Отдохнувшие бойцы шагали бодрым строем и зычно приветствовали другие отряды.
ДозирЭ легко переносил долгий путь, меряя широкими упругими шагами итэму за итэмой. Выносливый молодой организм был готов и к более серьезным нагрузкам. Да и что могло быть тяжелее обучения в лагере Тертапента?
Наверное, только одно: родившись в небогатой семье, он не привык много есть, и всё же испытывал постоянный голод. Старые воины посмеивались над ним и, отламывая часть своей пшеничной лепешки, предлагали с ним поделиться, но гордый юноша отказывался.
Может быть, от недоедания, а скорее всего, от молодости и от постоянной усталости ДозирЭ засыпал мгновенно, а просыпался при первом ударе калатуши. Снов он не видел или не помнил, только однажды перед ним предстала во всей красе Грономфа, цветущая, с залитыми солнцем улицами… Потом он вскочил на Хонума и, попрощавшись с отцом, отправился в путь.
Когда наступал черед ДозирЭ идти в ночной дозор, молодой воин старался попасть в дальние засады. Сидя в густой листве дерева или спрятавшись за валунами в поле, он с замиранием сердца прислушивался к ночной тишине, завораживающей, обманчивой, полной загадочных звуков. Сигнальный рожок наготове – крепко зажат в руке. И вот он уже видит себя где-то под Кадишем или Масилумусом, отважным следопытом, выслеживающим противника. И слышит неподалеку неясный шорох, а потом хруст веток, сдавленный торопливый шепот. Это коварные иргамовские лазутчики подбираются к лагерю авидронов…
Он быстро нашел себе товарищей среди воинов отряда – таких же горожан, как и он. Друзья старались держаться ближе друг к другу и, если везло, вместе ходили в дозоры. Воины всего отряда, даже покрытые шрамами ветераны, в целом проявляли дружественность и всегда были готовы прийти на помощь. Быстро привыкнув к суровым на вид цинитам, ДозирЭ уже не обращал внимания на безобидную шутку или подсказку. Только на одного человека он поглядывал настороженно. Тафилуса направили в Иргаму с тем же отрядом. Казалось, этот молчун за всю дорогу не проронил ни слова: только и знал, что шел, ел и спал, а еще быстро и четко выполнял приказы своего десятника.
На третий день цинита миновала небольшой город и приблизилась к крепости Грифы. Высокое мощное укрепление, окруженное водными преградами, железным частоколом и земляными валами, нависало над большим участком дороги. Над одной из башен располагался почтовый пост. В небе над ним кружили и кувыркались голуби, и воины из проходящих колонн со смешанными чувствами рассматривали вольно парящих птиц. Их свободный полет вызывал и удивление, и восторг, и зависть.
ДозирЭ вместе со всеми засмотрелся на голубей, но вдруг кто-то из рядом стоящих толкнул его в плечо: смотри! Грономф огляделся и не поверил собственным глазам. Впереди колонны шагов за пятьсот медленно двигались огромные многоярусные сооружения, строением и высотой напоминающие крепостные башни. «Купола», – понял ДозирЭ.
Молодой воин никогда не видел передвижных башен, но слышал о них множество рассказов от отца и наставников военных ходесс. Раньше они применялись только при осаде городов и собирались на месте непосредственно перед штурмом. Теперь же грономфские тхелосы создали башни на колесах, которые передвигались точно так же, как и валилы (небольшие передвижные механизмы), при помощи тягловых животных, находящихся внутри строения. Такие «шагающие крепости», как их уважительно прозвали коловаты из Междуречья – первые, кто столкнулся с куполами в открытом бою и изрядно от них пострадал, – могли передвигаться не только по мощеным дорогам, но и по земле.
Купола изготавливались в городе Сактафок, где произрастало каменное дерево – лучший материал для подобного рода сооружений.
Цинита ДозирЭ почти нагнала передвижную башню, ползущую по дороге. В походном положении тягловые буйволы находились не внутри, а спереди, лениво волоча за собой тяжелое строение.
– Эй, Ферассион, – крикнул кто-то с самого верха купола предводителю отряда, в котором состоял ДозирЭ, – что за странную толпу ты ведешь? Уж не ополчение ли? Неужто в Авидронии не осталось доблестных цинитов?
Колонна, которую Ферассион вел в Иргаму, и вправду походила на ополчение. Все воины были по-разному вооружены, как попало одеты и носили доспехи разных партикул.
Цинитай поднял голову, и глаза его вспыхнули гневом. Для любого воина не было сильнее оскорбления, чем сравнение с ополченцем – обычным горожанином, мастеровым или торговцем, пришедшим с хранившимся дома оружием по зову правителя. Однако, разглядев знакомое лицо, Ферассион осклабился.
– Эгоу, айм Бордэс. Я возвращаюсь в свою либеру, а это новобранцы и славные циниты из разных партикул, которых мне поручено доставить в общий лагерь.
– Поднимайся ко мне, я дам тебе холодного вина и свои новые походные сандалии, которые мне без надобности. Верно, твои уже стерлись на долгом марше?
И Бордэс демонстративно отхлебнул вина из кожаного сосуда.
– Я бы поднялся, да, видят боги, не успею сделать даже глоток. Скоро авидронские дороги кончатся, поскольку мы приближаемся к иргамовским землям, поросшим лесами и изрезанным оврагами. Боюсь, ты застрянешь, и тебе придется мастерить из купола валилы и убеждать местные племена каннибалов есть вместо жирной человечины этих исхудавших буйволов.
С этими словами Ферассион, довольный своим остроумным ответом, приложил пальцы ко лбу и бросился догонять колонну, успевшую за время разговора изрядно опередить «шагающую крепость».
Как правильно подметил Ферассион, близились пределы авидронских территорий, а далее шли леса, поля и горы, принадлежащие Интелу Тхарихибу. Через десять тысяч шагов от крепости Грифы уже можно было встретить следы пограничных стычек и сожженные иргамовские заставы. Еще через пять итэм авидроны увидели небольшую разрушенную иргамовскую крепость, которая, судя по всему, подверглась штурму авидронской армии.
К вечеру сборная цинита, в которой состоял ДозирЭ, сошла с дороги, проделала не менее десяти итэм по дикой холмистой местности и остановилась лагерем, выбрав на пологом холме удобное место. Отсюда просматривалась всё вокруг до самого горизонта.
На обустройство лагеря ушло немало времени. Отряд не имел при себе землекопного инструмента и необходимого лагерного имущества, и поэтому построенные укрепления были примитивны, ров неглубок, а спать пришлось под открытым небом – слава богам, сезон дождей закончился.
Когда лагерь разбили, Ферассион запретил разводить костры и громко говорить, а треть людей отрядил охранять временное убежище изнутри и снаружи.
Для ДозирЭ это была первая ночь, проведенная в открытом поле, на чужой иргамовской земле. Здесь даже Хомея казалась враждебной.
Только через четыре дня отряд без происшествий добрался до лагеря, где располагалась партикула пешего монолита.
Новичков выстроили на форуме, и ДозирЭ прочитал надпись на украшенном серебряными колокольцами знамени, которое было вывешено над шатром военачальника: «Неуязвимые».
К воинам вышел воин в золотом платке и цельнокованом нагруднике. Молодые циниты поправили оружие и подтянулись.
– Я партикулис Эгасс, – сказал военачальник, хмуро оглядывая новобранцев, – а это моя славная партикула. Вам сопутствует везенье, сыны Инфекта: у вас есть возможность умереть во имя Авидронии, поскольку воины этого отряда обычно в любом сражении идут в бой первыми и первыми погибают. Но не думайте, что единственная ваша забота – сложить голову за Инфекта и процветание Отечества. Эту великую награду еще нужно заслужить. Заслужить долгими переходами, бесконечными работами, недоеданием. Ибо в основании ратной победы лежит тяжелый воинский труд.
Партикулис посмотрел на цинитов-новобранцев, обошел строй, заглянул каждому в глаза, но не встретил в них ни страха, ни слабодушия. И суровое сердце опытного воителя, закаленное во многих сражениях, смягчилось.
– И еще. Пройдет месяц, а может, и год, и лучшие из вас однажды в бою вдруг ощутят Дух монолита. Сроднятся с ним телом и душой. Навеки. И тогда беззаветной отвагой наполнятся ваши сердца и вы станете истинными воинами!
Помните и о том, – продолжал Эгасс, – как презирают в авидронских партикулах трусов, предателей, воров. Если украдете у товарища – вас ждет смерть. Если заснете на посту – вас ждет смерть. Если бежите с поля сражения – вас ждет смерть, я собственной рукой лишу вас жизни. Стой до последнего против десятерых и умри, если на то есть воля Инфекта! Кроме того, вас ждет суровое наказание, если нарушите строй, не выполните сигнал, потеряете меч, ослушаетесь десятника.
Теперь я – ваш хозяин на долгие годы. Ваш отец и ваша мать. Я – единственный вершитель ваших судеб. Любое неподчинение моей воле – и вас ждет «черный шнурок». Только от меня зависит, получите ли вы наградной платок и меч «бессмертного» или будете на побегушках в обозе. Помните это!
Военачальник еще раз осмотрел строй, задержался взглядом на мощной фигуре Тафилуса, одобрительно кивнул и удалился в шатер.
Пополнение распределили по различным отрядам. ДозирЭ, как и предполагал, вместе с десятком счастливчиков сразу попал в монолит меченосцем.
Но больше всех повезло верзиле Тафилусу. За невероятную силу его сразу взяли в «бессмертные», что подразумевало особые знаки отличия, повышенную плату, освобождение от ряда работ.
Около месяца партикула «Неуязвимые» стояла лагерем, не предпринимая каких-либо действий. Небольшие легковооруженные отряды следопытов время от времени покидали укрепление, но через два-три дня возвращались, волоча на веревке нескольких пленных иргамов.
Благодаря пополнению, военачальник Эгасс в полной мере восстановил численность рядов. Ежедневно он проводил изнурительные учения. Несмотря на затупленные копья и деревянные мечи, после каждого такого боя появлялось немало раненых.
Однажды лагерь посетили крупные военачальники, которые, ознакомившись с методами Эгасса и обойдя шатры лекарей, запретили проводить массовые столкновения и пускать друг в друга стрелы, даже без наконечников.
Эгасс ничего не ответил, только в знак подчинения приложил руку ко лбу.
Несмотря на законы Тертапента, которые самым подробным образом определяли жизнь авидронской армии и методы подготовки, в партикуле «Неуязвимые» сложились свои учебные и боевые традиции воспитания «железных» воинов. Может быть, и жестокие, но делавшие партикулу на поле боя действительно неуязвимой.
ДозирЭ и другим цинитам-новобранцам приходилось особенно нелегко. После общих маневров, когда воинам полагался кратковременный отдых, они устанавливали частокол, рыли волчьи ямы, устраивали засеки. Ночью новички пополняли многочисленную лагерную стражу, часто подвергаясь нападению сторожевых собак, еще не запомнивших запахи новых людей. Если везло, молодых воинов определяли на охоту, и это занятие расценивалось как самое приятное времяпрепровождение.
Молодой грономф понял, что лагерь Тертапента и Испытание на цинита – только начало трудностей, которые ему посылает судьба. Измотанный, голодный, невыспавшийся, ДозирЭ, вспоминая приветственную речь Эгасса, действительно только и мог мечтать о сражении, которое даже если и приведет к его смерти, по крайней мере, позволит умереть с мечом в руке за Инфекта и Авидронию и избавит от бесконечных физических мучений. Он бредил грядущей битвой и с замиранием сердца встречал каждого посыльного, въезжавшего в лагерь. Но ничего не происходило.
Однажды поутру ДозирЭ, выполняя мелкое поручение, пробегал мимо небольшого озерца, которое находилось в двух тысячах шагов от лагеря партикулы. Все, что он делал, ему надлежало делать только бегом. У молодого грономфа и в мыслях не было нарушать установленный порядок, тем более что несколько обидных, но справедливых наказаний отбили всякую охоту ловчить.
День был жаркий, а воздух влажный. Ярко-желтые цветы легонько покачивались на поверхности лесного водоема. Изредка била хвостом игривая рыбка. Дремала на воде пара жирных пелярисов с длинными клювами и высокими боевыми хохолками. Дернулся в кустах кабанчик, пришедший на водопой. Из-под ног выскользнула водяная змея с рубиновой шкуркой и юркнула в онисовые камыши.
Прохлада манила, от благоухания кружилась голова.
ДозирЭ свернул к самой воде и, оглянувшись по сторонам, пошел шагом по кромке плоского берега. Вода была прозрачна, изумрудное дно искрилось мелкими разноцветными камешками.
Молодого воина искушали соблазны, и он решил, что не будет ничего предосудительного, если он утолит жажду и сменит воду в своей кожаной фляге. ДозирЭ опустился и сделал несколько больших жадных глотков, насладившись холодной, чуть сладковатой влагой.
Выпив слишком много, ДозирЭ не в силах был продолжать путь и присел в тени ореховых кустов. Потом он ослабил кожаные шнуры доспехов, в которые был облачен. Сейчас поднимусь и побегу дальше, думал он. Только мгновение, нет, полмгновения. Всего один миг. Неужели это такое страшное преступление?
Перед глазами воина всё поплыло. Многодневная усталость неподъемным грузом обрушилась ему на плечи. Он запрокинул голову и упал на спину. Миг, всего один миг, шептали губы…
ДозирЭ очнулся оттого, что его пинали в бока. Он открыл глаза и увидел над собой воинов своей партикулы. По темнеющему небу он догадался, что наступил вечер. Молодой воин с трудом поднялся и начал приходить в себя. Сколько же он проспал? Неужели целый день?
ДозирЭ в одном набедреннике стоял перед выстроенной в линию партикулой «Неуязвимых». Его руки были связаны за спиной, а двое «бессмертных» братьев-великанов из города Мантры следили за тем, чтобы грономф не сбежал. Они стояли так близко, что он чувствовал затылком их дыхание, слышал позвякивание их оружия.
Пылали десятки огней. Ярко горела Хомея. Партикулис Эгасс произносил гневную речь, и три тысячи воинов внимали его словам. В стороне, в мерах двадцати, мастеровые уже собрали походную шпату, и цинит, видимо исполняющий в подобных случаях роль палача, замер рядом с ней, готовый в любую секунду исполнить волю военачальника.
ДозирЭ смотрел в землю, не в силах справиться со стыдом. Лишь изредка он украдкой поднимал глаза, но в лицах недавних товарищей читалось только презрение. Неужели конец? Скорый и жалкий. О боги, что скажет отец? Старик умрет от горя!
…Воины, которые обнаружили юного цинита спящим в ореховых зарослях, особо не церемонились. Они отобрали у ДозирЭ меч, стянули его запястья веревкой и повели в лагерь. На все его вопросы они отвечали лишь грубостью и легкими уколами копий.
Только в лагере ДозирЭ узнал, что его искали. После долгого безуспешного прочесывания близлежащего леса о пропаже цинита сообщили Эгассу. Партикулис решил, что здесь не обошлось без происков неприятеля, и тут же снарядил легкую конную айму, чтобы напасть на небольшое селение скотоводов-иргамов, находящееся неподалеку от лагеря, и отбить пленника. Селение уничтожили, погибло два авидрона, выявили и захватили следопыта, посланного из самого Масилумуса, но пропавшего воина так и не обнаружили. И только под вечер, когда поиски были прекращены, один из возвращавшихся в лагерь отрядов случайно наткнулся на безмятежно спящего новобранца.
– Спросим же себя: заслуживает ли этот мягкотелый горожанин пощады? – вопрошал Эгасс, впиваясь жестким взглядом в лица своих бойцов. – Заслуживает ли пощады человек, который, выполняя срочное поручение своего десятника, предался недостойным усладам? Заслуживает ли прощения воин, который уже совершал провинности и подвергался наказаниям? Вправе ли мы помиловать его и одобрил бы наше решение Инфект? Нет!
Нет! Помните, из-за таких, как он, проигрываются битвы. Помните, такие, как он, в самый опасный момент предают. Помните, именно такие, как он, бегут с поля боя, бросая оружие. Это из-за него сегодня погибли два опытных цинита, которые прошли через десятки сражений и чудом остались живы. Только жестокая кара будет справедливым наказанием ему и уроком и примером для остальных!
Циниты молчали, и по их суровым лицам нельзя было понять, приветствуют они скорую казнь провинившегося или, может, готовы его пощадить. Только несколько аймов одобрительно кивнули, соглашаясь с последними словами партикулиса.
Совсем недавно в лагере Тертапента ДозирЭ наблюдал казнь воина, заснувшего на посту. Тогда он пытался понять, что чувствует несчастный, о чем думает? И вот рядом со шпатой стоит он сам, безоружный, нагой, перед строем авидронских воинов, закаленных в боях. И жить осталось один-единственный миг…
Удивительно, но молодой грономф не чувствовал страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
ДозирЭ легко переносил долгий путь, меряя широкими упругими шагами итэму за итэмой. Выносливый молодой организм был готов и к более серьезным нагрузкам. Да и что могло быть тяжелее обучения в лагере Тертапента?
Наверное, только одно: родившись в небогатой семье, он не привык много есть, и всё же испытывал постоянный голод. Старые воины посмеивались над ним и, отламывая часть своей пшеничной лепешки, предлагали с ним поделиться, но гордый юноша отказывался.
Может быть, от недоедания, а скорее всего, от молодости и от постоянной усталости ДозирЭ засыпал мгновенно, а просыпался при первом ударе калатуши. Снов он не видел или не помнил, только однажды перед ним предстала во всей красе Грономфа, цветущая, с залитыми солнцем улицами… Потом он вскочил на Хонума и, попрощавшись с отцом, отправился в путь.
Когда наступал черед ДозирЭ идти в ночной дозор, молодой воин старался попасть в дальние засады. Сидя в густой листве дерева или спрятавшись за валунами в поле, он с замиранием сердца прислушивался к ночной тишине, завораживающей, обманчивой, полной загадочных звуков. Сигнальный рожок наготове – крепко зажат в руке. И вот он уже видит себя где-то под Кадишем или Масилумусом, отважным следопытом, выслеживающим противника. И слышит неподалеку неясный шорох, а потом хруст веток, сдавленный торопливый шепот. Это коварные иргамовские лазутчики подбираются к лагерю авидронов…
Он быстро нашел себе товарищей среди воинов отряда – таких же горожан, как и он. Друзья старались держаться ближе друг к другу и, если везло, вместе ходили в дозоры. Воины всего отряда, даже покрытые шрамами ветераны, в целом проявляли дружественность и всегда были готовы прийти на помощь. Быстро привыкнув к суровым на вид цинитам, ДозирЭ уже не обращал внимания на безобидную шутку или подсказку. Только на одного человека он поглядывал настороженно. Тафилуса направили в Иргаму с тем же отрядом. Казалось, этот молчун за всю дорогу не проронил ни слова: только и знал, что шел, ел и спал, а еще быстро и четко выполнял приказы своего десятника.
На третий день цинита миновала небольшой город и приблизилась к крепости Грифы. Высокое мощное укрепление, окруженное водными преградами, железным частоколом и земляными валами, нависало над большим участком дороги. Над одной из башен располагался почтовый пост. В небе над ним кружили и кувыркались голуби, и воины из проходящих колонн со смешанными чувствами рассматривали вольно парящих птиц. Их свободный полет вызывал и удивление, и восторг, и зависть.
ДозирЭ вместе со всеми засмотрелся на голубей, но вдруг кто-то из рядом стоящих толкнул его в плечо: смотри! Грономф огляделся и не поверил собственным глазам. Впереди колонны шагов за пятьсот медленно двигались огромные многоярусные сооружения, строением и высотой напоминающие крепостные башни. «Купола», – понял ДозирЭ.
Молодой воин никогда не видел передвижных башен, но слышал о них множество рассказов от отца и наставников военных ходесс. Раньше они применялись только при осаде городов и собирались на месте непосредственно перед штурмом. Теперь же грономфские тхелосы создали башни на колесах, которые передвигались точно так же, как и валилы (небольшие передвижные механизмы), при помощи тягловых животных, находящихся внутри строения. Такие «шагающие крепости», как их уважительно прозвали коловаты из Междуречья – первые, кто столкнулся с куполами в открытом бою и изрядно от них пострадал, – могли передвигаться не только по мощеным дорогам, но и по земле.
Купола изготавливались в городе Сактафок, где произрастало каменное дерево – лучший материал для подобного рода сооружений.
Цинита ДозирЭ почти нагнала передвижную башню, ползущую по дороге. В походном положении тягловые буйволы находились не внутри, а спереди, лениво волоча за собой тяжелое строение.
– Эй, Ферассион, – крикнул кто-то с самого верха купола предводителю отряда, в котором состоял ДозирЭ, – что за странную толпу ты ведешь? Уж не ополчение ли? Неужто в Авидронии не осталось доблестных цинитов?
Колонна, которую Ферассион вел в Иргаму, и вправду походила на ополчение. Все воины были по-разному вооружены, как попало одеты и носили доспехи разных партикул.
Цинитай поднял голову, и глаза его вспыхнули гневом. Для любого воина не было сильнее оскорбления, чем сравнение с ополченцем – обычным горожанином, мастеровым или торговцем, пришедшим с хранившимся дома оружием по зову правителя. Однако, разглядев знакомое лицо, Ферассион осклабился.
– Эгоу, айм Бордэс. Я возвращаюсь в свою либеру, а это новобранцы и славные циниты из разных партикул, которых мне поручено доставить в общий лагерь.
– Поднимайся ко мне, я дам тебе холодного вина и свои новые походные сандалии, которые мне без надобности. Верно, твои уже стерлись на долгом марше?
И Бордэс демонстративно отхлебнул вина из кожаного сосуда.
– Я бы поднялся, да, видят боги, не успею сделать даже глоток. Скоро авидронские дороги кончатся, поскольку мы приближаемся к иргамовским землям, поросшим лесами и изрезанным оврагами. Боюсь, ты застрянешь, и тебе придется мастерить из купола валилы и убеждать местные племена каннибалов есть вместо жирной человечины этих исхудавших буйволов.
С этими словами Ферассион, довольный своим остроумным ответом, приложил пальцы ко лбу и бросился догонять колонну, успевшую за время разговора изрядно опередить «шагающую крепость».
Как правильно подметил Ферассион, близились пределы авидронских территорий, а далее шли леса, поля и горы, принадлежащие Интелу Тхарихибу. Через десять тысяч шагов от крепости Грифы уже можно было встретить следы пограничных стычек и сожженные иргамовские заставы. Еще через пять итэм авидроны увидели небольшую разрушенную иргамовскую крепость, которая, судя по всему, подверглась штурму авидронской армии.
К вечеру сборная цинита, в которой состоял ДозирЭ, сошла с дороги, проделала не менее десяти итэм по дикой холмистой местности и остановилась лагерем, выбрав на пологом холме удобное место. Отсюда просматривалась всё вокруг до самого горизонта.
На обустройство лагеря ушло немало времени. Отряд не имел при себе землекопного инструмента и необходимого лагерного имущества, и поэтому построенные укрепления были примитивны, ров неглубок, а спать пришлось под открытым небом – слава богам, сезон дождей закончился.
Когда лагерь разбили, Ферассион запретил разводить костры и громко говорить, а треть людей отрядил охранять временное убежище изнутри и снаружи.
Для ДозирЭ это была первая ночь, проведенная в открытом поле, на чужой иргамовской земле. Здесь даже Хомея казалась враждебной.
Только через четыре дня отряд без происшествий добрался до лагеря, где располагалась партикула пешего монолита.
Новичков выстроили на форуме, и ДозирЭ прочитал надпись на украшенном серебряными колокольцами знамени, которое было вывешено над шатром военачальника: «Неуязвимые».
К воинам вышел воин в золотом платке и цельнокованом нагруднике. Молодые циниты поправили оружие и подтянулись.
– Я партикулис Эгасс, – сказал военачальник, хмуро оглядывая новобранцев, – а это моя славная партикула. Вам сопутствует везенье, сыны Инфекта: у вас есть возможность умереть во имя Авидронии, поскольку воины этого отряда обычно в любом сражении идут в бой первыми и первыми погибают. Но не думайте, что единственная ваша забота – сложить голову за Инфекта и процветание Отечества. Эту великую награду еще нужно заслужить. Заслужить долгими переходами, бесконечными работами, недоеданием. Ибо в основании ратной победы лежит тяжелый воинский труд.
Партикулис посмотрел на цинитов-новобранцев, обошел строй, заглянул каждому в глаза, но не встретил в них ни страха, ни слабодушия. И суровое сердце опытного воителя, закаленное во многих сражениях, смягчилось.
– И еще. Пройдет месяц, а может, и год, и лучшие из вас однажды в бою вдруг ощутят Дух монолита. Сроднятся с ним телом и душой. Навеки. И тогда беззаветной отвагой наполнятся ваши сердца и вы станете истинными воинами!
Помните и о том, – продолжал Эгасс, – как презирают в авидронских партикулах трусов, предателей, воров. Если украдете у товарища – вас ждет смерть. Если заснете на посту – вас ждет смерть. Если бежите с поля сражения – вас ждет смерть, я собственной рукой лишу вас жизни. Стой до последнего против десятерых и умри, если на то есть воля Инфекта! Кроме того, вас ждет суровое наказание, если нарушите строй, не выполните сигнал, потеряете меч, ослушаетесь десятника.
Теперь я – ваш хозяин на долгие годы. Ваш отец и ваша мать. Я – единственный вершитель ваших судеб. Любое неподчинение моей воле – и вас ждет «черный шнурок». Только от меня зависит, получите ли вы наградной платок и меч «бессмертного» или будете на побегушках в обозе. Помните это!
Военачальник еще раз осмотрел строй, задержался взглядом на мощной фигуре Тафилуса, одобрительно кивнул и удалился в шатер.
Пополнение распределили по различным отрядам. ДозирЭ, как и предполагал, вместе с десятком счастливчиков сразу попал в монолит меченосцем.
Но больше всех повезло верзиле Тафилусу. За невероятную силу его сразу взяли в «бессмертные», что подразумевало особые знаки отличия, повышенную плату, освобождение от ряда работ.
Около месяца партикула «Неуязвимые» стояла лагерем, не предпринимая каких-либо действий. Небольшие легковооруженные отряды следопытов время от времени покидали укрепление, но через два-три дня возвращались, волоча на веревке нескольких пленных иргамов.
Благодаря пополнению, военачальник Эгасс в полной мере восстановил численность рядов. Ежедневно он проводил изнурительные учения. Несмотря на затупленные копья и деревянные мечи, после каждого такого боя появлялось немало раненых.
Однажды лагерь посетили крупные военачальники, которые, ознакомившись с методами Эгасса и обойдя шатры лекарей, запретили проводить массовые столкновения и пускать друг в друга стрелы, даже без наконечников.
Эгасс ничего не ответил, только в знак подчинения приложил руку ко лбу.
Несмотря на законы Тертапента, которые самым подробным образом определяли жизнь авидронской армии и методы подготовки, в партикуле «Неуязвимые» сложились свои учебные и боевые традиции воспитания «железных» воинов. Может быть, и жестокие, но делавшие партикулу на поле боя действительно неуязвимой.
ДозирЭ и другим цинитам-новобранцам приходилось особенно нелегко. После общих маневров, когда воинам полагался кратковременный отдых, они устанавливали частокол, рыли волчьи ямы, устраивали засеки. Ночью новички пополняли многочисленную лагерную стражу, часто подвергаясь нападению сторожевых собак, еще не запомнивших запахи новых людей. Если везло, молодых воинов определяли на охоту, и это занятие расценивалось как самое приятное времяпрепровождение.
Молодой грономф понял, что лагерь Тертапента и Испытание на цинита – только начало трудностей, которые ему посылает судьба. Измотанный, голодный, невыспавшийся, ДозирЭ, вспоминая приветственную речь Эгасса, действительно только и мог мечтать о сражении, которое даже если и приведет к его смерти, по крайней мере, позволит умереть с мечом в руке за Инфекта и Авидронию и избавит от бесконечных физических мучений. Он бредил грядущей битвой и с замиранием сердца встречал каждого посыльного, въезжавшего в лагерь. Но ничего не происходило.
Однажды поутру ДозирЭ, выполняя мелкое поручение, пробегал мимо небольшого озерца, которое находилось в двух тысячах шагов от лагеря партикулы. Все, что он делал, ему надлежало делать только бегом. У молодого грономфа и в мыслях не было нарушать установленный порядок, тем более что несколько обидных, но справедливых наказаний отбили всякую охоту ловчить.
День был жаркий, а воздух влажный. Ярко-желтые цветы легонько покачивались на поверхности лесного водоема. Изредка била хвостом игривая рыбка. Дремала на воде пара жирных пелярисов с длинными клювами и высокими боевыми хохолками. Дернулся в кустах кабанчик, пришедший на водопой. Из-под ног выскользнула водяная змея с рубиновой шкуркой и юркнула в онисовые камыши.
Прохлада манила, от благоухания кружилась голова.
ДозирЭ свернул к самой воде и, оглянувшись по сторонам, пошел шагом по кромке плоского берега. Вода была прозрачна, изумрудное дно искрилось мелкими разноцветными камешками.
Молодого воина искушали соблазны, и он решил, что не будет ничего предосудительного, если он утолит жажду и сменит воду в своей кожаной фляге. ДозирЭ опустился и сделал несколько больших жадных глотков, насладившись холодной, чуть сладковатой влагой.
Выпив слишком много, ДозирЭ не в силах был продолжать путь и присел в тени ореховых кустов. Потом он ослабил кожаные шнуры доспехов, в которые был облачен. Сейчас поднимусь и побегу дальше, думал он. Только мгновение, нет, полмгновения. Всего один миг. Неужели это такое страшное преступление?
Перед глазами воина всё поплыло. Многодневная усталость неподъемным грузом обрушилась ему на плечи. Он запрокинул голову и упал на спину. Миг, всего один миг, шептали губы…
ДозирЭ очнулся оттого, что его пинали в бока. Он открыл глаза и увидел над собой воинов своей партикулы. По темнеющему небу он догадался, что наступил вечер. Молодой воин с трудом поднялся и начал приходить в себя. Сколько же он проспал? Неужели целый день?
ДозирЭ в одном набедреннике стоял перед выстроенной в линию партикулой «Неуязвимых». Его руки были связаны за спиной, а двое «бессмертных» братьев-великанов из города Мантры следили за тем, чтобы грономф не сбежал. Они стояли так близко, что он чувствовал затылком их дыхание, слышал позвякивание их оружия.
Пылали десятки огней. Ярко горела Хомея. Партикулис Эгасс произносил гневную речь, и три тысячи воинов внимали его словам. В стороне, в мерах двадцати, мастеровые уже собрали походную шпату, и цинит, видимо исполняющий в подобных случаях роль палача, замер рядом с ней, готовый в любую секунду исполнить волю военачальника.
ДозирЭ смотрел в землю, не в силах справиться со стыдом. Лишь изредка он украдкой поднимал глаза, но в лицах недавних товарищей читалось только презрение. Неужели конец? Скорый и жалкий. О боги, что скажет отец? Старик умрет от горя!
…Воины, которые обнаружили юного цинита спящим в ореховых зарослях, особо не церемонились. Они отобрали у ДозирЭ меч, стянули его запястья веревкой и повели в лагерь. На все его вопросы они отвечали лишь грубостью и легкими уколами копий.
Только в лагере ДозирЭ узнал, что его искали. После долгого безуспешного прочесывания близлежащего леса о пропаже цинита сообщили Эгассу. Партикулис решил, что здесь не обошлось без происков неприятеля, и тут же снарядил легкую конную айму, чтобы напасть на небольшое селение скотоводов-иргамов, находящееся неподалеку от лагеря, и отбить пленника. Селение уничтожили, погибло два авидрона, выявили и захватили следопыта, посланного из самого Масилумуса, но пропавшего воина так и не обнаружили. И только под вечер, когда поиски были прекращены, один из возвращавшихся в лагерь отрядов случайно наткнулся на безмятежно спящего новобранца.
– Спросим же себя: заслуживает ли этот мягкотелый горожанин пощады? – вопрошал Эгасс, впиваясь жестким взглядом в лица своих бойцов. – Заслуживает ли пощады человек, который, выполняя срочное поручение своего десятника, предался недостойным усладам? Заслуживает ли прощения воин, который уже совершал провинности и подвергался наказаниям? Вправе ли мы помиловать его и одобрил бы наше решение Инфект? Нет!
Нет! Помните, из-за таких, как он, проигрываются битвы. Помните, такие, как он, в самый опасный момент предают. Помните, именно такие, как он, бегут с поля боя, бросая оружие. Это из-за него сегодня погибли два опытных цинита, которые прошли через десятки сражений и чудом остались живы. Только жестокая кара будет справедливым наказанием ему и уроком и примером для остальных!
Циниты молчали, и по их суровым лицам нельзя было понять, приветствуют они скорую казнь провинившегося или, может, готовы его пощадить. Только несколько аймов одобрительно кивнули, соглашаясь с последними словами партикулиса.
Совсем недавно в лагере Тертапента ДозирЭ наблюдал казнь воина, заснувшего на посту. Тогда он пытался понять, что чувствует несчастный, о чем думает? И вот рядом со шпатой стоит он сам, безоружный, нагой, перед строем авидронских воинов, закаленных в боях. И жить осталось один-единственный миг…
Удивительно, но молодой грономф не чувствовал страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23