ПАЛОМНИЧЕСТВО ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА»
Герой знаменитой поэмы Байрона с момента опубликования ее первых глав сразу же стал символом романтического направления в литературе. Герой-скиталец, разочарованный во всем — в жизни, любви, друзьях, традиционных ценностях и возвышенных идеалах — быстро сделался кумиром и объектом Для подражания для тысяч молодых людей в разных уголках Европы и Америки. Чайльд-Гарольд и его автор оказали колоссальное влияние на русскую поэзию и прозу: отблески романтического героя пали и на Чацкого, и на Онегина, и на Печорина (главный герой пушкинского романа в стихах так и именуется — «москвич в Гарольдовом плаще»).
Байрон никогда не идеализировал своего героя и отрицал какое бы то ни было сходство с собой. Гарольд — абсолютный (не разумный даже) эгоист, циник и прожигатель жизни. Таких во все времена было предостаточно, а в Наполеоновскую эпоху — и подавно. Но Байрон создал обобщенный тип, ставший символом. Вот доподлинная характеристика Чайльд-Гарольда:
Жил в Альбионе юноша. Свой век
Он посвящал лишь развлеченьям праздным,
В безумной жажде радостей и нег
Распутством не гнушаясь безобразным,
Душою предан низменным соблазнам
Но чужд равно и чести и стыду,
Он в мире возлюбил многообразном,
Увы! лишь кратких связей череду
Да собутыльников веселую орду.
(Перевод — здесь и далее — Вильгельма Левика)
Не прожив на свете и двадцати лет, герой Байрона ощутил пресыщение жизнью и отправился скитаться по миру:
Но вдруг в расцвете жизненного мая,
Заговорило пресыщенье в нем,
Болезнь ума и сердца роковая,
И показалось мерзким все кругом:
Тюрьмою — родина, могилой — отчий дом.
Вот, собственно, и весь сюжет знаменитой поэмы. Далее следуют описания различных стран, которые посещает нигде не испытывающий покоя Чайльд-Гарольд: Португалия, Испания, Греция, Албания, Бельгия, Германия, Швейцария, Италия. Впечатления героя перемежевываются с впечатлениями самого автора и сопровождаются обширными экскурсами в мировую историю. В этом смысле Время-Хронос — один из незримых героев поэмы. В «Чайльд-Гарольде» Байрон сумел достичь гениального поэтического эффекта — сплава Прошлого — Настоящего — Будущего. Незабываемы воссозданные им картины различных исторических событий. Резкими, откровенными мазками, сродни живописи Гойи, рисует он эпизоды испанского всенародного восстания против наполеоновских оккупантов:
Ты видишь трупы женщин и детей
И дым над городами и полями?
Кинжала нет — дубиной, ломом бей,
Пора кончать с незваными гостями!
На свалке место им, в помойной яме!
Псам кинуть труп — и то велик почет!
Засыпь поля их смрадными костями
И тлеть оставь — пусть внук по ним прочтет,
Как защищал свое достоинство народ!
Не менее впечатляющи воспоминания о Великой французской революции и ее апостоле Жан-Жаке Руссо:
И, молнией безумья озаренный,
Как пифия на троне золотом,
Он стал вещать, и дрогнули короны,
И мир таким заполыхал огнем,
Что королевства, рушась, гибли в нем.
Не так ли было с Францией, веками
Униженной, стонавшей под ярмом,
Пока не поднял ярой мести знамя
Народ, разбуженный Руссо с его друзьями.
Многие эпизоды и отступления насыщены глубоким философским содержанием, размышлениями над судьбами мира, сущностью мироздания и месте человека в системе природы:
Природа-мать, тебе подобных нет,
Ты жизнь творишь, ты создаешь светила.
Я приникал к тебе на утре лет,
Меня, как сына, грудью ты вскормила
И не отвергла, пусть не полюбила.
Ты мне роднее в дикости своей,
Где власть людей твой лик не осквернила.
Люблю твою улыбку с детских дней,
Люблю спокойствие — но гнев еще сильней.
Иль горы, волны, небеса — не часть
Моей души, а я — не часть Вселенной.
Байрон зарекомендовал себя не только как великий поэт, которому в то время на европейском континенте не было равных, но и оригинальным мыслителем, доходящим до высших высот космистских обобщений:
О звезды, буквы золотых письмен
Поэзии небесной! В них таится
И всех миров, и всех судеб закон.
И тот, чей дух к величию стремится,
К ним рвется ввысь, чтоб с ними породниться.
В них тайна, ими движет Красота.
И все, чем может человек, гордиться,
«Своей звездой» зовет он неспроста, —
То честь и счастье, власть и слава, и мечта.
«…» И, влившись в бесконечность бытия,
Не одинок паломник одинокий,
Очищенный от собственного «я»…
«Паломничество Чайльд-Гарольда» писалось постепенно: между первыми двумя главами (песнями), увидевшими свет в год нашествия Наполеона на Россию, и следующей 3-й главой прошло четыре года. Затем, спустя еще два года, была опубликована заключительная 4-я песнь. Все вместе они и составили славу и гордость английской поэзии.
Последние строфы поэмы — сплошь собственные раздумья автора, почти что полностью заслонившие главного героя. Поэт заканчивает обессмертивший его шедевр спокойно, как летописец:
Мой кончен труд, дописан мой рассказ, И гаснет, как звезда перед зарею, Тот факел, о который я не раз Лампаду поздней зажигал порою…
Хотя при жизни его называли больше «певец Гяура и Корсара» (по названиям восточных романтических поэм), после смерти (и бессмертия!) истина восторжествовала: сегодня Байрона именуют не иначе, как автор «Чайльд-Гарольда».
65. СТЕНДАЛЬ
«КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ»
Стендаль — писатель, который работал на будущее (Горький так и называл его книги «письмами в будущее»). Непризнанный при жизни, мало читаемый и почитаемый современниками, он доподлинно знал, что настоящие читатели ждут его впереди. И не ошибся!
«Я — наблюдатель человеческого сердца», — сказал он как-то о себе. Обыгрывая эти слова, Стефан Цвейг, посвятивший Стендалю одно из своих великолепных эссе, называет французского писателя «новым Коперником в астрономии сердца», искуснейшим психологом всех времен и великим знатоком чевеческой души:
Стендаль знал, как немногие, это сладострастие психолога, он был, почти как пороку, подвержен этой изысканной страсти людей выдающегося ума; но как красноречиво его тонкое опьянение тайнами сердца, как легко, как одухотворяюще его психологическое искусство! Его любопытство протягивает свои щупальца — разумные нервы, тонкий слух, острое зрение — и с какою-то возвышенною чувственностью высасывает сладкий мозг духа из живых вещей. Его гибкому интеллекту нет нужды надолго впиваться, он не душит свои жертвы и не ломает им кости, дабы уложить в прокрустово ложе системы; стендалевский анализ сохраняет неожиданность внезапного счастливого открытия, новизну и свежесть случайной встречи.
Самый знаменитый роман Стендаля открывается эпиграфом, который подходит ко всему творчеству писателя. Это слова Дантона: «Правда, горькая правда». «Красное и черное» распадается на две части: действие первой происходит в провинции, второй — в Париже в постнаполеоновскую эпоху. Сын плотника Жюльен Сорель — плебей, как он сам себя называет, — благодаря успехам в самообразовании попадает в высший свет: сначала служит гувернером у детей мэра небольшого приальпийского городка; затем — секретарем у маркиза Ла-Мол могущественного вельможи во времена реставрации Бурбонов И там, и здесь 19-летнего юношу ждет всепоглощающая любовь в Верьере он становится любовником жены мэра г-жи де Paналь; в Париже — соблазняет дочь маркиза Матильду.
Обе женщины — разные по возрасту и характеру — любят Жюльена самозабвенно, ради него готовы отдать не только честь, но и жизнь. В описании их мятущихся чувств, сомнениях импульсивных поступков и роковых решений Стендаль достигает высот, которые до него не были доступны никакому другому писателю. После — да. Его магическое влияние ощутили на себе многие беллетристы, особенно русские. Лев Толстой боялся признавать себя учеником Стендаля. И действительно, сквозь слова и поступки возлюбленных Жюльена Сореля явственно проглядывает образ будущей Анны Карениной. Достаточно привести небольшой отрывок из страстного письма г-ж де Реналь:
Ты не захотел меня впустить к себе сегодня ночью? Бывают минуты, когда мне кажется, что мне, в сущности, никогда не удавалось узнать до конца, что происходит у тебя в душе. Ты глядишь на меня — и твой взгляд меня пугает. Я боюсь тебя. Боже великий! Да неужели же ты никогда не любил меня? Если так, то пусть муж узнает все про нашу любовь и пусть он запрет меня на всю жизнь в деревне, в тюрьме, вдали от моих детей. Быть может, это и есть воля божья. Ну что ж, я скоро умру. А ты! Ты будешь чудовищем. Так, значит, не любишь? Тебе надоели мои безумства и вечные мои угрызения? Безбожный! Хочешь меня погубить? Вот самое простое средство. Ступай в Верьер, покажи это письмо всему городу, а еще лучше — пойди покажи его господину Вально. Скажи ему, что я люблю тебя — нет, нет, боже тебя сохрани от такого кощунства! — скажи ему, что я боготворю тебя, что жизнь для меня началась только с того дня, когда я увидала тебя, что даже в юности, когда предаешься самым безумным мечтам, я никогда не грезила о таком счастье, каким я тебе обязана, что я тебе жизнь свою отдала, душой своей для тебя пожертвовала — да, ты знаешь, что я для тебя и гораздо большим пожертвую.
Не менее экспрессивна и выразительна любовь импульсивной, непредсказуемой Матильды:
— Накажи меня за мою чудовищную гордость, — говорила она, обнимая его так крепко, словно хотела задушить в своих объятиях. — Ты мой повелитель, я твоя раба, я должна на коленях молить у тебя прощение за то, что я взбунтовалась. — И, разомкнув объятия, она упала к его ногам. — Да, ты мой повелитель! — говорила она, упоенная счастьем и любовью. — Властвуй надо мною всегда, карай без пощады свою рабыню, если она вздумает бунтовать.
Через несколько мгновений, вырвавшись из его объятий, она зажигает свечу, и Жюльену едва удается удержать ее: она непременно хочет отрезать огромную прядь, чуть ли не половину своих волос.
— Я хочу всегда помнить о том, что я твоя служанка, и если когда-нибудь моя омерзительная гордость снова ослепит меня, покажи мне эти волосы и скажи: «Дело не в любви и не в том, какое чувство владеет сейчас вашей душой; вы поклялись мне повиноваться — извольте же держать слово».
Любовь Жюльена более расчетлива и рациональна. Юноша вообще непомерно честолюбив и тщеславен. Тайный поклонник Наполеона, он ненавидит богачей и одновременно жаждет богатства, которое — он точно знает — принесет ему власть над людьми (в этом своем тайном устремлении главный герой Стендаля предвосхищает главных героев романов Достоевского «Преступление и наказание» и «Подросток»). Лишь в конце романа, после покушения на убийство, в нем пробуждается чувство раскаяния. Вот почему великий роман Стендаля — это, прежде всего, памятник Женской Любви, на котором могут быть начертаны, быть может, самые проникновенные слова о любви, сказанные когда-либо женщиной: «Я вся — одна сплошная любовь к тебе. Даже, пожалуй, слово «любовь» — это слишком слабо».
Эту беспримерную фразу г-жа де Реналь произносит уже в самом конце романа, когда наступила развязка, и Жюльен Сорель неудачно попытался застрелить свою первую возлюбленную. Г-жа де Реналь осталась жива, но не надолго. Через три дня после казни Жюльена она умерла, обнимая своих детей. Матильде же досталась голова гильотинированного любовника. Она долго целовала ее, положив перед собой на мраморный столик, а ночью похоронила ее в одной из горных пещер.
Вот уже 170 лет читатели и комментаторы спорят, что означают цвета, вынесенные в заглавие романа. Что такое «красное», а что «черное»? Выдвигались самые невероятные версии — чуть ли не «революция» и «контрреволюция». Зачем же так? Все гораздо проще. Точки над «и» расставила жизнь и кульминация романа: «красное» — это Любовь, «черное» — Смерть. Они никогда не смешиваются. Но почему-то всегда соседствуют. Истина, которую лишний раз подтверждает Стендаль.
66. БАЛЬЗАК
«ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ»
Бальзак безбрежен, как океан. Это — вихрь гениальности, буря негодования и ураган страстей. Он родился в один год с Пушкиным (1799) — всего на две недели раньше, — но пережил его на 13 лет. Оба гения отважились заглянуть в такие глубины человеческой души и людских отношений, в какие до них не был способен никто. Бальзак не побоялся бросить вызов самому Данте, назвав свою эпопею по аналогии с главным творением великого флорентийца «Человеческой комедией». Впрочем, с равным основанием ее можно назвать еще и «Нечеловеческой», ибо только титану под силу создать столь грандиозное горение.
«Человеческая комедия» — общее название, данное самими писателем, для обширного цикла своих романов, повестей и рассказов. Большинство произведений, объединенных в цикл, было опубликовано задолго до того, как Бальзак подобрал им приемлемое объединяющее название. Сам писатель так рассказывал о своем замысле:
Называя «Человеческой комедией» произведение, начатое почти тринадцать лет тому назад, я считаю необходимым разъяснить его замысел, рассказать о его происхождении, кратко изложить план, притом выразить все это так, как будто я к этому не причастен. «…»
Первоначальная идея «Человеческой комедии» предстала передо мной как некая греза, как один из тех невыполнимых замыслов, которые лелеешь, но не можешь уловить; так насмешливая химера являет свой женский лик, но тотчас же, распахнув крылья, уносится в мир фантастики. Однако и эта химера, как многие другие, воплощается: она повелевает, она наделена неограниченной властью, и приходится ей подчиниться. Идея этого произведения родилась из сравнения человечества с животным миром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44